Ваша Госпожа

То, что передо мной сидела моя самая лучшая подруга, я поняла сходу. Этот нежный прищур глаз, не карих, как раньше, а голубых, эта плутовская улыбочка, это игривое пожатие плечами и идеально прямая спина — бывшая балерина как-никак. Хурцилава Маринэ. Маришка. Красавица-грузинка. Но, очевидно, красавица-грузинка — в прошлом. Теперь Маринка «переквалифицировалась» в Госпожу Цзинь, женщину очень красивую и статную. И даже жёлтый цвет одежд ее не портил, а наоборот красил. Мало кому шёл этот цвет. Хороша, чертовка! — Мариш, это что, правда ты? — в полном офигении спросила я. Да как такое вообще возможно, вы мне объясните! Можно с матами и на русском, чай не брезгливая. Педагоги тоже матерятся, будьте уверены. — Да! — несдержанно крикнула она и кинулась ко мне в объятья, громко смеясь. — Жива, родная! Жива! Я так скучала по тебе! Так боялась! Вот хорошо, что она крикнула это на китайском, а не на родном русском, ибо адепты не дремлют и помаленьку наблюдают и подслушивают. Я их взгляды отовсюду чуяла. Негодники! — А-Лин, полегче. — Я выразительно обвела взглядом пространство. — Я счастлива тебя видеть, но своей радостью ты меня добьешь окончательно. Маринка все поняла и незаметно мне подмигнула. Актриса! — Как скажешь, дорогая. Ну, рассказывай. Рассказывай мне все. — Сейчас только мальчишек разгоню. Какие же они наглые стали, — вздохнула я. За что мне это? — Ой, да мальчишки все такие, кис, тебе ли не знать? Ты столько лет с ними проработала, а до сих пор не поняла? Покажи им слабину, и на шею сядут да так и поедут. Я лишь хмыкнула и прочистила горло, чтобы во всю душу гаркнуть: — Учитесь маскироваться лучше, негодники! Сроку вам двенадцать часов, и если за это время вы ничего толкового не придумаете, я устрою вам экзамен на выносливость! Поднялся шорох и перепуганный шепот. Адепты, по всей видимости, угрозе вняли и поспешили ретироваться с места преступления. — Суровая вы дама, однако, — рассмеялась Маришка. — Не боишься выйти из образа? — Поаккуратнее надо бы со словами, Мариш. Мир-то, похоже, чужой. Я, как очухалась, думала, с ума сошла. — Не волновайся, кис, я сейчас талисман установлю от прослушивания. Недавно научилась, а то в этой Башне Кои никакой личной жизни! У Марины весь мир делился на кошечек и зайчиков, к таким обращениям я привычная, а вот талисманом заинтересовалась — к этому непривычная. В памяти Хозяйки он был, и пользовалась она им достаточно часто. Любила девочка с подругами посидеть и поговорить о том, о сем, зная, что никто не подслушает. Мне вдруг стало интересно посмотреть на действие талисмана в реальной жизни. Маринка вытащила из рукава бумагу с заранее нарисованным иероглифом и напитала его своей Ци (если по-здешнему). Колдунство какое-то, ей-богу. И каким-то шестым чувством я поняла, что это колдунство заработало. Воздух будто плотнее стал. — Все, дорогая моя, никто не подслушает. Но, знаешь, я сомневаюсь, что кто-то осмелился бы подслушивать разговоры хозяйки Пристани Лотоса и госпожи Цзинь. Мне кажется, они бы не стали. — Может, ты и права, Мариш, но перестраховаться надо. Мы сами незаметно для себя перешли на русский. И, божечки, как же я успела соскучиться по русской речи. Мама дорогая! — Понимаю-понимаю, ты права. А местная магия-шмагия — вещь все-таки полезная. Жаль, что набор талисманов ограниченный. Многих просто не изобрели. И они очень похожи на печати, как в Наруто. — Ай, опять ты про мультики азиатские? — простонала я. — Остановись, ради Бога. — Да я только Наруто и смотрела, милая, и то — не все. А если серьезно, то мне нравится, как эти талисманы упрощают жизнь. Раз — и никто не подслушает. Удобно? Несомненно! — А я что, спорю что ли? — спросила я. — Я полностью с тобой согласна. А теперь ответь мне, что ты тут делаешь? Ты же не знала, что я попала, верно? — Тебе бы отдохнуть, дорогая. Я поехала, чтобы не выбиваться из образа лучшей подруги пострадавшей госпожи Юй. Если бы я не поехала, то появилось бы много домыслов. Мне это надо? — Точно. Прости. — Не извиняйся, кис. Ты устала. И умираешь ты не каждый день. И даже не каждую неделю. Ты хорошо кушаешь? Ну вот, опять она за свое. Если сказать правду, разозлится, а если промолчать, — обидится. А соврать не получится. Маришка ложь за километр чует. — Плохо, да? — проворчала Маринка. — Тебя совсем в этой Пристани Лотоса не кормят и никак не заботятся? У тебя же муж здесь! — У тебя тоже муж здесь, — съехидничала я. — И как? — Кобелина, — фыркнула она. — И не стесняется же родной жёнушке изменять. В открытую, кис! Он ее ни во что не ставит и не уважает. Побаивается, обходит стороной, игнорирует, но не уважает. — А ты что? — сочувственно спросила я. Хозяйка знала о жизни своей лучшей подруги и очень печалилась. Цзыюань даже приглашала ее к себе пожить и предлагала попросить родителей приютить ее на время в Мэйшане. Та отказывалась и терпела ради маленького сына, которого не хотела бросать. — А что я? Подошла в открытую во время какого-то пира по случаю удачного заключения мирного договора или что-то там и заявила, чтобы изменял мне за закрытыми дверьми. Вот так как-то. Не сдержалась. Я не осуждала Маринку. У нее всегда была горячая кровь. И если вывести ее из себя, то можно очень сильно об этом пожалеть. — Ты его хорошо скомпрометировала, — сказала я. — И заставила задуматься и присмотреться к себе. Это опасно. — Знаю, — печально вздохнула она. — Тебя спасает лишь то, что этот малахольный плохо знал настоящую госпожу Цзинь. Ему неизвестно, как она ведёт себя в той или иной ситуации. Это преимущество. — Верно. А у тебя этого преимущества, получается, нет? Все же дети более-менее мыслящие и муж. Или твой муженек тоже о тебе ничего не знает? Ты прости, но оригинальная Юй Цзыюань о своей семье не шибко распространялась даже своей лучшей подруге. И ты ешь, ешь, кис. Бледная совсем, худая. — Угу. Я взяла пару пирожных и пододвинула поближе к себе мягкий рисовый суп с лепестками каких-то цветов. Маришка налила мне в чашку свежий лотосовый чай и перенесла на отдельную тарелочку кусочки фруктов. Палочками она орудовала профессионально. — Ешь, дорогая. Некоторое время я спокойно насыщалась пищей, попутно слушая подругу. Ей тоже было, о чем рассказать. — Ты же в курсе, что я в отпуск умотала? И вот сижу я себе спокойно у моря, как мне сообщают, что ты умерла. Я думала, что с ума сошла, что меня разыгрывают, и взяла билет на самолёт, чтобы полететь к тебе первым же рейсом. В общем… не сели мы. Какие-то проблемы появились с шасси. А потом я просыпаюсь уже в этом мире. — Каким образом? — В смысле? — Что случилось с хозяйкой тела? — уточнила я. — Ой, она… Кис, ее из петли вынули. Я поперхнулась чаем. — Она своего мужа любила, оказывается, и вот не выдержала, бедняжка, — объяснила Маришка. — Она даже о сыне своем позабыла. — А о попытке суицида я, так понимаю, умолчали? — после долгого молчания спросила я. Мне не верилось. Госпожа Цзинь не позволила бы себе подобной слабости. Она бы не поступила так с собой и своим сыном. — Мариш, ты уверена? У тебя же ее память. — Я с надеждой посмотрела на подругу. — Уверена. Все сама сделала, и никто ее не уговаривал. И мужа она любила. Разлюбила, правда, быстро, но какая же сволочь! Такую девочку загубил! Маринка ещё добавила пару эпитетов на грузинском, но я и так ее поняла. Некоторые выражения в силу долгой дружбы мне доступны. — Какой ужас. — И не говори, — вздохнула Маринка. — Не хочу я в этот клоповник возвращаться. Там все такое чужое и вычурное. И люди гнилые насквозь. Даже дети. Есть, конечно, золото в этой грязи, но его ещё отыскать надо. — Вот как. А твой сын? — Какой сын? — офигела Маринэ. — А! Господи, А-Сюань. Хороший ребенок. Немного капризный и избалованный, но душа у него светлая и добрая. — Не бросишь? — Типун тебе, — возмутилась она. — Я не оставлю этого ребенка. Они мне его испортят. — А Цзинь Гуаншань? На развод в этой древней клоаке нормально не подашь и ребенка не отсудишь. — Чисто технически я могу развестись, — возразила Маринэ. — Да, можешь, — мрачно проговорила я. — Если уговоришь этого кобеля дать тебе согласие на развод. А в случае успеха ты останешься абсолютно ни с чем. Не будет ни титула, ни привилегий, ни ребенка. — Да. Плюс моя репутация и репутация клана покатится в пи… — Я поняла, — усмехнулась я, — не уточняй. Придется тебе терпеть. — Буду терпеть. Наверное, хорошо, что он во мне никак не заинтересован? Потому что если приставать начнет, я его и вазой огреть могу. — Вазой? — рассмеялась я. — А как же старая-добрая сковорода? — А до нее ещё добраться надо, дорогая. Вазы ближе. — Как скажешь, Мариш, дело твое. Останешься в Пристани Лотоса? — Да, — улыбнулась она. — Я у твоего мужика разрешение выпросила. Он сказал, что мне и моему сыну здесь всегда рады. — Фэнмянь — не мой мужик, — буркнула я в чашку с чаем. Что это за предательство? — А чей же, позволь спросить? Мой, что ли? — хитро протянула Маринка. — Он же тебе нравится? А ведь не отстанет теперь, пока не узнает. — Я ещё не поняла, — начала я. — Он кажется мне хорошим человеком. И к Хозяйке он, кажется, был неравнодушен. — Оу, боишься, что он симпатизирует не тебе, а настоящей Юй Цзыюань? — Об этом ещё рано думать. Пока меня все устраивает и на место Юй Цзыюань я не претендую. Я просто буду… жить? — Вот и правильно, дорогая. А вместе мы не пропадем. — Ага, спасибо, Мариш, — расстроганно улыбнулась я. — Не за что. Я буду рядом столько, сколько смогу, — шепнула она и мягко приобняла меня за плечи. Стало теплее. На воде под пляской ветра качались лотосы.