Рука Бога: последний ученик Сен-Жермена

      Поздно вечером, когда Профессор ехал на служебной машине Департамента Инквизиции к себе домой, Авель остался в своей келье, размышляя над услышанным. Те слова, что сказал Уильям ему в беспамятстве, застряли в его разуме. Конечно, Уильям был необычным человеком и гениальным изобретателем. Но вот чтобы он так складно выдал информацию, которую Авель слышал тысячу лет назад от одного человека, точь-в-точь и в тех же словах — это не совпадение.       Вернувшись на Землю, колонисты столкнулись не только с ужасными бедствиями человечества, но и с экспериментами, порожденными карательным маршем Троицы. Однажды Авель чуть не погиб, сражаясь с Вампиром Дневного Света. У этого явления было много названий — Солдаты Судного Дня, Ведьмины Големы…. Их даже называли «Люди в черном» за то, как они расправлялись с инопланетной угрозой в виде мутировавших под лучами солнца колонистов. На самом деле Вампиры Дневного Света со своими способностями вовсе не были опасны для Троицы, и даже для самих мафусаилов. Но их способность гулять при свете дня без вреда для себя была удивительной, а их кровь, наполненная бациллами с черт его знает какой по счету мутацией, оказалась совершенно непригодна для питания наномашин. При этом Вампиры Дневного Света обладали супер-способностями, в том числе и ускоренной регенерацией. Некоторые представители этого нового вида даже могли ускоряться, хотя это был результат невыносимых и болезненных испытаний в засекреченных лабораториях, из-за которых большая часть «образцов» исчезла бесследно в топке безумной гонки за победой.       Для превращения обычного человека в Вампира Дневного Света брали только мужчин, крепких и выносливых. Испытания проводились на территории Германики в подземных комплексах, где со времен последней ядерной войны проживали целые поколения научных сотрудников, готовых работать на благо человечества. Когда колонисты с Марса прибыли на Землю, работа закипела, как только поступили в лаборатории первые образцы крови с бациллами. Ученые считали, что бациллы дают помимо физических преимуществ также власть над психо-кинетическими способностями человека, поэтому старались в ускоренном темпе вывести вид бацилл с отсутствием бурной реакции на ультрафиолет. Годы испытаний, поиск и подбор лучших образцов для экспериментов, и вот первые Вампиры Дневного Света выбрались на поверхность для того, чтобы спасать человечество от истребления пришельцами с Марса.       Подготовленные идейно, лже-мафусаилы вышли на поверхность, чтобы дать отпор Истинным Людям. Некоторые были тайно внедрены в стан врага, но лишь один Вампир Дневного Света решил открыто перейти на сторону Истинных:       - Люди вынули из меня всю душу и испепелили своей жестокостью мое сердце. Вам я могу предложить свой ум — то последнее ценное, что осталось во мне.       Этот экземпляр называл себя Вильгельмом и скоро получил расположение Лилит, не имея при этом стремления занять высокое место в рядах колонистов. Он заслужил ее расположение правдивыми и весьма детальными рассказами об endless place - священной горной гряде Кайлас, уже на тот момент стертой с лица Земли, а также почти энциклопедическими в то время знаниями об утерянных технологиях.       Вильгельм иногда с придурковатым видом нес небылицы о своем происхождении, в которые никто не верил. Будто живет он уже много сотен лет, потому что судьба-злодейка свела его однажды с могущественным магом, и дернул же черт его пойти следом за ним. Взамен рассерженный Бог отнял у него все, что было ему дорого, а он сам вынужден теперь скитаться по свету в надежде встретить свою матушку-смерть, которая его убаюкает вечным сном назло всем невзгодам. Иногда этого человека посещали яркие видения о будущем, после чего он становился сам не свой и пытался намеками либо уговорами остановить безжалостный ход времени. Однажды Авель застал Лилит в его компании — Вильгельм умолял ее никогда не подниматься на Ковчег. Он разговаривал с ней как безумный фанатик, требуя дать ему слово, что она никогда не вернется туда ни под каким предлогом. Это очень не понравилось Авелю, к тому же "отходы генетических экспериментов" в его лице он особенно презирал.       - ...Иначе всему придет конец! Все, что сейчас хоть как-то смахивает на человеческую цивилизацию, будет уничтожено!       Лилит совершенно спокойно посмотрела на него, ласково склонив голову чуть набок, и произнесла:       - Давным-давно я сделала свой выбор, Вильгельм. Я тоже способна видеть будущее. И я вижу иное. Да, мой поступок принесет много страданий тем, кого я люблю. Но я также знаю, что это будет гораздо лучше для всех, в том числе и для всей моей семьи. Я желаю, чтобы человечество получило шанс на жизнь без кошмаров. И это будет возможно, но только без нас.       На плечи Авелю обрушилась страшная тишина. Внезапно он осознал, что у Лилит могут быть свои планы, подогреваемые этим опасным экземпляром. а потом Вильгельм произнес полным тоски голосом:       - Тогда вся моя миссия бессмысленна. Все, чему меня учили, все мои действия — пыль, прах, ничто. Я никого не могу спасти, и все, что я делаю, приносит только горькие плоды и страдания.       - Это не так. Ваши слова мне помогли и укрепили меня в моем решении. Теперь я знаю, что мои сны и видения не миражи. Мы с вами видим одно и то же, только с разных сторон. Я рада, что вы нашли в себе смелость принести мне такое важное для меня сообщение.       Авель вышел из своего укрытия и подошел ближе, резко опустив руку на плечо вампира:       - Вы закончили?       Вильгельм даже не вздрогнул, только растерянно кивнул и собрался было уходить, но Найтроуд стиснул его плечо железной хваткой.       - Я не услышал ответ по всей форме.       Лилит с ласковой сияющей улыбкой на лице склонила голову чуть набок, отчего украшения на волосах издали легкий перезвон:       - Отпусти его, Авель. Это сказывается напряжение последних дней. Пусть идет и как следует выспится. И у нас с тобой будет больше времени. Пожалуйста...       Авель разжал руку, чтобы потом настигнуть этого сумасшедшего и как следует спросить с него, еще до конца не зная его истинную природу.       Отец Найтроуд с трудом помнил лицо этого вампира, а вот его бесчисленные надоевшие байки и небылицы, в том числе и о его отце-мореплавателе, который застрял во льдах с огромной командой людей, крепко сидели в его извилинах и тут же услужливо всплыли перед его глазами. А также момент жестокой схватки, когда Авель решил его проучить как следует, и только тогда узнал, что Вильгельм не простой мафусаил. Получив слишком много ран, он никак не мог понять, как ему могли дать отпор такой силы, а также почему его наномашины не воспринимали кровь мафусаила как питательный элемент. Авель хорошо помнил, как они лежали на земле в смертельных объятиях, изможденные безумной схваткой, из их ран обильно текла кровь, и их жизни угасали.       - Тебе не следовало воевать со мной. Я - оружие против вашей марсианской заразы. Меня жестоко пытали в лаборатории… экспериментами… для этого мига… Страшно тебе? А мне — нет. Я умираю, наконец-то, ухожу из вашего рукотворного ада, в который вы превратили этот цветущий мир.       В тот миг, умирая, Авель понял, что Вильгельм не выбирал свою судьбу, так же, как и он сам. Он стал чудовищем не по своей воле, и умирает он сейчас как солдат, исполнивший свой долг. Перед глазами Крусника пронеслась вся его длинная жизнь, он дернулся, забыв про свои раны. В тот момент он отчаянно захотел, чтобы Вильгельм выжил и увидел иную жизнь, а не ад, созданный людьми.       Храбрый солдат, не побоявшийся быть убитым импульсом, верил, что у него больше нет души, а сам он вернется во тьму после своей смерти. Но проснувшись после операции в палате, как после крепкого исцеляющего сна, Вильгельм понял, что для него все только начинается. ***       Вордсворт дремал на заднем сиденье по пути домой. Все, что произошло с ним за день, он припоминал с трудом, а после операции и вовсе чувствовал себя неважно. Домой он взял только трость, трубку и часть подарков от своих друзей из Альбиона, оставив вместе с ними и работы студентов в Департаменте. Водитель служебного авто любезно опустил окно, чтобы впустить свежий воздух в салон. Уильям, провалившийся было в дрему, постепенно пришел в себя и вскоре начал различать в темноте пейзаж за окном. Его лицо омрачали мысли о Мехри — она осталась одна в запертой лаборатории, когда в дом, по ее словам, ворвалась Инквизиция. Это было очень неприятным известием. Что сподвигло Инквизицию нападать так открыто? Неужели тот медведь их собственного производства был так им дорог, что они наплевали на все законы и международное право?       В его и без того странной ситуации возникло слишком много переменных. Вот взять хотя бы Иоанну — как и по какой причине она оказалась в Риме вместе с теми, кто еще несколько лет назад заказал ему обратный путь в королевство?       Вордсворт сменил положение, усевшись поудобнее, и машинально достал трубку, уже собираясь набить ее табаком. Он вспомнил, что едет не один, а с сотрудником Инквизиции, и, прокашлявшись, спросил:       - Вы не будете против, если я закурю?       - Нисколько. Курите себе на здоровье.       Уильям с удовольствием вдохнул горячий дым, стараясь сдержать улыбку. У него это вскоре получилось - он всерьез задумался о своих соотечественниках, которые его сегодня буквально спасли от людей Франческо. Ведь еще несколько лет назад его бывшие друзья и слышать о нем не хотели. И наверняка желали ему мучительной смерти.       «Ничего не меняется, ровным счетом ничего». Очень вероятно, что без приказа Ее Величества здесь не обошлось. Ее жизнь не вечна и подходит к своему логическому завершению, а ключи от врат процветания Альбиона остались в его руках.       Вильгельм, занимавший своей темной сущностью часть его памяти и львиную долю судьбы, все еще пил кровь, но уже не по-настоящему, а понарошку, довольствуясь едва уловимой эссенцией чужих страданий. А Уильям пытался заглушить голодный вой этого демона неустанными молитвами и работой с чудесами этого мира. Но именно сегодня этот голодный монстр не желал униматься — он чувствовал, что воля человека ослабела, а ситуация чертовски нестабильна. Подъезжая все ближе к дому, Вордсворт и сам видел в зеркале заднего вида, как в его глазах появляется несвойственный человеку фосфоресцирующий блеск в зрачках.       Когда автомобиль припарковался на обочине, Вордсворт сам увидел открытые настежь ворота и двери своего дома. Его сердце начало так кувыркаться в груди, что, выбираясь из автомобиля, он зашелся в приступе кашля.       Работник Департамента даже предложил довести его до дверей дома, но Уильяму и так уже хватило одной только мысли, что могло стать с его домом, после того как люди кардинала Франческо пытались вскрыть его лабораторию. Он собрался с силами и дотащил коробки до крыльца своего дома. Что бы он ни нашел за дверью дома, он желал остаться с этим один на один.       В воздухе дома витала мелкая, саднящая горло пыль. На ковровой дорожке даже в полумраке видны были следы грязные следы сапогов, на полу хрустел песок, а кое-где лежали выбитые куски стены, той самой, которая открывала проход в лабораторию. В доме царила тьма и мертвая тишина. Естественный страх перед темнотой, а также ужас при мысли, что дорогое и точное оборудование могло быть повреждено, на некоторое время оглушили Вордсворта. Он и думать не хотел о том, что Мехри, быть может, теперь заживо замурована в лаборатории. К счастью, он вовремя вспомнил о спичках в кармане, и вскоре коридор озарил слабый свет крохотного пламени. Уильям торопливо нащупал выключатель на стене, и вскоре все окна дома озарились светом — Вордсворт, забыв о недомогании, прихрамывая после операции, ловко перемещался по комнатам и бегло осматривал бардак, учиненный сотрудниками Департамента Инквизиции.       - Господи, какое счастье… какое счастье, что все необходимые документы и чертежи находятся в Милане! - Уильям с негодованием смотрел на опустошенные ящики комода и письменного стола.       Ящики лежали на диване в ряд, а вот документы в беспорядке небольшими стопками валялись повсюду. Вопиющий вид этого бардака ненадолго задержал Вордсворта в кабинете, но окинув взглядом всю картину, он понял, что здесь что-то не так. Документация лежала безо всякой логики, хоть и более-менее аккуратно. Если она так нужна была сотрудникам Департамента, ее следовало вывезти всю, а не изучать прямо здесь и красиво раскладывать потом повсюду.       - Что-то здесь не сходится, - Вордсворт немного успокоился и достал трубку. Закуривать он и не собирался, скорее, сказалась привычка курить, обдумывая что-либо важное. Сейчас он бы не смог насладиться раскуриванием табака, ведь все эти ящики, документы — весь этот бардак был мышеловкой. Если он замешкается еще чуть-чуть, случится непоправимое. А рана — она уже есть, в самом безболезненном месте.       Уильям инстинктивно закрыл ладонью то место на пояснице, где был зашитый прокол. Он резко обернулся к дверному проему и отчетливо увидел едва уловимое движение в тенях дома.       В коробках, которые ему передали гости из Альбиона, был интересный артефакт — меч с лезвием из сверхпрочной стали, обработанным интересным химическим составом. При соприкосновении с телом, да и вообще с чем-либо, имеющим температуру значительно выше нуля градусов, верхний слой стали буквально покрывался языками пламени, мгновенно прожигая плоть и прижигая кровеносные сосуды. Таким образом, отсечь конечность становилось проще — даже кость поддавалась, если человек мог нанести при этом удар достаточной силы. Вордсворт, тихо ступая по ковру, вышел из кабинета и пошел в противоположном направлении от движущейся тени. Он спустился на этаж ниже и выхватил из груды коробок продолговатый футляр, спешно срывая с него обертку. Он выхватил меч, в другу руку взял револьвер и отправился наверх, выслеживать своего убийцу.       В зале с окнами, выходящими на задний двор, где спала в первый раз Мехри, Уильям постарался проверить каждый уголок, где мог бы скрываться враг. Когда он отодвигал очередную плотную штору витражного окна, раздался голос, так что он поневоле подпрыгнул, инстинктивно обернувшись на звук, выставив вперед револьвер и меч.       - Профессор Вордсворт, вы напрасно вооружились до зубов, пытаясь найти вора в своем доме. Не бойтесь. Я пришел к вам с миром. Все, что нам нужно — это беглянка-мафусаил из лаборатории. Вы укрываете ее у себя совершенно напрасно. Она не даст вам ценных сведений, а вот репутацию основательно подмочит.       Звук шел с верхнего этажа. Вордсворт прикинул, что говорящий пришел со своим оборудованием, но не исключал варианта, что могли воспользоваться и его приборами. Голос говорящего был ему знаком.       - Брат Матфей, я не собираюсь за вами бегать. У меня на это три причины — я не могу этого делать физически; я нахожусь в своем доме, а не на вашей территории; я устал и хочу спать. Потрудитесь предстать перед моими глазами сейчас же, внизу.       - Я не могу, Профессор Вордсворт. Рядом со мной находится беглянка, которую вы так опрометчиво скрыли в своем доме. И от вашего послушания зависит ее жизнь.       - Так если вы нашли что-то, вам принадлежащее, в моем доме, то потрудитесь забрать в свой Департамент и не беспокоить меня после полуночи! - Уильяма затрясло от злости. - И убирайтесь вон!       - Как грубо с вашей стороны оставлять даму в беде. А ведь так недавно вы были с ней очень обходительны.       - Да неужели?! Раз дело обстоит таким образом, спускайтесь вместе с дамой в холл, и мы все обсудим.       Наступила гнетущая тишина. Вордсворт опустил руки, все еще крепко сжимая пальцами оружие. Послышались шаги и хруст осколков бетона под тяжелыми сапогами. Как он и ожидал, все сказанное Матфеем было блефом. Никого они не нашли. Брат Матфей появился перед ним один, со своей фирменной умхылкой. Инквизитор оперся плечом о косяк двери и вел себя так, словно он хозяин положения, а Вордсворт — доходяга с большой дороги, ворвавшийся в чужой дом.       - Что я вижу! Вы прямо как морской пират, корсар — в одной руке у вас меч, в другой револьвер. Вам не тяжело в вашем возрасте прыгать с этим по лестнице?       - У вас галлюцинации. Я никуда не бегу и не прыгаю прямо сейчас, а совершенно спокойно стою перед вами. Что вам понадобилось в моем доме?       - Я уже говорил. Дама, которую вы здесь прячете.       - И вы опрометчиво оставили ее наверху одну, верно?       - Вам-то какая разница — может, я ее уже убил и совершенно спокойно оставил там мертвое тело.       - Пожалуйста, как вам будет угодно. Но причем здесь мой дом? Забирайте труп и делайте с ним все, что угодно, у себя в Департаменте, а не в моем доме.       Матфей начинал сердиться:       - Так вы отрицаете тот факт, что укрываете в вашем доме нашего потенциального врага?       Он выпрямился и медленно начал наступать на Вордсворта.       - Вы ведь не принесли труп, тело, или что вам там удалось найти. Мне не в чем оправдываться, а вам я бы посоветовал убираться как можно скорее отсюда — в конце концов на вашей территории меня проткнули почти насквозь, и ваше присутствие здесь может сыграть для вас злую шутку.       - Профессор Вордсворт, вы гораздо слабее меня, даже без травмы, вам это известно. И вы продолжаете сопротивляться правде, которую мы уже и так знаем, нужно лишь выбить из вас признание. Вы же не хотите, чтобы я пытал вас до рассвета подручными средствами в вашем доме?       - Если только вы жаждете быть жестоко убитым в моем доме разнообразными подручными средствами…       Уильям направил на него револьвер.       - Это… шутка? Блеф? Имейте в виду, даже угроза насилия в отношении сотрудника Департамента Инквизиции не сойдет вам с рук просто так. А вы собрались убить меня самым жестоким образом, я полагаю? Не хотите ли вы ответить за это по закону?       - Ваш закон бессилен перед моим статусом. С этого дня я являюсь дипломатом Альбиона и уполномоченным представителем королевы. Законы вашего государства об ограничении моей свободы, равно как и подобные законы моей страны, на меня больше не распространяются. Если вас найдут убитым в моем доме(если найдут), это сочтут несчастным случаем, неправильным обращением с моими изобретениями. А мое королевство выразит соболезнования по поводу вашей преждевременной кончины... Вам все ясно?       Матфей замолчал. Кровожадные нотки в голосе внешне спокойного Вордсворта говорили ему, что тот и впрямь не шутил. Что следовало делать в такой ситуации, он плохо себе представлял.       - Неужели мы с вами не договоримся, Профессор? Что же, раз все так славно складывается, и вы защищены законом по самую макушку, так отчего бы вам не передать в наши руки даму, что вы прячете прямо в доме. Она-то ведь для вас бесполезна, не так ли? Особыми качествами, кроме как пить кровь людей, она не обладает, является рядовым сотрудником генетической лаборатории… Герцогиня Миланская и так уже имеет в составе своей команды лучших людей со всего мира. Выдайте мне беглянку, и я оставлю вас в покое.       - В моем доме нет никакой беглянки.       - Что же… тем хуже для вас!       Матфей ловко перекатился за диван, и пока Уильям двигался следом, он появился с другой стороны и попытался выбить из его руки револьвер. Вордсворт нажал на курок и задел кончик уха Матфея. Стоило отдать должное Дьяволу, он всего в считанные секунды блокировал обе руки Профессора, не позволяя ему даже пошевелиться. Уильям, зная особенности своего меча, крепко зажал рукоять, с усилием повернул кисть своей руки и приставил лезвие к одному из самых полнокровных участков тела Матфея — бедру. Лезвие среагировало быстро, и ткань одежды начала тлеть вместе с плотью. Матфей ослабил хватку и получил тяжелый удар ногой в лицо. От резкой боли заслезились глаза, кровь обильно хлынула из ноздрей. Уильям опрокинул Дьявола сильным пинком на пол.       - Убирайтесь вон из моего дома!       Ожог на бедре стремительно разрастался. Внешний слой лезвия был пропитан каким-то химическим ядреным веществом, и чем дольше Матфей собирался здесь остаться, тем меньше у него было шансов, что он сохранит подвижность раненной ноги.       - Только после того, как вы вернете то, что принадлежит нам по праву.       Вордсворт холодно посмотрел на него сверху вниз:       - Тогда желаю вам удачи подохнуть здесь, посреди раритетной мебели викторианской эпохи с видом на дикий сад. Умирая здесь, помните о моей дипломатической неприкосновенности.       Он хладнокровно прошел мимо скорчившегося Инквизитора:       - Ваша смерть воздаст вам по заслугам за все ваши военные преступления — вы будете мучительно загибаться несколько часов перед рассветом в обстановке из удачно подобранного раритета. Я вам даже немного завидую.       Вордсворт вытряхнул пепел из трубки перед лицом Матфея и, хромая, поднялся на верхний этаж.       Спустя несколько минут скрипнула входная дверь, а еще через пять минут раздался звук мотора служебной машины Департамента и шуршание покрышек вниз по склону холма. Наверху, в кабинете не было никого, кроме Уильяма. Мехри все еще была безнадежно заперта между стен странного дома на холме.