***
Теперь, словно в пику первому сну, Профессор очнулся в своем сновидении от жуткой боли в голове и невыносимой духоты, не зная, что это всего лишь очередной сон. В этот раз он оказался в пустыне, среди раскаленных песков. По виску текла кровь, все тело ломило от пережитого удара. С трудом обернувшись назад, он увидел горящий военный джип. В салоне сквозь пламя просматривались силуэты людей, которые не успели оттуда выбраться. Едва понимая, что происходит, Уильям кое-как поднялся на ноги под слепящим солнцем. Он только что был в больничной палате и не понимал, как мог очутиться здесь, посреди невероятной катастрофы. Кое-как доковыляв до гребня бархана, он обнаружил, что у подножия скрывался дивный оазис, довольно большой, чтобы быть поселением и убежищем как минимум для сотни людей. Забыв про боль и скатившись вниз по песку, Уильям не отпил из ближайшего источника воды и не стал обращать внимание на странную флору с синими листьями, которая росла тут повсюду — травы, пальмы, деревца имели синий оттенок листвы. В первую очередь Уильям искал того, кто создал этот оазис. Он, словно дикарь, бросался к каждому встречному и требовал показать ему создателя оазиса. Наконец, не понимая наречия обезумевшего человека, жители привели его к тому, кто этот язык знал. Им оказался странный человек, не молодой и не старый, с такой же бледной, как у Уильяма, кожей. Человек носил синие одежды, курил трубку и, казалось, не видел ничего особенного в странном израненном пришельце. Человек этот вывел своего гостя на тенистую веранду, украшенную золотом, драгоценными камнями и парчовыми тканями, усадил его на мягкие подушки, протянув ему трубку кальяна и кубок с вином. Вордсворт стыдился своего поведения, но осознавал, что по-другому и быть не могло…. Но что именно могло быть или не быть, он также не понимал до конца. А также и почему он отчаянно пытался найти создателя оазиса, не обратив своего внимания хотя бы на то, что цвет листвы всей растительности здесь — синий. Почему и зачем ему нужен был этот таинственный садовник, если он даже не удосужился понять, что находится вокруг него. — Наконец-то мы встретились, профессор Вордсворт, пусть и при весьма странных обстоятельствах. Я рад видеть вас в добром здравии, как и вы — меня, надеюсь. Голос этого человека показался ему очень знакомым, но Уильям все еще не понимал, где он мог его слышать. Он лишь чувствовал, что наконец нашел что-то важное, и был спокоен как буйный психопат после тяжелого приступа. — Вы ведь знаете, что наша звезда имеет зеленый световой спектр — и почти вся флора на планете окрашена в зеленый. Когда слишком долго смотришь на солнце, на сетчатке остается отпечаток зеленого цвета. Но эти растения не годятся для того, чтобы озеленить пустыни. Если мы хотим спасти земли от нашествия песков, в этом помогут семена растений, которые удалось селекционировать на Марсе, в лабораториях. Там слабее воздействие солнца, проще экспериментировать с освещением. Яблони и другие садовые деревья там действительно выросли, но сильно отличались по цвету листвы от своих земных собратьев. Как ни странно, причиной послужил марсианский состав почвы и рекордное количество ультрафиолета. Так появились на свет породы с синим и лиловым пигментом в листве — они прекрасно поглощают потоки ультрафиолета, и для выживания таким видам нужно не так уж много влаги, как их зеленым сородичам. Можно заселить породами таких растений наши пустыни и превратить их в обитаемые земли. При этом всем остальным видам жизни, которые привыкли жить в жестоких условиях пустыни, ничего не будет угрожать — для перестройки им потребуется измениться разве что чуть-чуть. Что скажете на это, Профессор? Нравится ли вам моя идея осинения пустынь? Уильям посмотрел внимательно в его глаза и вдруг расхохотался, постанывая от настоящей боли в израненной голове. — Вы знали, что Кайлас обрушится, верно? И о многом другом вам тоже было известно. И вы знали наверняка, что я выживу. И вот я здесь, с вами. Создатель оазиса скромно склонил голову, обмотанную тканью, в ответ. — Я лишь уповал на милость Бога, чтобы он указал вам правильный путь и не дал сойти с дороги в трудные времена. — Я убивал за возможность напиться простой водой и остаться в живых, — внезапно ответил Уильям, и его лицо обрело страшное безжалостное выражение. — Где же в этом всем был ваш Бог? — В этом всем был ваш дух, Уильям, сильный и непреклонный, жаждущий пройти до конца через все кошмары, чтобы увидеть новый рассвет человечества. Кстати, говоря, как вам новая эпоха? — Впечатляет… в хорошем смысле этого слова. Я ожидал худшего, но все как будто вернулось на круги своя. А также нашу планету можно исследовать заново, как в древние времена викингов-мореплавателей. Но за это мы заплатили слишком высокую цену. Где же были вы во всем этом творящемся хаосе? — Как и всегда, я не вмешивался напрямую и старался спасти тех, от кого зависела судьба этого мира. Жители Марса, наиболее адекватные личности из их числа, сделали все в лучшем виде и все от них зависящее, чтобы сохранить наш мир в том состоянии, в каком он есть сейчас. Человечество пережило много кризисов до этого — переживет и грядущие. Уильяма осенило — он вдруг вспомнил, что это за человек, и с кем он сейчас разговаривает. А также почему ему так важно было увидеться с ним. Но только он готов был выкрикнуть его имя и крепко обнять его, как проснулся у себя дома, в постели. Отдышавшись, Вордсворт уронил голову на подушку и потрясенно молчал некоторое время, припоминая свой сон до мельчайших деталей, желая запомнить каждую мелочь, чтобы выяснить впоследствии, где же находится этот оазис, и побывать там непременно. Уильям аккуратно поднялся с постели, радуясь солнечному дню и вообще тому факту, что он жив, несмотря ни на что. Инквизиторы спасли его от козней брата Матфея и его странных дел, тем самым спасли и свой отдел. Вордсворт потрогал шов на пояснице, оставшийся после прокола иглой. Мастерство сестры Симоны он и раньше ценил высоко, а теперь и вовсе зауважал. Но еще более приятной новостью был сон о том, что граф Сен-Жермен жив и вовсю занимается наукой вдали от человечества, впрочем, как и во все другие времена. Значит, все ритуалы и предписания, которым научил его граф, все еще имеют силу, и он может дальше готовить себе особую пищу, чтобы поддерживать цикличность своих смертей и возрождений. Это было отличной новостью. Приготовив себе на радостях обильный завтрак, Уильям решил насладиться им в саду, в беседке. Уединившись за домом, он счастливо оглядел деревья, небо, послушал пение птиц и чиркнул спичкой о подошву своего ботинка, чтобы поджечь набитый табак в трубке. Он стоял, опираясь спиной о столбик беседки. С удовольствием затянувшись ароматным дымом трав, Уильям внезапно разглядел сквозь дымок, поднимающийся из трубки, чье-то лицо на темном фоне ствола дерева. Вордсворт сфокусировал изменившее ему зрение и обомлел. — Исаак Фернанд фон… Кемпфер? — он кашлянул, пытаясь произнести его имя целиком, без запинки. — Чем обязан? — Рад видеть вас в добром здравии, коллега, — Исаак склонил голову в знак приветствия, и его длинные волосы скользнули с плеч как змеи. Вордсворт перебрал кучу версий в голове за несколько секунд, пытаясь понять, что от него хочет Исаак, и как он сюда попал. — Рад слышать, но не могу сказать вам того же в ответ на вашу любезность. У вас ко мне какое-то дело? — Пустяк, профессор Вордсворт, небольшое одолжение. К вам вскоре попадет один могущественный артефакт, и я хотел бы его получить. Если вы мне его не отдадите, будет много смертей. Уильям рассмеялся. — А если отдам, то их будет на одну меньше, не так ли? Исаак посмотрел на него с укоризной, чуть склонив голову чуть набок. — Что же, мне приходилось достигать взаимопонимания более кровавыми методами, так что… я не буду столь радикален с вами, как с остальными несговорчивыми жертвами, но заранее прошу вас простить меня за некоторые неудобства… Уильям почувствовал, как суставы его правой руки выворачиваются, лучевые кости тревожно трещат, а плечо стремительно опухает. Он бросил взгляд на руку и увидел, что она все так же свисает вдоль его тела, тогда как по ощущениям она уже была вывернута и почти переломана в нескольких местах. — …которые я вам вынужден доставить. — Что… это? — Уильям свободно двигал правой рукой, но она словно не принадлежала ему и казалась совершенно чужой, тогда как его рука настоящая страшно болела. — Не пытайтесь сопротивляться, профессор Вордсворт, или вовсе ее лишитесь. Уильям видел, как Исаак делает едва заметные движения пальцами, словно манипулирует чем-то внутри него — как если б его мозг сейчас взломали и исказили восприятие собственного тела. Уильям постарался сконцентрироваться, насколько это возможно. — Сукин ты сын! — прохрипел он сквозь зубы, представляя и даже ощущая, как его боль вызывает энергетическую дугу во всем теле, которая преобразуется в заряд-пулю. Сузив свое сознание до этой летящей «пули», он вмиг оказался внутри разума Кемпфера, полностью перекрыв ему возможность контролировать не только его, но и самого себя. Маг, ахнув, выронил изо рта сигариллу и запрокинул голову вверх, пошатнувшись. Он парил над собой и видел все, что с ним происходит, но ничего не мог с этим поделать. Вордсворт, заняв его тело, дышал за него и слушал звуки и ощущения его организма, поражаясь, возможно, тому, что в этом туловище так мало от человека, но много от механизма. Еще немного, и магу стало казаться, что он вот-вот отдаст Богу душу, но вскоре он снова смог дышать самостоятельно. Его немного потряхивало от чужого вмешательства в свое собственное тело. Уильям стоял напротив него, скрестив на груди руки. Теперь он был хозяином ситуации. Исаак молчал, глядя пристально в его глаза, поймав на себе его торжествующий взгляд. Впервые он встретил противника, пусть неравного и весьма хрупкого, но способного дать отпор. — Я обещаю подумать над вашим предложением, — торжественно произнес Вордсворт. — Надеюсь, это все на сегодня, и я могу заняться своим завтраком без вас. — Auf wiedersehen, — произнес Маг, и последние нотки его голоса превратились в звериное рычание, тогда как он сам растворился в темных многочисленных трещинах коры дерева. Рычание нарастало, и Вордсворт тревожно оглянулся вокруг. Стулья в беседке затрещали и разлетелись на куски, а на стол, опустив массивные лапы, лез тот самый белый медведь из рокового сна… Авель громко звал Уильяма. Тот явно спасался от какой-то твари из собственного кошмара и с закрытыми глазами, не видя своего приятеля, боролся с чем-то ужасным. — Этот медведь сожрал моего отца и пришел за мной! — Уильям наконец-то открыл глаза и попытался сфокусировать свой взгляд. Морда медведя медленно превращалась в лицо Авеля с растрепанной шевелюрой. — Ого! Профессор, вы никогда не рассказывали о своем отце. А кем он был? — Он был отважным мореплавателем и однажды решил бросить вызов льдам Арктики. И в ходе экспедиции его съел белый медведь. — А откуда вы об этом узнали? — Авель был очень удивлен тому, что слышал, и надеялся, что это правда. — В восемнадцатом столетии он отправился покорять северный полюс, чтобы утереть нос русским исследователям, и сгинул. А узнать его судьбу я смог только в двадцать первом столетии, когда можно было изучать поверхность Земли через спутники. Авель не выдержал, сначала фыркнул, а потом расхохотался в голос. — Это не смешно, Авель! — от голоса Уильяма задрожали стекла. — Я впервые открылся своему другу и что я вижу? Что надо мной смеются! Это моя личная боль длиной в века! Над чем ты вздумал хохотать?! — Увы, это действительно не смешно, Профессор, — Авель дотронулся до лба Уильяма. — Исходя из того, что вы сейчас рассказали, сестра Симона ввела вам не самый лучший по составу наркоз. Уильям после этих слов затих и замер. К счастью, его долгоживущий друг так ничего и не понял…Глава 15
13 ноября 2021 г. в 19:17
Над телом распростерлась белесая мгла. Кожу кололи острые крупные снежинки, хаотично летящие отовсюду словно маленькие лезвия. Грудь сковала тяжесть, и дыхания почти не было. Сквозь метель был слышен рык медведей, подбиравшихся к своей обреченной добыче. Самый страшный и беспощадный хищник полюса, от которого бессмысленно ждать пощады в лютые холода — белый медведь. Из мрака метели показались две массивные морды, звери приблизились, осторожно обнюхивая воздух вокруг тела. Нельзя было пошевелиться, ничего нельзя было сделать с этой проклятой тяжестью.
Сердце, бившееся еле-еле, начало постукивать чуть быстрее, когда клыки скользнули по лицу. Возможно, они рассекли кожу, но она уже была обожжена ледяным воздухом и омертвела. От всего этого захотелось поскорее заснуть, крепко-крепко. Но страх нарастал в груди, надежда, что еще не все потеряно, внезапно проснулась в душе, но сомкнувшиеся челюсти было не разжать — тело уже давно было мертво.
С криком юный Уильям вскочил на своей кровати, тяжело дыша от ужаса. Несколько лет назад его отец вместе с огромной командой мореплавателей и ученых-энтузиастов отправился покорять северный полюс, чтобы добраться туда, куда не добрались «эти проклятые русские». Он путешествовал около четырех лет и успешно продвигался со своей экспедицией к цели. Но потом потянулись долгие годы ожидания, когда от отца не было никаких вестей.
Вот и сейчас, под наркозом, ему снился белый медведь, настроенный решительно его потрепать. Уильям все так же лежал в снегу, вмерзая в лед постепенно. Жесткий ветер ранил кожу и уносил тепло тела с собой. А хищник был полон сил.
Уильям обреченно закрыл глаза, когда хищник уже почти готов был вцепиться в него, но белый мех резко сменился на белесую завесу из снега, а потом и вовсе оказался больничным халатом Симоны.
— Ваш белый халат навевает чудесные реалистичные сны о северном полюсе, — пробормотал Уильям сквозь дрему. — Думаю, сны ваших пациентов были бы веселее, если б ваш халат был зеленым.
— Напишите об этом в рапорте моему начальству, — машинально ответила сестра Симона, измеряя его давление. — Будут у вас еще какие-нибудь пожелания, профессор Вордсворт?
— Вспомнить все.
Уильям прекрасно помнил зловещий сон о медведе, но плохо помнил события до того, как очутился в руках личного врача кардинала Франческо ди Медичи.
— Перестаньте хмурить лоб и напрягать свои извилины, со временем память вернется, — ответила ему Симона. — Вам предстоит немного отдохнуть. Не напрягайтесь, теперь вы можете по-настоящему расслабиться.
— Расслабиться… для чего? — Уильям хотел слегка повернуть голову на подушке, но у него закружилась голова, и, когда щека коснулась прохладной подушки, он вновь уснул.
Симона привычными отточенными движениями вычистила свои инструменты, вернула сицилийскую иглу, вынутую из тела Уильяма, обратно в свой арсенал, и кивнула Иоанне, раскладывающей бинты и прочую медицинскую утварь по местам:
— Теперь можешь позвать отца Найтроуда.
Авель находился все это время за дверью и ждал, когда Вордсворта прооперируют. Профессор достойно держался, встретившись со своими старыми друзьями, с которыми не виделся уже очень давно, ни слова не проронив о том, что на самом деле он ранен и испытывает жуткий дискомфорт. Изредка он доставал платок из кармана и отирал испарину со лба, подшучивая над своим возрастом и температурой в помещении. Даже Авель ничего не подозревал до последнего, пока к ним не подошла сестра Симона. Она что-то шепнула Вордсворту, и тот внезапно позеленел, обмяк и чуть не осел на пол. Авель решил, что сестра Симона что-то намеренно сделала с ним, и бросился на помощь, но Вордсворт остановил его, сказав, что все в порядке, и он должен идти с Симоной в амбулаторию.
Авель и сейчас сидел в узком коридоре с низким потолком на крепком массивном стуле бог знает какого века. Помещение давило его своими габаритами и странной планировкой. Он то и дело воображал, что его друга пытают там, пока он сидит здесь и проводит время в пустом ожидании. Но также он хорошо знал Вордсворта — тот действительно «приличия ради» мог вытерпеть что угодно, чтобы потом изможденно обмолвиться о пережитом неудобстве и уединиться где-нибудь для отдыха.
Сестра Иоанна вышла за дверь и сразу же уперлась взглядом в сверкающие линзы очков отца Найтроуда — словно напротив нее на стуле сидел не священник, а большой нескладный кот в сутане. Она едва обмолвилась, что операция по извлечению иглы закончена, и теперь он может навестить своего друга, как тот просто прошел сквозь нее, основательно придавив своими стремительными движениями девушку к дверному косяку, и ринулся спасать своего приятеля. Его старый друг в этот момент крепко спал и видел очень реалистичные сны…