𝚏𝚘𝚛 𝚖𝚢 𝚖𝚎𝚕𝚊𝚗𝚌𝚑𝚘𝚕𝚒𝚌 𝚜𝚘𝚞𝚕

      Третий летний месяц, по своему обычаю, балует красотой ночного неба. Только солнце заходит за горизонт, забирая с собой все краски, только на смену приходит кромешная тьма — по небу кто-то щедро разбрасывает множество белых блестящих точечек, называемых звёздами.       Звёзды… Какое притягательное и загадочное слово! Особенно его любят всякие романтики. А ещё более романтиков звёзды любят, разве что, влюблённые романтики.       — Безмерно красиво, — одними губами произнесла она, едва осмелившись нарушить волшебную тишину.       — И не поспоришь. — Он дал ответ с каким-то слишком вялым и мрачным видом: видно, что-то терзало душу и разум. Причём, по её собственным наблюдениям, эти мучения уже имели приличную длительность. — Кстати, ты знаешь, что мы видим не сами звёзды, а лишь их свет и тот образ, в котором они существовали миллионы лет назад? — Её глаза моментально загорелись любопытством. Она села поближе, положила на сильное мужское плечо свою голову, давно лишённую способности здраво мыслить.       — Нет, не слышала такого; ты меня сейчас очень удивил. Получается, когда мы смотрим на небо, мы видим… прошлое? — Абсолютно всё, что говорили манящие губы, она слушала и впитывала в себя так жадно, будто каждое слово являлось глотком воды, а она сама была смертельно измучена жаждой. — Насколько много существует звёзд? Думаю, ты должен произнести очень большую цифру. Возможно, я и цифры такой не знаю. —  Она коротко хихикнула в рукав чёрной кофты.       —Да знаешь ты всё; не преувеличивай. — Он тоже позволил себе улыбнуться. — Звёзд во Вселенной, по подсчётам учёных, около тридцати миллиардов. Тяжело даже представить, насколько это много. Звёзды ещё и разные всякие бывают. — Когда наступила продолжительная пауза, она нахмурилась. Почему он не захотел распространить свой ответ?       — А какие, например?       — Ну… Допустим, белые карлики. Самые многочисленные компактные звёзды; остатки других, более крупных, у которых закончилось топливо. Нейтронные звёзды, которые ещё меньше, но значительно тяжелее; состоят из нейтронов. Есть красные карлики, коричневые, чёрные…       — Даже чёрные? — перебила она. — Интересно, и как их можно заметить на фоне тёмного космического пространства?       — Учёные стремятся узнать всё на свете. Разве удивительно, что они нашли способ разглядеть чёрных карликов? Кстати, это потухшие звёзды, которые практически не излучают свет. Метафорически их можно назвать «мёртвыми».       — Ох, звучит весьма мрачно. — Она заключила его в неожиданно крепкие объятия, прислонившись губами к небритой щеке и задержавшись на несколько секунд. — Раз момент столь чудесен, не будем о мрачном. — Но от повторного поцелуя, уже в губы, уже более явно выражающего самые нежные чувства, он отказался, мягко отстранившись, странно печально опустив голову и взгляд. Она едва не впала в отчаяние. — Что случилось? — произнёс дрогнувший голос. — Всё хорошо?       — Конечно, даже не сомневайся. — Хотелось бы ей облегчённо выдохнуть…       — Как скажешь. Я не стану тебя мучить допросами. — Она в очередной раз подняла голову, чтобы рассмотреть небесных светлячков. Отвлечься от навязчивых тревожных мыслей.       Луна, скопление звёзд снова гипнотизировали, и чем дольше она ими любовалась, тем большее спокойствие приобретала. Снова сама себя убежала: «Всё прекрасно и лучше быть не может». Повторяла, прокручивала эту мысль сотню раз и даже верила в её правдивость. По крайней мере, хотела верить, ибо так диктовало чувствительное сердце, боящееся быть расколотым.       — Что-то в сон клонит: я пойду уже. Не обидишься? — спросил он, но словно не из искреннего беспокойства за чувства любимой девушки, а из противной вежливости.       — Ни в коем случае. — Конечно, обижаться она не собиралась из-за такой мелочи, однако где-то в сердце всё равно кольнуло. Он даже о том догадался и обеспокоенно взглянул на потерявшее радость милое бледное личико, невольно ощутив невыносимо огромную вину.       — Прости: я сегодня был слишком скучным.       — Нет-нет, не нужно извинений. У всех бывает дурное настроение. — Она отвернулась, чтобы не показать печальных глаз, из которых в любой момент могли потечь слёзы. Однако он чувствовал печаль, отчаяние и точно хотел бы их уничтожить. Но знал о собственной неспособности сделать это.       — Знаешь, если б ты являлась звездой, ты бы была как Сириус. Такая же прекрасная и яркая, однако… Далёкая, и я будто не имею возможности её достигнуть, потому что… Не достоин этого. Ничуть.       И пока он произносил эти жестокие слова, вкладывая в них так много смысла, в голове его крутилась мысль ещё более жестокая, но истинная.       Если б его любовь являлась звездой, она была бы… Жалким чёрным карликом. Жалкой, маленькой, мёртвой звездой, потерявшей свои свет и красоту. Свой смысл. И нет ничего ужаснее существования этого мерзкого чёрного карлика рядом с по-прежнему яркой, огромной, завораживающей звездой, готовой светить ещё долго-долго…       Чем же она заслужила такое унижение?