Purple kiss

      В огромном зале Содружества небывало оживлённо и многолюдно. Обычно здесь не набирается и два десятка людей, а сейчас помещение буквально ломится от количества душ, что снискали защиту под барьером, который не смогла бы разрушить даже вся Лига Злодеев.       Здесь почти нет обычных людей, если исключить студентов из Академии, обучающихся по другим специальностям, а не на геройском. Всё помещение и даже холл с лобби были забиты… героями, которые прятались под барьером от ужасов внешнего мира. По-настоящему тяжело раненных здесь было не больше пары человек, и все они получили свои травмы при битве у Академии, когда дорогу к жизни приходилось прогрызать буквально зубами. При встрече с монстром можно либо уцелеть, либо умереть, третьего не дано, потому большинство героев имели лишь лёгкие поверхностные раны и не более. Те, кто получил серьёзные, смертельные, травмы, уже никогда не ступят на порог Содружества, может, и костей их в городе уже давно не осталось.       Хотя если эта кровопролитная война продолжится, то и этих трусов, что сидят под барьером Содружества, ждёт участь ничем не лучше.       Пока Чонгука ведут в главный зал, он замечает здесь с несколько сотен профессиональных героев и даже не студентов! Они все в своих новёхоньких дорогих костюмах с толпой помощников, которые придают их персонам веса. И девушки, и парни одинаково накрашены как настоящие фотомодели, их вид просто идеальный! Их вид просто кричал о том, что за порог Содружества они так и не ступили, трусливо предпочитая отсиживаться под защитой барьера. При этом большинство из них делали безумно страдальческий вид, будто только что перебили армию монстров, но им срочно пришлось отступить. Были и те, кто не скупился на актёрский талант, разыгрывая нехватку сил и порой даже кровавый кашель.       У Чонгука от этого зрелища в груди лёд и пламень сошлись. Он испытывал разочарование и злость, обиду и глубокое потрясение. Меин и КиЁн не врали, герои просто попрятались за их спинами, чтобы избежать войны, а сами во всеуслышание по телевидению продолжали покрывать монстров грязью. А ведь некоторыми из этих героев Чонгук когда-то восхищался, смотрел на их подвиги и мечтал так же. Но на деле оказалось, что вся их показная бравада была напускной, перед лицом настоящей опасности они все спасовали. Может, и были те, кто продолжал бороться, но вряд ли эти несколько человек без должной поддержки вернутся с поля боя. Их бросили свои же. Горожан бросили их любимые герои, а спасают их монстры. Мир перевернулся, как раньше уже не будет.       Чон с бурей эмоций, кипящих внутри, входит в главный зал Содружества. С радостью замечает там своих друзей, они живы, но почти все имеют раны, Хосок, вообще, без сознания. Он выводил за собой из Академии Сонхуна и растратил слишком много сил, стараясь защитить двоих. У Юнги до мяса разодрано плечо, рану наспех засыпали порошком из фиолетовых кристаллов, большего пара врачей, что находились в Содружестве, сделать не могли. На нулевом этаже были пациенты, состояние которых было намного хуже, чем у Юнги. Там находилась и декан Академии, что, прикрывая собой студентов, выводила их в безопасное место. И там же был Намджун, спасая которого Юнги так сильно подставился, профессор был отравлен ядовитыми парами и за его состояние никто не мог ручаться.       Рядом с друзьями Чонгук видит госпожу Пак и бабушку, остального семейства было не видно, хотя они, наверное, все разъехались. Чон не знает, но именно мама Чимина собрала остальных родителей-героев, и они отправились в Академию, чтобы спасти своих детей. Кто же знал, что именно в этот момент Лига соберёт свои силы, чтобы сровнять учебное заведение с лицом земли? Там была кровавая заварушка, но сердце родителя, как известно, не ведает страха.       И всё же ЮнСо пришла в Академию, чтобы узнать от Юнги, что её сын мёртв. На женщине буквально не было лица. Когда Чонгук вошёл в зал, на её лице отразилось сначала изумление, а потом надежда, она до последнего надеялась, что Чимин жив! Она верила в это, потому что бабушка Пак вот спокойненько сидит и засыпает рану Юнги фиолетовым порошком, значит, она видела что-то хорошее, значит, Чимин жив, да?!       Чонгуку на ЮнСо больно смотреть. В конце концов, именно защищая его Пак и подставился под удар. Потому он только почтительно ей кланяется, а в глаза не смотрит, отворачиваясь. Что он ей скажет? Что он должен сказать? В голове пусто, а «простите» будет слишком мало.       Впереди, у дальней стены зала, стоит полукруглый стол, за которым находятся чиновники, что работали в Содружестве, ведая самыми разными вопросами. В центре сидел новый председатель, он же директор геройской организации Чан ДоХван. Человек он был консервативный, крайне сложный. В Содружестве проработал больше половины своей жизни, и только к шестидесяти годам ему удалось заполучить пост директора и то лишь из-за смерти старого начальника. Поговаривали, что он был резко против признания прав для новой группы монстров.       Кроме самого председателя, Чонгук знал здесь, за этим столом, лишь БонГи — следователя, который раньше вёл дело, где пытался обвинить Тэхена во всех смертных грехах. Чон даже не знал, что этот мужчина состоит в Совете Содружества.       Видимо, до появления Чонгука здесь что-то обсуждали в экстренном режиме. Причём в настолько экстренном, что весь зал был набит не репортёрами, а героями, некоторые из которых просто сидели у стены, подальше от лишних глаз, другие лечили свои раны. Но несмотря на видимый хаос, паники не было, всё шло размеренно и спокойно до зубного скрежета. Не то, чтобы Чонгук хотел, чтобы все паниковали и бились в страхе, но и прятаться в Содружестве, сохраняя видимость задействования в войне, слишком ужасно для уважаемых героев.       Один из мужчин, что вёл Чонгука, быстро подошёл к Чан ДоХвану, о чём-то шепча ему на ухо. Вообще, при появлении Чона в зале все разговоры быстро стихли, остались лишь тихие перешёптывания, и взгляд сотен глаз лез Гуку чуть ли не в душу, что-то пытаясь там рассмотреть. Неприятное чувство, но Чон ни единой мышцей на лице не дал понять, что хоть как-то нервничает.       Чан ДоХван смерил парня слишком уж непроницаемым взглядом, хотя на губах плясала улыбка. Фальшивая улыбка. Мужчина рукой дал второму сопровождающему понять, что тот свободен, после чего как-то уж слишком радостно протянул:       — Так это и есть тот Чонгук, которого убил Элибр?       По зонту в руке Чона поползли тонкие змеи молний, желая залезть в рот этому ублюдку и вытащить ему язык через горло! Но не успевает парень хоть что-то ответить или необдуманно предпринять, как высокий женский голос справа тут же выкрикнул:       — Он никого не убивал!       Говорившей оказалась ЮнСо — мама Чимина. Она слышала, что говорили про Тэхена, но сплетням не верила, Юнги ей всё рассказал, и она знала правду и не желала, чтобы на Кима клеветали. Эти поганые рты уже сказали, что Чонгук тоже мёртв, но вот стоит перед ними живой!       ЮнСо полыхает на председателя глазами, всем видом показывая, что она не хрупкая женщина, она мать. А мать — это богиня войны, перед которой падут и горы, и реки.       — Тихо-тихо, успокойся! — Бабушка Пак легко тянет дочь за рукав, сама сохраняя безумное спокойствие. В этом логове змей и лицемеров не важно, кто прав, важно, кто умеет правильно играть на страхе.       — Госпожа Пак, — какой-то герой с противоположного конца зала громко цокнул языком, складывая на груди руки, — прекращайте прикрывать этого монстра! Он убил вашего сына, а вы продолжаете стоять на его стороне?       — Он так хорошо умеет пудрить головы, что, кажется, госпожа Пак давно попала под его чары! — Усмехнулся другой герой, с не скрытым презрением готовый смотреть на каждого, кто посмеет попытаться обелить имя Тэхена.       Элибр стал объектом всеобщего порицания. Глядя на то, как люди вокруг кивают, соглашаясь с этими двуличными героями, Чонгук как-то особенно ясно понял, что он опоздал, пришёл слишком поздно. Он хотел бы уговорить этих лицемеров выйти на улицы и поддержать монстров, что стали их союзниками, избавиться от Лиги, пока это ещё возможно, но сможет ли он уговорить этих упрямцев?       — Тишина! — Громко произносит Чан ДоХван, хмуро уставившись на героев, что посмели рот открыть, когда сам он ещё толком ничего не сказал. — Юноша, — председатель переводит скользкий взгляд на Чонгука, — где вы были всё это время и где сын госпожи Пак?       Жаждущие зрелищ глаза тут же иглами воткнулись в Чона.       Вот как решил играть председатель: сделать Чонгука подозреваемым. Ходит слух, что он мёртв, и вот он заявляется в Содружество целый и невредимый. Перевести на кого-то стрелки легче, чем бороться с зажравшимися героями и признать свою некомпетентность как управленца такой огромной организации.       Но Чонгук не теряется, ему, в общем-то, нечего скрывать. Он ничего плохого не делал.       — Я ничего не знаю, очнулся в Истоках и сразу поспешил сюда.       — Так ли вы ничего не знаете? — Змеиный голос протянул где-то слева от Чона, и его обладатель, один из уважаемых героев, недоверчиво хмыкнул, глядя на Чонгука. — Должен сказать уважаемому председателю, что господин Чон состоял в любовных связях с Элибром, может быть, он прикрывает своего любовника?       Молнии по зонту поползли сильнее. Гуку сейчас хватило бы лёгкого шевеления пальцами, чтобы превратить этого труса в кучку пепла.       — Кхе-кхе, — ещё один герой, не менее известный, привлекает к себе внимание, с сомнением оглядывая Чонгука, — а вы уверены, что господин Чон был ранен? — Открыто мутит воду мужчина, умудряясь даже нагло улыбаться, буквально показывая, что в его силах утопить Чонгука. — Как по мне он выглядит очень даже здоровым. Может быть, они были заодно с Лигой с самого начала?       — Верно! — Поддакивает кто-то из подхалимов, желающих взлететь выше феникса, находя в словах своего коллеги неожиданную помощь для оправдания своей трусливой натуры. Хотя, ложь, сказанная несколько раз с такой уверенностью, по итогу даже лжецу кажется верхом правды. — Может быть, Элибр послал его сюда для слежки?!       Чонгук думает, что ударить молнией всех этих «героев» не такая уж и плохая мысль. Раньше ведь лечили психологические болезни таким путём, так почему бы не вылечить эти злые и лицемерные сердца?       Но Чонгук не успевает снова ничего предпринять, как справа показывается знакомая фигура, выходя вперёд так, чтобы его все видели. Он не собирался прятаться за чужими спинами.       Тао.       Чон почему-то думал, что тот уже уехал к себе на родину, но тот всё ещё находился в Корее, наверное, по каким-то делам, а может, не успел улететь в Китай из-за нападения монстров — Чонгук не знает и судить не берётся. Единственное, что он точно может отметить, в ближайшее время Тао точно никуда не улетит. Его левая рука была на манер слома привязана к шее, и Гук не знал, была ли она сломана, но тёмно-зелёное едкое пятно от какого-то сильного яда там точно было. Причём эта метка достигла уже локтевого сгиба, медленно направляясь по кровотоку глубже в тело, ближе к сердцу. На пальцах это пятно было вообще чёрным, словно старалось отморозить конечности и умертвить их. Зрелище пугающее, и как бы Чонгук холодно не относился к Тао, а нити беспокойства за Белого Тигра остро пронзили грудь.       Сяо Цзынтао мимолётно улыбается Чону, замечая огонёк беспокойства в его глазах. Не будь здесь столько ушей и Белый Тигр дал бы открыто знать Чонгуку, что с ним всё в порядке. Вообще, ни один яд не мог его убить. Здесь роль играли сразу две вещи: его гены Бога и та фиолетовая метка, что осталась на нём от крови Элибра. Тао причинил Тэхену ни с чем несравнимую боль, а эта метка всё равно из раза в раз спасала ему жизнь, поглощая любые яды и отравляющие вещества. Но рассказать об этом сейчас Тао не может, эти лентяи из Содружества уже внесли Тэхена в список грешников и помиловать его не станут.       — Думайте о чём говорите. — Сяо Цзынтао ледяным взглядом пронзает до того мутивших воду героев. — Он сказал, что был в Истоках, потому его раны и исцелены.       — Но где тогда сын госпожи Пак? — Гаденько улыбается мужчина с противоположного конца зала. — Почему он не вернулся? Может, он что-то узнал о своём «друге» и его решили убрать?       У Чонгука с громким хлопком лопается и так хреновое терпение.       — Что вы несёте? — Чон почти рычит, заставляя всех заткнуться и обратить на него внимание. Он до сих пор стоит в центре зала под взглядом сотен глаз, но ни капли смущения не испытывает. Только гнев и раздражение рвутся на свободу, подстёгивая воспользоваться зонтом и разнести Содружество изнутри, чтобы у этих трусов больше не было места, где прятаться! Но здравый рассудок Чонгука ещё не покинул, он помнит, что здесь, на нулевом этаже, есть по-настоящему тяжело раненные. — Вас сейчас всё это волнует?! — Чон обводит присутствующих суровым взглядом. — Здесь собрались сотни героев, бросив обычных людей там, на улице, на растерзание Лиге! Даже монстры, что в Лиге не состоят, сейчас отважно стараются спасти мир, а вы здесь прячетесь?! В каком месте вы герои? Как вы можете быть такими лицемерными трусами?!       Но разве эти слова могли пробить брешь в их бессовестных сердцах?       Чан ДоХван лишь снисходительно улыбается, оттягивая всё внимание на себя.       — Молодые всегда такие нетерпеливые, всегда рвутся в бой, а сути не понимают. — С толикой родительской теплоты в голосе говорит мужчина, словно учит своего сына, а не пытается прилюдно высмеять Чонгука. Было ясно как день: никто не хочет больше сражаться с монстрами, страх плотно сковал все сердца. Два Бедствия объединились, ни о какой победе со стороны героев не может быть и речи. — С чего вы, господин Чон, решили, что те монстры, которые якобы нам не враги, не врут в своих намерениях? — Председатель вкрадчиво интересуется, а подхалимы тут же все его слова впитывают, болванчиками поддакивая каждому слову. — Геройская эра насчитывает уже шесть сотен лет и каждый в этом зале может сказать, что монстры, все без исключения, желают убивать, они никогда не были за нас, а только против! Посмотрите на этих героев, своих будущих коллег, они ранены и измотаны, нас мало, а монстров больше двух тысяч на одном только севере!       «Ранены и измотаны»? Вот эти пафосные, зажравшиеся люди, на большинстве из которых нет даже кусочка пыли от сражения?!       — Да что вы распинаетесь перед ним, председатель! — Подаёт голос Рика, презрительно фыркая в сторону Чонгука. — Он ещё юн и глуп! Весь мир для него видится сквозь розовые очки.       — Если не верите мне, — Чон полыхает на девушку взглядом тёмным, тяжёлым, — то подключитесь к камерам, что ещё сохранились в городе или отправьте дрон, и сами увидите, что я говорю правду!       — Вы считаете себя умнее нас? — С улыбкой отмечает председатель, всем видом демонстрируя, что он здесь — правда. А к словам мальчишки, что связался с Элибром, никто не прислушается. — Здесь более сотни героев, что недавно пришли с поля боя, и они уж точно знают ситуацию лучше.       — Да! — Тут же выкрикивают в толпе.       — Там только монстры, никаких союзников! — Поддакивают из другого угла. — Я своими глазами видел, как эти твари от имени Элибра выжигали землю до пепла!       — Да он просто пытается выманить нас наружу, чтобы нас всех разорвали в клочья! — Предполагает кто-то, и начинается полный балаган из сотен ртов, что могут только кричать, требуя что-то, не желая при этом сами снять с себя розовые очки, и увидеть ситуацию как она есть на самом деле.       — Арестуйте его, свяжите! — Выкрикивают в толпе, разжигая пламя. — Что если он, правда, заодно с Лигой?       — Да, лучше перестраховаться!       Смешно! — думает Чонгук, наблюдая за этим базаром, который похож на что угодно, только не на тех героев, которых Чон раньше видел по телевизору и восхищался ими. Он мог понять страх студентов, когда на корте среди них зачесался монстр, но это Содружество, здесь, куда ни глянь герои. А толку с них? Они ведут себя хуже детей, напрочь забыли, что защищать мир — это их работа. Да, страшно выйти на улицы, где царствует ад, но лучше прятаться и ждать смерти? Трусливо поджимать хвосты и бездействовать?       А толпа всё орёт, пламя трещит, подогреваемое изнутри. И вот уже один умник выходит вперёд, решая взять на себя ответственность и связать «предателя». Да только и пальцем не успевает пошевелить, как Чонгука закрывает хрупкая женская фигура, и ледяной голос сквозь зубы цедит:       — Не смей его трогать!       Госпожа Пак приподнимает руку, где теплится едва заметное золотое сияние. Когда она злится, нет, в бешенстве, то может открыть нулевой портал и скинуть туда даже человека. Но не более одного, правда, однако никто не желал бы знать, что это за нулевой портал. Оттуда ещё никто не возвращался.       Чонгук почти с неверием смотрит на женщину, что закрыла его собой. Он такого не ожидал. Не просто из-за сложившейся ситуации этого не ожидал, он бы никогда не подумал, что кто-нибудь закроет его собой, как мать закрывает своего ребёнка от опасности. У Чона и мамы не было, и сейчас он находился в полной растерянности.       Чан ДоХван же, завидев, что ситуация медленно вытекает из-под контроля и превращается в охоту на ведьм, решает героев успокоить:       — Господа-господа, ни к чему такие крайние меры!       — Господин председатель, — к нему с поклоном обращается какой-то размалёванный павлин, — вы, конечно, извините меня, но сейчас настало время крайних мер. — И люди снова согласно загоготали с нехорошими улыбочками глядя на Чонгука, как дикие псы на кость. — Посмотрите, нас осталась всего жалкая кучка! — Молнии на зонте Чона проскальзывают чаще. Эта «жалкая кучка» могла бы объединиться с монстрами-союзниками и напрочь разнести армию Лиги на севере! И они ещё говорят, что их мало?! — Конечно, через барьер монстрам не пробиться, мы здесь в безопасности, но долго ли сможем так протянуть? — Гук уже даже думает, что услышал что-то разумное, но тут же последовало: — Не лучше ли взять мальчишку под арест и заставить Элибра вывести войска из города?       ЮнСо сжимает руку сильнее, предупреждая каждого, что отправит наглеца в нулевое пространство, стоит ему только выдвинуться к Чонгуку. И Леди была серьёзной противницей, да только её самого мощного заклинания хватало лишь на один раз, и это все знали.       — Взять пленного? — Председатель задумчиво потирает подбородок, поглядывая на БонГи, который согласно кивает. Они уже не скрывают, что решили сделать Чона козлом отпущения, отводя подозрения от своей глобальной некомпетентности. Чан ДоХван готов был дать военным добро на запуск бомбы для уничтожения монстров, лишь бы сохранить свою шкуру! Подставить одного мальчишку для него ничего не значило.       — Сделаем первый шаг, да! — Согласно выкрикнул кто-то в толпе, а другой голос ему же вторил:       — Но это как-то бесчеловечно и подло.       — Элибр не глуп, — замечает другой герой, — не стал бы отправлять сюда своего любовника, не стал бы так рисковать.       — Может, он для него ничего не стоит?       — Тогда зачем брать его под арест?       — Подстрахуемся.       — Вы просто отвратительны! — Выкрикивает Чонгук, выходя из-за спины госпожи Пак. Его глаза золотом горят, рука так сильно сжимает зонт, что на ней вены выступили, а молнии горят уже под кожей. Желание разнести Содружество трусов в щепки с каждой секундой всё крепнет и крепнет. — Когда-то я даже восхищался вами, хотел быть как вы, но теперь… — Чон переводит дыхание, стараясь держать гнев под контролем, — теперь вы мне все противны! Вы думаете только о своих шкурах! — Чонгук оборачивается к герою, который до того во всеуслышание подтвердил, что монстры, коих привёл Владыка Ветра не союзники им, они тоже пришли всё уничтожать и рушить. — Тебе не стыдно было врать? — Чонгук словами как стрелами выстреливает. — Просто так и скажи, что струсил! Да, там мясорубка, но разве вы все, когда учились быть героями, не понимали, что однажды попадёте в такую ситуацию? Или мечтали только о славе? Я думаю, что второе. — Усмехается Чонгук, обводя присутствующих взглядом, в котором открыто плещется тонна презрения. — Там тысячи людей, которые нуждаются в нашей помощи, которые ждут, что вы придёте и спасёте их! Наши союзники-монстры там рискуют своими жизнями, а вы здесь прячетесь за их спинами!       — Монстры не могут быть нашими союзниками! — БонГи даже вскакивает из-за стола, кипя праведным гневом. — Это их хитроумный план, неотёсанный сопляк! Стоит только снова нам выйти в город, как все попадём на тот свет! Все эти бои они для показухи устраивают, чтобы мы присоединились к «союзникам», которые нас потом и сожрут!       — Верно говорите, монстрам веры нет! — Соглашается кто-то в толпе героев. — Из-за этого Элибра какой скандал поднялся, — мужчина намекает на тот инцидент, где сотни вышли на улицы, показывая, что тоже были монстрами, но жили при этом в мире тихо и спокойно. Правда, где все эти крикуны и демонстранты сейчас? Даже они попрятались. — И некоторые Тэхена даже защищали, — мужчина стреляет глазами в ЮнСо, — мол, монстр может исправиться, а что по итогу? Он спелся с Королём Лиги! Я требую сегодня же упразднить закон о правах монстров, их только перебить всех и дело с концом!       Толпа дружно согласно загоготала. И тут вперёд с нехорошей улыбкой выходит ЙеСан — тот самый герой, что вёл дело, когда Чонгук и Тао застряли в Истоках. Тогда он пытался обвинить во всём Тэхена, но у него ничего не получилось, как и у БонГи. Однако ЙеСан на этом не сдался и стал копать так глубоко, как только мог.       — Молодой господин всё это делает, чтобы избавиться от Содружества. — Мужчина криво улыбается, глядя на Чонгука с таким предвкушением, что парень сразу понял, что дальнейшее ему ой, как не понравится. Поэтому он весь подбирается и хмуро сводит брови, готовый к атаке. — Намеренно тянет нас на бой и как поёт красиво! — Вздыхает ЙеСан, а потом обращается к присутствующим: — Наверное, господам не известно, но недавно выяснилась не только личность Ромео и предательство Элибра, всплыли интересные факты о самом господине Чоне. — ЙеСан ослепительно улыбается Чонгуку и продолжает: — Его отец сам Владыка Ветра.       На крохотное мгновение в зале воцаряется безумная тишина, хотя Чону показалось, что он буквально слышит, как все глаза разом оборачиваются к нему. Кроме его друзей и госпожи Пак про этот секрет никто не знал. Кто мог его выдать? Неужели ЙеСан смог как-то откопать такие факты из его прошлого? Или ему кто рассказал?       Да это, вообще, неважно в условиях, когда никто не станет проверять информацию на истинность. Враг найден и теперь его срочно нужно устранить.       — Что? — Вскрикивает девушка слева. — Неужели?! Он — сын монстра?       И сразу гвалт голосов обрушивается на Чонгука со всех сторон.       — Возмутительно! Как такой человек может учиться в Академии?       — Возьмите его под стражу, он точно спелся с Лигой!       — Ещё нотации осмелился нам читать! Сам ублюдок монстра и что-то о высоком пытается петь! Тьфу!       Чонгук точно не помнит, кто кинулся на него первый, в желании схватить «сосуд нечистоты». Парень только понял, что дело плохо и нужно поскорее выбираться отсюда, из этой чокнутой толпы. И пустить бы в ход свою магию, да только страшно не рассчитать силы и смертельно кому-то навредить.       От лишних раздумий его отрывает высокая фигура, скользнувшая вперёд, отражая первый удар, который должен был достаться Чонгуку. Тао не медлит ни секунды, прикрывая собой Чона и оттесняя его к выходу, оборачиваясь через плечо, быстро выкрикивая:       — Уходи! Скорее, уходи!       Чонгук бы рад, да только куда ему? Здесь сотни профессиональных героев! Они все злы и раздражены, им открыли глаза на такую чудовищную правду, что они готовы Чона теперь просто на части разорвать! Родственников не выбирают, но кто станет сейчас об этом думать?       Гук изначально не хотел пользоваться своей силой, но по итогу ему всё-таки приходится к ней прибегнуть, не позволяя себя схватить. Начинается просто глобальный хаос! Госпожа Пак отважно и отчасти даже дико бьётся рядом с Чонгуком со своими когда-то коллегами, она как валькирия, богиня войны, с которой не стоит не считаться. Чону на помощь даже Юнги выдвинулся, обратился в тигра, наплевав на свою рану, сотрясая всё здание Содружества оглушительными рёвами. Джин стоит в стороне, отталкивает иллюзорным полем от Чонгука взбесившихся героев, но в основном он единственный, кто теперь может защитить Хосока, Сонхуна и бабушку Пак, потому старается в потасовку не вмешиваться, но понимает, что им всем нужно уходить отсюда. Чего доброго эти дикие звери и на них набросятся.       Чонгук раскрывает зонт и описывает полукруг, прокачивая магию через своё оружие, чтобы иметь над ней больший контроль. Молнии, что выскальзывают из деревянного наконечника всё равно слишком острые и опасные, но зато с их помощью удаётся быстро вывести из строя некоторых героев, но, конечно же, не всех.       Острая боль простреливает плечо. Чонгук сцепляет зубы и несколько недальновидно взмахивает рукой в сторону нападавшего, отчего всех, кто там находился, сильнейшей волной припечатывает к стене. Хорошо хоть здание выдерживает этот удар, и стена не валится, как карточный домик. Но в сторону Чонгука тут же летят заклинания сильнее, когда герои видят, что с этим ублюдком можно не церемониться.       — Точно сын Владыки Ветра! — Выкрикивает кто-то, и давление толпы становится удушающим.       Чон сцепляет зубы, лишь вскользь замечает на предплечье резаную рану от удара, кровоточащую и глубокую, но адреналина в крови сейчас много, потому боль далёкая и рукой двигать получается до сих пор. Чонгук орудует зонтом ещё не слишком умело, но удары его чёткие, сила в них выверенная. Однако как он не хотел никому причинять вреда, так все эти псевдо-герои наоборот желали порвать его на части.       В какой-то момент Чонгука спасает от участи быть сожжённым Юнги, что выпрыгивает вперёд, безжалостно полосуя острыми когтями нападающих. Мин, вообще, выглядит неважно, его старая рана не зажила, а сейчас и раскрылась сильнее, к тому же удар огня он принял на себя, снова подставив своё многострадальное плечо.       Чонгука будет есть совесть за то, что друзья и родные страдают из-за него позже, сейчас он лишь прибавляет силы и простреливает молнией по толпе героев, вырубая сразу более десяти, другие же вовремя ставят защитные барьеры и тут же атакуют с новой силой. Чон жалеет, что не может закрутить торнадо, собрать всех в воронку и просто выставить вон, на улицу! Главное, с монстрами они не могут сражаться, ранены и силёнок у них нет, а как на студента нападать, так всей толпой!       Эти мысли Гука особенно злят, и он всё-таки выстреливает небольшим торнадо по толпе, одновременно зонтом проводя молнии среди героев, чтобы усмирить их пыл. Но куда ему до профессионалов? Стоило только выдать обе свои мощные техники, как один из героев тут же выставил отражающий щит.       Чонгук бы не успел даже спохватиться, так всё быстро развивалось, а Тао уже оказался рядом с ним, взрывая воздух оглушительным ударом, из-за которого на мгновение все бои прекращаются, а с потолка очень недвусмысленно сыплется бетонная крошка. Взрывом здание не разнесло, но и без последствий не обошлось.       За это мгновение промедления, Тао быстро собрал Чонгука, ЮнСо и Юнги, вытесняя их к двери, к свободе. Какой-то герой рядом с Чоном очень быстро приходит в себя, оценивая ситуацию и понимая, что «преступник» пытается сбежать, он чуть ли не хватает Гука за раненную руку, когда весь зал резко утопает в белом свете, из-за которого все вынуждены тут же зажмуриться, стараясь сохранить своё зрение.       Заработал большой экран телевизора, что всё это время тихо стоял позади председателя. И вдруг телевизор резко ожил, сначала ослепляя всех светом белого экрана. До ушей присутствующих донеслись какие-то жуткие непонятные звуки, а потом свет потускнел, приходя в норму, и раздался уже нормальный человеческий голос, льющийся из колонок:       — Меня зовут Меин!       Чонгук даже вздрагивает, быстро трёт слезящиеся из-за временной слепоты глаза и голову поднимает, стараясь сфокусировать взгляд на экране. И пусть картинка всё ещё расплывчатая, а голос генерала Чон узнаёт безошибочно.       — Я монстр! — Многие герои тут же подняли головы, щурясь, пытаясь рассмотреть этого Меина, который отважился взломать телесеть и выйти в прямой эфир. — Я хотел бы обратиться к вам, герои и те монстры, что вышли на улицы после разоблачения сущности Тэхена. Где вы все? Где ваша хвалённая добродетель? Где вы, когда люди в вас нуждаются? Где вы, когда началась война? Как качать свои права, то вы первые рвёте глотки, а что сейчас?!       Кто-то из героев, нахмурившись, попытался тут же возразить, защищая свою честь. Только камера резко отъехала в сторону, показывая картину, что никогда и не у кого не выветрится из головы. Как назло именно в этот момент у Чонгука восстанавливается зрение, и он видит, что им показывают монстры.       На большой площади, в обломках зданий и дорог, проводов, в мешанине пыли лежит огромная гора из человеческих, изувеченных тел.       Чонгук отворачивается, у него сердце обливается кровью от этих кадров.       — Смотрите, что творится в городе! И такая картина по всему миру! — Рычит Меин за кадром. — Мы пришли к вам на помощь, чтобы сражаться за лучшее будущее, чтобы истребить Лигу и закончить войну, но где вы? Разбежались как крысы, трусы! Мы здесь гибнем, мы монстры, но нам тоже бывает больно и страшно, но мы всё равно сражаемся. А где вы, герои? Да какие там герои, у меня даже слов нет, чтобы сказать, кто вы! Вы все сбросили работу на Элибра, но стоило ему не справиться, тут же попрятались по норам и записали его в предатели! Мне отвратительно от осознания, что мир погряз во лжи и «правде» вот таких гнилых героев! — Меин горько усмехается. — Мы будем продолжать пытаться спасти этот мир, будем отдавать свои жизни, потому что мы не трусы, мы гибнем как герои, кто и что бы о нас не говорил! Трусы, предатели, лицемеры и лжецы здесь — вы! Надеюсь, это увидят и услышат многие, надеюсь, ваша совесть проснётся, и вы вспомните о своём долге защищать мир и беззащитных людей!       *****       РАЙ       Белоснежные кучевые облака пушистым одеялом укутывают небо, создавая атмосферу уюта и нежного комфорта, того самого, когда хочется просто лежать на зелёном лугу и смотреть в необъятные небесные просторы, размышляя о чём-то лёгком и воздушном, как эти облака. Ещё приятнее так проводить время, когда тёплый ветерок лижет волосы и лицо, пробирается под одежду, когда Солнце приятно согревает тело. Но самое волшебное в такие моменты — слышать любимое тихое дыхание над собой и стук неугомонного сердца, от которого всё внутри покрывается приятной истомой.       Чёрные бездонные глаза как всегда нараспашку для каждого, кто в них заглянет. Сейчас там в сытости и довольстве рычит зверьё, кутаясь в аромате глицинии, прямо как голубое небо завернулось в эти пушистые облака. Так уютно и сладко; таких ленивых деньков в последнее время выдалось слишком мало, чтобы сейчас ими пренебрегать. Наоборот, хочется закутать свою любовь в крепкие объятия и не отпускать несколько недель, а может месяцев или столетий, это уж как пойдёт. Но сейчас именно его окутывают любимые руки, он лежит в объятиях своего архангела на зелёном лугу, наслаждаясь моментом единения и прекрасной погодой, которую сам и создал.       Чарующий момент, который хочется продлить подольше.       Но именно в этот момент чёрные глаза резко теряют прежнюю лёгкость, становясь в мгновение ока острыми и тёмными зрачками Дьявола, что пронзают душу буквально насквозь, выкорчёвывая её наружу. И тут же на губах цветёт довольная улыбка, и буря успокаивается, тело в руках архангела снова расслабляется, удобненько потираясь щекой о мягкую ткань белой рубашки на плече своего любимого.       — Что произошло? — Тут же интересуется Чонгук, чутко улавливая изменения в поведении Гадеса. Архангел и сам всё это время пребывал в приятной ленивой неге, привалившись к дереву, обнимая Гадеса, что лежал у него на груди, но резкую смену настроения своего мужа мгновенно уловил. Они вместе уже… ах, архангел Чонгук давно сбился со счёта! Но Гадеса знает всего наизусть: его привычки и предпочтения, любимые цвета и планеты во Вселенной, любимые пейзажи и даже времена года, его тьму и его душу.       — Да так! — С улыбкой тянет Гадес, снизу вверх глядя на архангела своими чёрными глазами сейчас с ярким оттенком веселья. Парень бы и спросил, что его так развеселило, да не успевает и рта раскрыть, как краем глаза замечает фигуру, с безумной скоростью пролетевшую совсем недалеко от того места, где они отдыхали. Но, может, незнакомец и двигался быстро, а лицо его разглядеть архангел успел, впадая в состояние крайнего шока.       Это было Гадес.       Нет, Тэхен.       Нет…       В любом случае, тот, кто мимо них пронёсся, точно имел лицо Гадеса, только выглядел моложе года на три-четыре, в его чертах присутствовала эта холодная резкость высоких скул, но что-то необъяснимое их сглаживало. Гадес был весь как во тьме, а этот незнакомец, наоборот, лучился светом. Волосы у него были белые, глаза огромные фиолетовые с золотыми звёздами на их дне. И аура плясала лишь частью в чёрных цветах, больше склоняясь к абсолютному фиолетовому, а потом резко к золотому цвету.       Архангел раньше таких аур никогда и ни у кого не встречал, за исключением первородных. Но не может же быть этот парень одним из них? На незнакомце вся одежда в крови, рубашка подпалена и порвана так, что часть груди обнажает, где красуется глубокий ожог в виде креста, а на спине пара ран, словно от вырезанных крыльев!       Архангел Чонгук перестаёт хоть что-то понимать, кроме того факта, что это была живая душа, которая каким-то образом смогла пробраться в Рай!       — Это…       — Первый раз вижу кого-то, рискнувшего пробраться на небеса. — Улыбается Гадес, ни капли не удивлённый фактом появления незнакомца. Более того, для него он не был незнакомцем, Дьявол прекрасно знал, кто это, даже лучше самого их нежданного гостя.       — Кто это? — Озадачено интересуется архангел. Может, ему и много лет, может, он повидал в жизни бури и грозы, а находились вещи, что до сих пор ставили его в тупик. И вот этот незнакомец как раз входил в число того, что архангел не понимал.       — Интересно? — Гадес лукаво улыбается, явно довольный появлением нежданного гостя. — Спроси у него сам. — Советует мужчина, уже зная, что любопытство архангела не даст ему остаться равнодушным.       Так оно и произошло. Пара белоснежных крыльев взмыла в воздух, и их хозяин поспешил наперерез незнакомцу, желая удовлетворить свой интерес. А ещё больше понять, как эта живая душа попала в Рай? Здесь, на воротах, вообще-то, стоит печать самого Гадеса, никто извне, не принадлежащий небесам, попасть сюда никак не может.       В то же время сам Гадес знал уже ответы на все вопросы, которые зародились бы у архангела и у Тэхена, который пробрался в Рай в поисках Чимина.       На самом деле Элибр точно не был уверен, что смог бы пробить печать и попасть на небеса. По большей части в момент, когда он ускользнул из рук Сону, полагался на часть души Чимина, что подобно маяку могла привести его к своему истинному хозяину. Это была его единственная отчаянная попытка взломать небеса и найти своего друга.       Он бежал по белоснежным, вымощенным камнями дорожкам, среди огромных богатых розовых кустов. И те словно даже тянули к нему свои бутоны, когда он пробегал мимо, слушая кусочек души Чимина, что вёл его вперёд. Тэхен старался избегать местных обитателей, здесь жило множество душ, но так вышло, что именно эту часть магии он ощущал лучше всего, виртуозно обходя скопления небесных обитателей, стараясь не попадаться им на глаза. Может он и магия, и сами Истоки, а ему в Раю вряд ли положено находиться.       Взмах белоснежных крыльев Элибр замечает настолько быстро, что, когда отступает назад, уходя от архангела, его движения создают такой резкий порыв ветра, из-за которого даже несколько розовых бутонов срывает с кустов. А те в лёгком танце опускаются на руку парня, намертво к ней прилипая, признавая своего законного владельца. Но Элибр не успевает даже толком рассмотреть архангела, что остановил его продвижение вперёд; фиолетовые волны магии взрываются под кожей, крича об опасности. Парень не чувствует приближение к себе ещё одной души, но он ощущает чужую магию, и прежде чем чёрные крылья хотя бы пёрышком касаются его, Элибр легко уходит в сторону, сжимая руку с приклеенными к ней розовыми бутонами в кулак. Он не атакует безрассудно, толком не разобравшись, кто пришёл и зачем, но сила ледяными потоками стелется по меридианам, готовая прийти на помощь.       Архангел не скрывает удивления в глазах, когда смотрит на Элибра. Он переводит взгляд на Гадеса, что стоит рядом, не смог отказаться от небольшого представления, а потом снова смотрит на живую душу.       Двое мужчин определённо были очень похожи. Только Гадес был брюнетом, его чёрные глаза были бескрайни как просторы галактики, а хищный пусть и едва заметный оскал на губах приводил любое существо в неописуемый ужас перед величием Хаоса. Элибр же был полной противоположностью Гадеса. Глаза фиолетовые точно неспокойное море с густыми золотыми шапками, что напарываются на края радужки и разбиваются множеством блёсток, тонущих в ледяной глубине. Волосы белые, холодные. И сам он весь словно из инея и снега сделан, что сильно играло на контрасте с вечно пышущим какими-то тайнами Гадесом.       Эти двое смотрели друг на друга так пристально, что у архангела Чонгука сложилось очень стойкое ощущение, что они готовы друг другу перегрызть глотки. И чтобы немного развеять атмосферу, архангел перетягивает внимание на себя, интересуясь у незнакомца:       — Ты кто?       Элибр очень неохотно отводит взгляд от Гадеса. Он чувствует всем своим существом, кто среди них троих самый опасный противник и потому не желает оставлять его без присмотра. Но на знакомый голос тот час же оборачивается, с каплей изумления глядя на архангела.       В первую секунду ему прямо кажется, что это его Чонгук, живой и здоровый! Однако сердце не обманешь, можно обмануть душу, да только не сердце. И дело здесь не в том, что у архангела была пара крыльев, глаза вмещали мириады звёзд и ростом он был немного выше его Чонгука. Дело было в глицинии, во вспышке ауры вокруг фигуры архангела и в каком-то особом ощущении, которое нельзя описать словами. И ещё, конечно, в том, что архангел нёс в себе сразу две души. Именно потому Элибр и не ощутил приближение Гадеса, у Хаоса отсутствовала душа, потому что её берёг другой человек.       И всё же, как бы сердцем не понимал Элибр всё это, а губы сами по себе вымолвили:       — Чонгук?       Гадес тут же ощетинился, закрывая собой своего архангела:       — Это не твой Чонгук! — Сверкнули чёрные глаза.       — Ты не мой Чонгук. — Одновременно проговорил Элибр, качая головой.       И эти двое снова пристально уставились друг на друга, кажется, между ними воздух можно было ножом резать, так он трещал от напряжения!       Два альфа-самца! — мысленно сокрушается архангел, придумывая, как бы не дать им порвать друг друга в клочья. Даже когда Гадес встречался с Люцифером, у них не было таких противостояний, да, они периодически друг друга подначивали, но у каждого хватало мозгов до крайностей не доходить. Сейчас же у этих двоих мозг явно не работал, только чувство собственничества и нежелания уступать. Бараны!       — Ладно… — выдыхает архангел, мягко минуя чёрные крылья, что лежали на дорожке. Свои-то он сложил за спиной, чтобы всё чинно и аккуратно, а Гадес, как и всегда, просто разбросал их в стороны, не заботясь, что кто-нибудь может на них наступить! Архангел выходит из-за спины своего мужа и, глядя на обоих мужчин попеременно, просит: — Объясните, что здесь происходит? — А потом Гадеса по плечу ударяет, чтобы перестал поедать гостя таким кровожадным взглядом. — Почему эта душа имеет твоё лицо?       Элибр расслабляет руку, что сжимал всё это время в кулаке и слегка ведёт пальцами. Но мужчина напротив него никак не реагирует на это движение, его чёрные глаза выражают неподдельный интерес, но уж точно не страх. Их встреча походила на ментальный поединок двух богов, где ни одна из сторон не желала уступать. Смутные догадки о том, кем мог оказаться незнакомец с парой чёрных крыльев, посетили Тэхена, вырывая из памяти давний рассказ Чимина о том, как он отправился в Ад за его душой.       — Гадес? — Элибр слегка склоняет голову к плечу, выдвигая свою догадку.       — О-хо! — Хаос даже радостно ударяет в ладони, широко улыбаясь. — Сколько бы раз мы не встречались, а всё ты меня удивляешь! — Чёрные глаза внимательно оглядывают Элибра с ног до головы, прежде чем он вкрадчиво интересуется: — За его душой пришёл? — Конечно же, он видит, что парень несёт в себе часть души Чимина; более того, когда Пак вместе с Элибром пересекли Призрачный мост и попали в Чистилище, именно Гадес помог им выйти на Землю, и про их тайну он давно знал. И всё же, какие они невероятные: сначала один ринулся за другом в Ад, теперь другой взломал небеса. Такую дружбу можно встретить не так уж и часто.       Архангел смотрит на двух мужчин, и терпение его с громким хлопком лопается. Он ничерта не понимает, а эти двое не собираются ему ничего объяснять!       — Тэхен! — Рычит архангел, хрустя пальцами, сжатыми в кулаки.       — Да? — Хором отвечают Элибр и Гадес и сразу после хмуро глядят друг на друга.       — Ты тоже Тэхен? — Хаос приподнимает вопросительно свои густые брови.       — Да.       Архангел громко топает ногой, привлекая к себе внимание, напоминая, что как бы он тоже тут, и ему нужны ответы на вопросы!       — Я сейчас вас обоих покусаю! — Гневно сверкает глазами парень. — Я верховный архангел, Рай — моя территория, приказываю перестать говорить загадками, у меня сейчас голова взорвётся!       Гадес в ответ мило улыбается, притягивая своего разбушевавшегося мужа к себе. Тот фырчит и брыкается, но по итогу всё-таки позволяет обнимать себя за талию, хоть кончики ушей и заливает румянец.       Элибр от этой картины хмурится. Он до сих пор не знает, как там его Чонгук? Может быть, парень и является в действительности магией, Истоками, но он даже сейчас не понимает, как пользоваться всей своей силой. Ведь совсем недавно он был высушен, чего не могло произойти, так как он магия. У него в голове ещё тысяча вопросов, в которых он честно и сам не понимает, кто он есть.       — Если вам будет угодно, то мой псевдоним Элибр. — Отвечает Тэхен архангелу, чтобы тот не путался в их именах. Всё же легко запомнить: брюнет это Гадес, а блондин Элибр.       Архангел с улыбкой кивает, давая понять, что так действительно им будет проще общаться.       Вот только Гадес продолжает тянуть губы в загадочном оскале, ведь он ведает тайнами, что многим никогда не будут подвластны.       — А знаешь своё настоящее имя? — Почти шепчет, предвкушая длительный и интересный разговор. Элибр на эти слова хмурится, но молчит, ожидая, когда Дьявол соизволит выложить карты на стол, перестав тянуть кота за хвост. — Давай по порядку, — Хаос тянет довольную улыбку, не скрывая, как он рад провести этот разговор, — я Гадес, я Хаос, я первородный, который создал всю галактику. — У Элибра даже фиолетовые волны на дне глаз не сменили своего привычно холодного течения. Архангел мысленно восхитился такой выдержкой, сам он, когда узнал обо всём этом, прибывал в хаосе мыслей, а Элибр воспринимал всё поразительно спокойно. — Уже одно то, что ты не удивлён, тебя не волнует? — Подмечает Гадес, продолжая довольно улыбаться. — Продолжу. Есть перворождённые, тех, кого я создал после своего пробуждения: Ману — заведует природными стихиями и Тьма, её имя само за себя говорит. Есть древние второго и третьего, и четвёртого порядков. Если проще, то всех их можно назвать стихиями, не только природными, но и теми, что людям неведомы.       — И я одна из них? — Спокойно спрашивает Элибр.       — Верно, но не совсем. Ты считаешь себя магией? Ты магия.       Все суждения Сону изначально были ошибочными. Он полагался на свой исследовательский опыт, но его точность закрыло его же безумство и дикое нежелание оставаться в этом мире одному. Он и так потерял всё, что у него было. Вот ошибочно и поверил, что он как Бедствие не один, что он как осколок чужой магии не один. На самом деле в его логике было слишком много пустых дыр. Сону решил, что он с Тэхеном является своего рода связующими частичками с Истоками. Но это было не так. Взять, к примеру, тот факт, что из Истоков ничего нельзя было принести на Землю, как бы тогда магия укоренилась на Земле? Эта высшая сила имела структуру плетения кос, если у неё нет пары, нет своего рода проводника, то она не состоится. По логике вещей, даже попав к людям, магия из Истоков должна была погибнуть, она бы не распространялась как зараза по планете.       Именно поэтому Тэхен отринул ту теорию Сону. И именно поэтому задумался о вещах, которые были так тесно связаны с ним, но не распространялись на других. А раз они с Сону были Бедствиями, то почему и Ромео не обладал той же полнотой власти, что и Элибр? Они должны были быть равноправны, равносильны, но Ким точно знал, что если высвободит всю свою мощь, то Сону никогда не сможет против него выстоять. И разумное объяснение подобному было одно — Элибр и был магией, не осколком, а всей её полной структурой, что держала силы на планете.       Гадес с мягкой улыбкой склонил голову к плечу и обернулся к архангелу, спрашивая:       — Помнится, сейчас на Земле у всех людей есть магия из Истоков?       — Да, — кивает архангел, — некоторые души её даже сюда переносят после смерти. — Что естественно, ведь и Рай и Ад были так же созданы при помощи магии.       Гадес кивает и оборачивается к Элибру, продолжая:       — Истоки — это резервуар, туда стекается лишняя магия из четвёртой Вселенной, которую я создал в своё время очень давно. У каждой Вселенной свой резервуар и свои правила пользования магией. У каждой Вселенной есть свой первородный, который несёт в себе душу магии. Люди нарушили порядок вещей и принесли на Землю чужую силу. Но без резервуара, без сердца, в вашей Вселенной магия бы не прижилась. Ей нужен не просто мощный проводник, а душа, что буквально родилась из магии, первородная душа. Однако на Земле магию давно уничтожили, где взяться этой душе?       — Это был я?       — Конечно же, ты, Элибр! — Улыбается Гадес, наконец, раскрыв главный секрет.       Несмотря на то, что Хаос создал всех этих первородных, он с ними почти не пересекался. Они все были самодостаточными и сильными, и прекрасно управляли делами в своих измерениях. А Гадес не хотел пугать их своим появлением, потому чаще всего сам избегал столкновения с первородными. Но на Земле ситуация уже давно сложилась сложная. Люди сами по себе существа сложные, эгоистичные, алчные и по большей части трусливое стадо баранов. Стадо — испугался один, боятся многие.       Магию не сможет описать сам Гадес, куда там до людей! Конечно же, со временем те, кто не владел силами из зависти и страха подвергли гонению тех, кто магией владел. Фактически «особенных» истребили со всеми волшебными животными и диковинными растениями. Земля стала пустой от магии, она там умерла. Точнее погибли её носители. Но остался жив первородный, что продолжал поддерживать планету в балансе. Один он восстановить магию боле не мог, но и умереть не мог, оставаясь навечно связанным со всей солнечной системой своей Вселенной.       Этим первородным на Земле и был Элибр.       Гадес встречал его лишь однажды. Тогда он лежал в гробу из белых роз и добровольно умирал. Для единственного магического существа на всей Земле это был единственный способ начать всё сначала, попытаться родиться вновь, чтобы забыть прошлое, где был несчастлив. И так он живёт уже так долго, что сам забыл о том, что он первородный.       — Дело в том, — продолжает Гадес, — что полностью магию ни из одного мира нельзя вытравить, первородные живут миллиарды лет, мы бессмертны. Даже если ты умрёшь, ничего не изменится, ты переродишься, обязательно переродишься, какие бы грехи не совершил, и магия снова будет жива. — В глазах Элибра сверкнули редкие золотые блёстки, но он ничего не сказал, не выглядел ни счастливым, ни грустным. — Ты — магия, что родилась на Земле, ты хозяин магии в своей Вселенной, и никто не может тебя убить или отобрать у тебя эту силу, ведь она — это ты. Но люди принесли магию из Истоков и, таким образом, очень многое поменяли. — Гадес вздыхает, удивляясь, насколько сильной может быть человеческое безрассудство и жадность, что всего лишь одна исследовательская команда перевернула привычной для всей галактики склад вещей сверху вниз!?       — Два мира переплелись. — Поясняет Гадес. — Ты был первородной магией с Земли, а в Истоках был свой первородный; ты подчиняешься законам своей Вселенной, у тебя есть тело, у Истоков его нет, и не будет даже через миллиарды лет. Но у них тоже есть душа. Когда осколки магии попали на Землю, именно ты связал их с Истоками, сделав два мира единым целым. Там где была лишь душа, появилась магия, у вас, на Земле. Там, где в одиночестве жил первородный, появилась жизнь, они стали для тебя родителями, ведь именно Истоки тебя вырастили. Наверное, я даже не ошибусь, если предположу, что ты стал владыкой обоих миров. — Гадес внимательным взглядом чёрных глаз сканирует Элибра. — Всё-таки физическое воплощение даёт много преимуществ. — Даже Хаос в своей первоначальной форме всего лишь сгусток энергии, а в этой оболочке он Владыка галактики!       — Значит, — Элибр задумчиво потирает розовые лепестки бутона, что приклеился к внешней стороне ладони, — я магия с Земли, и стал проводником между нашей планетой и Истоками?       — Не просто магия, ты первородный. — Отвечает Гадес, а архангел рядом просто ошарашено хлопает глазами, слушая всё это. — Не проводник, а душа, сердце двух миров. Благодаря тебе, магия снова возродилась на Земле, это ты связал свою планету с Истоками. Стоило в твоей Вселенной появиться кусочкам чужой магии, как ты тут же установил контакт с другим миром. Обе силы переплелись, теперь одно от другого не отличить. Ты имеешь физическое воплощение и в теории ты сильнее Истоков, фактически, когда они вырастили и вскормили тебя, то ты поглотил их первородную сущность.       Элибр продолжает хмуриться, потирая лепестки розы. А счастливые бутоны, учуяв своего хозяина, тут же парочкой новых цветов распускаются под кожей у парня, именно по линии меридиан, явно используя их для такого «переселения».       Но Элибр внимания на это не обращает. Он думал, что он просто магия, может та самая часть Истоков, что попала в колбу, как предположил Сону, просто безумно сильная часть, тот кусок, что принадлежит душе. Именно потому его разрыв в силе с Королём так велик. Но оказывается он первородная магия. Единственное что не мог понять Элибр:       — Почему тогда я исчерпал свои силы, и мои меридианы опустели?       Гадес тянет очередную улыбку:       — Ты исчерпал свои силы как магия Земли, — поясняет мужчина, — как магия Земли ты видишь души, эта привилегия только твоего измерения. На твоей планете нет рождённых там существ с подобной тебе магией, их истребили, потому и поддерживать свои земные силы ты не можешь долго. — Элибр крепче впадает в задумчивость, плотно сводя брови на переносице. Из слов Гадеса выходило, что всем своим потенциалом он никогда и не пользовался. — Но ты связан с Истоками, стал их хозяином, однако силой их почти не пользуешься, а если и пользуешься, то всегда сдерживаешь себя. — Метко бьёт Гадес, точно мысли читает. — Скажу легче: монстры — сила Истоков, обычное человеческое обличье — сила Земли. Почему монстры это плохо? Просто это чужая магия для вашего измерения, потому она и гипертрофируется, а становиться плохим или нет, всегда зависит от души, это всегда личный выбор каждого. Разве среди людей не больше тех, чьи сердца покрыты гнилой злобой?       Элибр не может с этим не согласиться, всё же даже он, приняв сущность монстра, умел отличать чёрное от белого, и пусть порой его личные демоны затевали кровавые пирушки, но он всегда умел себя сдержать. Это же и было причиной того, что на Земле были монстры, что, даже несмотря на свою искорёженную суть, продолжали оставаться человечнее большинства «правых». А голод Элибра — это был голод по магии Истоков, которую он постоянно отвергал, подавлял в себе. Но именно как связующее звено, как душа двух измерений всё равно не мог отказаться от неё, вытравить из себя. В этой его жизни его вскормили Истоки, вырастили, Гадес сказал, что Элибр их поглотил, таким образом, прочно и навсегда связав два мира. Но если это было так, то кое-что не вязалось.       — И всё же я не могу повелевать Истоками, — Элибр качает головой, а под кожей больше розовых цветов распускается, тёмно-фиолетовых и золотых, нереально красивых, — недавно они изгнали меня.       — Изгнали! — Усмехается Гадес, вздёргивая крыльями. — Скажи, — мужчина пристально смотрит на Элибра, — ты Тьма или Свет?       Тэхен молчит, потому что и сам не знает точно, что он. Недавно он отдал свою силу Ян Чонгуку, а силой Инь построил около Чимина барьер в Истоках. Из-за того, что он так недальновидно иссушил себя, его и изгнали. Нет? Он ведь стал неправильным, искорёженным. И пусть был магией, пусть поглотил Истоки, но у тех остался разум, они понимали, что Тэхен опасен, потому и избавились от него. Но… но почему тогда Элибр до сих пор ощущает в себе силу Инь-Ян?       Гадес с улыбкой наблюдает за парнем, пока тот всё переваривает, а затем снова спрашивает:       — Повелевал ты хоть раз Истоками, заставляя их идти против своих правил? — Элибр смотрит в чёрные глаза и просто кивает. Да, его как бы «изгнали» или он так ошибочно решил. Но до того он ни единожды нарушал общепринятый закон Истоков. Гулял там без временного лимита, спокойно забирал с собой оттуда других людей и мог взять даже сами воды, чего не удавалось никому. Более того он спас Чонгука в нейтральных водах, протащил его на сторону Тьмы, что само собой невозможно.       — А запечатывал чьи-то силы своей кровью? — Продолжает задавать вопросы Гадес. Элибр же снова кивает, он использовал этот трюк в Дьявольском кошмаре. — А подчинял себе стихии? — И снова да. — А оставлял на ком-нибудь свой магический отпечаток? — На Чонгуке, к примеру, у того даже появилось духовное оружие благодаря этому. Ещё на Тао, у него печать на теле до сих пор осталась, она, кстати, ему и помогла избежать отравления ядом монстра, хоть Тэхен ещё этого и не знает, находясь за сотни световых лет от Земли. — И как? — Улыбается Гадес. — Со временем он пропал? Стал слабее? — Нет и нет. Элибр достоверно знает, что у Тао он был до сих пор.       — А как ты появился здесь, в Раю? — Гадес склоняет голову к плечу, приподнимая брови. Даже архангел вмиг собирается, особо заинтересованный этим вопросом. Всё же небеса его территория, и это не очень хорошо, что каждый может вот так сюда вломиться. — Думаешь, благодаря этому осколку души или тому факту, что ты первородный? — Гадес качает головой, сам отвечая на свой вопрос: — Нет, не каждый первородный может попасть в Рай, здесь стоит сильнейшая защита, моя личная печать. Ты поглотил душу Истоков в детстве, став единым владыкой двух миров, они не могут тебя изгнать, может, просто разозлились, как родители на несносное дитя и не более. Магия сама по себе загадка, а ты теперь один из сильнейших первородных магий в целой Галактике, именно потому всё, что я упомянул, ты делал и продолжаешь делать, нарушая десятки тысяч законов.       Элибр не выглядит польщённым такими словами, скорее озадаченным. Может, кто другой уже попытался бы себя возвеличить, испытать двойную силу, что всё это время была в нём сокрыта, но Элибр не такой. Он предпочитает разобраться в каждой мелочи.       — Если я первородный, — демоны на дне холодного фиолетового океана даже вздрагивают от этих слов, будто им сказали что-то неприятное, что вмиг смогло их задеть, — то почему умер и попал в Ад? Разве я не должен жить вечно?       Даже архангел задумчиво кивает, это ведь вполне логично. Но потом смотрит на Гадеса рядом и вспоминает свои семьсот тысяч лет ожидания, тут же ощутимо вздрагивая. Первородные тоже могут умереть, просто для них это подобно сну с перерождением.       — Ты и живёшь вечно. — Отвечает Гадес, тихонько поглаживая архангела рукой по спине, чувствуя перемену его настроения. — Но ты душа, привязанная к Земле, и как любой человек, ты умираешь и возрождаешься, и о прошлых своих жизнях ничего не помнишь. — Ах, вот оно значит как. Элибр такой же, как люди, просто он чистая магия. — Более того, скорее всего, ты не помнишь и о моментах, в которых твоя душа ближе всего была к взаимодействию с другой магией: когда ты попал в Истоки или в Ад. — Не помнит, Чонгук помнит, Чимин помнит, но только не сам Элибр. В его сознании ни разу даже крохотного огонька воспоминания не вспыхнуло.       — Разница между тобой, стихией, и обычными людьми в том, что ты когда-то сам не захотел жить вечно. — И Гадес молчит почему. Хотя они оба знают, им не нужно произносить этого вслух. Люди гонятся за вечной жизнью, но не понимают, что после уже первых двух сотен лет само существование становится в тягость. Потому что ты один. Даже если рядом и был кто-то любимый и родной, он обречён умереть, как и все люди, а ты будешь жить в тоскливом одиночестве. Поэтому прошлый Элибр пошёл на такой отчаянный шаг. — Ты запрограммировал себя на такой же цикл как у людей, чтобы как раз-таки лишиться памяти и не помнить прошлого. — Продолжает Гадес, терпеливо разъясняя каждую деталь. — А так как ты можешь умереть лишь по своему желанию, то и цикл твоего рождения и жизни зависит полностью от тебя. Обычные души перерождаются через сотню, две или через такое количества лет, которое им нужно, чтобы подготовиться, чтобы душа подготовилась, рамок нет, но цифра никогда не меньше ста. Твоя душа, ты — магия, тебе не нужно ни к чему готовиться. Рай или Ад, без разницы, куда ты попал, несколько месяцев, порой даже дней, и ты снова окажешься на Земле. Если тебя не будет на планете, она зачахнет и умрёт. Всё подчиняется законам природы, а природа подчиняется Ману, а Ману мне, а я создал всё, основываясь на своих силах, магии. Всё связано, рухнет одна цепь, всё рухнет. Потому можешь покончить с собой ещё с десяток раз, это всё равно приведёт к тому, что ты переродишься.       Элибр колкость принимает крайне спокойно, холодно, как, в общем-то, и весь рассказ. Его выдержке могли бы многие ангелы позавидовать. Кажется, перед парнем будет рушиться мир, он даже не моргнёт.       — Вы можете меня убить? — Без тени хоть какой-то эмоции уточняет Элибр.       Гадес усмехается, довольно облизывая губы:       — Я могу убить даже самого себя. — Архангел рядом снова вздрагивает, и Гадес его утешающе гладит по спине, намекая, что это не более чем шутка. — Но мы с тобой так давно знакомы, хоть ты этого и не помнишь, зачем мне тебя убивать? Ты теперь владеешь двумя мирами, к тому же нашёл своего Чонгука, — Гадес тепло улыбается своему архангелу, испытывая желание потискать его за щёки, — так что живи и не думай умирать.       Архангел, всё это время молча слушавший разговор, наконец, не выдерживает, интересуясь:       — Почему у вас одинаковые лица?       Нет, ну, правда! Да, они оба первородные! Но вот, допустим, у Ману и Гадеса лица ведь не схожие! И да, у Элибра не совсем лицо Гадеса, хотя может через лет пять-шесть точно будет таким. Их тогда только по цвету волос и глаз можно будет различить, у них даже голоса похожи! Только у Гадеса в словах постоянно проскальзывает нотка смеха, будь то доброго или издевательского, а вот у Элибра тон холодный как жидкий азот, в мгновение ока превративший целую Вселенную в сплошной комок льда.       Гадес мягко улыбается архангелу и взмахивает чёрными крыльями, вмиг убирая их. Только аура его так и остаётся тяжёлой, почти давящей. С крыльями или без, а величие этого создания оставалось непоколебимо устрашающим.       — А что значат лица, ангел мой? — Гадес смотрит на своего архангела, сдерживая желание его потискать. Приходится снова перевести взгляд на Элибра, чтобы не смущать своего мужа. — Во-первых, эту земную стихию создал я, — кивает Гадес в сторону парня, — и он решил взять мою внешность когда-то, я так думаю, — фыркает Хаос, — ну, а после она ему приглянулась, и он не стал её менять. — В глазах Элибра появились угрожающие острые волны. — Ладно! — Продолжает веселиться Гадес. — Я думаю, что это неспроста, ведь даже у твоего Ян оболочка моего архангела. Одна и та же душа может переродиться в разных оболочках, в одной и той же редко кто оказывается. Природа подчиняется мне, но, видимо, любит создавать параллели. Кто знает, — вздыхает Гадес, давая понять, что даже у него нет чёткого ответа на этот вопрос, — но может, в параллельных реалиях есть ещё десятки копий нас, проживающие этот самый разговор.       — Теория Гипервселенной?       — Наверное, у вас, на Земле, это так называется, — усмехается Гадес, — я дал этому простое название — Плетение душ. Когда-то давно, когда я жил на краю Вселенной, мне было одиноко, я создавал первородных, но вы все оказывались в своих мирах, а я был один. — Архангел закусывает губу, вспоминая ту мёртвую планету на краю света. — И тогда на камне своей пещеры я чертил узоры цветов, чтобы раскрасить мир, чтобы он не был чисто чёрным или белым. — Гадес мимолётно нежно улыбается своим далёким воспоминаниям. — Я помню, как нарисовал розу рядом с цветущей вишней, — в глазах Элибра на мгновение мелькает удивление, тут же растворяясь в фиолетовом океане, — как нарисовал камелию рядом с яблоней и лилию под глицинией. Может быть, это и запустило Плетение душ, создание параллельной реальности в каждой Вселенной. В любом случае, ты был создан мной, так что может быть, именно потому ты принял похожий облик. Но твой парень, Чонгук, словно живое подтверждение существования Плетения душ.       Элибр просто шумно выдыхает. Гадес и сам не может точно разобраться в этом вопросе, так что нет смысла дальше в нём копаться. Всё же даже для первородных есть вещи в галактике, которых они не понимают.       Зато архангел заинтересованно оборачивается к Элибру, уловив смысл последней фразы, сказанной Гадесом:       — У вас тоже есть парень и его зовут Чонгук? — Архангел приподнимает вопросительно брови, получая в ответ:       — Да.       Вот это просто невероятно! Этих двух альфа-самцов зовут Тэхен, а их парней Чонгук! Кажется, теория Гадеса с Плетением душ не кажется такой уж далёкой от реальности. Просто за всю свою жизнь архангел никогда не встречал никого похожего на себя и никого похоже на Гадеса. Фактически вероятность пересечься со своей копией из параллельной реальности была ничтожно мала, настолько, что нужно было прожить чуть ли не миллион лет, чтобы иметь возможность столкнуться с другой версией себя.       Сам же Элибр хоть и считает подобное совпадение странным, а разбираться в нём желанием не горит. Он пришёл сюда по другому делу, а неожиданно нарвался на первородного, который раскрыл ему все оставшиеся загадки о его личности.       — Не смотри на него! — Рычит Гадес, закрывая архангела собой. — Это мой Чонгук!       Элибр только тогда и понимает, что слишком долго не сводил взгляд с небесного создания, когда у Гадеса взыграла ревность. Снова. Кажется, ему только повод дай, и он не угомонится, пока противник не будет устранён. Но дело в том, что Элибр по природе своей не любит драк, он достаточно мирный и обычно агрессию в свою сторону встречает холодно, не обращая внимания на попытки вывести его из себя. Чего нельзя было сказать о Гадесе, который горел ярче адского огня, всем видом показывая, что это его Чонгук и на него даже смотреть запрещено!       — Конечно, твой. Мой в Истоках. — Легко уступает Элибр, не собираясь участвовать в пустой ссоре.       — Почему тогда смотрел на него?       — Показался знакомым! — Всё-таки с сарказмом отвечает Элибр. Он не думает, что Гадес сам Хаос и лучше с ним не связываться. Когда встречаются двое сильнейших, у них в крови кипит желание вцепиться друг другу в глотки зубами.       — Предупреждаю! — Гадес щурит глаза, прикидывая как бы атаковать противника в Раю, чтобы не разнести здесь всё к чертям?       — Иначе? — Элибр лишь слегка приподнимает вопросительно бровь, не меняя ни позы, ни взгляда ледяных глаз.       У архангела лопнуло терпение:       — Хватит! Угомонились! Как дети, ей богу!       Парень выходит вперёд, вставая между двумя мужчинами, что не сводили друг с друга глаз. Ладно, один молод и горяч, но Гадес-то должен понимать, когда свою собственническую натуру нужно приструнить и не лезть на рога проблем. Ничерта он не должен, и сам архангел это прекрасно понимает. Хорошо хоть всегда может наступить на хвост этому павлину и остановить его.       Архангел под ревнивый взгляд Гадеса оборачивается к Элибру и спрашивает:       — Если ваш… — парень осекается, понимая, что не может произнести своё же имя, это слишком смущающе, — ваша вторая половинка в Истоках, то зачем вы здесь?       Гадес усмехается, складывая на груди руки:       — А ты не видишь, мой ангел? — Улыбается мужчина, чёрными глазами сканируя фигуру напротив. — Он несёт в себе часть другой души, за которой и пришёл.       — Да ладно! — Архангел в полном недоумении разглядывает Элибра, что Гадесу ни капли не нравится. Просто он не ощущал искажения душ или чего-то подобного. Лишь то, что перед ним стоит живой человек. Да и если бы в Раю появилась неполноценная душа, то архангелу давно бы доложили. Как так получилось, что никто и ничего не заметил? Из-за того, что Элибр первородный? Но кто тогда хозяин половины души? — Кто это?       — Мой друг, — отвечает парень, — я пришёл за своим другом.       — О, сначала он тебя из Ада вытащил, а теперь ты его из Рая? — Снова влезает в разговор Гадес, а архангел только глаза закатывает на это, всё-таки яснее ясного у кого Юнги понахватался в своё время такого поведения. — Забавно!       Элибр игнорирует Гадеса и вместо него обращается к архангелу:       — Он здесь?       — Кто? — Ему нужно точное имя, чтобы дать хоть какие-то сводки, зато Гадес тут же отвечает:       — Да. — Лучшего любого справочника. — Если верховный архангел не против, можешь забрать его.       А верховный архангел не против небольших авантюр, главное, чтобы они не вредили другим:       — Мы здесь насильно никого не удерживаем, — отвечает парень, обращаясь к Элибру, — можешь забрать друга. Но Рай, это не Ад. — Предупреждает архангел. — В преисподней все воспоминания о прошлой жизни сохраняются в наказание, а здесь их стирают, чтобы душе было легче. Даже если найдёшь друга, он тебя не узнает. — Архангел отходит в сторону, открывая Элибру доступ к Белому замку. — Не тешь себя надеждами, я не знаю душу, которая покинула бы Рай добровольно.       Однако Элибр не теряет упрямства духа даже в такой ситуации. Он вежливо кланяется и Гадесу, и архангелу, благодаря их за то, что не чинят препятствий:       — Спасибо! — И тайфунчиком скрывается из виду, снова двигаясь по пути, что ему указывает осколок души.       Гадес какое-то время смотрит вслед Элибру, всё ещё подумывает устроить им поединок, но всё же успокаивается под действием глицинии и тянет руки к архангелу, загребая его в объятия.       — А как же я? — Гадес тянет умилительную улыбку. — Я покинул Рай добровольно и даже вернулся сюда за тобой! — Напоминает мужчина.       Архангел быстро чмокает его в щёку, с не скрытым любопытством спрашивая:       — Плетение душ?       — Даже для меня странный феномен. — Улыбается Гадес, игриво пробегаясь пальцами по белоснежным крыльям, что до сих пор сложены у Чонгука за спиной. — Хоть я и назвал это Плетением душ, но именно что души у нас у всех разные, неповторимые, — с улыбкой выдыхает мужчина на ухо архангелу, — но то, как притянулись друг к другу именно эти тела… забавно!       Архангел Чонгук перехватывает руку Гадеса до того, как она бесцеремонно ложится ему на ягодицу.       — Тебе всё забавно! — Намеренно возмущается парень, не давая себя лапать. — В твоей магии даже Люцифер толком не разбирается, нет бы всё систематизировать!       — Я пытался, но мне лень. — Честно отвечает Гадес, не прекращая свои попытки потискать парня. — И, кстати, разве ты не должен называть его дядя Люцифер?       — Тэхен! — Чонгук собирается ударить Гадеса по плечу, но его руку ловко перехватывают, прижимая к груди. Чёрные глаза сверкают шаловливо, с нарастающей волной колючего возбуждения. Архангелу бы вспомнить, что они в оживлённом саду, и кто-нибудь может их заметить, а он взгляда не может оторвать от алых губ напротив. Аромат лилий пленит. В голове стремительно становится пусто и, прежде чем, архангел полностью отдаётся на волю этим чувствам, успевает неожиданно произнести:       — Я хочу познакомиться с другим Чонгуком.       Гадес вздыхает. Такой момент разрушен! И всё же слова парня ему кажутся забавными:       — Чтобы его удар хватил, когда к нему придёт архангел?       — Тэхен… — парень запинается, даже прикрывая глаза на мгновение из-за этой путаницы, — не ты, — поясняет архангел, — а другой Тэхен же нормально всё принял.       — Он стихия, — пожимает плечами Гадес, продолжая одной рукой играть с белыми перьями на спине своего мужа, — конечно, он не лишён чувств, но его восприятие реальности изначально не такое, как у всех существ.       — Как у тебя?       — Приблизительно. — Усмехается Гадес. — Мы никогда не чувствуем мозгом, разумом, только сердцем, так можно принять любую реальность. — А потом пронзительно смотрит архангелу в душу и добавляет: — Кроме той, где тебя нет.       У Чонгука сердце бьётся с характерным БАМ-БАМ-БАМ! Так отчаянно и быстро, будто ещё немного и не выдержит, разорвётся на части или разломает рёбра и выберется из груди. Они уже столько лет вместе, а архангел всё как в первый раз воспринимает, чувствуя, как в животе рождаются толпы бабочек.       — Ты, — парень на мгновение затихает, глядя в эти глубокие открытые глаза, — действительно нарисовал лилию под глицинией? — Раньше он эту историю никогда не слышал.       — Мгм. — Улыбается Гадес, оставляя лёгкий невинный поцелуй на кончике носа архангела. — Когда жил в той пещере. Но, честно, уже давно забыл об этом, прошло слишком много тысячелетий, да и Плетение душ я до этого встречал лишь однажды, чтобы помнить о таком.       — Получается, это ты нас связал? — Ахает архангел, получая в ответ заливистый смех Гадеса. Хаос ещё его и обнимает крепче, притягивая к себе так близко, что у архангела не получается даже взгляд сфокусировать на лице Гадеса.       — Я долго тебя добивался, — шепчет мужчина, прижимаясь губами к алеющей щеке, — так что с уверенностью могу сказать, что да!       — А их? — Не уминается архангел, намекая на Элибра и того, другого Чонгука.       — Я не бог любви, — отвечает Гадес, — это чувство не навяжешь, нельзя заставить кого-то полюбить. Они сами связались красной нитью судьбы, и покуда она не порвётся, их союз будет нерушим.       *****       Белый замок имел вполне лёгкую для понимания структуру. Незатронутый давним пожаром он сохранил силу вплетённых в его фундамент заклинаний, барьеров и полностью автоматической работы для обеспечения достойной жизни каждой души, которой посчастливилось попасть в Рай. Белый замок по-прежнему утопал в богатстве огромного сада, во взрыве прекрасных красок природы, а сам при этом скоромно ютился в этом великолепии, не стараясь его затмить. Здание было простым, хоть и невероятно огромным, разглядеть его конец было почти невозможно. На входе приветливо распахнуты настежь обе створки дверей, а за ними к себе манит просторный холл, раскрашенный всевозможными цветами. Витражное окно на противоположной стороне здания состоит из кусочков цветного стекла, и свет, что проникает в холл, раскрашивает пространство своими неповторимыми взмахами кисти.       Тэхен бы залюбовался всей этой красотой, даже бы изучил её и те заклинания, что окружали Белый замок, всё-таки защитные барьеры здесь стояли очень мощные. Киму бы пригодилось в будущем довести искусство создания барьеров до столь высокого уровня. Но пришел он не ради всего этого. Он не видит ни красоты вокруг, ни обитателей Рая, в груди тихо плачет путеводная звезда и зовёт его к Чимину. И к нему он идёт.       По дороге ему встречаются ангелы и архангелы, другие души; Тэхен теперь не прячется, у него разрешение от верховного архангела находиться здесь, а потому он идёт прямо, не боясь столкнуться с другими обитателями Рая. А вот последние шеи сворачиваются вслед Киму. И такое поведение многим продиктовано, не только тем, что Элибр безумно похож на Гадеса, а ещё и фактом того, что в Раю на данный момент находилась живая душа в живой оболочке! Здесь не так-то часто что-то происходило, потому приход Элибра стал поистине сенсационным событием.       Только сам парень об этом не знал, да и вряд ли подобное его хоть когда-то интересовало. Он идёт по зову души, к Чимину. Их души связывает незримая, но прочная лента из фиолетового бархата, такого лёгкого, но пропитанного глубокой духовной энергией, что на всю жизнь сцепила их, создавая родственные души, неспособные жить поодиночке. Этот тонкий бархатный шлейф Тэхена вперёд и ведёт, и стоит только немного сменить маршрут, как лента плотно затягивается на сердце, простреливая всё тело безумной волной боли. Словно Чимин там, впереди, сам зовёт к себе Тэхена, отчаянно тянет к себе и просит спасти его, дать ещё один шанс на жизнь. Друг его просьбе внемлет, ураганом проносится по холлу Белого замка, выбегая на противоположной его стороне, где сад стоит гуще, высоких деревьев больше. От этого тени тоже больше и в их недрах создаётся умиротворённый уединённый покой.       Здесь неожиданно тихо и спокойно, почти все души гуляют в другой части сада, здесь же место именно для уединения со своими мыслями, для созерцания природы или тихого сна в недрах сада.       Но для одной души здесь место для ярких впечатлений и новых открытий. Эта душа так и осталась сама жизнерадостной и прекрасной, безумно энергичной и неусидчивой. По-хорошему, можно было просто спросить первого встречного о том, где он, и каждый бы смог точно ответить, что в это время неугомонная душа находится в задней части сада, где собирает каждый день новые букеты, раздаривая их всем вокруг. А ещё он никогда не ошибается, он всегда выбирает для подарка те цветы, что являются ведущими у данной души. Даже большинство ангелов не владели этой силой, а душа с лёгкостью преодолела этот пласт магии.       Тэхен находит Чимина как раз за сбором очередного букета цветов. Парень аккуратно срезает цветы небольшим ножиком, укладывая их себе на руку, чтобы потом сформировать букет. Хотя эти белые пушистые розы с плотными, полностью распустившимися головками уже смотрелись невероятно богато. Чимин не срезал с них шипы, из-за этого все его руки были обколоты длинными иглами, но он всё равно с улыбкой продолжал собирать букет, иногда считая нужным и пожурить розовый куст за то, что колет особо сильно.       А Тэхен стоит всего в нескольких шагах от Чимина и второй раз в жизни ощущает себя таким открытым и беспомощным в выражении своих собственных чувств. В первый раз это произошло на снежном утёсе в Провансе, с Чонгуком, а второй — прямо сейчас, рядом с другом. Ким всегда остаётся холодным и спокойным, но в момент, когда видит Пака, который беззаботно собирает розы, внутри, словно вторая часть сердца трескается ото льда, и этот неугомонный орган как ополоумевший начинает надрывно вгрызаться в рёбра, пытаясь прогрызть себе дорогу наружу.       Тэхен делает шаг, ещё и после тихо зовёт:       — Чимин?       Парень оборачивается на звук мгновенно. В его светлых глазах играют солнечные лучи, а на губах цветёт улыбка.       — О, вы знаете меня? — Чимин с интересом рассматривает Тэхена, и точно его не узнаёт. Всё, как сказал архангел, память его друга исчезла. Рядом с тупой надеждой внутри снова зарождается что-то близкое к леднику, но что-то абсолютно иное. В морозе боли не ощущается, а сейчас она живьём ест изнутри, довольно причмокивая.       Чимин изучает Тэхена заинтересованным взглядом и заключает:       — Наверное, вы один из ангелов?       Непонятно, с чего так решил. Ким сейчас в заляпанной грязью и кровью одежде. Рубашка на нём лоскутами висит. Он больше похож на демона, что с боем пробил себе дорогу на небеса. Но у Чимина всегда существовала своя логика, которая не поддавалась описанию.       Тэхен долго смотрит на друга в ответ. Тот выглядит счастливым и здоровым, у него безумно красиво сияют глаза, поглощая солнечные лучи и отражая их на радужке волшебными переливами радуги. Чимин такой же какой был и при жизни, с единственным исключением: здесь ему уже ничего не угрожает. Он в Раю, в безопасности, а рядом с Тэхеном, с первородной магией, у него чуть ли не каждый день был новой встречей с каким-нибудь монстром. И Ким хочет его забрать отсюда? Эгоистично лишить Рая? Элибр крепко хмурится, не понимая, что же будет лучше?       — Я не ангел. — Тем временем отвечает Тэхен.       — Тогда архангел?       — Нет. — Качает головой парень. И решается: — Я твой лучший друг.       Он расскажет ему правду, если понадобится со всеми болючими и неприятными моментами, ничего не утаит, а после будет уже ждать, какое решение примет сам Чимин. Также как ангелы не могли удерживать души в Раю силой, Тэхен не может и не станет одну из них тащить за собой в грешный мир.       — О! — Чимин удивлённо распахивает глаза. — О-о-о! — Тянет парень, несколько неловко улыбаясь. Он совсем не помнит Кима, конечно же, такую правду воспринять ему тяжело. Любой другой бы уже просто убежал от этого чудака в драной одежде, но Пак, как и при жизни, проявлял небывалую стойкость. — Эм, а как вас зовут?       — Тэхен.       Чимин словно про себя пробует новое имя на вкус, даже слегка хмурит густые брови, словно силится вспомнить парня, что стоит напротив него, но всё напрасно. В голове пусто и никакого «Тэхена» там нет, душа благословлена не помнить свою прошлую жизнь, чтобы поскорее прийти к своему следующему перерождению, не отягощённая несбывшимися желаниями и мечтами, оставленными родственниками.       — Извините, Тэхен, — Чимин отчасти бессильно улыбается Киму, — но я вас совсем не помню. Может, вы ошиблись? — Доброжелательно предполагает парень.       — Я не мог ошибиться. — Уверенно отвечает Тэхен. Поставьте перед ним в ряд тысячи, миллионы копий Чимина, и из них он обязательно найдёт настоящего. Не потому что у него есть часть его потерянной души, а потому что Пак был и есть для него ярким путеводным Солнцем, которое он найдёт в сплошном мраке.       — Эм, — Чимин растерянно мнётся на месте, но не пытается убежать, напротив вдруг загорается, — а давайте я тогда помогу вам найти вашего друга? — Он не помнит Тэхена, но желание помочь в его сердце поистине сильно. А страха снова нет, как тогда, так и сейчас. — Я здесь недавно, но уже почти всё изучил. — Улыбается парень и лёгкой поступью подходит к Тэхену, намеренный действительно ему помочь. — У вас красивые розы на руках, — замечает Чимин, разглядывая бутоны, что цвели у Кима под кожей по линии бега меридиан, — держите ещё, — Пак с ослепительной улыбкой вручает Тэхену недавно собранный букет белых роз, — я думаю, они вам очень идут.       Шипы больно впиваются в кожу, режут её, вспарывают, пуская тонкие капельки крови. Но Ким всё равно принимает букет. Во всей галактике для него существуют два человека, из рук которых он примет даже яд: Чонгук и Чимин.       — Как выглядит ваш друг? — Участливо интересуется Пак, склоняя голову к плечу.       — Он красивый.       — А-ха-ха! — Парень искренне смеётся. — Здесь много красивых людей, может, подробнее?       Подробнее? Тэхен, не моргая, смотрит на Чимина, вдруг понимая, что он может рассказать даже точное местоположение каждой родинки на его теле или маленького шрама. А ещё он знает, что у Пака ноги — чувствительная зона, если схватить его за лодыжки, он будет кататься по земле от щекотки. У Чимина удалены два коренных зуба, один он сломал, когда грыз орехи, а второй неправильно рос, и его пришлось удалить. На затылке, под самой линией роста волос у Пака есть небольшой ожог, который он получил от краски для волос, когда ради эксперимента пытался осветлиться дома. Тэхен знает о Чимине всё, но вывалить сейчас всё на душу, которая ничего не помнит, не может, обходясь лишь коротким описанием:       — Он часто любит менять цвет волос, но сейчас покрасился в чёрный. — Пак кивает, внимательно слушая Тэхена, собираясь действительно помочь ему в поисках себя же. Но искать никого не нужно, Ким уже нашёл друга. Теперь главное, чтобы он согласился с ним пойти. — У него узкий разрез глаз, — продолжает Тэхен, — а радужка насыщенно карего цвета, цвета миндаля. Пухлые щёчки и очень выразительные губы. Он невысокого роста, но строение его тела прекрасно, изящно.       Чимин загадочно улыбается, кокетливо стреляя в Тэхена глазами:       — Кажется, вы, правда, были лучшими друзьями или он вам даже нравился?       — Он — моя родственная душа. — Отвечает Элибр, прижимая букет из роз сильнее к груди, чтобы шипы вонзились в сердце и заставили его успокоиться. Потому что спокойным оно сейчас никак не может быть, только не тогда, когда они так близко к Чимину, но так далеки от него.       Пак же продолжает весело улыбаться, не теряя свой жизнерадостный настрой:       — А зачем вы его ищете?       — Хочу забрать с собой.       — О, ясно. — Чимин кивает, однако в глазах всё же плещется вопрос. — Но здесь так чудесно, что если он не захочет идти с вами?       Очень резонный вопрос. Тот, что волнует Тэхена с того самого момента, как архангел сказал ему, что Пак лишён памяти. Элибр не желает принимать поражения, но даже он должен признать, что вероятность того, что их путешествие закончится ничем, всё же существует. При этом равна она больше восьмидесяти процентам. Удача всегда маячит перед Тэхеном, но в руки ему даётся крайне редко, тут же ускользая вдаль.       — Я буду умолять его, — отвечает Ким, не кривя сердцем, — пока он не согласится.       — А отказ вы не принимаете! — Весело усмехается Чимин, и глаза его пронзительно сверкают. Ему явно понравился ответ Тэхена, всё же даже лишённая прежних воспоминаний душа понимала, что в мире не так-то много людей, готовых пасть перед кем-то на колени и умолять, пренебрегая гордостью. А главное умолять не о себе, а о своих близких и родных.       — Он мне очень дорог.       Чимин мечтательно вздыхает:       — Хотел бы я иметь такого друга, как вы. — Улыбается парень. — На самом деле по вашему описанию подходит несколько душ, — радостно вещает Пак, счастливый, что смог помочь этому замечательному человеку, — пойдёмте, — Чимин слегка тянет Тэхена за руку по направлению к Белому замку, — я вас с ними познакомлю, может, и помогу! Кстати, а как его зовут?       — Чимин.       — Тёзка! — Восклицает удивлённо Пак, останавливаясь на мгновение рядом с кустом красных камелий. — Но я не помню здесь другого Чимина. — Парень хмурит брови, озадаченно оборачиваясь к Тэхену. — Скажите, а он точно здесь? Может, вы, конечно, извините, — Пак несколько секунд мнётся, чтобы в итоге продолжить: — но может он попал в Ад? Говорят, часть душ отправляются именно туда.       — Он хороший и добрый, он не мог попасть в Ад. — Уверенно отвечает Тэхен.       «К тому же ты здесь, в Раю». — Не договаривает. А вдруг спугнёт? Вдруг Пак не сможет больше принимать этот бред от человека, которого, как считает, видит впервые в жизни?       — Вот как. — Тянет Чимин, но не спешит сбежать от незнакомца. Напротив он с лёгкой улыбкой наблюдает за тем, как букет из роз в руках Тэхена словно оживает по второму кругу. Крупные бутоны распускаются шире, шикарнее и словно девицы при виде красивого парня тянут свои лепестки к Тэхену, окутывая его почти пьянящим ароматом роз. Сам же Ким это ощущает, но на цветы не смотрит, только на Чимина, по-прежнему не моргая.       — Вы, правда, его родственная душа, раз такого высокого мнения о нём. — Пак кивает сам своим мыслям. — Но, — парень поднимает голову, заглядывая в фиолетовые глаза напротив, — кажется, я раньше его здесь не встречал.       Тэхен мысленно выдыхает, успокаивая вдруг разбушевавшееся сердце, заставляя его заткнуться и не дать натворить бед. И всё же именно эти беды на язык и лезут:       — Я могу вас напугать…       — А? — Чимин недоумённо округляет глаза, не понимая, с чего бы вдруг этому красавцу его пугать?       — Если скажу, — продолжает Тэхен, наступая на горло голосу разума, — что мой друг это вы?       — К сожалению, я вас совсем не помню. — Повторяет Чимин, извиняюще улыбаясь Киму, почёсывая затылок, будто это могло пробудить мозг и заставить его вспомнить Тэхена. Ну, не зря же он настаивает, что Пак его друг? — Может, я просто похож на вашего друга? — Предполагает парень.       Тэхен знает, что спешит и всё равно отвечает:       — Нет, это ты, Чимин.       — Эм, тут такое дело… — Пак кусает губу, пытаясь как-то донести до этого красавца, что он не тот, кто нужен Киму, он просто обознался. Но Тэхен оказывается быстрее Чимина, или просто понял, что гонит лошадей, не видя дороги.       Элибр удобнее перехватывает букет белых роз, по новой колется о шипы, но это, кстати, здорово отрезвляет, чтобы не натворить больших бед. Таких, как желание схватить Чимина и вытащить отсюда силой.       — Однажды жил на свете мальчик. — Тихим голосом начинает Тэхен. Тихим, но пронзительным, красивым. Чимин даже забывает, что хотел сказать, невольно обращаясь вслух. — У него не было друзей, родители его не любили, а окружающие презирали и боялись. Он был совсем один, потому что был монстром. Когда мальчик ложился спать или чему-то радовался, или даже грустил, его монстр выбирался наружу и жаждал сеять хаос. — Чимин постепенно проникается историей, уже с неподдельным интересом глядя на Тэхена. — Мальчику оставалось лишь отказаться от всех своих чувств и эмоций, чтобы не давать монстру пищу для жизни. И так он стал никем, тенью человека, и эта тень была вынуждена прожить в темноте и одиночестве всю свою жизнь.       Ким замолкает, протяжно выдыхая, и словно во всём саду повисает глубокая тишина. Ни ветра, ни птиц или зверей не слышно, будто все обратились вслух, в ожидании продолжения сказки, что неожиданно начал рассказывать Тэхен.       — А дальше? — Чимин тишину нарушает первый, не имея привычки сидеть и ждать у моря погоды.       Тэхен кивает сам себе и продолжает:       — В один пасмурный и промозглый день к мальчику неожиданно нагрянул гость. К нему пришло само Солнце, пытаясь его согреть и вытащить на свет. Но мальчик привык жить во тьме, потому не стал принимать дружбу с Солнцем.       — Как же так? — Восклицает Чимин, не понимая, почему эта история так глубоко отдалась в его сердце.       Тэхен в ответ грустно улыбается, настолько грустно, что у Пака щемит в груди и появляется желание обнять этого незнакомого красавца, утешить его, будто… будто тот вёл рассказ о самом себе.       — Он боялся, что Солнце тоже испугается его монстра. — Отвечает Ким. — Он боялся, что монстр поглотит Солнце. Потому он отталкивал его от себя, надеясь, что то сдастся и уйдёт само. — Чимин как на нервах ждал продолжения, желая узнать, чем же всё закончится. Нет, желая знать, что этот одинокий мальчик из истории всё-таки нашёл себе друга. Почему монстр должен оставаться один? Что в нём плохого? Только то, что он монстр? Чимин подобное считал бессмыслицей и почему-то испытывал желание всеми силами защитить того мальчика из истории, доказав, что он не плохой и люди зря его обижают и выставляют монстром!       — Однако, — продолжает Тэхен, — Солнце приходило к мальчику каждый день, рассказывало о чудесах, что творятся за окнами тёмной комнаты, рассказывало о себе, приносило вкусные подарки и постоянно пыталось вытащить мальчика под свои тёплые лучи. — Чимин неосознанно улыбается, но сердце почему-то продолжает щемить, из-за какого-то непонятного чувства. — Шли месяцы, но мальчик отказывался принимать Солнце, а оно всё приходило и приходило. И мальчик сам не понял, когда стал в нетерпении дожидаться их следующей встречи, втайне радоваться приходу Солнца и искренне его любить.       — Так Солнце смогло вытащить мальчика на свет?       — Однажды. — Улыбается Тэхен, но всё так же грустно. — Не сразу, но постепенно Солнце всё же начало приучать маленького мальчика с его монстром к свету и теплу. Их дружба становилась прочнее и крепче с каждым днём. Но мальчик в душе понимал, что стоит Солнцу увидеть его монстра, и оно сбежит, как и все. — Ким замолкает, впервые отрывая взгляд от Чимина, чтобы посмотреть на розы в своих руках. Бутоны, словно живые к нему тянутся, шипы вонзаются глубже под кожу, и стебли будто даже оплетают руку, стремясь стать единым целым с владыкой магии. Тэхен бы и согласился, но не может. На Земле его всё ещё ждёт Чонгук, там всё ещё идёт война, Лигу срочно нужно остановить. Если Чимин откажется идти с ним, Тэхену останется лишь принять это, и с мёртвой половинкой сердца отправиться спасать тех, кто нуждается в спасении.       — А дальше? — Пак выдирает Кима из мыслей, нетерпеливо ожидая продолжения истории.       Тэхен вздыхает и продолжает:       — Мальчик боялся, что Солнце узнает о его монстре в самый неподходящий момент и даже возненавидит мальчика за такую ужасную тайну. Потому мальчик решил сам показать Солнцу монстра. — Чимин округляет глаза, закусывая губу от напряжения, что ест его изнутри. — Но Солнце согрело своими лучами и его, — улыбается Тэхен, — не отвернулось, не испугалось и не убежало. С тех пор мальчик со своим монстром всегда следовал за Солнцем, они делили невзгоды и радости, всегда оставались вместе и всегда друг друга поддерживали и любили.       Чимин хлопает в ладоши, радостно улыбаясь:       — Их история заканчивается хорошо!       — Да, наверное. — Кивает Тэхен, а потом смотрит в карие глаза напротив и как на духу выдаёт: — Я был тем мальчиком с монстром, а ты был моим Солнцем.       Чимин снова кусает себя за губу. Он, правда, не знает, что и думать, что и ответить на всё это. С одной стороны его изнутри выедает какое-то непонятное чувство, оно тянет его к Тэхену, просит обнять его и не отпускать. А с другой: они ведь едва знакомы. И что выбрать? Как он может отправиться куда-то с незнакомцем? Разве это безопасно?       Но Чимин даже сейчас остаётся Чимином, что безрассудно бросился закрыть собой Чонгука от опасности, подставляя свою жизнь под удар.       Он абсолютно и точно не доверяет незнакомцам, но почему-то, глядя на Тэхена, он не считал его таковым. Отчего-то ему хотелось, и он верил ему, готовый рискнуть всем.       — Я, правда, твой лучший друг, Чимин?       — Да. — Без промедлений отвечает Ким.       — Я, правда, был твоим Солнцем?       — Да. — У Тэхена слегка хрипнет голос, в нём сквозит такое сильное отчаяние, что оно волной накрывает Чимина, заставляя его поскорее озвучить следующий вопрос:       — Я, правда, так нужен тебе?       — Очень сильно. — Шепчет, больно сглатывая ком в горле. А Пак всё же порыву поддаётся, заключая Тэхена в крепкие тёплые объятия. Между ними розы, их шипы больно впиваются в кожу, но Чимину до этого нет никакого дела. В груди грохочет сердце, у самого почему-то в горле ком из слёз и недосказанности застрял. Парень крепче сжимает Тэхена в объятиях и шепчет:       — Хорошо, я пойду с тобой.       *****       Сону бездумно водит пальцами по кромке пруда, наблюдая, как наполненные магией огромные рыбы причудливо вспыхивают радугой на своих плотных боках, лениво следуя в одном им известном направлении. Рядом на лёгком ветру шевелятся розовые бутоны лотосов, раздаривая свой мягкий аромат на весь сад. А сверху парня по спине лижут ивовые ветки, словно успокаивают, гладят, как любимые руки. Сону лежит на животе у самой кромки пруда и апатично смотрит в пустоту.       — Я думал, что разгадал все загадки, нашёл причины и следствия, считал себя самым умным на этой планете. — Тихо шепчет парень, словно сам с собой разговаривает. Да отчасти так оно и было. Только сейчас в его тайной резиденции кроме него находился ещё и Минго, стоя неподалёку с планшетом в руке. Пришёл с отчётом, а застал Сону в этом безумном состоянии, где он болтал сам с собой.       — А оказался таким дураком. — Усмехается Король. — Просто, знаешь, — и непонятно к кому обращается: к самому себе или к Минго, — когда-то мы с Тэхеном были почти друзьями, я так сильно к нему проникся, что, видимо, не захотел принимать очевидное. И ведь я знал, что он магия, но всё равно убедил себя, что он не Истоки. Я Бедствие этого мира, я главная катастрофа, главный злодей, и я так не хотел оставаться один, что заставил себя поверить, что нас таких двое. — Горько усмехается Сону, продолжая дразнить рыб в пруду. — Я не хотел расставаться с Тэхеном и не хотел быть один, потому и внедрил в себя идею, что мы Бедствия, что стоит нам отказаться от сил, как они исчезнут. А может, я просто хотел, чтобы Тэхен убил меня? Я настолько малодушен, что сам не могу себя убить? Может быть. — Сону начинает путаться в своих же мыслях, поддаваясь волне очередного безумия. — Я не могу уйти, пока не выполню обещание и не уничтожу магию. Но магия это Тэхен, и я…       — Господин, — прерывает его Минго, понимая, что старая болячка Сону снова дала о себе знать, — вам нужно успокоиться.       — Я спокоен. — Улыбается Король, резко поднимаясь в положение сидя, глядя на парня перед собой. В этих чёрных глазах, правда, нет алого пламени или убийственного намерения, но и разума там сейчас тоже нет, только что-то тёмное и непостижимое, отчего бросает в крупную дрожь. — Впервые за столько лет, я спокоен. — Парень коротко хохочет и тут же становится серьёзен. — Я никогда не хотел Тэхену смерти, но теперь понимаю, что судьбе наплевать на мои молитвы, я вынужден своими руками убивать всех, кто мне дорог. И его тоже.       Сону замолкает, хмуря брови, кусая губу, явно о чём-то раздумывая. Причём о чём-то нелицеприятном, жестоком, как вдруг выражение его лица снова меняется, он поднимает несколько недовольные глаза на Минго и спрашивает:       — Почему ты здесь? Я же сказал, что можешь после уничтожения Академии быть свободен.       Парень пропускает упрёк в свою сторону, вместо этого отвечая:       — Недавно в городе был замечен Чонгук, говорят, он борется с Лигой вместе с монстрами Владыки Ветра.       — Чонгук? — Сону открывает рот буквой «о», ошарашенно хлопая глазами. — Так он жив? — Усмехается Король, довольно улыбаясь. — Два дня прошло, и исцелился. Хах, Тэхен поистине всемогущ!       — Передают, что сила Чонгука возросла в несколько десятков раз. — Добавляет Минго.       — Не удивительно, — фыркает Сону и, наконец, поднимается с земли на ноги, небрежно оттряхивая штанины от кусочков травы. — Тэхен отдал ему, как сам решил, всю свою силу, но на деле просто немного откромсал из своего бесконечного резерва. — Король снова хмурится, и в глазах его вот сейчас сверкает неприкрытое убийственное намерение. Но потом он улыбается и произносит: — Что ж, я рад, что Чонгук жив. — И снова становится демоном. — Но больше быть мягким я не намерен.       — Что прикажите делать? — тут же отзывается помощник.       — Минго, — вздыхает Сону и взгляд его смягчается, как и голос, — я сказал тебе уже: уходи, возьми себе новое имя и личность, живи счастливо, ты не обязан всем жертвовать.       — Но…       — Довольно. — Сону взмахивает рукой, прекращая любые препирательства до того, как они появятся. — Пора мне выйти на шахматную доску. Раз Чонгук очнулся и сейчас борется с Лигой в городе, то Тэхен непременно придёт за ним. Нужно поприветствовать старого друга как подобает.