Purple kiss

      Плита была успешно отморожена, даже работала нормально, только утка никак не поспевала к торжеству, но на столе и так не оставалось места для блюд, так что птица будет подана позже. В любом случае, её съедят, дом Паков просто ломился от гостей, на Чусок здесь было не протолкнуться, а на Рождество приехали абсолютно все, даже те, кто работал за границей и у кого намечались новогодние каникулы. Плюс родители Юнги тоже приехали, чтобы обе семьи познакомились, даже Намджун был здесь. Дошло до того, что и комнат в доме могло не хватить, но Юнги с Чимином утром собирались снова отправиться на горнолыжный курорт, Тэхен с Чонгуком в Прованс и, таким образом, две комнаты они освобождали, что помогло разместить всех гостей.       Праздничный ужин протекал шумно, все о чём-то постоянно разговаривали, бабушка Пак активно добывала информацию о семье Мин, так что Юнги с Чимином выглядели как пара, получившая благословение на брак. Чонгук тихонько на это посмеивался, выпивая вместе с Сонхуном, и вместе с ним же получая гневные взгляды от Тэхена, который не давал им много пить, постоянно отбирая бокалы с алкоголем. Не хватало ему снова возиться с двумя алкашами! Ладно, у Сонхуна хорошая переносимость спиртного, но у Гука она плавает где-то в минусе под нулём, потому что выносит его скорее, чем он сам понимает, что уже никакой.       Тэхен, вообще, умудрялся беседу поддерживать, потрясающе выглядеть, следить за двумя своими парнями и даже за Чимином и одновременно пасти детей, которые продолжали носиться по гостиной, периодически косясь на подарки, лежащие под ёлкой. Они есть не хотели, пока взрослые готовили, дети много чего в рот натаскали со стола и теперь были абсолютно не голодны, и оттого желание вскрыть пару коробочек с подарками было особенно сильно. Но куда им спрятаться от ястребиных глаз Тэхена? Мама СеОна с радостью отдыхала временно от сына, жалуясь, что в Шанхай Ким не поедет, а так было бы здорово иметь такую «няньку»! Тэхена многие хвалили за то, что так легко сходится с детьми, даже грудничок одной из троюродных сестёр госпожи Пак спокойно спал в присутствии Кима, в то время как периодически устраивал истерики. «Тэхен станет отличным отцом» — улыбались Паки и косились на Чонгука при этом, из-за чего тот постоянно краснел и прятался за своего парня, отлично понимая все намёки.       После прекрасного ужина ЮнСо снова потащила всех танцевать, детям разрешили вскрыть их подарки, чтобы уже занялись делом и дали всем возможность спокойно отдохнуть. Чонгук же выпил два бокала шампанского, всё-таки Рождество и трезвым он точно не смог бы остаться. Но повело его даже от такого количества алкоголя, пол казался предельно не стабильным, тело не слишком-то хорошо его слушалось, зато голова оставалась ясной, Тэхен пояснил, что это из-за того, что выпил шампанское — каждый напиток даёт свой эффект. В любом случае, только благодаря Киму Чонгук доползает до дивана, где собирается немного полежать и после продолжить праздник. Не ложиться же ему спать так рано, да? Вот протрезвеет и будет как огурчик! Тэхен, правда, в это не верит, отправляясь на кухню, чтобы принести холодной воды и, может, искупать в ней Чона? А почему бы и да?       Рядом с Гуком его собрат по несчастью опускается. Чимину тоже поплохело, хотя выглядит он живее Чонгука, даже лезет к нему обниматься, предлагая пойти и тоже вскрыть их подарки, а ещё обещает, что подарок, который он Чону приготовил, тому точно понравится! Гук отчего-то даже догадывается, что в коробке упаковано что-то пошлое из категории девятнадцать плюс! Может вибратор или лента презервативов или даже всё вместе — с Пака станется, уж Гук-то знает.       Но в голове при этих мыслях всплывает их недавний разговор, который Чонгук не успел закончить, и который даже начинать было неловко, но, чёрт возьми, а с кем ещё поговорить на эту тему? Снова с бабушкой Пак? Конечно, она женщина мудрая, но градус неловкости подскачет до небес, если Гук подойдёт к ней с таким разговором!       Перед глазами и пол перестаёт плыть и конечности не ощущаются вялыми и слабыми, когда Чонгук с серьёзным видом оборачивается к Чимину, собирая всю смелость в кулак. Пак сидит рядом, откинувшись на спинку дивана, глаза закрыты, он отчаянно гонит от себя единорогов, не собираясь так быстро сдаваться алкоголю в этот раз. У него ещё намечается рождественский секс с Юнги и нужно вскрыть подарки — столько дел, что не время плыть на остров единорогов!       — Чимин, — зовёт Чонгук, получая в ответ приглушённое мычание, — а как это? — Гук кусает губу, отчаянно стараясь не покраснеть, но, кажется, проигрывает в этом себе в первую же секунду, стыдливо пряча глаза, глядя куда-то в пол.       Пак реагирует на слова Чонгука через секунд двадцать, как его мозг переваривает вопрос, и в голове загорается красная кнопка, отгоняя всё опьянение, принимаясь за умственную работу на двести, а то и триста процентов, понимая, ЧТО у него спросил Чон! Чимин глаза открывает и выпрямляется, косясь на Гука, отчаянно сдерживая пошленькую улыбку. Чонгуку и так было явно неудобно начинать этот разговор, и Паку нужно было собрать всю свою тактичность (которой не было), чтобы не шутить, а реально помочь другу.       — Со всеми по-разному. — Отвечает Чимин, напрягая память, чтобы вспомнить свой первый раз с тем козлом, который его потом бросил. Все мужики кобели! — Не буду говорить: больно или нет, — Чонгук краснеет ещё сильнее, отчаянно стараясь успокоить полыхающее от смущения лицо, — главное доверять своему партнёру, без доверия вы далеко не уедете. — Гук кивает, а Чимин его по спине хлопает подбадривающе, понимая, как волнительно Чонгуку. — Тэхен нежный и чуткий, — улыбается Пак, кидая взгляд через танцующее семейство на кухню, где Ким вместе с Юнги о чём-то болтали. Спелись! — Он не сделает тебе больно, — Чимин замечает, как Чон от этих слов нервно сминает свои же пальцы. Конечно, он волнуется и переживает — у него же до Тэхена никого не было, парня можно понять, и Чимин его понимает очень хорошо, а ещё больше ему приятно, что Чонгук с этим вопросом подошёл к нему. Пусть и стесняется, но всё-таки именно у Пака решился попросить совета, и последнему от этого было очень приятно, значит, они станут лучшими подружанями! — Плюс, подумай о его силе, он знает каждую эрогенную точку на теле. — Хмыкает Чимин, а Гук шумно выдыхает, прикладывая холодную ладонь к полыхающей щеке, чтобы хоть немного себя остудить.       — Я не об этом переживаю, — Чонгук сглатывает, так и не поднимая на Пака глаза, — я… я не знаю как… — Чон точно сгорит со стыда, не иначе! Его, конечно же, как и любого другого девственника волнует боль в процессе, но не она является превалирующей проблемой. И это, вообще, не то чтобы проблема, именно что неопытность Чонгука, он не знает по сути дела ничего про то как это происходит! В смысле, он не дурак и про пестики и тычинки осведомлён, но секс с парнем разительно отличается от секса с девушкой, здесь есть тонкости, о которых Чон не знает и которые его волнуют. — Я не знаю, как подготовиться, — наконец, выдаёт Чонгук, — что делать? — И прячет красное лицо в ладонях, чтобы не умереть на этом диване со стыда от своих вопросов.       Чимин сдержать довольную улыбку во все тридцать два никак не может, хоть и не хотел ещё больше Гука смущать. Но тот и так его не видит, а потому можно было немного и порадоваться, что у мелкого, наконец, проснулся интерес к животрепещущей теме.       — Ты себя растягиваешь? — Пак и тактичность — вещи не совместимые. Чонгук прерывисто выдыхает и просто кивает, потому что блять, да! Он себя растягивает, потому что это приятно, потому что он готовится к сексу с Тэхеном, следуя его же сладкому шепоту, который наказал ему готовиться. — Нравится? — Чимин не может себя сдержать, улыбаясь довольным котом, объевшимся сметаны. Чонгук снова кивает, а у Пака от улыбки точно лицо треснет! — Попробуй анальную пробку, понравится ещё больше! — Чимин набирает в грудь побольше воздуха, чтобы успокоить себя и перестать смущать Чона своими вопросами. Но как он может остановиться, когда на его глазах готовится любовь?! — Короче, — короче — не будет, — не читай советы из Интернета, — со знанием дела хмыкает Пак, — там врут на каждом блять слове! — Да Чонгук это как бы уже и сам понял! Он же не просто так пошёл за советом к Чимину, хотя знал, что у того пошлые шуточки из ушей льются! — Не стесняйся использовать побольше смазки, — Пак напрягает свои пьяные извилины, стараясь вспомнить всё, что может понадобиться Чонгуку в его первый раз. Хотя по сути дела ему нужен только он сам и Тэхен. — Когда тебя дерут на сухую — не самое приятное. — Чон сильно жмурит глаза, одновременно желая услышать что-то полезное и мечтая заткнуть уши! — Клизму лучше не используй — не полезно для организма, — продолжает Чимин, — пальчиками себя вымывай. — Пак смотрит на Чонгука, а тот весь горит, рождая на лице Чимина ещё одну широченную улыбку. — Для остроты ощущений я предпочитаю делать депиляцию всего тела, — Чон, кстати, думал об этом, но даже мысли о том, чтобы раздеться перед неизвестным человеком — смущали, — могу подкинуть номер своего мастера, он гей и отлично знает, что нужно делать. — Почему Чонгук даже не удивлён, что у Чимина есть даже такие знакомства? Ах, да, это же Чимин! — Ну и бревном не лежи в постели. — Добавляет Пак, не зная даже, что ещё посоветовать Чону. Как бы ни старался, а к такому по сути дела не подготовиться. Конечно, можно провести все эти небольшие ритуалы подготовки к самому заветному, но они лишь сотая доля процента из того, что необходимо. — Не знаю, как к такому подготовить, — вздыхает Чимин, а Гук руки от лица убирает, косясь на Пака, который покусывает губу, стараясь хоть что-то полезное вспомнить, — здесь главное всё-таки морально быть готовым и доверять партнёру. — Заключает Чимин, ловя взгляд Чонгука. Эти розовые щёки определённо были лучшим творением небес!       — Я Тэхену верю, — уверенно отвечает Чон, — но мне страшно, — Гук поднимает лицо, уже не прячась глядя на Пака, — а вдруг он меня не хочет именно потому, что я девственник?       Чимин по-доброму смеётся, хлопая парня по плечу.       — Ты — глупый ребёнок! — Заключает друг, замечая, как новая волна румянца заливает мягкие щёчки. — Кому не нравятся девственники? — Задаёт риторический вопрос Чимин, потрепав Чонгука по волосам, создавая беспорядок, но не желая всё обратно красиво укладывать. — Он будет твоим первым, представь, как ему страшно сделать тебе больно, как-то ранить. — Чон кусает себя за губу, отводя взгляд в сторону кухни, где Ким с Юнги что-то оживлённо обсуждали, явно забыв своим парням принести воды и про утку в духовке тоже забыв. — У Тэхена, знаешь ли, такой большой и очень красивый… — Чонгук даже воздухом давится, ошарашено глядя на Чимина, — кхм-кхм, не важно! — Улыбается Пак, понимая, что сболтнул лишнего. Он хотел сказать, что с таким членом все оттенки наслаждения можно ощутить, но решил больше не смущать Чонгука, с него и так на сегодня уже хватит. — Наверное, он тянет, давая тебе возможность всё продумать и давая себе время подготовиться, изучить тебя. — Очень зрело заключает Чимин, доказывая, что в его голове не только опилки, а ещё и единороги. — Воспользуйся советом Ба, — улыбается Пак, играя бровями, — устрой ему на День Рождения особый подарок, думаю, ему очень понравится.       Чонгук снова прячет горящее лицо от Чимина, стараясь запомнить всё, что хен ему наговорил. Много ли там было полезного и не понятно, но что-то точно нужно было мотать на ус. Хотя самым главным будет дать понять Тэхену, что Чонгук уже готов и не надо его больше динамить! Сказать бы Киму это прямо сейчас, когда Чон полон решимости и алкоголя в крови, но его парень болтает с парнем Чимина за бокалом вина и говорят они явно о чём-то важном, судя по их серьёзным лицам.       — Слишком тихо, — Юнги наблюдает за тем, как тёмно-красная жидкость плещется в бокале. — Будто ничего и не было.       Тэхен хмурит брови, подливая себе ещё вина. Он отчего-то знал, что именно так всё и будет, этого следовало ожидать. Лига всегда так действует: сначала громкое нападение, потом затишье, снова нападение и снова тишина. Они раскачивают море с акулами, отлично зная, что однажды самая крупная и злая рыба этого шторма не выдержит.       — Не думал расправить крылья? — Юнги вопросительно поднимает бровь, подставляя свой бокал, чтобы Тэхен его тоже наполнил.       — Крылья можно расправить только на свободе, когда тебя зажимают со всех сторон, ты всё равно, что нелетающая птица, обречённая биться в клетке, — отвечает Ким.       — Клетку придётся разрушить, — своим же мыслям кивает Юнги, чокаясь с Тэхеном. — Когда кот тянет свою лапу к птице, запертой в клетке, у неё лишь один способ выжить — напасть на хищника, прогнать его. — Ким слегка голову на бок склоняет, внимательно слушая Мина. — Но он придёт снова, потому птице нужно разрушить свою же клетку и напасть первой.       — И сколько птиц сумели выбраться из западни?       — Не так-то уж и много, — мрачно хмыкает Юнги, — клетку строят, чтобы зверь не убежал.       — Так может и не бежать? — Сам себе задаёт вопрос Тэхен, ловя озадаченный взгляд Мина. — Остаться в ловушке, глупо ждать своего хищника, копить силы, чтобы потом Фениксом сгореть, убивая врага, но возрождаясь из своего пепла победителем.       Юнги криво усмехается:       — Этот вариант сработает, если все условия соблюдены, если ты Феникс, а не глупая канарейка.       — Тогда мне интересно, — Тэхен делает небольшой глоток вина, задумчиво крутя в длинных пальцах ножку бокала, — в этой истории, какая я птица? И если сгорю, смогу возродиться из пепла?       *****       Фиолетовый океан зло бурлит, кипит в ярости и недовольстве, он не любит, когда границы нарушают, когда пытаются пробраться на запретные земли, потому сейчас бесконечным штормом беснуется, не желая себя успокаивать. А Чонгук в этих водах тонет, он отчаянно гребёт руками и ногами, старается выплыть к сверкающему впереди спокойному золотому океану, но у него ничего не получается. Его глубже в фиолетовые воды кидает, волны наваливаются сверху, топят, выбивая из лёгких последние остатки воздуха, заставляя всё же глотнуть воды, заканчивая этот бой в свою пользу.       А дальше только тьма, странное ощущение полулёгкости в теле, почти воздушности, аромат роз и больше ничего.       Пробуждение приходит неожиданно, Чонгука, словно в грудь ударяют чем-то тяжёлым, безумно горячим, почти обжигающим. Все внутренности свариваются в непонятный узел, рёбра больно вжимаются в лёгкие, пробуждая сердце к атаке, к желанию уйти от сдавливания, от жара, который течёт по венам, выпаривая кровь! В голове сплошная каша, адская неразбериха, и снова это пламя опаляет спящий мозг, возрождая его, пробуждая ото сна. От этого ощущения кричать хочется и, наверное, Чон даже кричит, вскакивает на ноги, перед глазами пелена, в теле слабость, он спотыкается обо что-то острое и летит в неизвестность, падая в воду.       И снова вода! Он же утонул! А раз утонул, значит, попал на тот свет! Чонгук помнит, что мама рассказывала о том, что непослушные дети попадают в Ад, так что Чон попал в преисподнюю, да?       Мальчик барахтается в мелководье, резко поднимается из непонятной пучины на колени и тут же падает на попу, всё ещё страдая от пятен перед глазами. Разглядеть окружающую обстановку выходит плохо, здесь всё темное, кажется, даже фиолетовое. Наверное, он, правда, в Аду или что это за место?       — Ты как? Я сделал тебе больно? — рядом звучит незнакомый голос, от которого Чонгук вздрагивает и отчаянно вертит головой, стараясь найти его источник. Подняться даже не пытается, у него всё тело болит как от длительного бега без передышки и даже хуже, словно его через мясорубку пропустили несколько раз! Но попыток разглядеть окружающий мир он никак не оставляет, только не видит ничего, тьма густая, увесистая, мокрая…       Чья-то рука легко прикасается ко лбу Чонгука и убирает с глаз чёрные волосы, позволяя владельцу рассмотреть неожиданного гостя. Чон от прикосновения дёргается, почти даже вскрикивает, боясь увидеть перед собой демона, но замирает на месте, вдруг понимая, что проблема со зрением была всего лишь в его мокрых волосах, лежащих на лице. Нет, замирает он, потому что видит перед собой мальчика необычайной магической красоты.       Огромные голубые глаза Чонгуку, словно в душу смотрели, такие открытые и добрые, заботливые. Белые волосы красиво обрамляли молодое лицо с детскими, но уже идеально выточенными чертами. А позади, на спине мальчика, тихо колыхалась пара ослепительно белых крыльев, совсем маленьких, но безумно красивых. На незнакомце не было одежды, только какая-то белая тряпка повязана на бедрах и всё, от этого Чонгук с лёгкостью мог разглядеть тощее телосложение мальчика, острые кости, тонкие мышцы. Блондин был странным, Чон испугался его неожиданного появления, но сейчас смотрит на него во все глаза, но страха не испытывает, только какой-то непонятный трепет в груди и любопытство. У мальчика за спиной белые крылья, так, значит, Чонгук попал вовсе не в Ад?       Но вокруг всё тёмно-фиолетовое, ни следа жизни, лишь бескрайний океан с россыпью небольших островков, в которых буквально были воткнуты какие-то острые, хоть и красивые кристаллы. Видимо, с одного такого островка Чонгук и упал, споткнувшись об фиолетовый камень. Место, конечно, жутковатое, но не настолько, чтобы выглядело, как Ад из рассказов мамы. Да и оно перевёрнуто было похоже на тот золотой мир, куда его матушка отвела, а потом исчезла, только здесь всё было фиолетовым, а на островах не росли цветы, лишь загадочные камни.       Чонгук часто-часто хлопает длинными ресницами, не понимая, где оказался и кто этот мальчик, что продолжал изучающе его разглядывать, словно впервые увидел живого человека!       — Ты кто? — умнее Чон, конечно, ничего не придумывает, но неожиданно и этим простым вопросом умудряется вогнать незнакомца в ступор.       — Я? — Детский голос звучит красиво, этот мальчик, вообще, весь красивый, несмотря на его худобу. Наверное, он застрял в этом месте, как и Чонгук и не знал, как из него выбраться. Ну, ладно, Гук готов ему помочь, как только придёт окончательно в себя и соберёт побольше силы. — Это я! — С улыбкой выдаёт мальчик, и в голубых глазах фиолетовые радостные блёстки вспыхивают, из-за которых Чону кажется, что блондин над ним просто издевается!       — Это не смешно! — Чонгук качает головой, убирая мокрые волосы назад, чтобы больше не мешались. — Как тебя зовут? Чтобы выбраться отсюда, нам нужно работать вместе и… — Чон даже договорить не успевает, как в его голове бархатный голос звучит, мягкий, сладкий и тягучий как патока, предлагает остаться, никуда не уходить. А зачем? Разве здесь он не станет свободным? Он может играть и гулять, где хочет, ложиться спать в любое время, не надо следовать правилам обычного мира — здесь разрешено всё. И как заманчиво звучит это предложение, но Чонгук не хочет ему поддаваться, потому что голос в его голове не принадлежит этому незнакомому мальчику, но кроме них здесь не было никого, и Чона потихоньку начал обуять страх.       — Меня зовут? — блондин хлопает огромными глазами и выпрямляется, задумчиво подрагивая белыми крыльями. — А что это такое?       Чонгук даже про зарождающийся страх забывает, неверяще глядя на мальчика. Имена у всех есть, даже у соседской собаки… как её звали? Чон напрягает память, пытается вспомнить того соседа, который давал ему конфеты, но в голове почему-то пустота, почему-то он не может ничего вспомнить, и даже образ мамы перед глазами стоит расплывчатый, нечёткий. Он знает, как она выглядит, но при этом почему-то не знает, не может вспомнить! Что это творится?!       — Кажется, они хотят, чтобы ты что-то забыл, — говорит незнакомец, склоняя голову вбок.       Чон даже на ноги подпрыгивает от этих слов, оборачиваясь вокруг себя, стараясь понять, кто это они? Где они? Здесь есть ещё люди?! Но рядом никого, только фиолетовые волны плещутся у ног, незнакомый мальчик стоит всё так же в стороне, не приближаясь к Чонгуку и… у Гука на руках фиолетовыми всполохами прорезается рисунок вен, убегающий куда-то вверх по телу! Чон почти в панике закричать хочет, стряхивая с себя это непонятное наваждение, но его за руку берёт тонкая изящная ладонь, оборачивая Чонгука к своему владельцу.       Гук нос к носу сталкивается с незнакомцем, замечает у того в глазах такие же фиолетовые искры, что бегут у Чона под кожей и уже собирается убежать, вырваться из цепких пальцев, как мальчик ладонь прикладывает к груди Чонгука, и того накрывает та же невыносимая волна жара, из-за которой он так неожиданно очнулся в этом странном месте. Из Чона, словно весь воздух разом выбивают, и внутренности припечатывают к спине, поджигая вены, ноги его не держат, он пятится назад и уже готовится упасть, но незнакомец крепко его прижимает к себе, не давая свалиться в воду.       Чонгук сначала просто ошарашено на мальчика глазами хлопает, не понимает, что тот сделал, но тело горит явно из-за его магии, он как-то воздействовал на Гука своими силами. А потом Чон голову вниз опускает и видит, как на груди, под порванной рубашкой тёмно-фиолетовый отпечаток ладони медленно проступает на коже, клеймом её помечая.       Гук вырывается из рук незнакомца, пятится назад, подальше от него, испуганными глазами глядя на метку на груди! Мама говорила, что не все люди добрые, есть и вот такие злые, которые пользуются своей способностью во вред. Мама… Чон замирает на месте и непонимающе моргает, вдруг способный снова вспомнить, как выглядят его родители, тот сосед, у которого был большой пёс — в голове снова было ясно, и фиолетовый рисунок вен с рук пропал, только отпечаток ладони остался над сердцем, свидетельствуя, что незнакомец что-то с Гуком сделал.       — Что это? — Чон поднимает голову, хмуро глядя на мальчика, а сам себе в грудь пальцем тыкает, надеется, что всю жизнь он с этим отпечатком ладони не будет ходить!       — Они хотели, чтобы ты что-то забыл, — отвечает блондин, — я им не дал, снова вернул тебе память.       Чонгук хлопает глазами, молча глядя на странного незнакомца. То ли у него была проблема с головой, то ли у него была проблема с головой! Потому что кто это «они»? Зачем отбирать у Чона память? Кто этот мальчик? И что это за место?!       — Как тебя зовут? — Гук решает не торопиться, раскладывая всё по полочкам.       — Что это? — Блондин вопросительно поднимает брови, огромными невинными глазами глядя на Чонгука, и тот не понимал: мальчик шутит или у него правда нет имени? Выглядел он… да, так как показывали по телевизору детей, выросших в джунглях. Только умел разговаривать, выглядел ухоженно, хоть из одежды у него была только эта тряпка на бёдрах, уж слишком напоминающая пелёнку, в которую заворачивают новорождённых детей.       — А почему ты один?       Фиолетовые глаза непонимающе уставились на Чонгука. Мальчик хмурит густые брови, вздёргивая небольшими белоснежными крыльями. Явно не понимает, что имеет в виду Гук, не понимает, что значит, быть одному, он таким появился на свет, и у него есть фиолетовое море, то есть он здесь не один получается, да?       — Я здесь живу.       — Без родителей? — Удивляется Чонгук, оглядываясь вокруг, но кроме бесконечного океана не видит ничего. Ах, да, ещё эти островки с фиолетовыми бриллиантами, но на них вряд ли можно было жить, это же камни, а не мягкое одеяло.       — Родители? Что это?       Да, случай действительно не из лёгких! Кажется, этот мальчик, правда, один вырос в этом странном месте. Но где это они? На Земле точно нет фиолетового океана или даже моря, на Земле точно нет места, которое умудряется мягко шептаться далёкими голосами, будто населённое призраками! Чонгук вздрагивает от своих же мыслей! У него только недавно проявилась его способность, и он ею пользоваться совсем не умел, если тут призраки, он не справится с ними! И этот мальчик — призрак? Или ангел? Да что здесь происходит?!       — Так, давай по порядку, — вздыхает Чон, потирая глаза, надеясь, что всё это просто ночной кошмар! — Имя — это то, как я могу к тебе обращаться. У тебя есть имя?       — Нет, — просто отвечает мальчик, пожимая плечами. Он явно не понимает, что имя — очень важно для каждого человека. Хотя с другой стороны, если он действительно Маугли, то всё становится более или менее ясно. Разве что Чонгуку было отчасти непривычно, что у человека, стоящего перед ним, не было имени. Хотелось дать ему хотя бы прозвище, да только у Чона точно нет на подобное никакого права.       — Где ты живёшь? — Продолжает расспрашивать мальчика Гук.       — Здесь. — Отвечает блондин, поднимая крылья за спиной. Насчёт них у Чонгука ещё куча вопросов, хотя он понимает, что эти крылья, скорее всего, часть его силы. У многих ведь людей были какие-то необычности во внешности, рождённые магией; не такие, как у монстров, а более здоровые, как вот у этого мальчика.       — А как ты здесь оказался?       — Не знаю, — блондин присаживается на корточки, зачёрпывает немного фиолетовой воды в ладони, чтобы утолить жажду, Чонгук вот не осмелился бы здесь ничего есть, пить или хотя бы трогать! Это место жуткое и странное! — Сколько себя помню: здесь был, здесь рос, здесь живу.       — И ты не видел других людей? — Чон вопросительно вскидывает брови, замечая, как в голубых глазах мальчика фиолетового становится всё больше и больше. Это после того, как он попил воды? Она отравлена или владеет некой магией над рассудком? Тогда становилось понятно, почему этот мальчик такой странный. Или же Чонгук где-то сильно ошибается?       — Людей? — Блондин непонимающе смотрит на Чона, явно не зная, что это слово обозначает.       — Таких как мы. — Поясняет Гук, отчаянно пытаясь разобраться в том, что здесь происходит. Но куда ему, ребёнку, до сложного строения мира и магии, которая поддаётся лишь Богам и бессмертным.       — Не видел. — Мальчик отрицательно качает головой, а потом улыбается красиво, продолжая: — Ты был первым. Ты тонул на нейтральной территории, и я тебя спас, — этот незнакомец спас его из того бушующего океана? Но как? С помощью крыльев? Но разве те помогли бы ему в воде? Однако факт остаётся фактом, в этом месте нет никого, кроме них двоих. — Я сказал им, чтобы они тебя не убивали, я раньше не видел таких как я, ты первый.       «Не убивали», «они»? О чём этот мальчик говорит? Что тут происходит?!       — Кто это «они»?       — Они — это всё они. — Улыбается блондин и обводит окружающий их океан рукой, вгоняя Чонгука в ещё большую дозу непонимания. — Свет и Тьма, ты пришёл со стороны Света, а теперь ты здесь, на стороне Тьмы. — Поясняет мальчик, но Чонгука Истокам никто не учил, и он просто не понимает ничего из слов незнакомца. — Но пересекать границы нельзя, потому ты тонул, — продолжает блондин, а у Гука в мозгах вдруг щёлкает. Он не знает, где находится, но складывает два и два и понимает, что то золотое место, куда они с мамой пришли — это Свет, а здесь Тьма, прямо как Рай и Ад. Так Чонгук всё же в преисподней, а этот мальчик, кто он? — Тебе нельзя находиться на этой стороне, — незнакомец уже фиолетовыми глазами легко осматривает Чона, заставляя того нервничать из-за неожиданной смены цвета глаз, — ты попробовал Свет, и потому сторона Тьмы не желает тебя здесь принимать. — Фиолетовые волны отчасти недовольно бьются у ног Чонгука, заставляя того даже подпрыгнуть, чувствуя, как клешни страха сдавливают все внутренности разом. — Но я попросил их тебя не выгонять и не отнимать память. — Улыбается мальчик. — А этот отпечаток исчезнет, он безопасный. — Блондин указывает на след от своей ладони, всё ещё сверкающий на груди Чонгука. Но он сейчас Чона в последнюю очередь волновал.       У Гука сохранилась память и спасибо ли этому мальчику или ещё чему, но свою прежнюю жизнь он помнил. Он был дома, когда мама вдруг разнервничалась, начала бегать по квартире, а потом просто схватила Чонгука, и они оказались в том золотом месте. В таком же почти, как и это фиолетовое, только там всё было яркое и радостное, а здесь наводило поистине ужас! Но потом неожиданно мама Чона исчезла, просто испарилась, а Чонгука оставила в Истоках, он испугался и бегал повсюду её искал, звал, пока вдруг не ухнулся в какую-то яму, оказываясь по голову в воде. Вот тогда его и понесло к фиолетовому краю, и там он тонул, пытался выбраться, но сил просто не было. А этот незнакомый мальчик его из той пучины вытащил? Ладно, допустим это он, потому что здесь просто больше некому. Тогда получается, из рассказа незнакомца, Чонгук пересёк какую-то черту и потому тонул? Потому у него пытались память отобрать?!       Гук хватается за голову, чувствуя, как от боли сводит виски. Для ребёнка всех этих событий слишком много! Он не знает, что делать и думать и только одно сейчас важно:       — А как мне попасть домой?       — Домой? — Мальчик снова не понимает этого слова, садясь прямо в воду, явно устав стоять на ногах. Судя по его тонкому телосложению, он недоедает и как тогда смог бы из пучины вытащить Чона? Хотя, может, своей силой пользовался? Включая, как он приложил Чонгука в грудь магией, его диапазон силы колеблется не меньше Чёрта.       — Мои родители, наверное, ищут меня. Мне надо домой.       — Я могу проводить тебя на сторону Света, — предлагает мальчик.       — Но там же пучина, — колеблется Чон. С одной стороны он хочет снова попасть в золотой мир, потому что мама, скорее всего, именно там его и будет искать. Ему всегда говорили, что раз потерялся, то стой на месте и жди подмоги. А он так далеко забрался, нужно было отсюда выбираться, но страшно снова начать тонуть!       — Мне можно ходить на обе стороны, я тебя проведу. — Улыбается мальчик, а Чонгук ловит себя на мысли, что незнакомец божественно очаровательный! На нём сверкают фиолетовые блёстки, даже в волосах забавно переливаются, он слишком худ, но от него безумно пахнет розами, к нему ненормально тянет, хоть они, вообще-то, не знакомы.       — Кто ты такой? — Чон брови хмурит, задумчиво начиная грызть ногти, не смея глаз отвести от мальчика.       — Не знаю, — незнакомец пожимает плечами, не особо заинтересованный в своей родословной. До появления Чонгука он даже не знал, что существуют и другие, такие как он. Наверное, даже отчасти любопытство и сыграло роль в спасении Чона, хотя и Свет, и Тьма говорили ему не приближаться к мальчику. А блондину стало его жаль, захотелось спасти, обуяло любопытство от понимания, что он не один такой.       — А в чём твоя сила? — Чонгук пытается о незнакомце узнать хоть что-то. Вдруг тот тоже попал в это место с родителями, потерялся, лишился памяти и теперь неприкаянной душой скитался по бескрайним водам?       — Сила? — Блондин задумчиво кусает себя за губу, но сразу после радостно улыбается, потому что хоть что-то, из вопросов этого мальчика он понимал. — Я умею вот так! — Незнакомец делает какой-то красивый, очаровательно изящный жест двумя руками, словно имитирует полёт бабочки. Чон так засматривается на красоту этих движений, что не сразу замечает, как небо над головой перестаёт быть тяжелым и тёмным, вспыхивая ярким золотом, которое принесла сюда сила блондина со стороны Света! Этот мальчик говорил, что границы нельзя было нарушать, но при этом сам спокойно шёл против установленных правил, делая всё, что заблагорассудится. — И так! — Добавляет блондин, перебирая в воздухе пальцами, и сразу после красиво всплёскивая вверх руками. Фиолетовые воды следом за движениями его конечностей взмывают в воздух, образуя свободную дорогу сквозь густой океан. Чонгук даже дар речи теряет, понимая, как мальчик смог спасти его от утопления! Его силы были… прекрасны! — А ещё, — незнакомец опускает руки, и вода протяжными волнами оседает на землю, недовольно ударяясь о ноги мальчиков, — когда режусь о камни, то могу залечить свои раны. — Улыбается блондин, радостный, что может хоть кому-то похвалиться о своих способностях. Он здесь так долго один, было приятно пообщаться с кем-то таким же, как он сам. — А ещё я знаю, что ты умеешь управлять ветром. — У Чонгука чуть челюсть не падает в фиолетовые воды под ногами. Откуда этот незнакомец всё знает? Какими силами обладает? Он Бог? — И ты очень сильный, но сам пока не знаешь этого, не умеешь управлять своей способностью. — Блондин Чона видит насквозь и это странно и отчасти даже пугающе! — Хочешь, я тебя научу?       — Научишь управлять меня моей же способностью? — Подвисает Гук, считая, что ослышался. Конечно, учителя помогали людям и героям пользоваться своими силами, чтобы уметь их контролировать. Но контроль — это одно, а пользоваться твоей способностью тебя никто не научит, у всех разный дар и даже если в чём-то схожий, то ли всего лишь в жалком «чём-то».       — Да, уверен, что это не сложно. — Улыбается блондин, не видя препятствии для себя. Снова руку поднимает вверх раскрытой ладонью, фиолетовые глаза коротко вспыхивают, и у мальчика на руке закручивается маленький пурпурный торнадо, задорно вертясь, словно юла. Чонгук в неверии даже глаза трёт, считая, что ему просто привиделось! Как мальчик скопировал его способность?! Кто он такой?! — Твоя сила меня слушается! — Блондин радостный смотрит на Чона, явно ожидая, что тот согласится, чтобы незнакомец его поучил. Просто ему так хотелось поговорить с Чонгуком подольше!       — Как ты это делаешь? — Гук неверяще качает головой. — Ты Бог? — А что? В мире сейчас как раз только трое героев класса Бог, это значит, что четвёртый уже родился, только сила его не проявилась. Этот странный блондин мог как раз-таки оказаться потерянным Богом.       — Бог? — Незнакомец чешет затылок, взмахивая крыльями перед тем, как подняться на ноги. — Я не знаю, что это. — Мальчик беспечно жмёт плечами. — Но я расту в магическом месте, я могу всё, — поясняет блондин про свои силы, — только мне скучно, — мальчик тут же перестаёт улыбаться, — обычно я с ними разговариваю, но мне всё равно скучно.       У Чонгука щемит сердце! Он всегда чутко относился к другим людям, а этот мальчик его спас и сейчас помог ничего не забыть; да, был странным, очень странным, но всё это такие мелочи на самом деле. Вдруг незнакомец тоже в своё время здесь потерялся? Наверняка его тоже ищут родители, им надо выбраться отсюда, найти выход. Теперь Чонгук хочет помочь незнакомому мальчику.       — А пойдем со мной? — Предлагает Чон, протягивая блондину руку, пытаясь показать свой дружелюбный настрой. — Мама придёт за мной, и ты можешь пойти с нами! — Мальчик непонимающе смотрит на протянутую конечность, медленно переваривая слова Гука. Пойти с ним? Куда? И главное зачем? Он живёт в этом магическом источнике, и пусть здесь одиноко, но покидать это место совсем не хотелось. — Давай, — улыбается Чонгук, кивая на свою руку, — станешь моим братом!       Блондин топчется на месте, взвешивает и решает, трясёт белыми крыльями и несмело берёт Чона за ладонь, подходя к нему ближе, чувствуя, как под ногами содрогается земля, или это так несётся в груди сердце, встретившее свою родственную душу?       *****       В мире существует много непонятных и неизведанных вещей, в которых, как ни разбирайся, а всё равно вычислить их суть так и не получится. Только хватаешься за связующую нить, а она тут же выскальзывает из рук и не найти боле, даже не приблизиться. Многое, что касается чувств, всегда будет необъяснимо, как бы учёные не пытались доказать обратное, а люди все разные, потому и причинно-следственные мотивы тоже разные, их не перечислить, не записать в одну книгу. Можно изучать всю жизнь, и в конце своего пути остаться с пустыми руками.       Есть что-то необъяснимое и магическое даже отчасти в том, как мы в минуты, когда нам особенно плохо, порой, даже невыносимо, находим самого нужного для себя человека, любимого, того, с кем хотим увидеться, поговорить. Даже если мы не знаем, где он, что-то нас всё равно ведёт к нему через все преграды. Будь то душа или сердце, — а тянет к любимому так сильно, словно крылья выросли за спиной. Только нет вокруг радуги и песен как в диснеевских мультфильмах, обычно, когда такой убитый и поломанный приползаешь к нужному человеку, то тебе плохо. По разным причинам, но самая распространённая одна — не взаимно.       И Джину сегодня безумно плохо от того, что у него не взаимно! Конечно, он не знает этого наверняка, но чёрт подери, уже всё знает! Сегодня Рождество и ни родители Джина, ни Хосока его не празднуют как буддисты, но Чон любит отдохнуть в ночном клубе в шумной компании, чтобы хоть как-то скрасить праздники — Джин знает, Джин слишком многое знает. Наверное, потому, выпив в соседнем баре, захватив с собой бутылку виски, потащился в любимый клуб Хосока, зная, что найдёт его там.       Нашёл, но лучше бы даже не пытался.       Наверное, за всё время, что охранник здесь работает, это было самое короткое посещение ночного клуба. Джин выходит на улицу буквально через пять минут, вытаскивает из-за пазухи бутылку виски, которую спрятал при входе, чтобы не отобрали и, шатаясь, движется, сам не зная куда, заливая в себя ещё алкоголя.       Какой же он дурак. Будто сразу всех этих знаков было не достаточно! Будто не знал, что надежда умирает последней, и его сегодня сдохла на том грёбанном танцполе, где Хосок зависал с какими-то полуголыми девицами. А главное, ведь Джин знал, что у них ничего не получится, он же год проявлял к Хосоку внимание, выводил того на ревность, но в ответ звучала лишь тишина — тревожный звоночек, который сразу должен был дать понять, что ничего у них не получится! А Джин верил до последнего, сегодня специально набрался алкоголя и храбрости, чтобы найти Хосока и рассказать ему о своих чувствах. Но всего этого теперь не надо, Чон натурал, у Джина просто нет права рушить ему жизнь и пытаться что-то сказать, раскрыть себя перед другом. Они после уже и друзьями не будут, а это ведь последнее, за что он цеплялся.       Джин делает ещё один глоток виски прямо из горла бутылки, ноги нещадно заплетаются. У него хорошая переносимость алкоголя, но сегодня он выпил слишком много даже для самого себя. Он ведь и злой рождественский мороз не замечал, плетя куда-то с распахнутой курткой, без шапки и даже без перчаток. Его руки на ощупь были просто ледяные, но под серьезным градусом он этого не заметит.       — Джин! — крепкая ладонь ложится парню на плечо, останавливая его. — Ты чего ушёл?       Ким медленно разворачивается, расплываясь в пьяной улыбке при виде Хосока, который выбежал за ним, заметив того в клубе, но не понимая, почему друг так быстро ушёл? Казалось, что он шёл к Чону, и они могли бы вместе потусить всю ночь, они же порой делали так на вечеринках у Тэхена. Но Джин так быстро ушёл, что Хосок его только на улице и успел поймать, не понимая, что с другом.       — Хося! — Джин лезет с объятиями к парню, давая понять, что он неприлично пьян сейчас, и ещё поддаёт, заливая в себя виски, хотя и на ногах-то уже не стоит. — Ты чего такой красивый?       Хосок вздыхает, качая головой, берёт Джина за локти, чтобы не свалился на скользкой земле. Друг редко так напивался, да на памяти Чона, вообще, ещё ни разу, чтобы даже стоять сам не мог и лез с неоднозначными объятиями, счастливо сверкая пьяными глазами.       — Наобжимался с теми девками? — Ким за мгновение меняется в лице, стряхивая с себя руки Хосока, глядя на него как на самого мерзкого предателя. Ещё один глоток виски делает, смахивает со щеки выступившие от обиды на самого себя слёзы, и швыряет недопитую бутылку на асфальт, смеясь под звон бьющегося стекла.       Хосок, вообще, ничего не понимает, растерянно стоит и смотрит на Джина, которого штормит безумно, он сам безумный. В груди всё болью сворачивает, и алкоголь не помогает, только хуже делает, острее обнажает все чувства, выворачивая и саму душу наизнанку!       Джин протяжно кричит и валится на мёрзлый асфальт, точно раздирая все коленки в кровь. Хосок ему на помощь спешит, уже понимает, что друга надо срочно отвести в дом и заставить лечь спать, иначе замёрзнет к чёрту или других дел натворит, о которых потом будет очень жалеть! Только к Кимам Чон не сможет отвести друга, родители его явно за подобное по головке не погладят, потому Хосоку нужно куда-то в другое место его отвести, но, к несчастью, он просто не знал, куда может податься с этим горе-алкашом! Единственным вариантом оставалось снять номер в отеле, а на утро надавать другу пиздюлей!       — Пойдём! — Хосок пытается Кима поднять с холодной земли, только тот жутко упрямится, стряхивает с себя руки Чона и кричит обиженно:       — Иди к своим девкам! Я не твоя жена!       — Джин, на улице холодно, ты замёрзнешь! — пытается до парня докричаться Хосок, снова пытаясь его взять под мышки, но тот отбивается так, будто Чон его убивать собирался!       — И замёрзну, и пусть! — Ким тяжело вздыхает, оседая на асфальте, смахивает новые слёзы со щёк, и с обидой смотрит на расплывающуюся фигуру Хосока перед глазами, громко выдавая: — Ты мне нравишься, сволочь гетеросексуальная! Давно нравишься, но тебе на меня наплевать, катись к своим девкам, они ведь лучше, чем я! — Джин зло запахивает куртку, стремится её даже застегнуть, но с его нарушенной координацией у него ничего не получается. Но он должен себя занять хоть чем-то, чтобы не смотреть сейчас на Хосока, которому всё-таки всё выдал. И пусть этого и желал, но явно не в такой ситуации.       А Чон стоит как громом пораженный, хлопая глазами и не понимая, ослышался или нет? Даже если и так, то у них взаимно, значит, Джину он тоже нравится? Хотя друг безумно пьян, стоит ли верить его словам и воспринимать их всерьез? Это явно не лучшая идея, Хосок ведь себя может лишь зря обнадёжить, а потом сильно пожалеть обо всём. Лучшим вариантом будет просто оттащить Джина в отель, дать ему протрезветь и потом решать, что это было: признание или пьяный бред.       — Поднимайся, — Хосок берёт Кима под мышки, не встречая в этот раз никакого сопротивления, — ты сильно замёрз, тебе нужно согреться и отдохнуть.       Джин медленно кивает, контролируя себя с каждой минутой всё хуже и хуже. Но раз у него не взаимно, то зачем оставаться сейчас в сознании? Чтобы сгореть со стыда или горя? Пусть лучше Хосок его домой отведёт, и родители надают ему пиздюлей, глядишь, и мозги на место встанут. Джин поднимается на ноги, но те его отчаянно не держат, только Чон не даёт упасть, закидывая руку Кима себе за плечо, поддерживая этого алкаша, чтобы они хоть с горем пополам доползли до ближайшего отеля!       — Ты мне нравишься, — повторяет Джин, поднимая голову, с безумно близкого расстояния глядя на Хосока, но за пеленой алкоголя не видя ничего, кроме размытого пятна. — Я пьяный, но я честный, — бормочет Ким, — ты мне очень нравишься!       У Хосока сердце, кажется, пропустило все возможные удары за минуту, неверяще прокручивая слова Джина по сотому кругу! Тот ведь не бредит, пожалуйста, скажите, что «нет»! Хосоку нужно знать, что нет! Ему нужна эта искра и нужно это признание ещё раз, и он его получит на следующее утро, когда Джин проснётся с тяжёлым похмельем, но чистым и серьёзным голосом повторит: «Ты мне нравишься, давай встречаться?». Хосоку останется сказать лишь «да», потому что этот момент он прокручивал в голове тысячи раз и никогда бы не подумал, что он когда-нибудь станет реальным.       *****       День Рождения — один из самых замечательных и ярких праздников, в который принято поздравлять не только именинника, но и его родителей, которые даровали ему жизнь. В этот день принято устраивать большое или маленькое семейное застолье, задувать свечи на торте, получать подарки и, конечно же, взрослеть с каждым новым годом всё больше и больше, даже если в душе ты всё равно остаёшься ребёнком. Все проводят свой День Рождения по-разному, независимо от возраста — праздник будет у каждого свой: шумный, тихий, веселый или грустный, одинокий или наполненный любимыми людьми.       Тэхен никогда не праздновал свой День Рождения. Никогда. Его родителям он был в тягость, они ненавидели тот день, когда у них родилось это чудовище, которое после вернулось к ним обратно! Сам Тэхен тоже этот день не жаловал, стремясь провести его в тишине и спокойствии. Только Чимин был единственным, кто отважился закатить Киму вечеринку, утащил его в клуб и зависал с ним до самого утра, уже превратившись в пьяного единорога. У Пака получалось поднять Тэхену настроение, показать жизнь в другом цвете, но при этом сам Ким не стремился праздновать свой День Рождения, предпочитая его просто пропустить и двигаться дальше. Но Чимин другу не давал забыть о прекрасной дате, в которую родился Тэхен, благодаря которой у Пака теперь есть самый любимый, красивый, умный и добрый друг!       В Провансе даже слуги не поздравили Кима, как сказал мистер Том: «Господин этого не любит, и прислуга предпочитает не портить хозяину настроение». И Чон уже думал, что Тэхен будет ходить понурый, грустный весь день, но не всё оказалось так просто как виделось на первый взгляд.       Ещё утром курьер доставил в прованский домик пару огромных коробок, на которых большими буквами значился отправитель: Пак Чимин. Мог бы и на Рождество отдать все подарки, так было бы явно быстрее, но единороги лёгких путей не видят, и Пак всё сделал по-своему, поздравляя Тэхена с праздником. Гук даже думал, что Ким коробки не вскроет, включая, что выглядел он сонным и помятым с утра, с еле открывающимися глазами. Но, к удивлению, Тэхен живенько принялся открывать коробки, вытаскивая из них коробки, а из тех другие и… у Чонгука голова пошла кругом от этой запаковки от Пак Чимина! Хотя, как выяснилось, подарки здесь были даже от Сонхуна и упаковка шоколада собственного производства, приготовленная Юнги.       У Тэхена сверкали радостно золотые и фиолетовые блёстки в глазах, бегая по радужке задорными табунами! Чонгук думал, что Ким будет в этот день грустить, ходить мрачным и подарки даже не вскроет, но всё оказалось совсем не так! Праздник, который раньше не приносил парню радость, с появлением в жизни Тэхена друзей и любимых стал прекраснее, светлее, как бы другие не пытались его очернить. Чонгук пандой лип к Киму со спины, пока его парень живенько распаковывал все свои подарки, внимательно рассматривая каждый, что-то комментируя, и выглядел таким счастливым, что у Чона сердце радостно пело в груди! Тэхен редко бывает таким, оттого каждый момент был бесценен.       Чимин подарил много всякой ерунды, корейских сладостей, любовно упакованную ленту презервативов, набор наклеек с единорогами, красивую баночку со смазкой и подписью, что это для Чонгука. У Чона от этого лицо полыхало, он ещё отлично помнит, что Пак ему на Рождество подарил! Сонхун прислал пару новеньких ботинок своего бренда и также много сладостей, ведь оказывается, что Тэхен был невероятным сладкоежкой. Чонгук узнал об это только здесь, в Провансе, и только потому, что отказывался есть в одиночку, заставляя Кима составлять ему компанию. Ну, вот и подсадил он его на сладкое, они теперь даже когда в город выезжали всякую вредную вкуснятину накупали, чтобы было что пожевать за просмотром фильмов или сериалов.       В общем, день, который обещал быть мрачным и тяжёлым, оказался совсем не таким. Он был наполнен какой-то непередаваемой лёгкостью, невидимым счастьем, что царило вокруг, наполняя сердце беспокойными бабочками. Тэхен весь день улыбался, шутил и порой очень непристойно лез к Чонгуку под худи, пока они гуляли по супермаркету в Париже. Потом ещё катались на катке, оказалось, что Ким кататься не умел (хоть что-то он не умел!), но научился слишком уж быстро, отлично удерживая равновесие. Правду говорят, талантливые люди талантливы во всём. Когда же начало темнеть, они засобирались домой, по пути заскочили в сладкую лавку, чтобы купить жевательный ежевичный мармелад. Лицо продавца, который отдавал им десятикилограммовый пакет, нужно было просто видеть! Он бы упал в обморок, если бы узнал, что Тэхен съест это всё за один вечер!       И вот сейчас Чонгук лежит в согревающих объятиях своего парня, изредка ест мармеладки и просто отдыхает, наслаждаясь просмотром мультфильма про Гринча. Как раз именно то, что нужно перед последним днём этого года. Тэхен хотел включить корейскую версию, но Чонгук согласился и на английскую, он отлично знал иностранный, не то что Сону, который и пары строк связать никак не мог. Ким отправил всю прислугу в отпуск на новогодние каникулы, потому в доме стояла почти гробовая тишина, интимная, разжигающая нервы на особо терпком уровне.       В комнате Тэхена стоит полутьма, окна зашторены, а кроме них единственный источник света — телевизор, причудливо раскрашивающий стены и полы разноцветными красками. Чон мягко млеет в крепких объятиях своего парня, но на фильме никак не может сосредоточить своё внимание. От Тэхена пышет розами, их сладкий аромат в крови оседает, разносясь по всему организму, поджигая нечто внизу живота, отчего Гуку приходится даже сосредоточиться на дыхании, чтобы не возбудиться всего лишь от аромата Тэхена! А Ким еще носом утыкается Чону в сырую после душа макушку и горячо выдыхает, сам наслаждается сладким запахом своей вишни. У Гука от этого мозги плывут куда-то, а на их место приходит возбуждение, медленно потрескивающее в крови оголёнными проводами. И сердце как-то ненормально несётся в пляс, явно выдавая Чона с ног до головы, но Ким этого, похоже, не замечает, просто наслаждаясь возможностью быть со своей вишней.       Чонгук прерывисто выдыхает и аккуратно оборачивается в руках Тэхена к нему лицом. Фиолетово-голубые глаза спокойные, счастливые, нереально красивые, в них нет сейчас тьмы, лишь океан бескрайней безмятежности. И длинные пушистые ресницы такие до безумия красивые, густые, тёмные, из-за этого складывается впечатление, будто у Тэхена подведены глаза, но это совсем не так. Он такой экзотически красивый с рождения, даже белые волосы были натурального тёплого оттенка, мягкие и слегка волнистые, потому что Тэхен не сушит их феном никогда. Нежные пряди трепетно стекают на глаза, падают на виски, придавая Киму ещё больше загадочности лучистыми тонкими тенями, оставленными на лице.       — Что случилось, ma petite? — тихо спрашивает Тэхен. А Чонгук понимает, что смотрел на своего парня слишком уж долго, да ещё и с такого близкого расстояния! Только его это сейчас нисколько не смущает, наоборот огонь, полыхающий в груди, становится лишь сильнее, предлагая в нём сгореть, и Чон как-то совсем не против.       — Поцелуй меня, — просит Чонгук, скользя взглядом по пухлым алым губам, и сразу в глаза Тэхена заглядывает почти жаждуще, слушая, как своё сердце трещит в огне, готовясь спалить их обоих, ведь они так интимно близко лежат, а роза для Чона навсегда теперь любимый аромат, сводящий с ума.       Ким не удивляется даже просьбе Чонгука, и не сопротивляется, смотрит в карие глаза пристально, будто ищет в их глубинах что-то. Гук не знает, что именно, но для Тэхена в его голове уже давно открыты все двери, а связка ключей принесена в дар Богу, как напоминание о том, что Чонгук любит и доверяет Киму полностью, глупо и искренне. В фиолетовых глазах вспыхивает какое-то яркое знание, трепетный огонёк как комета пролетает с нереальной скоростью, Чон даже ухватиться не успевает, когда всё исчезает, и остаётся лишь кипящая в крови жажда.       Тэхен приподнимается на руках, теперь почти нависает над Чонгуком, рассматривая тёмно-карие, ярко светящиеся глаза, в которых открытое горит желание. Чон дышит тяжело, ему отчего-то безумно жарко, наверное, от тяжелого аромата роз, который не даёт даже вздохнуть, оставляя в лёгких только себя в убийственной дозе, удушающей. Чонгук больно сглатывает и губы лижет пересохшие, смотря на Тэхена настолько открыто, что и сомнений не остаётся в том, что хочет его.       — Поцелуй меня, — снова просит Чон, утопая в фиолетовых глазах напротив, в таких густых, бескрайне красивых. Чонгук бы всё отдал за возможность заглянуть в их глубинные глубины и увидеть, что там находится.       Тэхен медленно нагибается к Чону, трепетно касаясь его губ с ароматом вишни своими горячими, голодными и требовательными, хотя последнее Ким никак не показывает на деле. Он целует мягко, почти невесомо, с нежным желанием, за которым прячется настоящий Тэхен, который Чонгука под собой всего хочет трогать, целовать и любить, утоляя дикую жажду, что вечно плещется в его крови. Но Ким себе таким безрассудным не позволяет быть, не желает делать Чону больно, потому нежно его целует, легко, собирая аромат вишни губами, смакуя этот вкус на языке, ощущая себя самым счастливым в мире от такой незначительной мелочи.       И Чону нравится, что Тэхен с ним так нежен, нравится долго и вкусно целоваться, пока губы не начнут болеть, истерзанные их невозможностью насытиться друг другом. Но сегодня Чонгук хочет пойти до конца, он хочет всего Тэхена, хочет немного дико, жадно и горячо, чтобы потушить пожар в груди или же наоборот разжечь новый, в котором они оба сгорят. И Гук Кима за шею обнимает и ближе к себе тянет, превращая их лёгкий поцелуй в жаркий, несдержанный и наполненный возбуждением, которое кипит в крови, рождая в груди звук близкий к первому стону.       И вот тогда Тэхен резко отстраняется от Чонгука, перекатываясь на пятки, садясь в стороне, чтобы лишний раз себя не искушать. У него ненормальные фиолетовые глаза, дичайше голодные, готовые сейчас же начать собирать души для своего насыщения. А лучше поглотить только одну, ту, что рядом, от которой призывно тянет вишней, самым сильным и убийственно прекрасным лекарством, способным вылечить неспокойного демона внутри. Но Тэхен ему не поддаётся, дышит тяжело, крепко сжимая зубы, чтобы не зарычать, чтобы не вкусить запретную сладость тела, к которому так ненормально тянет.       Чонгук отчасти разочарованно брови сводит и тоже поднимается в положение сидя, глядя на Кима с открытым вопросом в огромных карих глазах.       — Тэхен, — тихо зовёт Чон, подсаживаясь к парню ближе, — почему ты всегда избегаешь близости со мной? — Гук смотрит в фиолетовые глаза и видит, что в них возбуждение огромное и не разбавлено чистое плещется. Ким точно хочет Чонгука не меньше, возможно, даже сильнее, чем сам Чон, включая, что Гук буквально слышит как трещит пламя на дне фиолетового колодца, сжигая там всех неверных, кто посмел позариться на светлую вишню. Кажется, Элибра там сегодня тоже сожгут или утопят в цветах, в любом случае, избавятся от него, чтобы не смел покушаться на любимого.       — Потому что боюсь, — отвечает Тэхен, смотря прямо Чону в глаза, не мигая. Пальцами щёлкает, отключая телевизор, погружая комнату во тьму и тишину, в которой шепчет: — Боюсь, что не сдержусь и сделаю больно, снова послушаю его голос и натворю бед. Боюсь, что ты уйдёшь.       Чонгук тянет лёгкую улыбку, гладит Кима по гладкой красивой щеке и резко стягивает с себя футболку, оставаясь по пояс голым.       — Вот это, — Гук берёт Тэхена за руку и прикладывает его ладонь к своей груди, где бешеное сердце отбивает за двести в минуту, чувствуя обжигающее тепло чужого тела, — твоё. Я весь твой, и я не собираюсь никуда сбегать или уходить. — Чонгук свободной рукой Кима по щеке гладит, пока вторую прижимает к своей груди, опаляя ладонь звонкими ударами неспокойного сердца. — И я не боюсь твоей силы, не боюсь, что ты сделаешь мне больно. — Чон мягко улыбается, глядя в ярко-фиолетовые, внемлющие каждому слову, глаза. — Я тебе верю, потому что люблю тебя.       Чонгук аккуратно поддаётся вперёд и целует Тэхена, собирая пленительный аромат розы с алых губ. Ему приходится выпустить ладонь Кима, чтобы руками обвить того за плечи, притягивая к себе ближе, слушая, как бьётся безумное сердце Тэхена о собственную грудь, доказывая, что нет предела их чувств друг к другу. Ким на поцелуй охотно отвечает, почти даже жадно, роняя Чонгука на кровать, слушая их сбитое дыхание, отдаваясь впервые на волю своим желаниям, готовый быть с Чоном и душой, и телом.       Фиолетовые глаза над Гуком горят обжигающе, настолько, что парень буквально ощущает, как внутри от этого взгляда всё плавится, сворачиваясь в непонятный, неконтролируемый узел, болью стреляющий внизу живота. Вокруг роза с вишней сплелись в единый довольный аромат, крепкий, пьянящий, он в голове опускается плотным облаком, вытесняя все мысли, оставляя только желание, возбуждение в слишком сильной, убийственно невыносимой дозе, в которой они точно сгорят.       Тэхен оставляет на опухших раскрасневшихся губах Чонгука короткий поцелуй, а потом поднимается быстро, почти ужасно нетерпеливо расстегивая свою рубашку. Чон под Кимом дрожит, отчаянно глотает воздух, но его нет, только роза, от которой внутренности плавятся, превращаясь в безумное ничто, под управлением острого, дикого цветка, жаждущего вкусить и испить до дна всего Чонгука. А тот и не против, лижет опухшие губы, шире в стороны колени разводит, приглашая Тэхена к себе ближе, и жадно следит за тем, как Ким снимает с себя рубашку.       У Чона в голове пусто совершенно, карие глаза сейчас почти чёрные, голодные. Но он всё равно лёгким румянцем покрывается, когда Тэхен откидывает в сторону ненужный кусок одежды, оставаясь по пояс голый. Ситуация жжёт нервы, заставляет задыхаться от возбуждения, выпаривающего кровь, но ещё больше просит продолжить и не тянуть, иначе Чонгук сгорит раньше, чем Тэхен к нему ещё раз прикоснётся.       А Ким медлит, красуется, у него шрам на груди, но даже с ним он выглядит как творение небес! Статный, подтянутый и красивый, с мягко медовой кожей и плотными мышцами, тонко струящимися по всему телу, задорно убегающими вниз, под резинку домашних брюк, словно дразня. У Чонгука полный рот слюны накапливается уже просто от одного вида такого Тэхена, с диким, опасным огоньком на дне фиолетовых глаз. И Чон себя просто не желает даже удерживать, когда слегка приподнимается, смотрит на Кима сверху вниз, а сам губами касается выемки пупка, руками утекая на красивое тело выше, желая трогать, познавать, любить.       Тэхен рвано выдыхает, кусает себя за губу, чтобы хоть немного контролировать тот пожар, что в груди разгорается, предлагая не медлить и перейти к самому заветному. Но Ким предпочитает сгореть в прелюдии, в объятиях из тонких рук, в ловушке из сладких губ. Тэхен пальцы у Чонгука в волосах путает, голову закидывает назад, прикрывая в удовольствии глаза, пока горячие губы выцеловывали его живот, острые зубки прихватывали тонкую кожу, а юркий язычок зализывал укусы, даря волны безумного наслаждения, пьянящего и настолько сладкого, что эту небольшую пытку не хотелось даже заканчивать.       Чонгук целует неторопливо, стремится пометить каждый сантиметр медовой кожи, намеренно лижет линию мышц, убегающую под штаны, слушая, как Тэхен сдавленно рычит. У них у обоих уже давно стоит и крепко, больно даже отчасти, включая, что они всё ещё в штанах, а возбуждение от их игр только сильнее становится, вытесняя весь кислород из комнаты к чёрту, оставляя лишь два аромата, чья сила способна любого поставить на колени перед вожделением.       Тэхен мягко, но настойчиво тянет Чонгука за волосы от себя, неспособный и дальше терпеть, желающий перейти к ответным действиям. Карие глаза сейчас чёрные и пьяные на Кима смотрят, Чон улыбается ему сладко, облизывая влажные, красные от поцелуев губы, он жаждет пойти дальше, почти провоцирует Тэхена не медлить, и блондин, наверное, впервые в жизни поддаётся на провокацию.       Ким снова роняет их на кровать, буквально топит Чонгука в мягких одеялах, заключая желанные губы в плен своих. Тэхен целуется почти несдержанно, с явным оттенком боли, и возбуждением, что поедает их обоих. Он кусает Чона за губы, даже за язык, заставляя того под собой на постели метаться, открыто стонать в чужие губы, а руками жадно исследовать крепкое тело Тэхена; мягко проводить пальцами по шрамам на спине и на груди, щипать за соски, отчего Ким рычит в их поцелуй, хватая руки Чонгука и запечатывая их у него над головой.       У Тэхена явный кинк на подчинение, ведь в фиолетовых глазах не остаётся ни капли золотых блёсток, когда он, наконец, разрывает их поцелуй, позволяя Чону вздохнуть, но никак не насытиться кислородом. Напротив последние остатки его вытягивает из лёгких, когда жадными поцелуями стекает на тонкую шею, оставляя россыпь бесконечных засосов.       Чонгука таскает по постели, выгибает в сильных руках, он загнанно стонет и голову выше тянет, обнажая шею, желая получить ещё больше безумного удовольствия, от которого просто прахом рассыплется! Тэхен легко угадал его эрогенную зону, жадно засасывая тонкую кожу, оставляя болючие засосы, которые тут же зализывает языком, продолжая собственнически исследовать красивую шею, стекая на острые ключицы, собирая весь возможный аромат вишни, чтобы утонуть в нём и возродиться голодным зверем, сидящим преданно у ног Чонгука.       Первый стон раскрашивает комнату ярким, почти оглушительным всплеском. Чон совсем не сдерживается, его дико кроет от чувств, в паху полыхает, член так больно упирается в резинку штанов, что от этого чуть ли не рыдать хочется, прося Тэхена не медлить. И Ким это словно понимает, выпускает руки Чонгука из своего захвата, медленно стекая вниз по дрожащему телу, которое всё хотелось исцеловать, пометить укусами и засосами, испить до дна. Из-за этого желания Тэхен себя постоянно и сдерживал, ведь не понимал, сможет ли контролировать эту свою часть или же нет? И даже сейчас не знает, рискуя, но не жалея ни о чём.       Ким легко стягивает с Чонгука домашние штаны, вместе с ними сразу поддевает и резинку боксёров, раздевая Чона полностью, позволяя тому свободно выдохнуть, когда головка члена свободно падает на живот, больше не удерживаемая в тисках. Тэхен на ноги поднимается и себя избавляет от остатков одежды, не заботясь, где они окажутся. У него опасно, безумно голодно горят фиолетовым глаза, когда он смотрит на голого Чонгука, лежащего на кровати, одновременно сгорающего от стеснения и возбуждения.       Чон прекрасен. Ангел во плоти. Крепкие мышцы, наработанные частыми тренировками, кубики пресса на животе, идеальная гладкая кожа здорового молочного оттенка. Чонгук в пальцах сжимает простыни, кусает опухшие губы, хмурится и так часто дышит, будто, правда, сгорает. Небольшой аккуратный член плотно прижат к животу, дрожит и истекает смазкой, Чонгук весь выбрит, гладкий и чистый. У Тэхена вряд ли надолго ещё хватит терпения.       Чон ответно на своего парня смотрит, смущается, краснеет, но смотрит, желая его всего изучить, словно ещё ни разу не видел. Видел, только почему-то этого оказывается мало, хочется смотреть ещё и ещё, а лучше трогать, целовать и кусать. Чонгук сгорает в объявшем всё тело пламени; внизу живота, в паху, всё просто адски болит, тянет, ноет, заставляя Чона чуть ли не хныкать от желания ускориться. И Тэхен отчасти его немой просьбе внемлет, опускаясь к Гуку на кровать, прямо между разведённых в стороны ног.       Фиолетовые глаза горят опасно, Ким кривую ухмылку тянет, и под коленку хватает Чонгука, укладывая ногу себе на плечо. Чон воздухом давится, когда понимает, к чему всё ведёт. И он совсем не против, только желание так разъедает вены, что первая маленькая слезинка стекает из уголка глаза, теряясь в простынях, Чонгук нетерпеливо стонет и выгибается на постели, желая большего.       А Тэхен не спеша целует тонкую кожу на крепких бёдрах, вдыхает терпкий аромат вишни, неожиданно для самого себя, снимая с себя контроль, позволяя с головой окунуться в горящую атмосферу близящегося соития двух тел. Ким и вторую ногу Чонгука себе на плечо кладёт, дразняще ведёт пальцем прямо до основания бедра, наслаждаясь гладкостью и мягкостью кожи. А Гука таскает, он грызёт губы, мнёт в руках простыни и хнычет, чувствуя, как смазка стекает с головки члена, капая на живот. В паху всё болью сворачивается, а Ким не спешит, медленно выцеловывает вишневую кожу, дразняще лижет её языком и ставит новые засосы на внутренней стороне бедра, как знак собственника.       Чонгук недовольно стонет, задирает голову выше, пытаясь сильнее насытить лёгкие кислородом, но в тех слишком много розы, шипы вонзаются в мягкий орган и не дают вздохнуть. Гук плавится на кровати, в руках Тэхена, а хочется под ним. Так сильно хочется, что Ким, видимо, это ощущает, на пробу касаясь языком головки члена, слизывая капельку смазки.       Чона ломает, он до судорог в руках сжимает одеяло, слепо глядит в потолок, и загнанно дышит. Вроде бы и получил желаемое, но такую крохотную долю, что это, скорее, сравнимо с обычной пыткой, потому что Чонгук чуть ли не хныкать начинает, извиваясь от бурлящего в крови желания.       — Тэхен! — шепчет Чон, облизывая горящие губы. — Тэхен, пожалуйста, не медли!       Фиолетовые глаза почти чёрные с загадочными глубокими огоньками Чонгуку точно в душу смотрят, выталкивая её наизнанку, но Гук уже давно весь открытый перед Тэхеном лежит — бери и делай всё, что захочешь. Ким хочет только любить, и любит так сильно, что готов выполнить любую просьбу своего крольчонка. Но прелюдию, правда, продолжает, отлично понимая, что без подготовки никак нельзя обойтись.       Тэхен коротко лижет горящий и дрожащий член по всей длине, ловит сорванный стон, наполненный немыми просьбами и, несомненно, наслаждением. На теле Чонгука ни одного волоска, и Ким этим отдельно наслаждается, целует внутреннюю сторону бедра, снова на член переключается, посасывая крупную головку, дьяволёнком исподлобья глядя на Чона, который пытается бёдрами поддаться навстречу грешным губам, но Тэхен его крепко к кровати припечатывает, не давая пошевелиться. Он руководит процессом, и руководит умело, доводя Чонгука до исступления, прежде чем скользнуть языком по сжавшей дырочке, слушая, как Чон сломано вскрикивает, начиная потирать свои же соски, чтобы принести себе хоть долю облегчения.       Но Тэхен не даёт расслабиться, дьявольские глаза сияют непроглядной тьмой, когда Ким отстраняется на мгновение и тянется к тумбочке, за той самой коробкой, в которой было столько всяких интересных игрушек! Чонгук губу до крови кусает, затуманенными глазами наблюдая за тем, как Тэхен вытаскивает тюбик со смазкой. У Чона в голове шумит от понимания, что они, правда, сегодня сделают это, внутри сворачивается очередной узел из желания и одновременно волнения, ведь для Гука это первый раз. Но даже так, парень Тэхену доверяет настолько, что ничего не боится, переводит дыхание и шепчет, встречаясь взглядом с фиолетовой тьмой:       — Я чистый, можно без презерватива.       У Кима в глазах умирает что-то, что до сих пор остатком не давало ему быть настоящим, не давало ему показать, чего он хочет, как он хочет и насколько сильно может любить, принося столько оттенков удовольствия, что от них и умереть не грех.       Тэхен зрительный контакт с Чонгуком держит, когда садится между его разведённых в стороны ног, отводит колени ещё шире, с опасной кривой улыбкой выдавливает немного смазки на пальцы и касается дырочки ануса, мягко его смазывая. Чон давится стоном, хватает воздух открытым ртом и сам не понимает, почему сжимается. Ему не больно, ему так чертовски хорошо, что он даже не сразу понимает, что один палец Тэхена уже был в нём.       Чонгук был отлично растянут, Ким бы бесился, если бы не знал, что он у Чона самый первый партнёр, а так Гук, наверное, воспользовался одной из игрушек, подаренных Чимином или своими же пальцами. У Тэхена появляется дьявольское желание посмотреть, как Чонгук себя растягивает, как у него при этом ломаются брови, как он стонет и кусает губы, пихая в себя игрушку. Ким обязательно попросит для себя такое шоу, но не сегодня. Сегодня он покажет Чонгуку, как может быть приятно не только от пальцев, но и от кое-чего покрупнее в узкой девственной дырочке.       Тэхен добавляет ещё смазки и массирует подушечками пальцев только сам вход, нагибаясь к Чону, чтобы собрать свой положенный поцелуй. Гук тяжело дышит, у него от возбуждения все нервы оголены, хочется всего и сразу и непонятно чего даже больше, но поцелуй он с радостью принимает, отдавая через него даже душу Тэхену, не догадываясь, что Ким свою Чону уже давно отдал, позволяя с ней делать всё, что заблагорассудится.       Чонгук стонет в поцелуй, сильнее ноги в стороны разводит, чтобы Тэхену было удобнее его растягивать и горит от ощущения этих длинных мягких пальцев внутри, которые так томительно стимулировали чувствительные стенки, так свободно двигались внутри. Чон себя отлично растянул, он готовился, он хотел, чтобы его первый раз был именно сегодня — на праздник Тэхена, это его подарок Тэхену.       — Давай, — шепчет Чонгук в поцелуй, слушая, как сердце бешено начинает биться в груди, возбуждённое тем, что произойдёт. Ким отстраняется слегка от Гука, серьёзно смотрит в пьяные глаза, но те уверены в своих словах, Чон может и горит от возбуждения, но всё ещё здраво мыслит, хоть и ненадолго.       Тэхен оставляет на покусанных полыхающих губах ещё один трепетный поцелуй и вынимает из Чонгука пальцы, слушая его разочарованный вздох, когда внутри стало пусто. Но скоро всё изменится, Гук успокаивающе выдыхает, сжимает в руках простыни и смотрит, как Тэхен щедро смазывает его дырочку ещё раз и наносит смазку на свой член. На совсем немаленький член, Чонгук уже однажды видел пенис Кима и тогда не придал размеру особого значения, но сейчас смотрит и дрожит, понимая, что ничего не понимает. Ему нестрашна боль, не страшно лишиться девственности, но волнительно, и от этого сердце в груди прыгает как ненормальное и во рту пересыхает.       Тэхен чутко прослеживает состояние Чона, мягко к нему наклоняется и снова целует, явно отвлекает, но Чонгук ведётся, потому что розам никогда не мог сопротивляться. У Кима губы требовательные, они просят так много, что Гук не может столько дать за раз, растворяясь в поцелуе полностью и безвозвратно. За плечи Тэхена хватается, ближе на себя тянет, не сразу понимая, что Ким удобнее устраивается между его разведённых ног, приставляет головку члена к дырочке ануса и толкается совсем немного, преодолевая тугое сопротивление.       Тэхен целует свои же укусы на тонкой коже шеи, а Чон давится воздухом, чувствуя, как Ким медленно заполняет его, раскрывая до предела. И Гук оказывается такой маленький под Тэхеном, совсем крохотный и чертовски узкий, включая, как прорычал Ким, выдыхая, когда полностью оказался внутри Чонгука, пытаясь привести своё же дыхание в норму.       Гук своему парню оказывается плечи расцарапал за этот короткий промежуток времени, но вряд ли хоть кто-то из них сейчас это заметит. У Чонгука внизу боль стреляет по всему телу вверх, по позвоночнику и животу, заставляя сорвано дышать, пытаясь восстановить дыхание и привыкнуть к новым ощущениям.       — Прости! — шепчет Тэхен на французском, но вряд ли это понимает. Его глаза сейчас совсем неадекватные, тёмные, он с трудом воспринимал реальность и только благодаря вишне, что держала его в своём вечном плену. Ким рукой стекает по дрожащему телу под собой, плавно избегает головки члена Чонгука, ныряя ладонью под неё на паховую область, и неожиданно давит пальцами на какую-то точку, отчего Чона чуть ли не подбрасывает.       Гук вскрикивает и ошарашенно пялится в потолок, но перед глазами только тьма, а в теле такая безумная буря, электрический заряд, полный чистого наслаждения, от которого и душа будто покидает тело, уносясь в неизвестном направлении. Чонгук абсолютно не понимает, на какую точку нажал Тэхен, что он сделал, может даже своей силой воспользовался, но ему и наплевать сейчас, потому что это чувство безумно хочется повторить. За ним исчезает даже боль, неприятное ощущение в анусе, всё растворяется, остаётся только лава в крови, в которой Чонгук добровольно сгорает, принесённый на алтарь своему Богу.       Тэхен аккуратно целует Чона в уголок губы и сразу на шею перетекает тягучими мягкими поцелуями, продолжая пальцами массировать паховые мышцы прямо над особой точкой. Ким не пользуется силой, но она ему говорит, где у человека самые чувствительные места, где можно нажать и вызвать неконтролируемый оргазм. Тэхен, правда, всё просто так заканчивать не собирается. Он снова давит на заветную точку, с улыбкой слушая, как стонет Чонгук, притягивая его к себе ближе за плечи, уже не зажимается, расслаблен настолько, что Ким рискует и делает первый аккуратный толчок, продолжая стимулировать пальцами маленькую венку под тонкой кожей. Маленькую, но сколько в ней наслаждения, от которого Чонгука ломает, таскает по постели, он не переставая стонет и готовится заживо сгореть.       Тэхен толкается ещё раз и ещё, но уже несдержаннее, с оттенком собственника, с оттенком жёсткости, которая всегда ему была присуща. Он уже и точку не стимулирует, стараясь и без её вмешательства принести Чонгуку максимум наслаждения. Главным было отогнать боль, и он это сделал, выкинул её на дальний план сознания, закрыл патокой безумного удовольствия, за которым её уже было и не ощутить.       Чон дрожит, лижет губы и тянется к Тэхену за поцелуем, чувствуя, как в крови разгорается новое пламя, новое наслаждение от их состоявшейся близости. Тэхен целует урывками, за которыми собственное дыхание переводит, подавляя рвущийся наружу рык. Он медленно входит в Чонгука, растягивает его под себя, но хочется не этой нежности, хочется вбиваться в узкую дырочку, слушать сорванные стоны и гореть на их общем костре. Но Тэхен не хочет сделать Чону больно, потому и не позволяет себе ничего такого, продолжая медленно набирать темп, дышать вишней и в ней же умирать Фениксом.       Чонгук сладко стонет, задирает голову выше, подставляя шею под поцелуи и глаза жмурит, ему определённо нравится гореть, определённо. А потом Тэхен своей крупной головкой попадает по простате, и Чона раскатывает на простынях, унося прибоем в открытый океан. Он и так слабо соображал, что происходит, от роз в мозгах, в крови было слишком много удовольствия уже сейчас, а теперь им накрыло с головой, и выбираться из-под него не хотелось.       — Тэхен, не сдерживайся! Прошу тебя! — Шепчет Чонгук, на ощупь находя горячие губы Кима, сплетаясь с ним в новом поцелуе.       Парень бы не хотел быть резким и жёстким с Чоном, его ведь хочется оберегать и защищать, но и себя держать уже сил нет, да и Гук просит большего, а Тэхен… а он так хочет всё это ему дать.       Ким двигает бёдрами резче, входя на всю длину, снова попадая по простате, вбивая её глубже, вырывая изо рта Чонгука протяжный сладкий стон, который пьёт, не желая разрывать их поцелуя. А потом начинает уже увереннее двигаться, понимая, что Чону не больно, у него в теле столько наслаждения, столько удовольствия полыхает, что боль за ними уже давно затерялась. Он сам Тэхену подмахивает бёдрами, стонет, почти кричит, разрывая их поцелуй и всё ближе и ближе тянет к себе Кима, вытесняя между ними даже воздух.       Чонгук сейчас прелестен по особенному. Сломанный ангел в руках Бога. Лицо раскраснелось, по вискам бегут капельки пота, чёлка намокла и слиплась, также как и пушистые ресницы; опухшие от бесконечных поцелуев губы приоткрыты, он стонет высоко, сорвано, красиво, отдавая всего себя Тэхену и не прося в ответ ничего, но получая всю его душу и сердце в дар одному маленькому, но самому нужному и любимому крольчонку.       Тэхен двигается резче, рычит от переполняющих его чувств, наблюдая за тем, как Чонгука от каждого толчка подбрасывает на кровати. Он долго точно не выдержит, Ким с каждым ударом попадает точно по простате, стимулирует чувствительную железу, вынуждая Чона без остановки стонать, лишаясь голоса. Но Тэхен и не думает останавливаться, он мог бы завести их на второй круг, однако Чонгук уже выглядит безумно уставшим, сломанным и потерявшимся в ощущениях.       Ким делает ещё несколько особенно глубоких толчков, и Чон с сиплым стоном кончает, заливая свой живот спермой, обмякая под Тэхеном, окончательно уносясь в сладкие воды, которые манили своими теплыми, укачивающими объятиями. Ким кончает следом за Чонгуком почти сразу, сцепляя зубы, изливаясь внутрь своего парня, но не встречая в ответ даже банального бурчания.       Они оба выдохлись, устали, насытились не только телами, но и душами друг друга.       Они оба даже и не заметили, как маленькая фиолетовая роза на подоконнике вспыхнула ярким оранжевым цветом, словно грозясь сгореть. Но нет, она зацвела ярче, гуще. Выросли новые стебли, распустились бесконечные бутоны, ярким парадом стекая на подоконник из небольшого кашпо. Фиолетово-золотой куст стоял в своём самом ярком и прекрасном обличии, соединяя Тьму и Свет, Инь и Ян, коими были Чонгук и Тэхен, объединившиеся спустя столькие годы.