Немного огня

Кхас справился на отлично. К одной из стен замка примыкал рынок. И путь до него от центрального входа занял бы катастрофически мало времени. Но Люций, отдавая приказ, сформулировал четко: “организуй мне поездку на рынок, я хочу посмотреть город”. И Кхас услышал все правильно. Носилки были готовы еще утром. С них сняли тяжелые, тканевые шторы. Вместо них на деревянный остов натянули невесомый, прозрачный, вытканный из чистого хлопка батист. Отобранных стражников уже щедро одарили, конечно же, от имени Люция. Пара монет перепала и мальчишке-служке, которого тоже брали с собой. И одежду Кхас тоже подготовил. Еще при первой встрече он обратил внимание на то, в какой неудобной чадре приходится ходить светлому князю. Видимо, никому в голову не пришло позаботиться о новом супруге правителя. Была ли тому виной неприязнь слуг и знати к Красу, или к их вечным врагам светлым эльфам… Кхас не знал. Но такая безалаберность, случайная или злонамеренная, виделась ему позором и оскорблением. В отличие от большинства темных, Кхас не испытывал ни ненависти, ни предрассудков по отношению к светлым. Он сам родился и вырос на одной из эльфийских границ. В максимальной близости к ним. И даже больше… тщательно охраняемая им тайна от всех и вся — его мать была светлой. Отец увидел ее в лесу и не смог пройти мимо. Не стал насиловать, верно решив, что так он ее, конечно, возьмет, но никогда не получит по-настоящему. Очень долго выхаживал. За что и был вознагражден чистой и сильной любовью. Она даже согласилась войти в его род. Жили они на самой окраине, закрывшись почти от всего мира. Что у темных, что у светлых их брак вызвал бы слишком пристальное внимание. У Кхаса было счастливое детство. Ему нравилось проводить время и с матерью, которая учила его светлым рунам, много рассказывала о своем детстве, и с отцом, который делился с ним своими знаниями о лесе и травах. Еще он любил убегать за заставы, в небольшую светлую деревушку. Казалось, что это сказочное место: в кронах вековых дубов прятались деревянные домики с острыми крышами, высокими лестницами, резными ставнями и сложно украшенными крылечками. Там пахло сладкими травами и хлебом — совершенно особенный запах, которого он никогда не находил в темных селениях. А еще там было по-особенному тихо и спокойно. Но, когда он начал взрослеть, то заскучал. Начал грезить другими землями, иной жизнью. Из дома он ушел в пятнадцать. Его вела жажда приключений. Он придумал себе, что сможет поступить в армию, обойдет полмира и попробует настоящую жизнь. Было очень больно разбить лоб. Столица не приняла его с распростертыми объятиями. В штабе, где набирали новобранцев, высмеяли и, придав ускорение пинком под зад, выгнали, даже не дослушав. Собственно, так он и узнал, что и ростом не вышел, и магией не уродился. Дальний родственник, у которого он обитал, сочувственно покачал головой и похлопал по плечу. На следующий день накрыл стол и позвал своего старого приятеля на обед. Кхас, все еще расстроенный случившимся, не сразу понял, о чем говорит гость и как на него самого поглядывают. — Так, вы юноша, что думаете делать дальше? С вашими данными можно хорошо устроиться. Говоривший ласково улыбался, под столом прокрадываясь ловкими пальцами по кхасову бедру вверх. Сам Кхас бестолково наблюдал за этим. — Не правда ли у него особенный цвет глаз? — Родственничек подсел поближе, видимо надеясь урвать и себе кусочек. А рука наглеца бесцеремонно занялась ширинкой. Кхас продолжал молчать, почему-то пытаясь вспомнить, как зовут бесцеремонного гостя. — Да он и сам особенный. Внимание заботливого и богатого друга в обмен на теплую дружбу, — пальцы оказались липкими от жира и холодными. И Кхас очнулся. Он резко вскинулся, отталкивая от себя и родственничка и гостя. Не оправляясь, рванулся было прочь, но его успели схватить за руку. — Что ты ломаешься? Кто-то потянул его за волосы. — Попробуем мальчика? Но попробовать они не успели. Кхас с разворота врезал кулаком одному в нос, испачкавшись веером из крови. А второго пнул в колено. Как вылетел из дома, уже не помнил. Так Кхас оказался на улице, совершенно не понимая, куда идти и что делать. Он решил, что сходит посмотрит на замок князя, а потом отправится обратно домой. На поясе у него висел маленький мешочек с золотыми, прежние мечты и желания виделись глупостью, в груди плескалось разочарование и жалость к себе, бестолковому деревенщине. В замок у него даже получилось пройти. Ворота были распахнуты настежь, большой поток эльфов внес его внутрь. Долго бродил по комнатам, поражаясь роскоши. И тут его дернул незнакомец: — Ты! Куда забрел? А ну-ка, давай обратно, набор не здесь, — и, схватив Кхаса за руку, поволок куда-то в глубину замка. Кхас потом долго вспоминал и думал, как так все сложилось. Он никогда не был из робкого десятка и в любой другой день подробно рассказал бы, кто он и куда идти тому, кто его тащит против воли. Даже наподдал бы. Но, видимо, именно тогда он оставил все силы в разбитом носе родственника и выбитом зубе его старого похотливого друга. Его тащили на отбор слуг в княжескую детскую, а он молчал. Втолкнули в комнату, где сидел управляющий гаремом. Уходить было поздно, и Кхас честно ответил на все вопросы, соврав только, что приехал специально, чтобы пойти служить к князю. А потом оно все закрутилось. Десять лет пролетели как один год. Он чувствовал себя как рыба в воде. Знал и знатных, и их слуг. Балансировал, благодаря своему происхождению, по очень тонкой грани между слугой и личным помощником, почти равный высокородным. Мог достать все что угодно, пройти куда угодно, даже в самые дальние гаремные комнаты. Но все никак не мог шагнуть выше. Нравы темного княжеского двора были таковы, что, если у тебя есть деньги, но нет знатного происхождения, то все легко решается женитьбой или замужеством. И влияния у тебя больше, чем больше денег и удачнее партия. Но, если у тебя нет денег, ты служишь, и коли за душой только высокородный отец на дальнем конце страны, то ты просто обречен упираться головой в потолок. Вот оно — сила, влияние, власть! Видишь! Чувствуешь запах! Даже что-то долетает до твоих рук, но все полностью достать не получается!!! Нужен покровитель, который бы пробил это треклятое стекло. И Кхас колебался. Он почти сразу понял и принял правила игры, но что-то мешало ему сделать последний шаг. Он смотрел на своих высоких “друзей” и понимал, что… … это было сложно объяснить даже самому себе. Десять лет в кулуарах, несколько раз за секунду до гибели успевал как головешка из огня выскочить. С легкостью удержался во время переворота, ничего не потерял, только приобрел. Хорошо устроился и при новом князе. На вот, иди, бери. Перестань всем улыбаться и кланяться, определись, выбери одного… но только от одной мысли противно. Будто ему опять пинка сапожищем, прям под жопу. Или нет. Даже хуже. Словно как тогда, много лет назад, в гостиной, руки, испачканные в мясе, цепляются за сюртук, жирные губы, запах пота и старости. Не мог. Казалось, что, если выберет, то образ светлой деревушки с домиками на деревьях рассыплется. Так тщательно хранимый в душе, не раз спасавший от морального и физического выгорания истает, развеянный жестокой жизнью. Когда узнал, кого именно готовится встречать двор, удивился. Решил, что обязательно придет посмотреть. Пришел. Светлый князь оказался обычным. Как и все светлые эльфы. Только вот столько силы и гордости было в его взгляде… Он стоял в центре толпы темных, голый, совершенно один и смотрел спокойно. Ни один мускул не дернулся ни на лице, ни на теле. Ходил вокруг его спальни и по крошечке собирал все что мог. Темный князь, забыв о фаворите, забыв о своих прежних привычках, все ночи проводил у него. Браслетов становилось все больше. Никто при дворе не понимал, зачем князь приволок светлого, еще и младшего в семью? А Кхас уловил, еле-еле различимый, тонкий, почти угадываемый запах власти. И не поверил. Решил, что это личная симпатия. Понравился ему светлый князь. Хотелось ему помочь. Вот только за годы при дворе понял, что альтруизм смерти подобен. Дружба — только с выгодой. Любовь — только со взаимной пользой. А здесь… Ну, какая выгода? Но чутье подсказывало — иди и бери, пока другие морщатся и крутят своими высокородными задницами вокруг Сварга и его папаши... Вот, собственно, так Кхас оказался стоящим сейчас в личных покоях Люция и уговаривающим его надеть то, что принес: — Мой светлый господин, поверьте, вам будет удобнее в этом. Вы и инкогнито сохраните, и не будете жертвовать своим личным комфортом. Люций плотно сомкнул губы и прищурился. Спустя минуту процедил: — Ты уверен, что это мужское? — Это для младших мужей. Все поймут, что вы из очень знатной семьи и являетесь жемчужиной для своего мужа. Но кто именно — не догадаются. — Чем плоха прежняя тряпка? — Она вам не удобна. Ткань тяжелая, душная, а на улице почти лето. — Мне та кажется более подходящей. Сколько упорства! А с супругом он более сговорчивый. Невольно хмыкнул и тут же постарался исправится: — Вы все равно не сможете проходить в ней постоянно. Она же почти ритуальная, настолько глухая и плотная. Рано или поздно вам придется надеть другое. Вы знаете, что вас с супругом пригласили на ужин? Вам уже готовят другие наряды. — Кхас не упомянул, что он и распорядился об этом. — Лучше если вы сами, а не князь… Это подействовало. Дернул одежду из рук и слишком резко удалился за ширму. Поверенный остался терпеливо ждать. Светлый хоть и держался, но невозможно всегда быть в маске невозмутимости. И сейчас, особенно важно создать комфортную обстановку для него, чтобы он перестал полностью сдерживать эмоции при Кхасе, начал доверять. Ожидание затягивалось. По расчетам Кхаса, уже давно все должно было быть надето. Не было там чего-то сверх. Помнится, в прошлом гареме очень любили шелк, органзу и совершенно откровенные штаны, призванные скорее показать все части тела, а не скрыть их. Вот с непривычки такую вещь было сложно натянуть на себя, а здесь? Обычные широкие и мягкие брюки, короткая нижняя рубаха, шелковый узкий сюртук в пол, и большой платок из мягкого хлопка, с обручем унизанным драгоценными камнями, один из концов этого платка заправлялся за обруч, скрывая лицо. — Разрешите мне помочь вам? — Не нужно, — послышался недовольный голос и из-за ширмы появился Люций. — Вы очень красивы, — Кхас поклонился. — Но все же позвольте немного поправить. Люций раздраженно махнул рукой, но голову подставил. Кхас быстро и ловко красиво подцепил конец платка под обруч. — Вы оцените, когда выйдем в город. Так и случилось. Кхас и правда расстарался. Путь он тщательно продумал. От главных ворот двинулись в сторону рынка, но стоило только скрыться от глаз двора за первым поворотом, как свернули в другую сторону. Кхас шел рядом всю дорогу, подробно рассказывая о улицах и домах на них. Он решил, что сегодня стоит показать дома знати, а потом наведаться в парк с прудами. Конечно, пока о катании на лодке думать не стоит, не все сразу. Люций быстро оценил смену одежды. Поверенный ясно видел, насколько свободнее себя ощущает светлый в новой одежде. Не жарко, платок не сковывает движения плеч и рук. Дорога заняла не больше часа, они сделали небольшой крюк, и вошли в рынок со стороны центральной части города. Светлый князь оглох от шума: здесь кричали торговцы, зазывая к себе в лавки, голосили покупатели, пытаясь сторговаться с лавочниками. Носилки медленно и тяжело двигались по тесным проходам, солдаты распихивали зевак по сторонам, не давая приблизится к носильщикам вплотную. Мальчишка-служка важно вышагивал рядом с Кхасом, неся в крепких ручонка серебряный стакан, а на спине, в перевязи, небольшую бутыль с водой. Люций улыбнулся, эльфенок так преисполнился собственной значимостью, что выглядел надменнее чем сам поверенный. Темные толпились, теснили солдат, постоянно кто-то получал если не плетью по спине, то обычную зуботычину. Но зеваки продолжали любопытствовать, силясь разглядеть получше, кто же там в носилках. И конечно, нашлись глазастые, которые запричитали: — Так, это ж светлый! — Беляночку себе князь привез — Хиловат... Люций хотел опустить полог, но остановил себя. Он смог совладать собой перед знатью, зачем же ему тогда прятаться от простых эльфов? Они то уж точно ему ничего плохого не сделают. Откинулся на подушки, сам стал разглядывать толпящихся. Эльфы здесь были такими же любителями нарядиться, как и их более богатые собратья. Только украшения поблескивали разноцветными стеклышками, сетки и обручи для волос плелись из меди, браслеты и кольца из латуни. У торговцы побогаче обвешивались серебром с ног до головы. Взгляд светлого остановился на совсем еще мальчишке, только-только оторвавшемся от юбки матери. Он замер, пораженный великолепием процессии, чашка в его руках накренилась, из нее сыпалась крупа. Увидевший это хозяин замахнулся для подзатыльника, но и сам замер, увидев, что к ним проявил пристальный интерес Люций. А Люция так подкупило выражение детского восторга на лице эльфенка, что подал знак остановиться. Носильщики поставили всю конструкцию на землю. Светлый князь поманил к себе ребенка. Тот нерешительно пробрался ближе. Люцию пришлось еще раз сделать знак рукой, чтобы он подошел. Снял с себя золотую подвеску и протянул мальчишке. Цепкие пальцы мгновенно забрали украшение и спрятали где-то за пазухой добротной, но не слишком чистой рубахи. Кхас, все время стоявший рядом, склонился и выслушал Люция. Проследовал следом за счастливым пацаненком и, учтиво улыбаясь, проговорил хозяину лавки: — Мой великий светлый господин велел сказать тебе: если заберешь подарок у ребенка, он тебе голову снесет лично. Лавочник побледнел и поспешно закивал, затем рухнул на колени и принялся бить поклоны в сторону носилок. Люций почувствовал удовлетворение. В конце концов это и его народ теперь тоже. Нужно почаще будет выбираться. Остановились на дальнем конце рынка, близко к выходу. Носилки поставили в тени огромной лавки с тканями, занавесили несколькими слоями батиста. Кхас поднес несколько сладостей и горький напиток, которого, как он помнил, раньше не бывало в светлых землях. Ветер легко проникал сквозь новые шторы, внутри носилок было светло, но лица Люция не было видно с улицы. Кхас остался стоять рядом и тихо объяснял: — Вначале откусите от пирожного, и только потом запивайте. Отдельно не пейте, почувствуете только горечь, но если пить его со сладким, то сможете распробовать, насколько это вкусно… — И правда, — послышался удивленно-довольный голос, — а в замке это подают? — Я распоряжусь, чтобы вам подали утром. Это очень тонизирующий напиток. Разумеется, Кхас не стал говорить, что темный князь очень любит этот напиток. Зато он точно знал, что завтракать его светлый господин и Крас будут вместе. И обязательно любимые пирожные! Тем более, что светлому они тоже понравились. Рынок они не стали обходить весь. Первый выезд не должен быть долгим, решил Кхас. Но Люций остался очень доволен. Уже в замке, поверенный помогая выйти из носилок, услышал: — Спасибо, Кхас. Вы меня сегодня порадовали. Подумайте, где я еще могу побывать. — Слушаюсь, мой светлый князь, — кланяясь, ответил он, пряча улыбку. Следующим утром Крас чрезвычайно обрадовался горькому напитку и пирожным, решив, что супруг таким нехитрым образом решил его побаловать. — Это кофе, — проговорил он Люцию, — и он очень вкусный. — Да, — согласился тот. А за боковой дверь для слуг, стоял Кхас и думал: “Мой светлый князь, мы шаг за шагом покорим эту гору”.