Остаться рядом

*** Зал с разводами лавы произвел на Пастыря сильное впечатление — пожалуй, впервые за время их знакомства Миклео видел удивление на его лице. Удивление и почти потрясение. Но вслух Пастырь не сказал ничего, так и шагал, молча глазея по сторонам, вслед за уверенно идущим впереди Сореем. Миклео шел рядом, по левую руку от него, и тоже молчал. Он не был в этом зале с того дня, как Сорей исчез, скрытый этими самыми лавовыми потоками. Тогда он даже не представлял, что вернется сюда хоть раз. Точно не по такому поводу, подумал Миклео, останавливаясь перед Маотелусом. Белоснежный дракон, казалось, дремал, окруженный сияющим ореолом. Кое-где по светящейся сфере пробегали землисто-зеленые всполохи подземной скверны, и каждый раз сфера ярко вспыхивала. Если Миклео правильно помнил, Маотелус избавился от этого барьера, когда Сорей утащил в недра земли Владыку Бед. Избавился и даже разговаривал с ними, но, похоже, хватило его ненадолго. — Я пришел, — сказал Сорей, останавливаясь почти возле самой сферы, и дракон раскрыл глаза. — Я не ждал тебя. Миклео невольно улыбнулся: похоже, даже древний недооценил Сорея. — Я же обещал. — Это опасно, вы понимаете это, пришедшие сюда из нового мира? — голос Маотелуса был на удивление мягок, и Миклео впервые задумался, что же за серафим скрывается в этом древнем драконе. — Мы понимаем, — ответила за всех Лайла. — Что ж, если хранительница готова рискнуть, я вынужден замолчать. И дракон снова свернул крылья и закрыл глаза, словно не желал видеть то, что они собирались сделать. Миклео понимал его как никогда. — Нам надо пробить барьер, — Сорей обвел их внимательным взглядом, и Пастырь кивнул, выражая общее согласие. — Если мы пробьемся к нему, я попробую забрать его скверну. — Я помогу, — произнес Пастырь бесцветно, кажется, он только сейчас до конца осознал масштабы авантюры, которую они затеяли. Но Миклео не чувствовал в нем страха, только предвкушение, пожалуй. — Ну что ж, — улыбнулся Сорей совсем как в те давние времена, когда они сражались против Владыки Бед в этом же зале. — Начинаем! Сам Сорей был полон азартом и каким-то искрящимся боевым задором, Миклео почувствовал это, когда они вышли в слияние. Он с облегчением позволил этим чувствам захватить себя, стирая неуверенность и тревогу. Лазурный залп мешался с потоками огня, и сила Лайлы сливалась с их собственной. Струи разноцветной энергии хлестали по сфере, и сверкающий барьер, шипя, плевался в их сторону короткими молниями и каплями скверны. Маотелус оставался все так же неподвижен внутри всего этого хаоса. Миклео вливал в слияние все больше своей силы, чувствуя, как Сорей отдает этому бою самого себя, удары их становились все мощнее, и Пастырь с Лайлой следовали за ними, поддерживая атаку. Сфера засияла ярче, словно накаляясь от впитанной энергии, дрогнула, вспучилась сверкающим облаком, заставив их шарахнуться в стороны, благо в слиянии это можно было сделать почти мгновенно, и лопнула, осыпавшись осколками тающего света. Маотелус открыл глаза и расправил крылья. — Вы все еще можете не делать этого, — предостерег он, глядя, как они вываливаются из слияния. Миклео чувствовал себя почти полностью измотанным, стоять и то было трудно, а Сорей уже выпрямлялся, готовый действовать дальше. И Пастырь — молодой, наивный, еще ни разу не проходивший через серьезное очищение, — вставал с ним рядом, плечом к плечу. Миклео моргнул: на мгновение ему показалось, что он видит перед собой две белых мантии, но морок рассеялся — Сорей стоял впереди в своей любимой синей рубашке, и налетевший неизвестно откуда теплый ветер трепал его лохматые волосы и кончики пестрых перьев в серьгах. И светлый плащ Пастыря по соседству. Они шагнули вперед одновременно и вместе коснулись груди дракона, который смотрел на это с нескрываемой печалью во взгляде. А дальше Миклео стиснул зубы, чтобы не закричать, потому что скверна Маотелуса оказалась обжигающе горячей, горячее лавы под их ногами. Казалось, от нее плавились кости и загоралась кожа, и Миклео из последних сил цеплялся за въевшееся в кровь ощущение родной стихии: прохладные струи воды, мягкий холодный снег, твердый лед. Тело пронзало болью от несоответствия, тело не выдерживало, но мысль о том, что Сорею сейчас в разы хуже, заставляла держаться, впиваясь пальцами в собственные ладони, жмурясь до ярких кругов перед глазами. Пастырь громко вскрикнул и пошатнулся, медленно оседая на пол, и Лайла тут же метнула вперед несколько листков заклинаний. Странно, но огненная магия помогла унять опаляющее их изнутри пламя, словно стихия Лайлы поставила временный барьер. Даже дышать стало легче, и Миклео смог открыть глаза. Как раз чтобы поймать печальный взгляд Сорея, полный сожаления и чувства вины. Миклео не успел ничего сказать, как огонь, пожирающий его изнутри, исчез — Сорей разорвал их связь. В каком-то ступоре Миклео смотрел на то, как ослепительное сияние закрывает фигуры Маотелуса и прижавшегося к его чешуе Сорея, как Лайла прикрывает глаза ладонью, как серые полосы скверны дрожат, рассыпаясь. А потом время дрогнуло и пошло снова, и Миклео рванулся вперед, пытаясь дотянуться и удержать, но не успел. Вспышка яркого, слепящего света залила подземный зал, заставив померкнуть даже потоки багряной лавы, а когда она погасла, на каменном полу лежали двое: незнакомый, совсем юный внешне серафим, и Сорей. И кажется, Сорей не дышал.