Помни моё имя

      Начало сентября радовало комфортной температурой. Жара пошла на убыль. Однако вечером становилось всё прохладней, и приходилось носить с собой что-то тёплое из одежды, на случай, если тебя вдруг настигнет осеннее ненастье.       Вот уже почти полгода Мэй ходила в школу, от чего чувствовала себя достаточно взрослой, чтобы помогать маме на работе, если ей приходилось выходить по воскресеньям. С маленькой Ханако в такие дни оставался отец, у них получалось очень хорошо находить общий язык.       Мама Мэй работала швеёй у госпожи Сумико. Ей же, в свою очередь, швейная мастерская досталась от тётушки Кинуё. Госпожа Сумико была красивой женщиной, с яркими, живыми глазами. С мамой Мэй они были примерно одного возраста. Была справедлива и добра к своей сотруднице и её маленькой дочери, когда та приходила к ним на работу. Она часто рассказывала девочке различные интересные сказки. Всегда помогала и работала наравне со всеми женщинами, что трудились у неё в мастерской. И труд оплачивала достойно.       Маленькое швейное ателье, что располагалось на первом этаже старого здания из красной кирпичной кладки, было наполнено невообразимым количеством ярких тканей и кучей предметов для швейного дела. Кругом висели готовые, красивейшие кимоно ручной работы, которые ждали своих прекрасных хозяек. Некоторые были не до конца изготовлены и будто ожидали своего часа, когда над ними сотворят магию колдуньи-швеи. Находилось столь излюбленное маленькой Мэй место, на неширокой улице, в восточной части небольшого провинциального города. Здесь было по-своему красиво. Особенно сейчас, когда клёны, что густо растут вдоль заборов и у домов, окрашиваются в яркие, чувственные оттенки сентябрьских закатов.       В один из таких дней, утро выдалось солнечным. Чистое голубое небо куполом повисло над тихим городком. Наверно это была мечта любой семьи, проживать здесь. Минимум транспорта, кругом много зелени и лужаек, бетонные коробки современного жилья, ещё не успели омрачить вид столь милого места.       Мэй бежала вприпрыжку, чуть впереди матери. Запрокинув голову вверх, девочка рассматривала листву кленов, сквозь которую просачивался свет от солнца. Косичка с белым пушистым бантом подпрыгивала в такт её бегу. Чёрные сандалики легко отстукивали ритмичную мелодию, которую напевала девочка. Эту песенку она услышала от мамы, когда та пела ей, чтобы лучше засыпалось. Мелодия очень нравилась Мэй. Сейчас было хорошо и светло на душе, ведь её маленькое сердце так сильно любит своих родителей и маленькую сестрёнку.       За работой день протекал незаметно. Задача Мэй заключалась в выполнении небольших просьб. Например, принести розовый жатый шёлк, или подать иголку для швейной машинки, или моток красивой переливающейся всеми цветами радуги нити. И каждый раз, после выполнения очередной задачи, девочка заворожённо следила за каждым движением рук мамы, и иглы в её словно волшебных пальцах.       «Я обязательно вырасту и буду как мама. Творить волшебство на ткани, какая неописуемая красота!» - каждый раз думала девочка.       Но и этот дивный день подошел к концу. Смеркалось теперь рано. И уже в семь вечера было настолько темно, что казалось, солнце и луну похитил очень хитрый вор и никогда больше их не вернёт. Два силуэта вышли из-за массивных железных дверей мастерской. Мать взяла Мэй за руку и прошептала:       - Держись рядом со мной лисичка, посмотри, как потемнело на улице.       - Хорошо, мамочка – так же тихо пролепетала девочка.       И вот так, держась за руки, мама и дочь двинулись под сводом пёстрых клёнов. Мэй показалось, что из тени за ними наблюдают древние и злые ёкаи. Вот их глаза светятся, как яркие фонарики, а вот они шевелятся и следуют тихо за ними, шорохом движений подражая опавшей листве.       Мэй сильнее сжала ладонь мамы, но не сказала ни слова о своих страхах, ведь она была уже взрослой, а эти видения, это всё происки её бурной фантазии. Папа всегда говорил, что она слишком впечатлительна. Мама ответила тем же, с любовью сжав маленькую теплую ладошку.       С холодного тёмного неба начал накрапывать дождь. Людей и вовсе не было на улицах в такую грустную погоду. В это воскресенье все проводили время со своими родными, перед тёплыми очагами, кутая друг друга заботой и вниманием.       Вдруг, рядом с высоким старым деревом словно вырос еще один длинный силуэт. Им навстречу бесшумно вышел мужчина, лицо его было скрыто тенью этого позднего вечера. Он перегородил дорогу путницам. Мама девочки напряглась всем телом и среагировала очень быстро. Заводя одной рукой дочь себе за спину крикнула:       - Беги, скорее!       Но Мэй будто вросла в этот серый, блестящий от капель дождя асфальт. Не могла пошевелить даже онемевшими от испуга пальчиками. Она стояла и как заворожённая смотрела, как над головой её мамы занесен нож, его стальной блеск ослепил маленькую напуганную девочку, и она подалась вперёд. Ей так хотелось защитить свою маму, но она упала, споткнувшись о завалявшийся у обочины камень. Ударившись руками о мокрую дорогу, разодрала колени до крови, пыталась встать, унимая вырвавшиеся всхлипы. В ушах раздался крик мамы.       Внутри всё оборвалось. Ничего не видя перед собой, она кинулась вперед, упала рядом с самым родным человеком, обхватила за плечи и, пронизывающий до глубины души детский плач, прокатился над улицей. Когда маленькая девочка снова была в силах посмотреть на происходящее вокруг, смогла разглядеть, как над ними склонился тёмный силуэт. Сначала он изучал маму, затем взгляд скользнул по Мэй. На её бледных щеках оставались дорожки от крупных хрустальных слёз, и сквозь застилающую пелену страха, она смотрела в эти глаза. В эти злые, колючие глаза.

***

      Немного придя в себя, Мэй вновь вернулась в настоящее. Воспоминание медленным свинцовым дымом утекало в прошлое, что навсегда перевернуло жизнь маленькой девочки. Понемногу стало возвращаться ощущение тела. Вот Масамунэ, держит её за плечи. Недолго заставив себя ждать, вернулся слух и, кажется, дыхание, что было сперто неожиданно настигшим цунами далеких дней её жизни. Девушка видит, как молодой человек что-то говорит. И спустя секунду она начинает разбирать его речь:       - Мэй, слышишь? Мэй!? – в его глазах застыла неподдельная тревога.       - Да – девушка устало смогла выдавить из себя ответ.       - Я очень перепугался за тебя! Давай ты сейчас присядешь на лавку, а я вызову полицию и пусть они разбираются с этим неадекватным.       - Полицию? – удивленно переспрашивает она.       - Он видимо убегал от кого-то, не знаю. Вероятно, мы просто попались ему на пути. Вот так неудачно – с горьким сожалением в голосе промолвил последнее слово её спутник. – Я провожу тебя домой, как только его отдадим в руки правосудия – утвердительно добавил он, кивнув головой в сторону лежавшего навзничь человека. Тот шевелился и пытался сказать что-то невнятное.       - Через какое-то время придёт в себя – уже смягчившемся голосом сказал Масамунэ, заметив на лице Мэй опасение за жизнь этого негодяя.       - Но я на такси, са…- не дав договорить, Масамунэ вставил твердое и жёсткое - Я тебя провожу. И это мы обсуждать не будем.       Не пытаясь больше возражать, девушка молча села на лавку у входа в кофейню, откуда считанные минуты назад, но по ощущениям так давно, вышли она и Масамунэ. Девушка прильнула к спинке скамьи, глубоко вдохнула и закрыла глаза. Так она пыталась заставить себя не погружаться в осколки воспоминаний того страшного дня. Боль в левой ладони девушка больше не ощущала.

***

      «Дёрнуло же сегодня. Как знал, не стоит высовываться. Тухло» - события, что случились, не давали покоя.       Вернувшись в убежище, человек снял с себя серые джинсы, чёрную плащевую куртку с капюшоном, когда-то бывшие белыми кеды и синюю футболку. Одежду бросил на широкий выступавший из сырой стены камень, и взял же с него свободное традиционное мужское кимоно, в которое и переоделся. Затем подошёл к пруду, зачерпнул в ладони тёплой воды, ополоснул лицо, чтобы немного прийти в себя.       «Видела меня. Уныло складывается» - рой мыслей продолжал в хаотичном порядке носиться в голове.       «Нет, лицо не должна была разглядеть, любопытная - и следом - Посмела спросить, как зовут. А что бы я ей ответил?»       - Рррр - снова надавил на свой свежий шрам под ребрами.       Наконец взял себя в руки и сел в позу для медитации, дав волю потоку мыслей устремиться куда угодно, только подальше с головы и от образа этой девушки.       Он узнал её. Точнее узнал её глаза. Это тот янтарный взгляд, что преследовал его вот уже год как, во вновь вернувшихся снах. Без снов было легче. Так казалось молодому человеку. Вот ты засыпаешь и ничего не видишь и ничего не испытываешь. Ведь, вся его жизнь состояла из НИЧЕГО.       Редкие вылазки в близлежащие города. Не из любопытства, не из каких-либо потребностей, он их и вовсе научился жёстко контролировать. А для того, чтобы уберечь других людей, что так ему осточертели, которые попадали в передряги, опять же не по своей вине, от подлых выродков, кого плодят в себе отшибленные районы и заброшки города, от тех, кого общество же и отвергло, и выбросило на задворки своей процветающей цивилизации. От тех, кем и сам он является.       Каждый раз, будто осязая пальцами опасность, он не думает ни секунды, стоит ли ему вмешиваться, а просто берет и делает свою грязную работу. Чувство сомнения для него непозволительная роскошь. Привык жить «во благо других» наплевав на себя. Не мог так же позволить себе знать, что кто-то может страдать, а он, имеющий такую силу, имеющий возможность помочь и остаться безнаказанным стоит в стороне. А безнаказанным он оставался всегда. За исключением одного случая, что перевернул его жизнь…       Сейчас его мрачное раздумье прервал еле уловимый для обыкновенного человеческого слуха шорох. Сквозь капли, стекающие со сталактитов, человек различил шаг, легкой поступью ступавший по камням этой сырой пещеры. Настороженность человека сменилась безразличием. Он прекрасно знал, кто пожаловал к нему в гости.       Молодой парень, лет двадцати спортивного телосложения с угольно чёрными волосами, аккуратно спускался вдоль непреступной стены по бугристым выступам. Озорные глаза предвкушали без минуты удавшуюся шутку. Улыбка заскользила по самодовольному лицу.       Но он совершил одну оплошность. Столько раз приходил сюда и почему-то всё никак не мог запомнить, что выступы здесь довольно скользкие. И вот, в томительном ожидании своей безобидной шалости он встал носком коричневого ботинка на край неприметного камня, глухо соскользнул с него, выругался матом и покатился кубарем вниз. Человек, сидевший у воды всё это время, не подавал виду, что знает о своем госте, еле сдержал колкую ухмылку, но всё же промолчал.       Остановившись почти у берега воды, парень резко поднялся, лёгким движеньем руки провел по своей прическе, поправляя её после такого нелепого казуса, отряхнул черный свитер и бежевые брюки. Посмотрел на сидящего человека, вкладывая в свой взгляд как можно больше безразличия и сказал:       - Я смотрю, изгой, ты ещё тут не сдох!       Человек продолжал сидеть в своей позе, не подавая никаких признаков.       – Не мог поселиться в более доступных апартаментах? – не унимался парень.       - Не выбирал, бедовый. Сам знаешь – спокойным голосом, как и много раз до этого ответил человек.       - Знаю, знаю, - отмахнулся парень, - Чонган что-то такое рассказывал. Держи.       В хозяина пещеры полетел небольшой холщовый мешок. Он, без особых усилий вытянув руку вверх, поймал его.       - Целитель говорил, ты просил. Мне было по пути, я и заглянул на огонёк.       Владелец жилища благодарно кивнул «курьеру» и продолжил сидеть с закрытыми глазами.       - Ну и? Чаем даже не напоишь? – демонстративно окинул рукой пустую пещеру «гость». - Ах, дааа, у тебя ещё ремонт не окончен – улыбнувшись своей же шутке, парень скрестил руки на груди.       - Сатоши – устало отозвался сидевший у пруда человек.       - Молчу, молчу – примирительно поднял обе руки Сатоши.       - Ладно, раз ты сегодня не в настроении пойду, может в следующий раз, будешь более гостеприимный. Бывай, Широ! – и парень стал взбираться наверх, откуда и появился.       - И тебе не хворать – шершаво бросил ему вслед изгой.       Широ. Так его называли все, кого он хоть немного подпускал к себе. И таких людей было мало, на пальцах одной руки возможно пересчитать. Странное имя, принадлежащее ему. А может быть и не ему вовсе, а кому-то другому. Впрочем, уже нет никакой разницы, ведь своё истинное имя он забыл очень давно.