Пополам

      Было чертовски страшно идти по практически разрушенному городу, проходить мимо чьих-то вещей, сломанной мебели, мертвых животных, потерявших хозяев. Но особенно больно было натыкаться на незамысловатые детские игрушки, которые уже никогда не увидят своих хозяев и хозяек. Олег старательно гнал от себя эти мысли и, что было сил шел и шел, пока наконец не оказался около охраняемой русской базы, откуда и ушел полтора года назад.       Отчего он все время ждал удобного случая? Его бы пришили прямо здесь, около стены, будь он на метров сто дальше. Сейчас, когда из города ушли местные «освободители», есть шанс на разговор с кем-то, кто служил с ним раньше.       — Стоять! — громко сказал ему молодой парнишка стоящий на карауле. Как пить дать, он принял его за местного, ведь на мужчине был выцветший рабочий костюм, такая же, теперь уже бесцветная, кепка, а образ дополняла борода, которую он отпустил по просьбе Лилит, утверждавшей, что так парень с удивительными голубыми глазами будет в куда большей безопасности.       — На месте ли Александр Котик? — решил сразу рискнуть Олег, понадеявшись на удачу.       Молодой парнишка даже опешил решив должно быть, что перед ним один из информаторов-подпольщиков, которые снабжали часть данными во время оккупации.       — Он как раз сдал свой пост. Минуту, — парень крикнул что-то непонятное, после у главных ворот возникло движение. Саша Котик по невероятному стечению обстоятельств был жив и здоров, а главное стоял перед Олегом и, кажется, был удивлен куда больше.       — Волков! Ты что ли? — командир отделения заключил заросшего приятеля в объятья. — Какой же ты везущий, псина ты эдакая. Выжил, да еще пришел за несколько часов до отправки раненых домой. Счас мы тебя быстро!.. Правда… Может быть ты того, двойной шпион?       Олег только покачал головой.       — Ну да, тебе только шпионить. Шифроваться ты вообще не мастак. Чего только история с твоим мужиком стоит.       Олег непонимающе приподнял бровь.       — Господи, Олег. Честное слово, как дите малое. Ты вообще знаешь, что ты по ночам говоришь? Причем разборчиво так, понятно.Только глухой бы в полной казарме не услышал бы, как ты просишь некого Сережу тебя дождаться. И так каждую ночь, каждую.       Олег, мягко говоря, ошалел. Не важно было, что для всех он в данную секунду был сомнительным объектом, который вполне мог быть на стороне противника, не важно что он исчез и вновь вернулся через полтора года, важно, что все знали. Абсолютно. Должно быть и Лилит тоже, и парни в его части в Татарстане. Все знали — и не делали из этого проблемы. Ни один человек, которого он встретил за все эти годы.       Только сам Олег строил себе трехслойные стены, стараясь все больше усложнить свою жизнь. — Да, дружище... Но вообще все равно. Главное, что целый. По–хорошему, нам сейчас тебя надо по всем начальникам провести, устроить допросы с пристрастием, провести осмотр… Но база пуста. Нас всех выводят отсюда. Причем выводят крайне быстро: сейчас раненых, потом тех, кто остался. Я тут старший по званию в данный момент, поэтому — только лишь потому, что ты однажды спас мне жизнь — я проведу тебя как раненого, который попал в госпиталь без документов. Хорошо, Олег? А уже в России отыгрывай драму, рассказывай все, что сочтешь нужным.       Олег внимательно смотрел на Сашу, который буквально ничего у него не спросил, ничего не узнал, просто взял и поверил.       — Но почему ты веришь?       — Потому что ты вернулся Олег, вернулся даже после всего этого, вернулся сюда, где тебя могли бы просто пришить на подходе к базе. Ну еще, может быть, потому что тебя уважаю, а еще… ты единственный кто так же, как и я, выжил из тех десяти человек.       Олег обмер и лишь сильнее сжал скулы, прокручивая в голове имена всех парней, которые служили вместе с ним.       — Ты иди пока, Олег. Там, недалеко от медпункта, есть общая комната, там как раз сейчас местные сидят, которым тут никак нельзя оставаться, слейся с ними, посиди. Я приду за тобой, хорошо?       Саша вопросительно кивнул.       — Так точно, сделаю, — неловко отдал честь Олег и, под печальным взглядом бывшего командира, пошел внутрь, надеясь, что не будет тем, кто привлечет внимание.       Просторная, по меркам военной базы, комната была наполнена людьми под завязку, кто-то сидел на земляном полу и дремал, кто-то нервно курил, не заботясь о комфорте окружающих, двое мужчин в черно-белых куфиях неспешно пили чай, который им поднес пронырливый старичок в чалме. Было невыносимо душно, жарко, пахло прелыми телами и дешевым кофе, который пили здесь наравне с чаем.       Но самым интересным предметом в странной комнате был старенький бочкообразный телевизор, по которому шла передача на фарси. Почему на фарси? Это было загадкой и для самого Олега, который подошел ближе к синему экрану и уселся на пол, надеясь, что ожидание его продлится недолго.       Олег думал о том, как в России первым делом позвонит по хранящемуся глубоко в памяти номеру, как достанет билет до Москвы и все. Он будет дома, все закончится. И он наконец скажет Сереже, что ему все равно на косые взгляды. Что он соскучился по…       — …Сергей Разумовский… вместе, — уловил Олег из непонятной тарабарщины произнесенной по телевизору.       Мужчина тут же рванулся к экрану и увидел Сережу, похудевшего до неузнаваемости и поломанного, словно старая детская игрушка. Разумовского выводили из здания суда и усаживали в машину под пристальным взором камер, которые неутешительно свидетельствовали тому, что парень, завернутый в смирительную рубашку, совсем не походил на того Сережу в цветастом халате, с которым он прощался на пороге крохотной квартирки.       Репортаж закончился. Речь снова сменилась на тарабарщину, а Олег так и сидел перед экраном на коленях, внутренне сотрясаясь от слез, гнева и беспомощности.       Сережа был не похож на себя самого — то была тень, дух, который не покидал разрушающееся тело только потому, что внутренние ресурсы до конца не иссякли. Сильный глупенький Сережа, который заживо ел себя все эти годы.       А Олег просто жил, надеясь, что преспокойно вернется и заживет дальше жизнь, как раньше. Ну и долбанутый. Как в сказке, бывает только в этой самой сказке.