Лисьи сны

Следующие несколько дней Сережа старательно делает вид, что болеет. Ему это легко дается, потому что Марго обнаруживает баг в работе системы, и Разумовский все силы бросает на его исправление. Работа увлекает его настолько, что он сидит за компьютером почти сутками безвылазно и в итоге выглядит больным на самом деле. Волков ходит вокруг него хмурый и мрачный. Ему то ли внешний вид Сережи не нравится, то ли тот факт, что они из офиса никуда не выходят. Однако от Разумовского он не отходит, предложение поехать домой попросту игнорирует. Сережа делает вывод, что Волкову скучно, и больше не переживает. Только потихоньку перечисляет на его счёт деньги — за сверхурочные и за суп, на который он его ещё дважды раскрутил. Где Волков суп покупает, Сережа может только догадываться. Волков сам не говорит, а Сережа спрашивать стесняется. К слову, на другие вопросы Волков не отвечает совсем. Разумовский пробует было расспрашивать про детдом и друзей, но совсем скоро понимает, что дело это пустое. Волков условие не задавать вопросы не просто так поставил, он его чтит свято, от личных тем уходя или отмалчиваясь. Сережа не пристает. Его устраивает почти все. Почти — потому что его тревожность ему сигналы подает: что-то слишком скоро он Волкову доверился, не к добру это. Да хватит, перестань уже, гонит Сережа мысли, надоело бояться. Он вдруг обнаруживает, что с Волковым не страшно. Не страшно настолько, что можно сигнализацию отключить и не вздрагивать от каждого шороха. Не страшно даже настолько, что можно шокер с собой не таскать — он так и лежит в кармане сережиных брюк, на всякий случай, но в халате теперь нет ничего, кроме оберток от шоколадных батончиков. Не страшно даже настолько, что Сережа может дверь не блокировать и судорожно код не запоминать. А еще Сережа обнаруживает, что с Волковым не так одиноко, и что голос живого человека всё-таки приятнее голоса Марго, с которой и поговорить толком не о чем, разве что прогноз погоды обсудить. С наемником, конечно, тоже не шибко пообщаешься, но всё-таки это лучше, чем ничего. Иногда он таки снисходит до ответа на какой-либо вопрос, а иногда и сам что-нибудь скажет. В прошлый раз, например, Волков целую лекцию о вреде полуфабрикатов прочитал. Сереже нравится ждать его по утрам. Сереже нравится, что с Волковым он стал выглядеть даже иначе — солиднее, что ли. Сереже кажется, что это было самым правильным решением — нанять себе охрану и обратиться с этой проблемой именно к Юле. Всё-таки Пчëлкина умеет людей выбирать, в этом ей только позавидовать можно. Но Сережа не завидует. Он просто радуется, что у него есть такая подруга. В это утро он радуется вообще всему, потому что небо над Петербургом наконец прояснилось. Устал Сережа от дождя. И от серости вечной за окном тоже устал немножко. — Олег, — уже привычно зовет Волкова Сережа, когда тот приходит к нему в офис педантично в девять утра. — У тебя сегодня хорошее настроение? По бесстрастному лицу наемника всегда трудно понять, какие мысли он в своей голове гоняет. Выглядит Волков сегодня, как обычно — чёрные брюки, постоянная чёрная водолазка с высоким горлом. Волосы слегка растрепанные — наверно, на улице ветрено — но в целом вид весьма обыкновенный. — Что-то случилось? — настораживается Волков, останавливаясь посреди комнаты на полпути к Разумовскому. Сережа сидит за столом, на кресле крутится. Смотрит на Волкова лукаво — лиса лисой. Он этой ночью баг устранил, обновление новое подготовил. Он довольный собой и жизнью в целом. — Нет, ничего не случилось, — отвечает быстро, разобрав в голосе Волкова тревогу. — Просто у меня сегодня выходной. Не хочешь… Съездить куда-нибудь? Волков отмирает, даже плечи его расслабляются. Несколько секунд он задумчиво смотрит на Разумовского, колеблется. — Ты уверен, что сейчас целесообразно выходить куда-то? — Ну, со мной же будешь ты, — пожимает плечами Сережа. Он с кресла встает и идёт Волкову навстречу. В шаге от него останавливается, критически осматривает водолазку. Он придумал, куда можно пойти. Он подает свою идею как нечто совершенно необходимое: — Через неделю будет открытие казино в центре, — рассказывает Сережа, вспоминая утреннее письмо, полученное Марго. — Я приглашен. Конечно, мне желательно там появиться… Если ты не возражаешь. — Как я могу возражать? — правая бровь Волкова приподнимается, вяло выражая удивление. — Я всего лишь тебя сопровождаю. Твоя работа — ходить на встречи, моя — охранять тебя. Сережа подавляет вздох и, как будто смутившись, на шаг отходит от Волкова. — Ну да, конечно. Он уже сбился с мысли и теперь тщетно пытается поймать нужную интонацию. Под немигающим взглядом карих глаз получается плохо. — В общем, нужно съездить в одно место, — решается Сережа, отвечая на взгляд. — Прикупить кое-что… Тебе тоже. — Мне ничего не нужно, — быстро возражает Волков. Сережа к этому готов. Он улыбается, не сумев сдержаться. Глаза щурит, предвкушая капитуляцию наемника, сокрушая её своим подготовленным: — На вечере будет дресс-код. Считай, что это обязательное условие и мой вклад в твою работу. Волков не возражает. Он вообще никак не реагирует, только отходит к выходу и складывает руки внизу. Приняв эту позу наемника как сигнал собираться, Сережа в гардеробную идет. От предстоящего шопинга волнительно немного. Сережа вообще не любит одежду выбирать в магазинах, тем более — костюм. Но тут другой случай. В конце концов, ему всё-таки в первую очередь хочется Волкова приодеть, отблагодарить за заботу, вернуть полученное от чужого человека добро.

***

Из машины Волков выходит первым, дверь Разумовскому придерживает. Сережа краем глаза отмечает, что на них смотрят. Салон в центре Питера всегда полон посетителей, вот и сейчас Разумовский натыкается на знакомые лица. Не все приятные, но этого не избежать. Они заходят внутрь. Волков чуть позади Сережи идёт, ступая совершенно бесшумно — Разумовский его шаги едва-едва различает. Менять слух в общественных местах уже вошло у него в привычку. Конечно, после этих метаморфоз голова побаливает, да иногда в висках пульсирует, но Сережа ничего с собой поделать не может. Прибегая к подобной хитрости, он себя увереннее чувствует и не таким бесполезным. Подав Волкову сигнал отстать, Сережа к знакомому консультанту подходит, просит зал свободный. Девушка с готовностью планшет включает, чтобы накидать в список для примерки разные варианты, размер спрашивает. Разумовский хмурится, оборачивается на Волкова, пытаясь на глаз угадать. Волков выше него, да и в плечах пошире, но Сережа не знает, как выбрать и не ошибиться. Наугад показывает в таблице сразу несколько. Времени у них много, он никуда не спешит. В отдельно отведенном для них зале пусто и уютно. Сережа не любит людей, ему нравится уединение. Небольшое помещение вдали от остальных посетителей его вполне устраивает. Вдоль стен стоят круглые диванчики, в углу комнаты — поднятая на три ступени площадка, огражденная с трёх сторон шторами. Свет белый, но глаза не режет. Сережа довольно кивает, просит девушку оставить костюмы на вешалке в центре и отпускает её. Волков чем-то раздражен. — Ты чего? — спрашивает у него Сережа, замечая состояние наемника. — Окон нет, — бросает тот, не глядя на Разумовского. — И выход всего один. Сережа несколько секунд не понимает, что тот имеет в виду. А когда до него доходит, легкий холодок бежит между лопаток к основанию шеи. Конечно, Волков всегда в первую очередь будет думать о его, сережиной, безопасности. Но сам Сережа думать о ней не хочет сейчас. Он гонит мысли прочь с завидным упорством, его допекли уже постоянные тревоги и попытки предугадать малейшую угрозу. Он мягко прикрывает дверь за вышедшей девушкой, предварительно табличку снаружи перевернув. Поворачивается к Волкову. — Мы же не в клуб пришли, — говорит, пытаясь свести все в шутку. — Я запомнил адреса, куда нельзя носа показывать. И если за дверью будет что-то подозрительное… Разумовский вовремя язык прикусывает, чтобы не сказать случайно: я услышу. — …нас предупредят, — заканчивает он с секундной заминкой, надеясь, что Волков ничего не заметил. Волков ничего и не замечает. Он даже с места не сдвинулся с тех пор, как они вошли в зал. Так и стоит почти у самого входа — прямой и неподвижный. Сережа подходит к вешалкам, перебирает костюмы. Все, как на подбор, новые и ни разу никем не примеренные, почти что шуршат в руках. Разумовский выбирает один, тёмно-синий, задумчиво смотрит на него. Потом к Волкову подходит, пиджак к его спине прикладывает, как заботливая мать. — Ну-ка, примерь, — командует. Волков с места не двигается, молча смотрит на Разумовского, как будто дыру в нём прожечь пытается. Сережа прикусывает нижнюю губу. — Не нравится синий? Можешь выбрать любой другой. Вон там чёрный висит… Волков ещё пару секунд стоит, даже слегка на месте покачиваясь, потом свой пиджак снимает и аккуратно вешает рядом с новыми. Только сейчас Сережа замечает портупею на его груди и пистолет, который Волков под пиджаком прятал. От неожиданности рука Разумовского дергается, и край пиджака пол задевает. Смутившись, Сережа костюм Волкову вручает и сам отходит смотреть рубашки. Волков накидывает пиджак прямо поверх водолазки, в зеркало даже не смотрит, ждет одобрения от Разумовского. Сережа обходит его вокруг, хмурится. — Цвет не твой, — говорит со вздохом. — Всё-таки чёрный… Он снимает с вешалки другой пиджак, отдает Волкову. Тот безропотно принимает, небрежно набрасывает на плечи. В каждом его движении — пренебрежение к дорогим костюмам, безмолвная покорность идущего на казнь. Сережа радуется, что догадался попросить принести костюмы без ценников, иначе уговорить Волкова примерить что-то было бы вовсе невозможно. — А вот это хорошо, — оценивает Сережа. Пиджак сел на Волкова, как по заказу. — А надень весь костюм целиком. Он бросает ему брюки, Волков ловит на лету — мгновенная реакция. Сережа садится на ближайшее кресло, ожидая, что Волков сейчас примерочную займет, но тот вдруг начинает переодеваться прямо там, где стоял. Сережа от неожиданности ногой по полу шоркает. Он оказался в неприятном положении: пялиться неприлично, рассматривать невидимых бабочек глупо. Так и сидит он, скользя взглядом по костюмам и время от времени возвращаясь к Волкову. Пистолет тот вешает рядом с пиджаком и сам стоит рядом. Зацепившись взглядом за оружие, Сережа с трудом подавляет судорожный вздох. Каждая мелочь напоминает ему о том, что Волков на работе, но сама атмосфера примерочной располагает к более дружескому общению. По-прежнему глядя мимо наёмника, Сережа пытается завести разговор: — Где служил? Вопрос вроде бы безобидный, да ему и интересно давно узнать. — Спецназ, — коротко отвечает Волков, стягивая с себя водолазку. — Почему на военной службе не остался? — Не захотел. — Понимаю, — кивает Сережа. Ловит удивленный взгляд и неловко объясняет: — В смысле, я бы не смог. Не такой склад характера. — Не командный? — уточняет Волков, и Разумовский не понимает, с иронией тот говорит или нет. На всякий случай усмехается, и соглашаясь, и не соглашаясь одновременно. — Я не очень люблю взаимодействовать с людьми. Не умею. Стрессую, добавляет про себя. — Я заметил, — кивает Волков. Он уже надел рубашку и теперь застегивает пуговицы, стоя к Сереже полубоком. — Не подпускаешь к себе никого. Почему-то его слова звучат не обидно, хотя Сережу задевали и более мягкие замечания в его адрес. Разумовский опускает взгляд в пол, рассматривая носки своих туфель. Нога на ногу, пальцы выстукивают по кожаной обивке неровный ритм. У Сережи ведь был друг когда-то, с ним было легко и просто. Они знали друг о друге все и принимали любые свои недостатки. Если бы не он, Сережа в детдоме не справился бы, ему было бы гораздо хуже. Сережа чувствует, как сердце начинает заходиться в бешеном темпе, и медленно выдыхает, успокаиваясь. Нельзя думать об этом снова, нельзя, нужно забыть… Уже ничего не исправить, Сережа даже лица его не помнит. В его воспоминаниях остался один лишь смутный образ, и призывать его снова нельзя. Ему достаточно и кошмаров по ночам. Сережа глаза закрывает на секунду, сосредотачивается на собственном пульсе. Фокусирует взгляд на вешалке перед собой. Замечая боковым зрением, что Волков уже полностью одет, решается голову в его сторону повернуть. — Неплохо, — хвалит Сережа, вставая, чтобы подойти. Волков стоит молча, руки вниз опустив, как будто не зная, куда их деть. Пуговицы на рубашке застегнул все до последней, и это кажется Разумовскому совсем забавным. — Может, хочешь другой примерить? — спрашивает Сережа на всякий случай, уже зная заранее: он купит Волкову именно этот костюм. — Нет, — коротко отвечает тот, поворачиваясь к Сереже спиной. Чувствуя себя неловко, Разумовский и себе выбирает рубашку, чтобы примерка не выглядела так, словно он наемника специально наряжать приехал. Чтобы примерка не выглядела тем, чем и являлась на самом деле. Выбор Сережа останавливает на белой рубашке с широкими рукавами. Поколебавшись секунду, все-таки идет в примерочную. Там пуф и отдельная вешалка, гораздо удобнее, чем посреди зала стоять. Волков уже свою водолазку натягивает. Сережа оборачивается как раз в тот момент, когда темная голова наемника исчезает в бесконечно длинной горловине. Взгляд сам собой цепляется за шрамы на груди Волкова — четыре старых глубоких рубца. Они идут от левой ключицы к животу, проходя по ребрам. Параллельные, ровные — такие шрамы могут оставить только когти дикого зверя. Или оборотня. Сережа сглатывает. Внимательный взгляд карих глаз замечает не сразу. — Страшно выглядит? — интересуется Волков, изучая Сережину реакцию даже с интересом. Разумовский теряется от неожиданности, он понимает, что у него все на лице написано, и уже не успевает спрятать эмоции. — Это… С прошлого дела? — невнятно спрашивает он, безотчетно сминая пальцами некогда безупречно отутюженную рубашку. — Ты говорил, что Воронова и остальных по старым делам знаешь… Спросить о том, кто оставил Волкову шрамы, язык не поворачивается. Скорее всего, это даже не те волки, что за ним сейчас следят. Рубцы явно старые, им много лет. Скорее всего, это давняя травма. Возможно, именно та травма, после которой и становятся наемниками. — Нет, — отвечает Волков. — Шрамы не оттуда. — А откуда? — вырывается у Сережи раньше, чем он успевает подумать. Желание узнать — иррациональное, но тем не менее острое. Разумовскому очень хочется услышать, что шрамами Волкова не оборотни наградили, хотя он понимает, что шансы получить такие отметины где-то еще сводятся почти к нулю. А еще приходит неприятная, болезненная мысль: если Волков действительно когда-то подвергся нападению, то какое должно быть у него отношение к оборотням? И какое отношение у него будет к самому Сереже, если он узнает?.. Сережа не хочет об этом даже думать. Он не хочет думать о том, что, возможно, Волков взялся его защищать, только чтобы свести с волками старые счеты. Он не хочет думать даже о том, что стало с тем оборотнем, следы которого остались на теле наемника. Он трясет головой неосознанно, спохватывается и замирает на месте, комкая рубашку. — Сережа, — Волков голос вдруг глушит, отчего его слова становятся какими-то загадочными и даже в какой-то степени интимными. — Вопросы. Помнишь? Сережа помнит. Сережа сжимает губы, чтобы они не дрожали. Когда Сережа нервничает, у него обязательно что-то дрожит. Волков считывает невербальные знаки. Сережа это знает. Он этого не хочет. Он дергает за штору, пожалуй, слишком яро и тут же раскаивается. Теперь Волков точно подумает, что он обиделся. Но Сережа не обиделся, ему просто досадно. Однако условие есть условие. Разумовскому нравится, когда человек своё слово держит. Это видно даже по мелочам. Это хорошая черта. Сережа на своё отражение смотрит, он уже почти спокоен. Яркий свет примерочной выгодно подчеркивает рубашку и совсем невыгодно — синяки под глазами. Критично скользнув взглядом по своему лицу, Разумовский поправляет воротник и отдергивает штору. Волков изучает его взглядом — серьезно, вдумчиво. — Нормально? — зачем-то спрашивает Сережа. Зачем-то — чтобы устранить неловкую паузу между ними. Волков кивает. Хмурится. Хочет что-то сказать. — Что? — беспокоится Сережа и вертится вокруг своей оси, пытаясь разглядеть в зеркале, что с ним не так. На одну бесконечно долгую секунду он паникует, что как-то выдал себя. Даже кошмары свои вспоминает и судорожно на руки и на лицо смотрит. Когтей нет, глаза не рыжие… — Не понимаю, чем эта рубашка отличается от твоей такой же, — признается Волков, и Сережа расслабляется сразу. У него даже улыбка на лице появляется — слабая, но все же. Он понимает наконец, почему ему, с его трудностями в общении с людьми, так легко наедине с Волковым. В них заложено одно и то же — знакомые обоим детдомовские устои. Этот никуда не исчезающий аскетизм, который можно прятать за излишеством, но преодолеть — нельзя. Сережа вопрос без ответа оставляет, он и так риторический. Сережа мог бы сказать, что ему рубашка эта не нужна, в общем-то. Сережа мог сказать, что и покупает точно такую же, потому что с трудом привыкает к новому — даже к новым рубашкам. Но Сережа молчит, только переодевается в свою одежду и аккуратно собирает вешалки с выбранными вещами. Пока он оплачивает, Волков тактично стоит чуть поодаль. На выходе он снова ему дверь придерживает, но Сережа все равно умудряется накосячить — спотыкается, пока тащит костюм. На улице он чувствует себя спокойнее. Концентрация людей меньше, воздуха больше, дышать — легче. Сереже не хочется возвращаться в офис. Ему хочется пройтись прямо по центру Петербурга — завернуть на канал Грибоедова, от Дома Книги до Спаса на Крови дойти — но он знает, что Волков не одобрит. Он так и стоит с костюмом в руках на обочине под молодым каштаном, и Волков рядом с ним. Он уже собирается озвучить свои планы, когда Волков как-то странно ведёт головой, то ли показывая на что-то, то ли пытаясь спрятаться. — Сережа, — говорит он, глядя куда-то ему за спину. — Кажется, кто-то очень рад тебя видеть. Разумовский удивленно оборачивается назад. Волков по-прежнему стоит к нему полубоком, понять, куда он смотрел, сложно. Но спустя несколько секунд поиска Разумовский отыскивает взглядом Юлю Пчëлкину. Девушка стоит через дорогу от них, машет ему зажатым в руке телефоном. Спохватываясь, Сережа костюм Волкову вручает, сам в карман лезет. У него телефон на беззвучном стоит, ещё с ночи поставил, пока работал. На нём — четыре пропущенных. — Юля хочет встретиться, — озвучивает Сережа только что полученное сообщение. Волков и бровью не ведёт, оставляя решение на совесть Разумовского. — Тут кофейня недалеко. Позавтракаешь с нами? — Я лучше в машине подожду, — отказывается Волков, и по выражению его лица ясно: настаивать смысла нет. — Отдохни. Буду нужен — у тебя есть мой номер. Разумовский не успевает ничего сказать — Волков костюм, который Сережа нес так бережно, через руку перекидывает и идёт к машине. Глядя ему вслед, Сережа губы кусает. Ему не помявшихся брюк жалко, ему досадно, что Волков так помрачнел, когда Сережа ему предложил позавтракать вместе. Но думать об этом Разумовскому приходится недолго. Его телефон уже разрывается от звонка — Юля нетерпеливая, у Юли день по минутам расписан. Сережа сбрасывает, поворачиваясь к девушке и издалека знаком показывая, что уже идет. Юля с такого расстояния маленькая совсем, эмоции на её лице не разглядеть. Но Разумовский знает, что увидит при встрече. Пчëлкина просто так своё время не тратит. Ей либо что-то важное Сереже сказать нужно, либо ей просто что-то нужно.