Лисьи сны

Утром Сереже так плохо, что он едва может встать. Спина болит как никогда — судя по всему, сказались нервы и не прекращающийся с ночи дождь. Сережа слышал его, когда засыпал — ливень барабанил по стеклам, отдаваясь болью в висках. Сережа слышит его и сейчас, лежа на диване, прижавшись поясницей к его спинке. Все его телодвижения в это утро ограничились походом в ванную. Сережа прижимается к подушке, плед до носа натягивает и понять не может, почему так больно. У него не только спину ломит, у него все тело болит и ноет так температурно. Он готов выть по-волчьи, он уверен — у него правдоподобно выйдет, так хорошо, что волки его за своего примут и еще пожалеют. От вчерашней решимости съездить к Юле не осталось и следа. Вдобавок ко всему у него нос заложен, словно он со вчерашнего вечера не в машине ехал, а босиком по лужам топал. Ему хочется уснуть, но сон тяжелый, болезненный. Так Сережа и лежит, глядя в точку перед собой и игнорируя Марго, которая объявляет ему утреннюю проверку системы, зачитывает новые оповещения и наконец сообщает о приходе Волкова. Разумовский и на него не реагирует, лишь слабо голову поднимая, когда тот входит в помещение. С Волкова вода стекает прямо на пол. Сережу это раздражает. Сережу раздражает, как деловито тот снимает с себя косуху и оставляет на вешалке перед дверью. Его раздражает и молчание наемника, которому, кажется, все равно, жив его объект или при смерти. Волков к нему вплотную подходит, смотрит на него, руки на груди скрестив. Потом отходит от дивана, без малейшего зазрения совести останавливается у рабочего стола Сережи. Разумовскому не видно, что тот делает — Волков спиной к нему стоит. Возмущение оказывается сильнее боли. Сережа на локте приподнимается и спрашивает: — Ты что делаешь? — Информацию тебе принёс, — отвечает Волков. Сережа замечает только сейчас, что в руках у него — рабочий ноутбук. Он флешку с собой притащил и теперь сбрасывает файлы на облако Разумовского. — Нашел что-то? — хрипит со своего дивана Сережа. Прекрасно. Голос тоже сел. Волков угукает, не удастаивая Сережу даже ответом. Оставляет ноутбук на столе и возвращается к нему. Садится прямо на чистый плед — в уличных грязных брюках — и рукой к Сереже тянется. Тот дергается, отшатывается, он не знает, что Волков сделать хочет, но инстинкты управляют телом, избегая касаний. Тщетно. Рука Волкова настигает его лба. Ладонь — прохладная и удивительно приятная на ощупь. — Ты куда-нибудь выходил, когда я уехал вчера? — спрашивает тихо, наклоняясь ближе к Сереже. Тот головой качает и облизывает сухие губы. Говорить тоже не хочется. Волков не верит ему — встает и идёт проверять камеры. Сережа закрывает глаза, слушая его передвижения по комнате. Он даже слух слегка меняет, чтобы лучше слышать мужчину. Волков ходит по комнате, разные кнопки нажимает, что-то делая там с Сережиным компьютером. Кажется, он даже Марго отключил, потому что она молчит уже минут пять. Когда Волков подходит ближе, Сережа его сердце слышит — биоритмы у него странные какие-то, сердце стучит непривычно медленно. Внешние спокойствие и суровость, судя по всему, не кажущиеся. Сквозь полудрему Сережа успевает задаться вопросом — что же такое должно произойти, чтобы Волков вышел из себя? — прежде чем его возвращают к реальности: — Ты завтракал? — Да, — не размыкая глаз, отвечает Сережа. И — немного подумав — признается: — Вчера. Волков кашляет. Не потому, что горло першит, а как-то предупреждающе. Потом встает — то, что он сидел возле него, Сережа понимает по тому, что спружинил от его движения диван. Его вовсе не устраивает, что Волков хозяйничает в его офисе. Он не может расслабиться и уснуть, потому что не доверяет ему. Он и слух не возвращает в норму по этой же причине — ему важно слышать и понимать, чем в данную минуту занят наемник. Метаморфоза позволяет слышать любой его вздох, но также Сережа слышит и каждый другой звук — гудение электричества, воду в трубах. Голова раскалывается, Разумовскому кажется, что она болит сильнее с каждой минутой. Эта боль даже боль в костях заглушает. Сережа с трудом глаза разлепляет, отыскивает Волкова взглядом. Тот стоит у его стола и водит руками по сенсорному дисплею. — Не трогай, — приказывает Сережа, надеясь, что его голос звучит твердо. Звучит он на самом деле жалобно. — Я изображение с камер на свой компьютер вывожу, — объясняет Волков против своих привычек, наверно, чтобы его, Сережу, не волновать. — Зачем? — ревниво интересуется Разумовский. Объяснение очень подробное: — На всякий случай. Сережа сглатывает, глаза снова закрывает. Плед уже от холода не спасает — его по-настоящему знобит. Разумовский теряет счёт времени, проваливаясь в вязкое тягучее состояние, только слышит разные звуки и морщится время от времени. В себя он приходит, когда чувствует на плечах что-то тяжелое. Волков где-то одеяло раздобыл — по ощущениям, ватное. И суп принёс — в супнице, как положено. — На, — слышит Сережа над самым ухом. — Возьми в рот. Сережа плохо понимает, что происходит вокруг. Он почти решает возмутиться, когда его взгляд наконец фокусируется на таблетке, которую Волков на ладони держит перед самым его носом. Сережа губы сжимает плотно, словно Волков ему эту таблетку грозит насильно затолкать. Тот замечает недоверие и принимает на свой счёт: — Я не собираюсь травить тебя. Это жаропонижающее. Не хочешь — не пей. Но Сережа уже за таблеткой тянется и — ему плевать уже, лишь бы лучше стало — слизывает её прямо с чужой ладони. Волков ему голову придерживает, пока Сережа пьет воду из стакана, потом опускает на подушку. Под шею что-то ещё подпихивает, и Сережа вдруг замечает, что он уже не в углу дивана лежит, а ближе к краю, и не на боку, а на спине. Под лопатками у него свернутый пополам плед, сверху — теплое одеяло. Он и не заметил, когда Волков двигал его. — Надо поесть, — командует тот, ставя теплую тарелку Сереже прямо на грудь. — Сам? Или помочь? В голове у Сережи проясняется немного. Он ложку у Волкова берёт, останавливая мужчину взглядом — тот и так уже границы перешёл. Разумовскому и неловко, и приятно, и страшно — он Волкова в сиделки не нанимал. Делая в голове пометку: не забыть выдать ему премию, Сережа повыше на подушку залезает и нюхает суп. Грибной. Его любимый. И — очень вкусный. — Спасибо, — хрипит Сережа, искоса поглядывая на Волкова. — Только что ты тут вообще делаешь? — интересуется не совсем любезно. — Тебя лечу, — отвечает Волков, не отрываясь от своего занятия — он смотрит что-то на планшете Разумовского, перематывает к началу и смотрит заново. — Это не входит в твои обязанности, — замечает Сережа, и Волков пожимает плечами: — Мне не трудно. — У тебя что, семьи нет? — интересуется Сережа. Он разомлел от тепла и ему уже плевать на приличия. В конце концов, вопрос кажется ему безобидным. — У тебя семьи тоже нет, что дальше? — Волков снова проматывает ролик и наклоняется ближе к экрану. Смотрит на что-то очень внимательно, головой качает, удаляет видео, потом и планшет убирает. Сереже интересно спросить, на что так внимательно смотрел наемник, но гораздо интереснее ему сейчас узнать другое: — Суп сам готовил? — Купил. — Вкусный. — На здоровье. Руки постепенно теплеют, и Сереже уже не так холодно — озноб проходит, температура спадает. Волков рядом сидит, но на Разумовского не смотрит — он с интересом рассматривает его офис. — Закрываешь гештальт? — спрашивает вдруг, кивая на автоматы вдоль стен. — Типа того, — отвечает Сережа, прихлебывая суп. Он успокаивается и наконец возвращает слух в норму. Только щурится на Волкова, но уже без прежней тревоги. Человек, кормящий больного грибным супом, не может быть плохим. Да и, к тому же, если бы он хотел ему навредить, он бы уже успел это сделать — хотя бы этим утром. Почему вообще я об этом думаю, осаживает себя Сережа. Волкова ему нашла Юля, он сам её просил. С навязчивыми мыслями надо бороться, нельзя же всех под одну гребенку. Иначе скоро до того дойдет, что Сережа решит, будто его телохранитель сам волк, серый и зубастый, и только и делает, что пускает на него слюнки, мечтая убить. — Чего веселишься? — интересуется Волков, которому как раз немножко веселья не помешало бы. — Да так, — уходит от ответа Сережа. — У нас в детдоме парень один был, мрачный такой, высокий и страшный. Лицо Волкова неуловимо меняется. Почти не замечая этого, Сережа продолжает: — Его все боялись. А после выпуска знаешь, кем он стал? Контактный приют открыл. Животных берёт на передержку, устраивает разные мероприятия, пристраивает их в добрые руки. Я как раз недавно… Видел его. Сказать «спонсировал» Сережа почему-то не может. Ему неловко становится, когда разговор заходит о деньгах. Да, они есть у него, но об этом все знают, зачем напоминать лишний раз. А уж о том, на что он их тратит, знать людям и вовсе не обязательно. Волков, который последние несколько минут смотрел на Разумовского, почти не отрываясь, снова теряет к нему интерес. Репродукция Боттичелли, конечно же, намного интереснее. — Ты молодец, Сережа, — вдруг хвалит его Волков, и Сережа почти супом давится от неожиданности. Он смотрит на бесстрастное лицо мужчины и не знает, как реагировать на комплимент. Замечая его удивление, Волков снисходит до объяснения: — Я видел, каким стал приют. «Радуга»? Очень жизнеутверждающе. Сережа ложку облизывает, пользуясь тем, что Волков на него не смотрит. Неожиданно для самого себя он отмечает, что ему это нравится — когда никто не лезет в его личное пространство. Юле бы, например, нужно у него поучиться. — Я тоже там вырос, — удивляет Волков его ещё больше. Сережа головой качает — он не помнит. Детство детдомовское он вообще забыть пытается. Все воспоминания оттуда окрашены в боль и сожаления. Вот и сейчас Сережа закрывается от разговора, уводит его в другую сторону. — Спасибо за суп, — говорит он, отворачиваясь. Волков молча тарелку забирает, уносит куда-то. — Ты там что-то принёс, — вспоминает Сережа, жадно посматривая на планшет. — Удалось найти что-то полезное? — Немного, — пожимает плечами Волков, возвращаясь к сережиному дивану. Разумовский отмечает, что мужчина себя уже вполне свободно чувствует в его кабинете — не стоит по стойке «смирно», а занимает ровно столько места, сколько ему нужно для удобства. — Дай посмотреть, — требует Сережа, руку вперёд протягивая. Волков бросает на него быстрый взгляд, но с места не двигается. Отвечает: — Нет. И это короткое слово Разумовского почти что в ступор вводит. — Нет? — переспрашивает от растерянности, и Волков повторяет тверже: — Нет. Там никаких срочных новостей, которые тебе нужно узнать прямо сейчас. Вечером все прочитаешь. — Но я хочу сейчас! — возмущается Сережа, выше на подушки забираясь. Через секунду он на взгляд Волкова натыкается — и против воли сползает обратно, вниз, под одеяло. — Нет, — твердо говорит тот, точку в разговоре ставя. — Сначала спишь. Потом я тебе все показываю. И Сережа сдается. Отмечает в памяти два важных пункта: вытрясти у Волкова информацию и… …он что-то забыл. — Олег… — зовет Сережа Волкова, впервые обращаясь к нему по имени. — Вчера на вечере… Что-то важное было? Волков смотрит пристально, хмурится. Не понимает. — Кто-то что-то говорил… — Сережа хмурится тоже, и пальцами виски трет. Он забыл. Он что-то забыл сделать. — Ты просто устал, — вздыхает Волков, аккуратно за запястья сережины берясь и выпрямляя его руки. — Я окна затемню, хочешь? — Нет, — хрипит Сережа. Он не хочет спать. Он хочет вспомнить. — Тогда так спи, — соглашается Волков, встает с дивана и уходит — на этот раз не возвращается. Разумовский видит, как он находит себе место за его столом, пытается вызвать в себе возмущение, но получается плохо. Суп греет изнутри, одеяло — снаружи. Все это принёс Волков. Сережу удивляет и подкупает такое отношение чужого человека. Он не привык к такому. Он привык сам о себе заботиться или не заботиться вовсе — в конце концов, не впервой ему лежать пластом, закидываясь таблетками. В итоге все равно все проходило само — ускоренная регенерация. Иммунитет, хоть и слабый от природы, но быстро восстанавливающийся. Сережа на бок переворачивается, нос в одеяло прячет. Слабость никуда не ушла, его по-прежнему в сон клонит — на самом-то деле. И ничего, дела подождут. И ничего, Волков ему не навредит. Он просто посидит тут немного, подождет пару часиков. Все равно дольше Сережа спать не собирается. Сережа глаза закрывает, и его как по течению уносит. Сережа дышит в одеяло, и ему не надо вслушиваться в посторонние звуки. Сережа знает — если что-то случится, Волков его разбудит.

***

Когда Разумовский открывает глаза, вдоль стен уже горят светильники, а за окнами — густая темнота. Он подхватывается с постели ещё полусонным, сердце в груди бьется загнанно. Волков голову поднимает и смотрит на Сережу молча, вопрошающе. Он по-прежнему за столом сидит — даже позы не сменил. — Кошмар приснился? — интересуется вдруг, не делая попыток подойти или хотя бы встать. Сережа успокаивается, дышит глубоко. Кошмары снились — но к этому он уже привык. Взволновало его странное чувство, словно он что-то вспомнил — что-то важное. Вспомнил и снова потерял где-то в недрах памяти. Он обратно на подушку падает и стонет глухо. Ему гораздо лучше, чем утром, он уже почти здоров. Он быстро восстанавливается, но теперь нужно играть роль больного хотя бы несколько дней. Чтобы Волков не догадался о его регенерации. Поймет — и сразу станет ясно, что Сережа оборотень. Сережа не хочет, чтобы об этом знали. — Пить хочешь? — спрашивает Волков. Сережа слышит его голос и слышит движение — легкий шорох. Волков стул отодвинул, значит, встал из-за стола. — Да, — отвечает Сережа. — Возьми мне «Спрайт». Краем глаза он ловит неодобрительный взгляд, но внимания не обращает. Волков слушается, идет к автоматам. Вообще-то Сережа и сам мог встать, но раз уж тот предложил… Разумовский садится на диване и тут же видит планшет на журнальном столике. Тянется к нему, но Волков опережает — перехватывает, забирает сам, а вместо планшета банку лимонада протягивает. — Холодная, — предупреждает и совсем как для дурочка объясняет: — А у тебя горло. — Пустяки, — отмахивается Сережа, у которого и голова прошла, и спина. Чудесным образом. — Ты обещал мне что-то показать. — Ты только проснулся. — Вот и не будем терять времени. Волков соглашается, но планшет не отдает. На удивленный взгляд отвечает: — Я распечатал. Он возвращается к Сереже с чёрной папкой и без колебаний садится рядом. Разумовский к странному поведению наемника уже привык, он решает, что у него биполярное расстройство — Волков то по углам жмется, то плюет на личное пространство. Но это все его не очень волнует. Главное — он выглядит надежным. Действительно надежным, и Сереже очень нравится, что он не испугался и все-таки взял его на работу. — Я составил список тех, кого тебе стоит обходить стороной, — говорит Волков, открывая папку. В ней — несколько листов с информацией, аккуратно занесенной в таблицу, и прикрепленные фотографии. — Дмитрий Акимов, — Волков показывает на первую фотографию, — Его ты, скорее всего, и видел у Девятого. Он держит несколько клубов. Не сам, конечно же. Руководит охраной, но своя доля имеется. Сереже одного взгляда хватает, чтобы узнать: да, это тот самый. Один из тех, кого он видел в последний раз в клубе. Разумовский убеждается — парень действительно волк, да еще и с охраной связан. Никакой фантазии. Скрытность, в принципе, тоже не на высоте. — Шепченко, — показывает Волков, убирая Акимова под лист с таблицей. — Тоже в той же компании тусуется. Людей не любит, предпочитает уединение. Вряд ли ты его встретишь, но на всякий случай запомни. Сережа фотографию в руки берёт, послушно запоминает. Черты лица невзрачные, волосы светлые, пушком вокруг головы торчат. Такой же, как и фамилия — прошептал и забыл. — Демин. Сычев. Просто запомни. Ещё две фотографии оказываются в руках у Сережи. Сколько ещё? И почему так много? — У них общие знакомые в армии. Не очень умные, но организованные. Да и сила компенсирует… Сережа заглядывает в папку. Фамилий всего шесть. — Денис Косарев, — показывает Волков на следующую фотографию. Он достает её и закрывает папку. Сережа глаз с чёрной матовой поверхности не спускает, объяснения наемника мимо ушей проносит. Волков не назвал ему последнюю фамилию. Почему? — А там кто? — спрашивает, кажется, даже перебивая Волкова на полуслове. Тот возмущенным не выглядит, безропотно открывает папку и говорит: — Воронов. Известен как Ворон. Ничего особенного. Тебе это не нужно. На фотографии — черноволосый парень. Сережа хмурится, его он тоже уже видел раньше. Только вот где — понять не может. — В смысле — не нужно? — не понимает Сережа. — Это не твоя забота. — Я его видел. — Видел? У Волкова пальцы в воздухе зависают, в нескольких сантиметрах от фотографии. Он смотрит не на Сережу даже, куда-то мимо. Хмурится. — Где-то видел, — кивает Разумовский. — Не могу вспомнить только… Но лицо очень знакомое. Лицо знакомое, аккурат через переносицу глубокий шрам, ещё два параллельных шрама на лбу, но уже не такие глубокие. Глаза темные, волосы длинные, немного не доходят до плеч. Губы такие тонкие, что их почти нет. Сережа точно его уже видел, такие лица запоминаются… — Может, перепутал с кем-нибудь, — бросает Волков, забирая у Сережи фотографии. — Я папку на столе оставлю, как будет время, изучишь. Я там адреса организаций оставил и клубы, в которые тебе заходить больше не надо. И номер телефона написал, если будут вопросы — звони в любое время. — Чей номер? — уточняет Сережа, и Волков невозмутимо отвечает: — Мой. Разумовский теряется. Хорош он, конечно. Сам Волкова на работу взял, а никакие контакты не спросил. Все, что у него есть — это его резюме и анкета, но там только почта, и в принципе все данные не очень-то и пригодятся. Сережа осознает, что до сих пор лимонад не открыл, когда колени промерзают сквозь штаны. Он банку «спрайта» ногами держал все это время, зависнув над фотографиями. Стушевываясь ещё больше, он за открывашку тянет, конечно же, проливая напиток на себя. Туда его. — Олег, — зовет Сережа, и Волков оборачивается к нему через плечо. — Они все… Волки? — Нет, — отвечает тот. — Кто? — Косарев человек. — А Ворон? — Наполовину. Сережа лимонад до рта так и не доносит. Он удивлен. Он не знал, что полукровки на самом деле существуют. — Наполовину? То есть… — Его в детстве укусили, но обращаться полностью он не может, — быстро отвечает Волков. — Однако это не значит, что он не опасен. — Но ты именно его мне не называл. — Потому что тебе о нём беспокоиться не стоит. Сережа делает глоток и ставит «спрайт» на стол. Он трет штаны, но высушить мокрое пятно ладонью еще никому не удавалось. — Как ты их нашел? — задает Разумовский волнующий его вопрос. — Ты сразу знал, кто за мной следит? — Я знал их. Вчера на вечере увидел, вот и все. Объяснение кажется даже слишком простым. Сережа не верит, что все может быть так просто. А еще он не знает, когда успел перейти дорогу хотя бы одному из них. Насколько он понял, все они друг с другом мало связаны, но все имеют на него зуб. Сережа мог бы объяснить это, если бы каждый из следивших был волком. Но среди них есть человек и полукровка. И Разумовский поклясться готов, что раньше не знал лично никого из них. — Не думай об этом, — словно угадав его мысли, говорит Волков. — Просто помни об осторожности и без меня никуда не выходи. Ничего страшного не случится. — Ты знаешь, почему они следят? — За это не беспокойся. — Так знаешь? — Нет. Волков выглядит раздраженным. Он смотрит на Сережу и хмурится. Сережа взгляд не отводит тоже. — Ты с ними работал? — задает он вопрос, на который Волков ему, конечно же, не ответит. Быстрый взгляд на наемника — с ног до головы. Эта военная выправка Сереже с самого начала покоя не давала. Времени только не было повнимательнее изучить резюме, а он ведь не знает даже того, где служил Волков. Афган или Сирия?.. А вдруг они вместе убивали — он, и Косарев, и Ворон этот. Как-то же он нашел их всех так быстро. А вдруг он знал с самого начала, кто его на мушке держит? Может, он и пошел его защищать от бывших коллег из-за каких-то своих соображений? Да хоть на волне благодарности — Сережа же сам слышал, что Волков в том же детдоме, что и он, вырос, рад был, что Разумовский место его детства осовременил… Кто знает, может, он проникся… Хотя сантименты — явно песня не про Волкова… — Успокойся, — тихо говорит Волков, и морщины на его лбу разглаживаются. — Я не работал с ними. Просто знаю по старым делам, вот и все. У Сережи от сердца отлегает немного. Конечно, почему он не подумал об этом раньше. Все логично. — Мне остаться? — спрашивает вдруг Волков, и Сережа не понимает. — Где? — С тобой на ночь остаться? — уточняет наёмник. Его лицо, ещё секунду назад почти что доброе, снова не выражает никаких эмоций. Сережа трясет головой. — Нет-нет. Все в порядке. Завтра в девять, — он смотрит на часы и поправляет сам себя: — хотя давай лучше в десять. Волков с вешалки косуху свою чёрную берёт и уходит, не прощаясь. Сережа видит его силуэт в стеклянных дверях ещё несколько секунд, потом остаётся один. Озабоченно трет лоб. У него пальцы дрожат, надо успокоительные пить. Нервная система у Сережи одна, второй не будет. Разумовский встает, его даже уже не шатает. По дороге к рабочему месту вытряхивает из автомата шоколадку. Вместе с ней и банкой недопитого лимонада падает на стул, папку к себе ближе подтягивает. Смотрит по очереди на каждую из фотографий. Думает о том, что надо бы перепроверить информацию Волкова. А потом — вбивает его номер себе в личный телефон вторым контактом после Юли Пчëлкиной.