Веришь в чудеса? М-м, хуевая затея Скриптонит «Москва любит…»
— Блядь, куда ты собрался? — Андрей резко захлопнул дверь и, оказавшись рядом с Ильей, схватил его под локоть, мешая натянуть джинсы. — Отпусти, — зашипел Илья и чуть не навернулся на ковер, споткнувшись о штанину. — Что это за уебок? Я его где-то видел… — Друг мой. Надо помочь. Илья посмотрелся в зеркало, передернул плечами и почувствовал, что наскоро принятый душ вовсе не помог его состоянию. Наверняка, от него все еще несло альфой. — От меня пахнет? — повернулся он и посмотрел как-то чересчур обреченно. — Это единственное, что тебя волнует? Не то, что твой кореш приперся к тебе в три ночи, и его пропустили мимо охраны? — Нет, — проговорил Илья, открывая шкатулку с драгоценностями и тут же ее захлопывая. Показывать Максиму новые бриллианты почему-то не хотелось. В конце концов, они нравились ему, а вдруг законный хозяин затребует их себе? Но Андрей, похоже, расценил жест по-другому. — Чего не надеваешь? — Прекрати, — закатил глаза Илья, всматриваясь в собственное отражение и ощущая, как с каждым новым вдохом паника охватывает его. — Это тот самый твой ебырь? Не хочешь, чтобы ревновал и чувствовал ущербность, что подарить тебе такое не может? Илье было не до Андрея. Не до этих обидных слов, не до подозрений в измене — в гостиной его ждало собственное тело, завернутое в длинную дубленку, узкие черные джинсы с туфлями на каблуке. — Поговорим, как приду, — ответил, не глядя на него, Илья, хватая с постели дутую куртку. — Лучше бы тебе вернуться поскорее. — Это угроза? — спросил на пороге комнаты он и впервые за этот разговор действительно разглядел альфу, стоящего в домашней одежде, растрепанного и раздраженного. — Нет. Констатация факта. Мне этот у… — Тогда вот тебе такая констатация факта: я двуличных мудаков на дух не переношу. Иди и трахай Кирилла, если тебе не нравится, что у меня есть собственная жизнь, а у моих друзей — проблемы. Вчера же ты не отказался от его услуг? Что мешает возобновить? — Чего ты, блядь, нес… Но Илья, почувствовав в себе прилив невиданного доселе бешенства, граничащего с одержимостью, хлопнул дверью своей спальни, совершенно не дослушав, как ему казалось, лживые и двуличные оправдания. Ему, значит, ни шага влево, ни шага вправо, а этот мудак будет его еще и без резинки трахать после такой шалавы, как Кирилл. Еще чего! Нахуй! — Илья! — крикнул он. — Пошли! Максим стоял на кухне и разглядывал содержимое холодильника, насвистывая какую-то популярную мелодию из новинок последней недели. — Богато живешь… Максим, — улыбнулся он совершенно не так, как улыбался когда-то сам Илья в своем собственном теле. — На выход. — Прости, что так рано приперся. После самолета — сразу к тебе. Ты же мой лучший друг, — он положил руку на плечо Ильи и подмигнул стоявшему в коридоре Андрею. — До свидания, было приятно познакомиться. Верну вашего Максимушку в целости и сохранности, пылинки буду сдувать. — Счастливо, — проскрежетал сквозь зубы Андрей, кулаки которого непроизвольно сжались до белых костяшек. — Максим! Мы еще не закончили. Илья ничего не ответил. Даже не взглянул напоследок.***
Максиму было семнадцать, когда впервые столкнулся с так называемым сексизмом, — альфа, с которым он потерял девственность и трахался на протяжении полугода, сообщил, что текущие задницы омег, их сладкий вкусный запах, мягкая, как тесто, кожа нравятся ему больше долговязого, костлявого беты, который еще и оценки получал выше, чем у него самого. Нельзя было сказать, что Максим удивился этой новости или разозлился на тон, которым ему все это преподнесли, словно он при рождении сам себе пол выбрал, в конце концов, он действительно был на тот момент костлявым и долговязым бетой со всеми вытекающими последствиями в виде отличной успеваемости, сгорбленной походки и очков вместо линз. Тут любая омега в самом расцвете пубертата легко его обставляла. Максим скорее разочаровался и с тех пор не мог себя заставить поверить ни единому слову от кого бы то ни было. Как показала жизнь, не зря. Он не верил омегам, стелящимся под него, потому что они стелились прежде всего под его деньги в надежде обратить на себя внимание старшего Вербера, который, конечно же, это внимание обращал и тут же про обращенных забывал. Он не верил альфам, решившим, что его можно калечить, бить, стегать и трахать без презервативов — бета все стерпит. Он даже не верил себе подобным, потому что с ними словно гляделся в зеркало и видел только беспросветную тоску. Наверное, поэтому он никогда не верил и Андрею. Ибо всякий бета знает: семью ни с альфой, ни с омегой построить нельзя. Повезет, если он уйдет хотя бы к генетически подходящей паре — там химическими реакциями в организме все можно будет объяснить, а если тебя променяют на обыкновенный член с узлом или обыкновенную текущую задницу будет совсем обидно. Ведь Максим не обыкновенный. Он достоин только самого лучшего. И раз уж лучше него бет не существует, значит, легче всего прожить эту жизнь в гордом одиночестве, заперев сердце на амбарный замок. — Откуда у тебя тачка? — спросил Илья, устраиваясь на пассажирском и пристегиваясь. — Не ссы. Купил. — На что? — На то. — А как права достал? — Тоже купил, говорю же — не ссы. Так, поехали в «Хинкальную» на Арбате? Или на Неглинную? Давай на Неглинную, там ок. Арбат какой-то бомжовский. — А Неглинная — рай, — хмыкнул Илья, пока Максим строил маршрут в смартфоне. — Не Арбат это уж точно. Ну? Что молчишь? Я думал, ты мне врежешь. — А стоит? — Вряд ли, — поморщился Максим, выруливая на Пречистенку и проносясь мимо Храма Христа Спасителя. — Через набережную поедем, мне нравится… — Где пропадал? — Не поверишь: в Сургуте. — Не ври! — взбесился с полуоборота Илья. — Не ори на меня, или высажу. — Не пизди, — глубоко вздохнув и успокаиваясь, более спокойно проговорил Илья. — О, Андреевская мова, — передразнил Максим, внимательно следя за дорогой, руки его мелко дрожали — Илья заметил только, когда они остановились перед светофором. — Но я правда был в Сургуте. Узнал кое-что неприятное и решил немного покутить. — И что узнал? — Ну, до следующего осеннего равноденствия тебе придется трахаться с моим мужем, а мне… ну в общем… тут такое дело… Я с твоим другом переспал. — Что, блядь? — Ну, Павлика… Свою первую любовь помнишь? Ну, в общем, он со своим мужем разошелся, пришел пить ко мне две недели назад, ну мы и трахались. — В смысле: разошелся? — Подробностей не помню, мы ж бухали. А потом я вспомнил, что ты трахаешься с Андреем и портишь мне жизнь, и решил попортить жизнь тебе. Каюсь, так нельзя, — поднял обе руки вверх Максим и тут же обратно схватился за руль, сворачивая на Манежную. — Надо уметь прощать, подставлять вторую щеку и так далее… Но ты меня просто выбесил тем, что лег под этого козла… Что я… — Ты что? Я жду. — Секс оказался так себе, думаю, до Андрея ему далеко, но он такой миленький. Все шептал, что влюблен в тебя со школы, но рушить дружбу не хотел. Я с ним все это время зависал, он к себе зовет переехать. В это не верилось. Нет. Это страшный сон. С Пашей? Илья схватился за грудь, дышать стало невозможно, и Максим тут же открыл окно. Морозный ветер ударил ему в лицо, приводя в чувство. Господи, с Пашей! Как он в лицо всем смотреть будет! Как… — Что ты наделал! — вскричал Илья, хватаясь за волосы и жмурясь. — Вот-вот. Типичный я две недели назад. Так же сидел, пеплом голову разве не посыпал. — Ты все равно разводишься! И окно закрой нахрен! — Если думаешь, что Андрей тебя после такого отпустит… Ну, от него будет еще сложнее отделаться. — Переедешь в другую страну! — закричал Илья, все еще пряча лицо в ладонях. — Нахуя? Я Москву обожаю, — пожал плечами Максим. — А Андрей снова начал про чувства гнать. — Как ты вообще… узнал о нас? — Переписываться надо меньше, — его улыбка, совершенно неискренняя и будто бы приклеенная к бледному, веснушчатому лицу, испугала Илью. — Чего смотришь? Как будто на дворе не двадцать первый век. Да-да, прочитал ваши переписки. Пиздец, конечно, этот мудак умеет воду в уши лить. Так, встанем у Арарата, там дальше обычно все занято. — Это ты — мудак… Зачем ты это сделал? Зачем соврал? — Я че слепой? Не видел, что тебе козел этот в душу запал? Небось первый такой альфа в твоей жизни. Ты бы еще потек, как омега, бля. Выходи, я парковку оплатил. Давай резче, я жрать хочу — заездил меня Пашка твой. Илья хлопнул дверью зло, остервенело и чуть не поскользнулся на тротуаре. — Осторожнее, — Максим крутанул на пальце связку ключей, и только сейчас Илья догадался обратить внимание на марку машины. — Не в кредит, не ссы. — С пробегом? — Обижаешь. Я что нищеброд какой-то, чтобы лексус с пробегом брать? Тебе оставлю. Как компенсацию. Или благодарность за секс с Паханом. Нормальный он парень, в тебя влюблен по уши, а от секса со мной просто в восто… — Заткнись, — схватился за виски Илья и зажмурился. — Не могу больше этого выносить... — Ну, пошли, я тебе закажу десять хинкалей. Наверняка, с Андреем ты потерял парочку килограмм. Трахается он хорошо. Пробовал. И его смех, тоже неискренний, заученный, разорвал предрассветную тишину Неглинной.***
Андрей давно понял, что Кирилл охуел. Гребанный омега никак не мог понять, что ебать ему мозги — эксклюзивная привилегия законного супруга, а не право каждой шалавы, оказавшейся у него в постели. Проблемы, проблемы, сука, как грибы после дождя! Блядь, словно их мало вокруг! Стилобат, сука, запороли на одном объекте, теперь переделывать — это сразу минус ярд рублей, даже считать не надо. Убийство женщины, о котором хотелось выть и кричать на каждом углу, — это минус спокойные ночи, если, конечно, Максим не рядом. А если уж и Максим не рядом — это минус спокойные ночи, помноженные на два. Как сейчас. Андрей с бешенством скомкал в руках сигарету, потянулся было за новой, но кинув взгляд на переполненную пепельницу, отбросил от себя пачку. Прошло уже полтора часа, а от этого пиздюка ни слуху, ни духу. Совсем оборзел. Мало того, что пиздаболом нарек, так еще и умотал куда-то с этим рыжим уебком, даже не поговорив по-человечески. Будь Максим омегой, он бы просто подавил его своими феромонами и заставил бы потечь. Хрен бы он куда тогда убежал, сверкая пятками. Андрей заскрежетал зубами. Через три часа у него было назначено совещание по объекту на Октябрьском, где они имели неосторожность вмешаться в дела Московского метрополитена. Снова выслушивать о том, что у него не фирма — шарашка, что сам он не генеральный директор всего с пятью объектами, а… Будь он помоложе и глупее, ответил бы, но тут приходилось терпеть. Могли лишить реновации, хотя он уже вложился в строительство домов для дольщиков. Там все сошлось: и собственное желание помочь обманутым людям, и обещания мэра выделить ему лучшие административные округа под застройку. Да, блядь, у него дохуя дел в фирме и дохуя проблем, а он сидит в гостиной и думает о Максиме. — К черту, — он запрокинул голову назад, скрестил руки на груди и, пытаясь хоть как-то прийти в себя, начал считать до десяти. На семи Андрей заснул.***
— Ох, я обожрался, — застонал Максим и откинулся на кресло, доев всего лишь третью хинкалину. — Чего пригорюнился? За свои ошибки надо платить. Хинкальная на Неглинной встретила их неулыбчивым администратором-омегой, сонным бетой-официантом и парочкой завсегдатаев с Кавказа, вероятнее всего с северного, оккупировавших столик в противоположном углу огромного пустого зала. Они то и дело глазели на одиноких красивых бет, перешептывались, но никаких действий не предпринимали. Наверняка, только переехали в резиновую столицу необъятной своей родины и лезть на рожон не хотели. — Я не знал, что нельзя спать с твоим мужем. — Ты же не дебил. Догадаться, что я вряд ли хочу в себя член человека, которого называю мудаком и козлом, было несложно, — Максим вытер пальцы о салфетку и причмокнул губами, не сводя глаз с аджарского хачапури. — Ох, наслаждение. Еда — лучше секса. А хорошая еда — самый лучший оргазм. Илья только глубоко вздохнул и вилкой подцепил маринованную черемшу. — Что? — не выдержал Максим. — Ты должен радоваться, что совсем скоро ты окажешься в своем теле. — А ты не подумал, — Илья неожиданно отложил вилку и положил локти на стол, сложив руки перед собой, как прилежный школьник, — что я не захочу меняться, особенно когда Андрей меня отлично, как ты выразился… ебет? Да, он меня охуенно ебет, а ты разрушил одну из самых ценных дружб в моей жизни… — Дружб? — перебив, поднял бровь Максим насмешливо. — Нет такого слова. — Ой, блядь, — Илья отмахнулся и откинулся на спинку кресла, отворачиваясь к окну, чтобы поразглядывать высокий кованый забор Центробанка. — Ну, если не хочешь, чтобы я тебе поднасолил, начав принимать гормональные таблетки, сдав свой генетический материал… Если не хочешь проснуться в собственном теле, женатым на Павлике и с вашим детенышем под боком от суррогатного отца, то ты захочешь помочь мне провести ритуал. В противном случае, я все сделаю один, но ты будешь счастливым отцом рядом с посредственным альфой. Павлик, конечно, мил, но тебя, видимо, заводят всякие козлы с руками в крови… — Прекрати. — О! — просиял Максим, принимаясь мешать яйцо с сыром внутри хачапури. — Уже защищаешь его. Ниче… Время покажет. Потом, когда маски шоу к тебе домой заявятся, мы поговорим. Андрей ни твоих слез, ни твоих слов не стоит. Обычный мудак. Он к тебе пару раз по-доброму отнесся, а ты уже уши развесил. Ебать, как мало тебе надо, друг! Хорошего слова, ресторана, цветочков и член. Павлик тебе тоже обеспечит и слово, и ресторан, «Шоколадницу», правда, но ресторан же. Самое главное — это внимание, да? Цветочки тоже подарит. На рождение сынка, правда, но ничего! А член… У Павли… — Остудись, — совершенно спокойно и четко проговорил Илья. Таким тоном он обычно обрывал растекавшихся мыслью по древу коллег на совещании. — Так ты со мной или нет? Вместе ритуал легче провести. Разрешаю даже трахаться с Андреем, до осени придумаем нормальную легенду, он отстанет. Ты же слышал меня… Один, боюсь, этого не вывезу, — признался Максим честно. В его голосе впервые за вечер, а вернее утро, Илья услышал мольбу. — Хорошо. Но с одним условием. — Озвучивай, а я решу. Илья подавил усмешку, но все-таки ответил: — Никакой больше лжи и секса с Пашей. — Лжи — никакой, ок. Секс с Пашей… дай мне месяц, я закончу все красиво. Не будет неловкости. В отсутствие неловкости после двухнедельного марафона в горизонтальном положении с бывшим лучшим другом Илье не верилось, но глаза, его собственные глаза, смотрели на него спокойно. Он решил им поверить. — Согласен. — Отлично! — улыбнулся Максим искренне, продолжая наворачивать хачапури и запивать тархуном. — Ты меня там за кредитки извини… Машину захотелось, денег не было… Ну, а под конец я вообще взбесился — все заблокировал. Но я тебе верну. — Не надо, Андрей мне свои дал. — М, о как. — Прекрати. — Я даже еще не начинал… Нет, я тебе правда даю совет, — начал шарманку по новой Максим. — Андрей и выеденного яйца не стоит. Университет не закончил, деньги — отцовские. Хотел поступить в Англию на архитектурный, туда его не взяли, не прошел. По-английски так себе разговаривает… Ну, в общем. Типичный сынуля клевого отца-бандита. Но Олег Викторович настолько охуенный, что я готов ему простить девяностые. Была бы у Андрея харизма его отца… М-м-м-м. Он мог бы даже женщин убивать — я бы все простил. — Андрей не такой, хватит… — Ля-я-я-я-я, — нараспев произнес Максим. — Нежная омежка защищает своего альфочку! Ух! Илья, помнишь, как в песне: он чужой, он чужой, он плохой? Вот-вот. — Ты можешь вообще помолчать хоть минуту? — Мы с тобой шли сюда молчали, чего ты от меня ждешь? Я две недели молчал, только стонал и член во рту держал. Дай поговорить с нормальным человеком. — У тебя друзей нет что ли? — Ой, только не надо вот этого. А то и у тебя их скоро не будет. Илья на мнимую угрозу только улыбнулся, потому что все подозрения, вся ненависть, вся злость, связанные с Максимом, вмиг испарились, стоило только ему лучезарно улыбнуться его собственным лицом. Он впервые осознал, как мучительно не хватало кого-то, кто делил бы с ним общую тайну. Максим принялся расписывать свои сургутские злоключения гораздо подробнее: то он заблудился с тем бетой-водителем в Юганском заповеднике, то узнал, что шаман переехал на противоположную гору, к которой необходимо было продираться через хребет, то ждал около двух недель, пока зарегистрировавшиеся через сайт на консультацию бизнесмены наконсультируются, потом его вырвало от травяного отвара и он провалялся в бреду еще неделю, а когда пришел в себя, то пропустил свою очередь — все повторилось по новой. В Сургуте не ловила сеть, не проходили ни звонки, ни смс-ки, и Максим решил, что все расскажет по приезде. В аэропорту ему перепутали рейсы, и он улетел почему-то в Екатеринбург, хотя три раза сверялся с табло, уверенный, что приземлится совершенно точно в Москве. А потом он решил повеселиться в Екатеринбурге и когда вернулся в столицу, то понял, что Илья уже давным-давно познал радости плотских наслаждений с человеком, которого сам Максим терпеть не мог. И ожидаемо взбесился. Дров наломал, и Илья видел искреннее раскаяние в своих собственных глазах, слышал его в своем голосе, хотя Максим тщательно скрывал, что знает о своем проебе. Но о связи с Пашкой тот не жалел — альфа был добрым, честным и, кажется, любил Илью до безумия еще со школы. — Че ты с ним не сошелся? Не любил? — и как в него могло столько еды уместиться, и три хинкали, и средний аджарский хачапури, и соленья, а еще они ждали свиной шашлык, Илья сглотнул и отпил домашний тархун, поморщившись от холода и кислоты. — Тот же вопрос про Андрея могу задать. — Андрей только на словах весь из себя «люблю-не могу». Ну, поиграете вы в семью этот год. А потом он тебя растянет — кулаком можно будет трахать… И-и-и, правильно, — Максим щелкнул пальцами, — бросит. Кому ты будешь нужен с растянутой задницей? У него папашка своих омег аборты заставляет делать, лишь бы никто ребенком не привязал, не дай бог Андрюшеньке вырастет конкурент. Ну, сам подумай теперь, что он такое. Ты можешь трахаться с ним, но, пожалуйста, только ничего не подписывай, ничему не верь. Он пиздабол, как и все альфы. — Как и Паша? Максим поджал губы и посмотрел в снисходительно улыбающееся лицо напротив. — Паша с криминалитетом не связан. Ты спроси у Андрея, какие он объекты строит и что ему за это бывает… — Я разбираюсь, как ведутся дела в бизнесе, и у него все те же проблемы, что и у всех. — Ой, простите, что я такой тупой и думаю, что он бандит, — запричитал Максим, довольно скалясь на преподнесенный официантом шашлык. — Кстати, может, кальян? — Я не курю кальян. — Вообще? — Вообще. — А я буду. Можно вас! Можно заказать кальян? О, отлично. Можно на ваш вкус, где-то на девятку и без ягод, — Максим откинулся на спинку кресла и широко расставил ноги, глаза его смеялись. — Ставлю косарь, что те гости с Кавказа в углу к нам подойдут. — Я замужем, — тут же улыбнулся Илья, но сразу же заметил отсутствующее кольцо на пальце — не решился надеть свое любимое, а про обручальное и вовсе забыл. — Нет кольца — нет мужа. Да, ладно. Отошьем, не впервой. До рассвета было далеко, и Илья решил тщательнее рассмотреть собственное тело в теплом освещении ламп, тем более Максим совсем увлекся шашлыком. Каштановые волосы стали ярче отливать в рыжину — их явно красили, укладывали, за ними следили и ухаживали. Растянутый прошлогодний свитер с треугольным вырезом, в котором болтался золотой маленький крестик, не казался растянутым и прошлогодним, а зоркий глаз Ильи даже ни разу не зацепился за свалявшуюся в комочки шерсть. Узкие черные джинсы в облипку обтягивали задницу, бедра, коленки, но сидели как влитые и словно на него единственного сшитые. Максим был собран, невероятно опрятен и, видимо, мог выглядеть в любом теле так, словно его к выходу на красную дорожку шесть часов готовили. Вот бывает же у людей внутренний стержень, врожденный вкус в одежде, породистая стать. Вспомнился Кирилл, и Илья с досады аж языком цокнул, морщась. — Чо такое? — тут же отозвался Максим, обсасывая испачкавшиеся пальцы. Даже такое у него получалось не мерзко, а как-то грациозно. Неужели действительно все дело вовсе не во внешности? — Встретился недавно с Кириллом, помнишь, ты рассказывал? — А, с этой шалавой? И че? Че-то сказал? — Нет, — отмахнулся Илья и нахмурился. — Он мне сказал, что для бет дерзить опасно. И Андрей до этого сказал, что ни с кем больше… ну… — Не трахается, — спокойно подсказал Максим и хмыкнул. — Да, — Илья не стал акцентировать внимание на выборе слов, продолжая. — Сегодня, до того, как ты пришел, он ему смс-ку прислал, типа спасибо за вчерашнее. — Я же говорил: пиздабол, — хлопнул в ладоши Максим и, принимая из рук кальянщика трубку, глубоко затянулся. — Спасибо, все отлично. О чем мы? А! Так вот — пиздабол, я же говорил, — он снова затянулся, поудобнее устраиваясь на кресле. — Сам подумай. Беты ничего не могут дать альфе. Пометить их нельзя, они не пахнут, от узла им больно, — на последнем Илья поморщился от воспоминаний под ухмыляющийся взгляд Максима, — они детей не рожают. Был бы ты хотя бы женщиной, у тебя был бы шанс. А так… Мы с тобой — прошлое. Будущее за омегами и альфами. Пусть трахаются, убивают друг друга в течку и гон. Мне по хую. Я вот всегда бета, поэтому всегда прежде всего — Максим, а уже потом непонятный никому пол. Я всегда мыслю здраво… Ой, не делай только такое лицо. Илья откровенно глумился. — Ну что? Что? — Ничего, — наконец рассмеявшись проговорил Илья, качая головой. — Продолжай. Я почти со всем согласен. — Альфы от нас устанут. Мы, как они, но без феромонов. Нас подавить на правах сильнейшего в стае нельзя, мы сами выбираем — подчиняться или нет. Можно, конечно, побить… Но, — Максим поджал губы и отпил лимонада. — Ну, в общем, ты понял. — Понял, — согласился Илья и снова вперил взгляд в кованый забор через дорогу от ресторана. Те слова, которые он говорил сам себе, прозвучали впервые от кого-то чужого. Максим, помимо безусловного чувства стиля и умения держать себя в любом обществе, обладал харизмой прирожденного лидера — каждому его слову Илья почему-то верил. Может быть, потому что он был таким же бетой. Может быть, потому что сейчас находился в родном теле. А может быть, потому что говорил правду без обиняков. Они были изгоями, и каждый из них это понимал. В карьере — сплошные стеклянные потолки и даже стены, в личной жизни — очередные «прости, но ты не течешь, а я альфа, мне надо» или «прости, но я хочу потолще и подлиннее, я же омега, это на генетическом уровне». — Но я… Я все равно хочу провести этот год с Андреем. Мне больше такой возможности не выпадет. И ты можешь от него избавиться… В отличие от Паши, — произнес сипло Илья. Максим промолчал, только выпустил дым по скатерти и подмигнул ухмыльнувшемуся другу.***
— Андрей Олегович, форс-мажор! — в переговорную залетел один из двух омег с ресепшена, раскрасневшийся, разволновавшийся и почти что готовый грохнуться в обморок. — Там… там… Там ужас! Андрей краем глаза заметил, как Жора схватился за сердце и чуть не упал с кресла, наверняка навоображав себе единую в трех лицах проверку: спецназ, налоговую и Следственный комитет. — Говори, — сегодня с утра перед совещанием с Московским метрополитеном Андрей закинулся почти что транквилизаторами, потому что жесткие переговоры по поводу сокращения его долга с пяти ярдов рублей до трех он бы иначе не вынес, загрыз бы кого-нибудь, а потом бы и сам удавился на своем галстуке. Какие же иногда гниды вокруг работают! Да, виноват! Но он же Москву не сжег, метро все еще ездит, и вообще кто ему подсунул не те чертежи — город, блядь, или он сам их нарисовал? Андрей мотнул головой и повторил. — Говори же, ну? — Андрей Олегович… Максим Алексеевич… Максим Алексеевич, — захныкал омега и сложил руки на груди, как покойник, от чего Андрей обдало ледяной волной ужаса. — Он в следственном изоляторе! — Тьфу, блядь! — сплюнул Андрей зло, тут же почувствовав невиданное облегчение. — Ты че меня так пугаешь, идиот? — Ну… как… ведь… — секретарь повертелся на пороге переговорной. — Андрей Олегович, он сказал, что у него разбит нос и что ему предъявят нанесение тяжких телесных… — Кому? Максиму? — удивленно поднял бровь Андрей, замечая, как глаза Жоры расширяются в недоумении. — Пусть не пиздит. И посидит, подумает, блядь, над своим поведением. Но омега почему-то не уходил, держась за ручку двери и сжимая ее, словно хотел оторвать. На лице его был написан неподдельный испуг. — Андрей Олегович, я правда слышал… Он хрипит и еле говорит. На Максима он был зол. Звонил ему два часа назад — тот даже не соизволил ему в ответ смс-ку написать, что все хорошо, просто сбросил и не перезвонил. Трахался, значит с этим уебком. Может этот долбаеб ему нос сломал в пылу страсти, а потом завязалась драка? — Он один? — Не знаю, но он очень просил приехать. Или прислать Г-Глеба… Давайте что-нибудь сделаем! Нетушки! Андрей хотел посмотреть на все своими глазами. Никаких, блядь, Глебов. До следственного изолятора в самом центре Москвы Андрей репетировал свою гневную тираду, в фантазиях играючи разбивал все доводы Максима, глумился над его недалекостью, грозился разорвать со своей стороны брачный контракт — блеф, ведь столько уже денег было вложено, и всячески унижал. Правильно батя говорил, что беты — тупик эволюции. Мозгов, сука, у них тоже, видимо, нет. Он ему все на блюдце преподнес: себя, драгоценное время, секс. А сученыш неблагодарный что решил? Что может об него ноги вытирать? Что может его из-за смс-ок подозревать? Пиздаболом и мудаком безнаказанно называть? Совсем охуел! Где он, а где Максим! Беты, блядь. Ошибки природы. — Я пришел за Максимом Вербером, вам должны были позвонить, — сердце глухо билось в груди, Андрею сделалось душно, и он стянул с себя пальто, повесив на согнутый локоть. Омега за стеклом прищурился, кому-то позвонил по внутреннему телефону и пропустил, отдав обратно паспорт. И шага Андрей не успел сделать, как к нему подлетел давний знакомый — подполковник Ермак. — О, давно не виделись! — запричитал высокий, грузный альфа с коротко-постриженными светлыми волосами и круглым полным лицом. — Я твоего Максима с его другом чаем напоил… Ну, ты на нас зла не держи. Там такая история вышла… — он махнул рукой, подталкивая Андрей к лестнице. — Те ребята слишком разошлись, ну, когда наши подоспели, они-то попрыгали в свои гелики, а Максим твой с другом на земле остались лежать. — Что? — сумел только выдавить из себя Андрей, оглядываясь через плечо на приятеля. Тот сузил свои маленькие глаза, улыбнулся наигранно и подобострастно. — Ну, Максим твой стал оказывать сопротивление, ударил нашего одного альфу. А тот возьми да дубинкой ему по лицу… Ну, мы все оплатим, клянусь. Альфу я уже уволил, проблем никаких. Что хочешь делай, — подполковник положил толстую ладошку с короткими пальцами себе на грудь, — поддержу. Такое красивое лицо испортили. Хорошо, что ничего не сломали. Друг его вообще только по ребрам получил. Обвинения сняты, сейчас пьют чай. Я туда коньячку бахнул, чтобы успокоились, а то твой ревет белугой. Так на омегу похож, даже мой столько не плакал, когда рожал. Ну, оно и понятно. Больно поди. — Что? — тупо повторил Андрей, но тут перед ним открылись двери, и маленькая тонкая фигурка, сидящая в кресле, повернулась к нему лицом. В красно-синем месиве он еле различил любимые черты Максима.