Спасаться нечем, и я охотник и я опасен Звери «До скорой встречи!»
Резиновая Москва была поделена понаехавшими на несколько негласных секторов: азербайджанцы занимались «Садоводом», «Украиной» и Карабахским конфликтом; татары оккупировали сначала все строительные площадки Москвы, а затем радостно расселились по чиновничьим местам во всех федеральных округах необъятной родины; кавказята, как ласково их называл Жора, занимались в основном ресторанами; особняком стояли только богатые осетины, светские мусульмане и евреи — те развивали бизнес дедов, никуда особо не рыпаясь. Да и куда было рыпаться? Диаспора на диаспоре и диаспорой погоняет, а вокруг такие, как Андрей, Ермак или Семен Сергеич, самый, пожалуй, популярный мэр столицы за последние лет так сто, — съедят и даже не заметят. И казалось бы, у Скворцова оборот его девелоперской компании в этом году достиг исторического максимума, двадцать тысяч квадратных километров планируется к концу четвертого квартала в эксплуатацию сдать, собственных квартир — три футбольных поля, друзей и связей — со всеми лично знаком… Но, как известно, на всякую рыбу найдется рыба покрупнее. Отец уже через неделю позвонил и сообщил, чтобы он бросал копать под тех из ресторана. И так глаза закрыли на пропавшего бесследно бывшего полицейского, мол, не надо провоцировать. Андрей только обрадовался, понял — подкоп в нужном направлении. А когда к нему в офис заявился Леван с похоронной рожей и своим несменяемым омегой-секретарем, вдвое старше того же Жоры, только крепче в этом убедился. Ну не могли же какие-то левые пацаны с гор прятаться от Андрея три недели по Москве, где он каждый, сука, бордюр знал. — Прекращай, — сказал ему Леван, сидя в кабинете и даже не притрагиваясь к остывающему кофе. — Человечки осознали, обмозговали, попросили прощения. Ты их не найдешь, они уже давным-давно за границей. В качестве сувенира и примирения предлагают полностью оплатить лечение твоего мужа и его друга, а так же одно твое желание. Конечно, пожелать увидеть их лица — мертвые или живые — Андрей права не имел. — Пусть себе свое бабло в жопу запихают. Они мне нужны, Леван. Будет тут каждая сука, спустившаяся со своих аулов, бить моего мужа. — Ну, во-первых, не с аула. Во-вторых, никто никого не бил. В-третьих, твой Максим разодрал одному щеку, там шрам останется. Давай, прекращай, Андрей. Там уже булки напряглись. Андрей тогда прищурился и решил идти ва-банк. Ему нужна была их кровь — дело принципа, типичная альфская хуета, от которой откреститься он не мог. Перед глазами то и дело всплывало заплаканное и исказившееся болью Максимовское лицо. — А как же: сын за отца не отвечает? Почему ты на побегушках, а не батя? Леван побледнел, его красивое, острое лицо словно на замок закрыли — ни один мускул не дрогнул, глаза кровью не налились, губы не сжались в тонкую полоску. Он все понял. Особенно то, что Андрей сказал это специально. И предупредил, и свою позицию высказал — презирал за малодушие. Убийца женщин, блядь! — Я тебя услышал. Там тоже услышат. Готовься. Андрей откинулся на спинку кресла и поднял свои темные глаза в потолок. — Передай, что я готов общаться. Но не с тобой. — Это я и передам, — кивнул Леван, вставая и поправляя идеальный серый пиджак. — Мужу привет. Конечно, никаких приветов Максим от этого психопата получать не собирался. Он теперь вообще, по мнению Андрея, должен был жить затворником и отчитываться о каждом своем шаге лично ему.***
Саму драку, если таковая вообще была, в чем он сильно сомневался, Илья не запомнил. Он так испугался за Максима, которого потащили к огромной черной машине в две руки, что действовал на автомате: сначала закричал, а потом решил врезать по ребрам, только силу не рассчитал и забыл, что не в своем собственном теле. Его легко повалили на тротуар, пнули туфлями по заду, словно бомжа какого-то… Он увернулся от удара в челюсть, вцепился ногтями в чье-то искаженное от злобы лицо, а потом попытался оттолкнуть кого-то от себя, за что и получил резиновой дубинкой по голове. Боль была страшной. Слезы хлынули градом и больше не останавливались. Максим шептал — ему казалось, что орали на ухо. И тошнило, боже, как же его тошнило. От сладкого чая в кабинете подполковника Ермака вырвало прямо в мусорку, а из носа потекла кровь. Так он и встретил Андрея: заплаканный, с окровавленными салфетками, распухшей от удара скулой и наливавшимся красным глазом. Илья ничего не ожидал, но Андрей вцепился в его плечи, аккуратно, чтобы не травмировать лицо, прижал к груди, к этой белоснежной рубашке, к этому идеально-черному пиджаку, к роскошному галстуку, поцеловал в макушку и коротко спросил: «Болит?». Ответом ему послужили только усилившиеся рыдания и причитания Ильи о том, что он слишком долго ехал. А после только бесконечные длинные коридоры уже знакомой клиники, пленарное заседание врачей, психотерапевт, обследования, анализы и рецепты лекарств. От гудящей головы он избавился только через три дня, от тумана перед глазами — через неделю, а на то, чтобы все ранки начали заживать, все синяки — бледнеть, ушло дней десять, не меньше. Ему настоятельно рекомендовали соблюдать постельный режим, поэтому Илья с месяц перемещался по квартире исключительно с дивана на кровать, с кровати на диван, изредка пытаясь посидеть в кресле, но только тогда, когда Андрея не было дома. А то начиналось: лежи, жри, не вставай, я сам… Даже Глеб так не трясся над ним, и, пока альфа был рядом, Илья себя чувствовал то заключенным в тюрьме, то принцессой из сказки. Дни вообще текли размеренно. Илья даже начал вновь просматривать новости из своей профессиональной сферы: санкции, котировки, мегатренды в виде климатических изменений, подорожания контейнеров, нехватки контейнеров — словом, индустрия без него не разваливалась, но и не менялась стремительно. Да и куда ей было стремительно меняться? Завод — не стартап, производство алюминия — не мобильное приложение. Обычно, начитавшись аналитических обзоров и отчетов, Илья лез смотреть вакансии и тут же впадал в уныние. Максим обещал, что в сентябре они обязательно поменяются обратно, но должности и интересные проекты ждать до ритуала не собирались. Особенно Илье нравилась вакансия руководителя по развитию проектов в Юго-Восточной Азии в крупнейшем производителе палладия и меди в мире. Рынок он знал, ключевых людей тоже. На эту страничку он заходил по десять раз на дню, боясь увидеть пометку «добавлена в архив» и в то же время чуть не поддаваясь соблазну откликнуться. Думать об этом всерьез было бы глупо. Максим и трех слов связать по этой теме не смог бы, а объяснять, что ты выйдешь на работу только осенью и то не факт — не лучший способ наладить контакт с потенциальным работодателем… Если бы не постоянный секс с Андреем, от которого отключались мозги, Илья с тоски решился бы хотя бы походить на собеседования. Так хоть развлекался, получая свою долю гормонов «радости». Сначала, конечно, к нему в этом плане никто не приставал. Андрей с него пылинки сдувал, лишнего грубого слова сказать боялся. А потом самому так захотелось, что на стенку впору было лезть. Здраво рассудив, Илья по итогу залез вместо стенки на альфу и с тех пор практически с него не слезал. Отношения они не обсуждали. Только один раз Андрей сказал, что с Кириллом ничего не было и он не пиздабол. Максим зачем-то убедил поверить, и Илья послушался, хотя сомнений был целый ворох. Он вспоминал и то, как действует на окружающих Максим в его тщедушном, казалось бы, теле, и то, как выглядел Кирилл, и то, на что стал похож он сам. По всем параметрам конкурент из него был никакущий — Андрей при любых других обстоятельствах не обратил бы на него и малейшего внимания. Приходилось учиться трахаться. И это, судя по реакции фиктивного мужа, выходило у него даже лучше ореховых пирогов. Поэтому в самом начале марта, непривычно теплом и солнечном, Илья впервые узнал на себе, что такое альфий гон, посочувствовав всем омегам. Терпеть двадцать четыре на семь в себе чей-то член и узел без какого-либо ущерба здоровью было невозможно. Врач в той же самой частной клинике выписал Андрею подавители, разработанные специально для альф, живущих с бетами, а лично Илье рекомендовал воздержаться от секса с проникновением хотя бы неделю. Срок самого Илью удивил — ему казалось, что он натрахался минимум на месяц вперед. Впрочем, он ошибался. На восьмое марта, под праздничную речь президента о важности женщин и их исключительной роли в обществе, сделав перерыв всего на три дня, Илья опустился на колени и подарил такой головокружительный минет, что в процессе встало даже у него. Очнулся он только тогда, когда Андрей еле расцепил объятия и оторвал от себя, хмуро глядя исподлобья: — Нет. — В смысле «нет»? — удивился неподдельно Илья. — Врач запретил. Если я тебя порву? — Что-то тебя это особо не волновало, когда ты узел мне в задницу пихал. — У меня был гон, — Андрей вставал с кровати, искал босыми пятками тапочки. — И? — Давай не сейчас. В последнее время «давай не сейчас» было любимой фразой Андрея. Он использовал ее в разных обстоятельствах, но с исключительным успехом, словно какое-то кодовое слово или заклинание, после которого разговор действительно сводился на «нет». Однако в тот день что-то пошло не так. Илья сначала ошалело похлопал глазами, а затем резко подорвался с места, догоняя альфу уже на кухне. — Ты мне в сексе отказываешь? А как же наши отношения? Разве между нами не только секс? — он нес чушь и, чувствуя это, заводился еще сильнее. — Ты сейчас про что? — нахмурился Андрей, выпивая прямо из графина воду. — Ну, если ты мне отказываешь в сексе, тогда… тогда… — Проспись, Макс, — Андрей примирительно покачал головой и морщась. — Уже совсем ничего не соображаешь. Тебе покой и отдых нужен. — Нет, подожди! — Макс, — серьезно начал он. — Ты попал в опасную ситуацию. У тебя было сотрясение. Ты со мной гон провел. Мы сейчас не под чем-то, чтобы трахаться, как кролики. Остуди траханье, и потерпи еще дня два. — Ты кого-то нашел на стороне? — выдохнул Илья первое, что пришло ему на ум. — Поэтому меня не хочешь? Андрей даже застыл с графином в руках. — Ты тупой? — только и сумел он произнести. — Мы никогда об этом не разговаривали… Ты трахаешься на стороне? — Да, конечно, ведь у меня так много, блядь, времени. Я же альфа! Мне сон нахуй не нужен. Или нет! — щелкнул он пальцами, сложив руки на груди, точь-в-точь, как Максим, и этот жест вызвал в Илье непонятную бурю эмоций. — У меня днем совещания, планерки, разъезды по объектам, вечером больной муж дома, а ночью в своих снах я трахаю амазонок и омег-сирен где-то на необитаемом острове. В перерывах между бесконечными течками я пью кокосовый коктейль, жру ананас и проверяю свой личный счет на Багамах. Это считается? Илья с перепугу даже не сумел ничего из себя выдавить. — Макс, ау! У меня проблемы на работе, у меня есть личные дела, никак — сюрприз! — с сексом несвязанные. Мне надо возвращаться домой, чтобы приглядывать за тобой, мне надо решать дела бати, у которого Женек сбеж… — Что? — глаза Ильи сделались с блюдца. — Ай, — махнул рукой Андрей. — Еще один, блядь, сюрприз. Бета бати оказался не бетой, а рецессивным омегой. Залетел, от него сбежал. Мне же мало проблем. Ты думаешь, я сексом живу что ли? Ты думаешь, меня хлебом не корми — дай присунуть кому? Мне шестнадцать? У меня бесконечный гон? Ну? Че, язык проглотил? Отвечай! — Н-нет… — А хули ты мне сцены ревности устраиваешь? Я тебе сказал: мы с тобой на этот год вместе. Я свое слово держу, даже, блядь, с Кириллом вопрос навсегда решил. Что тебе еще от меня надо? Я и так о тебе каждую ебанную секунду своей жизни думаю! — и тут, осознав что он только что сказал, крикнул, сплюнув в раковину. — Блядь! Спи у себя сегодня. — Подожди… — Илья кинулся к нему, хватая за локоть и пытаясь заглянуть в уставшее, осунувшееся лицо. — Что подожди? — вымученно проговорил Андрей. — Макс, отстань, пожалуйста. Я устал. Башка не варит. — Прости меня, я… — Да, — Андрей аккуратно сжал его ладонь и отодрал от своего плеча. — Все понимаю. Но хотя бы ты не еби мне мозг, пожалуйста. Спокойной ночи, Макс.***
Максим до потери памяти и Максим после были настолько разными людьми, что Андрей подчас забывал, что стоящий перед ним человек — его реальный законный муж, навязанный давней договоренностью по поводу земельного участка в Крыму, а не осознанно выбранный для отношений партнер. Потому что нынешний Максим и говорил, и двигался, и даже претензии предъявлял совершенно не так, как делал до травмы. Встретив его в кабинете своего давнего приятеля, он ожидал всего чего угодно, но только не вымаливания ласки и нежности. Вот друг его, этот еблан Илья Стрельников, наоборот, прежнего Максима напомнил: с обвинениями, почему он так долго, накинулся, раскритиковал поведение с супругом и даже попытался вызваться самостоятельно отвезти пострадавшего до клиники, хотя у самого рожа была вся помятая с запекшейся кровью то тут, то там. Андрей на него внимания никакого не обратил только потому, что к нему жался заплаканный Максим и тараторил шепотом что-то про «больно», «тянет», «ничего не вижу». И, наверное, сработал гребанный альфий инстинкт защитника. Выкрутился сам как-то на максимум. Тумблер перещелкнули. Захотелось найти, раздавить, удавить, искупать в крови всех виноватых. В буквальном смысле. Андрею даже не по себе стало. Он уже убивал, правда, без особых эмоций, за бизнес, отца, деньги, проекты, но никогда — за омег. Тем более, блядь, бет. А тут… Правду отец говорил: не стоило. Но Максим, он… он стал… нормальным? Начал слушать, интересоваться его делами, не пытаться что-то доказать. И от него перестало веять арктической пустошью. Андрей впервые ощутил в нем потребность быть с кем-то и захотел стать этим самым «кем-то». Потому что от одиночества хотелось выть. Запала растерзать на части хватило надолго. Сначала разросшийся пожар попытался потушить отец своим авторитетом, но вскоре отвлекся на собственные проблемы — не каждый день от него сбегала беременная шлюха, оказавшаяся омегой. Потом позвонил Леван и сообщил, что с ним хотят встретиться в Администрации президента. Мол, нейтральная территория, никто быковать не будет, выслушают всех.***
— Никто никого не бил, Андрей, — елейно пропел пресс-секретарь и развел руками. — Я тебя умоляю. У мальчика щеку разодрали. Но он же не ищет твоего мужа по городу. — А хрена ли прячутся, как крысы? Пусть мне в лицо скажут. — Чтобы ты их тут же грохнул? — спросил Леван, рассматривая шторы у окна. Они уже с полчаса спорили, но он ни разу не сел, все по кабинету рыскал цепным псом. Андрею даже жалко его стало. — Я не заслужил от них личных извинений? Пресс-секретарь сглотнул и помотал головой, поджав губы. — Андрюша, я твоего отца давно знаю. Вместе учились в школе. Яблоко от яблони. Мальчики все осознали, больше в Москву ни ногой. Ты же знаешь… Я на твоей стороне. — То есть — не заслужил, — пальцы его впились в обивку кожаного кресла. — То есть — отказано. У мальчиков вся жизнь впереди, а ты у нас злопамятный, агрессивный. Хорошо, что не доминантный альфа, как Леван, а то… — дальше Андрей не слушал, удивленно рассматривая напрягшуюся фигуру рядом с книжным стеллажом. Ха! Доминантный альфа! О них ходило множество легенд и слухов: то они умели удлинять клыки, то у них натуральная, волчья шерсть на загривке вдоль позвонков росла, то они когти выпускали в моменты возбуждения, то оплодотворять могли только женщин и генетически подходящие пары. Говорили так же, что вероятность зачать с ними девочек была практически равна восьмидесяти процентам, поэтому подтвержденные с помощью анализов доминантные «особи» допускались на свидания с женщинами вне очереди, а также получали расширенные квоты от государства. Конечно, половина слухов была чушью. И Андрей точно знал, какая именно. Теперь было понятно, почему отец Левана носился с ним как с писаной торбой. Доминантный альфа, во-первых, на Кавказе считался гордостью рода. Во-вторых, потомство мог произвести только с доминантным омегой, то есть еще более редкой птицей в современном обществе, чем он сам, а так же с женщиной или генетически подходящей парой. Наверняка, ему кого-то уже выбрали, причем настолько неприятного, что он был готов пойти на крайнюю меру и прикрыться «живым» щитом в виде девушки-невесты. Насколько было теперь известно Андрею, не вышло. Значит, нашли или вторую генетически подходящую пару, ведь первая в борделе до сих пор сидела, медленно феромоны Левана распространяя по всем этажам, или доминантную омегу. Андрей прищурился, продолжая его разглядывать. «Истинного» вряд ли бы сумел отвергнуть, тут уже химические реакции в мозгу остановить бы не получилось. Оставался только доминантный омега. — Кто? — коротко спросил на парковке он, сделав на встрече вид, что обо всем забудет и извинения примет. Леван затянулся поданной сигаретой, поджал губы, выпуская дым через нос. — Сына директора концерна по производству никеля помнишь? — Помню. — Вот его. — Ему же девять. — Ага, — невесело усмехнулся Леван. — Буду ждать еще десять лет. Потом трахну, он, надеюсь, залетит. И я буду свободен. — Зачем так выебываться? У тебя же было свидание с женщиной, она была не против. — Отцу обещали концерн передать. Там уже… — Леван прикрыл глаза, подсчитывая, — прибыль около двадцати ярдов баксов ежегодно. Личная — посчитай сам. — И он от всех твоих брюхатых избавляется? Леван, затягиваясь, кивнул. — Но ты так сказал: всех. От Светланы, — непривычно редкое женское имя резануло Андрея по ушам, — и от Димы. Он моим подходящим был. Залетел, а я, дурак, отцу разболтал. Андрей чуть было не присвистнул. Счастливчик! И женщина, и две пары — и все это богатство до сорока! А у него Максим один только. Правда, в отличие от них от всех, живой и отцу симпатичный. — И чего ты так убиваешься? Будет у тебя молодой муж. Леван улыбнулся снисходительно, словно ребенку. — Мама другому учила, — ответил он просто. — Я вообще отцовским бизнесом заниматься не хотел… — М, бедняжка, — протянул Андрей издевательски, но все-таки понял, что тот правду говорил: истинной деловой хватки и желания захапать больше, чем следует, у Левана действительно не было. — Думай, что хочешь. А после того, как отец женщину убил… Сам хотел с собой покончить. Да снова мамины слова в голове. «Ничего нельзя изменить только тогда, когда закрывают крышку твоего гроба». — Красиво. — Логично, — поправил с усмешкой Леван и придавил сигарету каблуком туфель. — Ну, я и решил. Может, если буду ждать, когда-нибудь мимо меня проплывет труп моего врага, а я смогу спокойно разорвать все договоренности. Правда, там придется отдать почти весь наш бизнес как неустойку… Ну, ничего. Я всегда хотел стулья со столами своими руками делать. — Иисус Христос? — Андрей не сдержался. Леван, правда, ничего не ответил, только снова снисходительно улыбнулся. — Бывай, — напоследок махнул он рукой и сел в свой автомобиль, плавно тронувшийся с парковки. Леван больше не походил на психопата, и слухи о нем не казались уже Андрею страшными. И чего раньше не общались? Нормальный же мужик совсем, да с некоторыми особенностями, но кто в тридцать лет и без особенностей? Теперь он думал о нем, как о глубоко несчастном человеке, удивляясь и поражаясь собственной удаче: сколько бы разногласий между ним и отцом не было, они любили друг друга и всячески поддерживали. Вон, он теперь за отцовской шлюхой по всему городу бегает. Андрей хмыкнул и посмотрел на проплывающие серые облака. Он был бы не против брата или сестры. Сестра вообще звучит солидно, а еще за девочек такие премии получают — можно безбедно жить всю жизнь, начав процесс ликвидации корпорации. Вот ему с Максимом дети разве только после гормональной терапии светят… Андрей мотнул головой. Какие, блядь, дети! Разбегутся осенью и поминай как звали. Если бы только… если бы только память к нему никогда не возвращалась вместе с отвратным характером. Врач не обещал, конечно, но возможности такой не исключал. Вот тогда бы Андрей предложил на полном серьезе стать парой. Со всеми вытекающими. Но кто знает. Вдруг он когда-нибудь проснется, а Максим вновь будет другим человеком. — Едем? — спросил Жора, чуть приоткрыв заднюю дверцу седана. — Нас ждут, Андрей Олегович. — Знаю. Едем, конечно. Только куда, напомни. Пока Жора, закатив глаза, напоминал и расписывал, Андрей думал о своем неожиданно вспыхнувшем озарением плане. У него такой козырь в рукаве! Такой джокер! Осталось его только правильно разыграть.***
Бордель встретил Андрея нервным и бледным Федором, густым запахом феромонов Левана и заплаканной беременной элиткой, которая за последнее время стала миниатюрнее и круглее. Чего омега ревел — никто сказать не мог, ждали босса. — Трахаться хочу! — всхлипнуло чудо на вопрос Андрея и завыло так тоскливо, что даже смеяться расхотелось. — Не могу! И таблетки не помога-а-а-а-ют! И вибратор тупой! Хочу трахаться! — У кого-нибудь встает на беременных? — спросил Андрей спокойно у застывшего рядом Федора. — Конечно, встает. Найти надо. — Не хочу! — замотал головой омега, размазывая по своему чистенькому лицу соленые слезы. — Хочу Левана! Андрей еле успел удержать Федора от смертоубийства, тот чуть не отвесил со злости оплеуху. — Ах, ты, сука неблагодарная! Мало того, что от ублюдка этого залетел, так еще и просить его смеешь!? Я найду тебе хуи! Я тебе устрою! — вырывался Федор, перехваченный за талию. — Пустите, Андрей Олегович! Я его убью! Генофонд почищу! Тупым нельзя рожать! — Но-но, тише-тише, спокойно, — он отпихнул его к окну и поправил съехавшую на плечо рубашку. — Вот, все хорошо? Молодец. Итак. Слушаем меня внимательно. Эй, Лева, еп. Прием! Слышно хорошо? — Д-да, — кивнул омега, шмыгая носом и заинтересованно следя за тем, как Андрей садится обратно в кресло и крутит в руках дешевую зажигалку из супермаркета. — Итак, господа. Я решил нашу общую проблему. Лева, стоп. Без истерик. Отвечай на вопрос. Ты хочешь к Левану? — Да… — Отлично, ты к нему отправишься, — улыбнулся Андрей великодушно. Конечно, всерьез беременный омега к Левану не хотел. За последние недели Федор о нем столько успел рассказать, что проститутка скорее была готова на тот свет отправиться, чем встретиться с отцом ребенка. Он похлопал глазами, перевел взгляд с довольно улыбающегося лица Андрея, затем вгляделся в оцепеневшего Федора и сглотнул, мотая головой: — Не хочу… — А меня не ебет, — привычно откликнулся Андрей и потер ладони в предвкушении. — Не ссысь. Волоса с твоей головы не упадет, я тебе гарантирую. Леван обрадован новостью о твоей беременности. Федя, приодень, собери, там… вот это все… — он помахал рукой перед лицом побледневшей шлюхи. — И завтра вечером он уже должен будет посидеть на дорожку и быть готовым ехать и больше сюда никогда не возвращаться. — Андрей Олегович, но ведь… — Все замечательно. Гарантирую, — он положил руку на сердце и серьезно посмотрел на сжавшегося в комок омегу, — кто-кто, а Леван тебя и пальцем не тронет. Поверь. Никто спрашивать и уточнять детали не собирался: феромоны альфы, почти незаметные, но от этого еще более действенные, заставляли омег вокруг склонять головы и следовать воле старшего. Федор только задержался в дверях, и Андрей, не выдержав его любопытного взгляда, поманил к себе. — К Левану? — зашипел он обеспокоенно. — Он же женщину убил! Понимаю, что проститутка… Но… он с ребенком, что делать будем? — Федя, все хорошо. Мне нужно время до вечера завтра, чтобы все подготовить. А ты займись своим делом. Даю слово, что Леван будет только рад такому повороту событий. Никто этого дебила не обидит. А если обидит… ну, это уже будет не на нашей совести. Федор посмотрел недоверчиво, но все-таки кивнул и дверь за собой закрыл. Он всегда считал хозяев борделя помешанными на сексе маргиналами, взять хотя бы того же Кузнечика: и оргии с течными работниками устраивал, и даже кокаин заставлял их принимать, и его самого пользовал, когда хотел… Но Андрей радикально отличался от привычного образа альфы, и Федор, впервые в жизни столкнувшийся с тем, что его никто не шпыняет, не бьет, не насилует, а выслушивает и поощряет конфетками, был уверен в его порядочности. В конце концов, он ни разу с того минета больше об услугах не просил. Ходили слухи, будто бы он помирился с мужем. Федор тогда только расхохотался. Честный семьянин! Ха! А, нет. Ни с одной омегой, ни с одним бетой себя не скомпрометировал. Андрей, можно сказать, веру в альф в Федоре возродил, а теперь… Думать о том, что будет «теперь» он не хотел. Во-первых, даже если поверить на слово и допустить мысль, что Леван ничего с беременной проституткой не сделает, шлюха все равно оставалась глупой: ей бы учиться пойти, книжки почитать, онлайн-курсы пройти, а то в голове сплошной ветер, стереотипы и ребенок. Чему он сына научит? Как правильно делать горловой минет? Тоже мне счастливая жизнь! Во-вторых, если объективно оценивать реальность, Леван убьет и своего неожиданного отпрыска, и глупую шлюху. И как спать Федору после этого? Понятное дело, уже наученный, но все-таки… Каждую свою мысль, каждое размышление он обрывал через силу. Иначе сошел бы с ума. В конце концов, он даже проводить их в фойе не вышел — так, чмокнул три раза на прощание под довольную улыбку Андрея. Леван уже ждал их на условленном месте — будущую стройку жилого комплекса даже забором не обнесли, так протянули ленты, что есть вероятность обвала конструкций. Выглядел он плохо: помятая одежда, бешеные, испуганные глаза, взъерошенные волосы и трясущиеся, как у алкоголика, руки. — Привез? — спросил Леван коротко без приветствий. — Привез, — кивнул Андрей и ладонь протянул, но не для рукопожатия. — Сначала давай-ка ты. Кто, где, когда. Леван вгляделся в черный внедорожник через его плечо, сощурился, но все-таки мотнул головой, нехотя доставая из бардачка своей машины черную папку. — По алфавиту распределил, — хмыкнул он устало. — Андрей, только… Если отец узнает, начнет копать, я вряд ли его спрячу. — Я же сказал. Помогу, — впрочем, Андрей на него не смотрел — листал файлы и жадно запоминал информацию: имена, лица, дату рождения, место жительства, родственников. — Ну, благодарю. Ты там его успокой. Он впечатлительный. Мы его с Федором насчет тебя зашугали, но правду я решил тебе оставить. Захочешь — расскажешь. — Спасибо, — кивнул Леван, наблюдая, как Андрей подходит к автомобилю, открывает дверь у пассажирского сидения, а оттуда выкатывается, словно маленький волейбольный шарик, второй в его собственной жизни, все еще живой «истинный». Омега трясся, жался к своему бывшему боссу, хватаясь за рукава его пальто, прятал глаза в пол и был готов рухнуть в обморок прямо здесь и сейчас. — Спасибо. Андрей только кивнул и аккуратно расцепил сжатые на локте худые пальцы. — Как и договорились. Если надоест сидеть на берегу и ждать — ты можешь позвонить мне. Леван покачал головой, забирая подарок судьбы из рук и крепко прижимая к себе. — Нет, спасибо. — Как знаешь, — пожал плечами Андрей и махнул папкой. — Бывай. Кто бы знал, что Леван окажется на деле романтиком, у которого мамкины слова и наставления еще из головы не выветрились? Кто бы знал, что он выберет жить всю жизнь по отцовской указке, нежели от родительского гнета освободиться? Хорошо, что хоть не зассал свою генетически подходящую пару защитить и спрятать подальше от любопытных глаз. Любви между ними по книжкам не получится, но хоть Леван впервые в жизни решит что-то самостоятельно. Больше совесть и голова Андрея не были обременены этой проблемой. Он сжал руль до белых костяшек. Судьба преподнесла ему шанс и его нельзя было упустить.***
«Человечки-мальчишки», как их ласково называли все вокруг, кроме самого Андрея, оказались сыновьями, племянниками и внуками тех людей, которых он обычно в делах старался обходить стороной. Не то чтобы они были психопатами или отбившимися от рук ублюдками, посаженными на цепь Администрацией президента, скорее они просто были непредсказуемыми. Могли наебать там, где больше всего не ждешь, могли не наебать, могли претензии начать предъявлять с пустого места, могли быковать без повода — словом, вели себя не по-деловому. А Андрей такого не любил. Двадцать первый год на дворе, даже не нулевые. Или на горы свои возвращайтесь, или цивилизованно дела вести учитесь. Впрочем, с волками жить — по волчьи выть. Другого языка, кроме насилия и запугивания, видимо, они не понимали. Андрей с удовольствием рассматривал их избитые рожи, сидя в излюбленных доках. Уже прошел тот этап, когда они спрашивали, по-глупому пуча глаза: «Ты знал с кем связался?», «Ты знаешь моего отца?». Конечно, он, блядь, все это знал. Иначе зачем бы он их притащил полуживых сюда? Чтобы биографией поинтересоваться? — Ну-с, начнем, — хлопнул Андрей себя по коленям, но вставать с раскладного стула не стал. — Кто первый ударил моего мужа? — Троне… — Андрей кивнул, и кулак стоящего рядом альфы-охранника впечатался в челюсть. — Отвечаем, господа, только на вопросы. Кто первый ударил моего мужа? — Я! — крикнул остервенело самый молодой. Андрей удивленно поднял бровь. — Допустим, — он откинулся на спинку стула, достал пачку сигарет из внутреннего кармана пальто. — Мужик… — прохрипел, сплевывая кровь, тот, кого ударили, — все знают, что с мужем ты не в ладах. Зачем? Ну, захотели двух бет оприходовать, ну… Ну, не знали мы, кто они. Да и твой муж, блин. Нам другой вообще понравился, рыжий. Андрей скривился: сколько бы он ультиматумов не ставил, Максим с этим пидором общаться не прекратил, все время ноя про единственного своего друга. Если бы, блядь, не этот друг, то Андрей бы не оказался в такой жопе, желая отомстить. — Плохо, значит, знают, — отозвался он, затягиваясь. — Мужа моего при любых обстоятельствах трогать нельзя. Друзей его — тоже. — Так он же бета! — вскричал кто-то третий. — Бета! — поддержал самый молодой. — И не сделали мы ему ничего, так, на земле поваляли! Ты же альфа! Должен понять! С омегой бы ник… — и снова Андрей кивнул, и снова чей-то кулак заставил их замолчать. Конечно. Беты не имели прав жаловаться, не имели права отказывать — будь то омега или альфа, они должны были радоваться своей участи, раздвигать ноги и желать, чтобы их попользовали. Но Максим был в первую очередь Максимом… не бетой, не богатым сынком своих родителей, а настоящим человеком, который с каждым новым днем все прочнее забирался в мысли и сны. Будь он женщиной или омегой, его в первую очередь защитил бы закон. А кто защитит его, если он просто Максим? Андрей улыбнулся. Вся надежда только на него. Неужто судьба? — Каждое действие несет за собой последствия. Если бы трахнули его, если бы, — он поднялся с места, поправляя длинное шерстяное пальто, — изувечили, если бы выкинули на обочину, как хотели, я бы ваших детей нашел и вырезал бы всех. Родителей, которые вас воспитали, по сучьям бы развесил. Но вы не успели. И поэтому можете благодарить судьбу. Кончайте с ними. И в реку.