Я себя открывал, что хочешь бери. И с надеждою ждал, Когда же тронется лед - Только в сердце любимом Любовь не живет Филипп Киркоров «Жестокая любовь»
Отношения с Андреем наконец-то были прояснены: они встречаются, живут и проводят свободное время вместе, но осенью, после окончания контракта, — расходятся. Не то чтобы Илья надеялся на что-то другое, но сердце неприятно кололо от осознания, что он в статусе реального любовника, любимого всей душой, альфе не нужен. И если ему не нужен был Максим, пусть и потерявший память, то совершенно точно не требовался настоящий Илья, которого Андрей знал только по фоткам нанятого частного сыщика. В будущем им было не по пути, а приятно провести оставшийся год в компании шикарного альфы, в финансовом достатке и в окружении прислуги, готовой исполнить любой каприз, — чем не мечта? Да и вернуть собственное тело уже не представлялось возможным, чего нос воротить? Правильно! Он просто станет наслаждаться. А потом что-нибудь придумает, планы в его голове менялись калейдоскопом. — Какие люди! — рассмеялись позади, и Илья, вздрогнув от наигранно-радостного голоса, резко повернулся. Это был высоченный, ростом со среднестатистического альфу, кудрявый, до невозможности породистый омега в легком белом костюме на голое тело с тонким бордовым пальто, как бы небрежно накинутым на острые, широкие плечи. Илья подумал, что уже где-то видел его лицо. — Правду что ли рассказывают? Что же, представлюсь заново. Кирилл, — омега улыбнулся, протягивая руку с кольцом в два витка, напоминавшим своим дизайном чешуйки змеи и крупным камнем вместо головы. — Нравится? Последняя коллекция. Один карат. Мелко, но зато можно ходить днем. Последние слова кудрявый Кирилл проговорил, намекнув бровями на роскошный бриллиантовый браслет, который Илья практически не снимал и больше всего облюбовал из комплекта. — Что же, — поджал губы Кирилл, не давая вставить и слова. — Наверное, ты растерял вкус вместе с памятью. Такое не носят при свете дня и под… это. — Я тоже так думал, пока мне его не подарили, — слова сами вырвались изо рта, а руки сжались в кулаки. — О, — рассмеялся омега и, поведя плечом, проследовал внутрь бутика, в котором Илья продавал глаза, — для бет дерзить опасно. И больше не удостоив растерявшегося Илью ни улыбкой, ни словом, расселся на кожаном кресле и под щебетание консультантов вокруг себя попросил бокал шампанского.***
— Сын, поздравляю тебя с Новым годом, — отец протянул ему автомобильные ключи. — Ты же всегда хотел. Дарю. — На ней зимняя резина? — хохотнул Андрей, вытягивая ноги перед камином и плеснув себе в граненный стакан еще немного виски. — Ага, — отец саркастично хмыкнул. — Весной покатаешь. — Валить в девяностые надо было. Щас бы по серпантину с тобой гоняли, — проговорил Андрей и задумчиво покрутил стакан в руке, наблюдая, как образуется воронка-водоворот. — Где лед, кстати? — Женя! Андрей скривился, но ничего не сказал. Странным образом присутствие Жени его не раздражало, поэтому огорчать отца упреками было бы совсем глупо. Да, бета. Да, шлюха. И все же у мальчишки хотя бы безвыходная ситуация была, вернее, выход-то был, но один — бордель. В проеме гостиной появилась серебряная макушка Жени с влажными глазами, словно еще немного и он тут же устроит шоу фонтанов. Он не решался подойти ближе и, вцепившись в косяк пальцами, мялся на пороге с босыми ногами. — Лед принеси еще, — кинул ему небрежно отец, а Андрею шепнул. — Спасибо, сын, за него. Хороший пацан. — Ну, ты смотри, — проговорил он. — Осторожнее. — Я не ты. Бета — тупик эволюции. Как шлюхи только и хороши. И то. Когда похожи на омег. — А что я? — От тебя не несет омегой, а значит ты трахал бету все эти дни. Про отца, ладно, забыл, дело молодое, но… Максим? — поморщился отец, словно что-то кислое съел. — Я думал, он тебе нравился, — Андрей подмигнул, когда Женя с помощью щипцов достал два кубика льда и кинул ему в стакан. — Когда вы разведетесь, это будет мой лучший друг номер один, — отец как бы невзначай провел по голому бедру мальчишки, отчего тот дернулся и густо покраснел, быстро ретировавшись с поля зрения двух альф на второй этаж. — Боюсь, — рассмеялся Андрей, покачав головой, — тогда придется выбирать: или я, или он. — Тебя я больше тридцати лет терплю, а его всего-ничего. Ты мне надоел, — отозвался спокойной улыбкой отец, он шутил, и Андрей прекрасно это осознавал, совершенно не обижаясь. — Он хорошо себя чувствует? Ты говорил, с башкой беда. — Да, уже с таблеток своих сраных слез, теперь к психологу ходит. Тот рекомендовал почаще в люди выходить, вот тратит мои деньги, — он помахал смартфоном в руке. — Я думаю… Слушай, бать. Ты помнишь Левана? — Сына Алана? — Ага. — Да, а что с ним? — Он хочет со мной вместе объект на Кутузовском построить. Проект крутой, я верю в него. Но… мне тут рассказали, что… — Андрей мотнул головой, решаясь на откровенность и локтями опираясь на колени. — В общем, мне рассказали, что он женщину убил. Это правда? Отец нахмурился, но не удивился, и сердце Андрея упало куда-то вниз, в пятки, а в горле вмиг пересохло. Он не выдержал. Осушил стакан и пальцами достал кубик льда, отправляя в рот. — Подробностей не знаю, — ответил наконец отец, не глядя на него. — Не он убил. Алан пристрелил. Дошло до президента. Говорят, генпрокурор вступился. Решили прикрыть. — Как смог замять? — Там надо было решить одно дело… В общем, Леван в Афган поехал. А когда вернулся, попросил, хотел в Америку деру дать. Ну, — отец покачал головой, подбирая слова и морщась от осознания, что подобрать не получается, — там объяснили, что никуда он не поедет. Останется тут, если хочет, чтобы отца не казнили как женщиноубийцу. Он теперь там свой с потрохами. А раньше было… сын за отца не в ответе… Мда. Алан, конечно, жизнь ему испортил. — За что убил? — выдохнул Андрей хрипло. — Леван жениться хотел. На той блондинке. Уперся рогом, говорят. Семья против была. А та возьми и объяви, что детей хочет. Ну… Леван, ходят слухи, ей ребенка заделал. — Ты откуда знаешь? — Кузнечик ее лично знал. Чья-то дочь из бывших пассий. Ты, кстати, на хорошем счету там, — отец поднял глаза вверх, показывая, о какие верхах идет речь. — Спасибо за Гену передали. Но много об этом не распространяйся. Тебе-то кто сказал? — Птичка напела. — Таких птиц лучше стреляй. Или шею ломай сразу же. Андрей невесело улыбнулся и произнес: — Зачем? Не ты ли учил: что знают двое — знает и свинья? — Свиньи бывают свои, а бывают и паршивые. — Это овцы, — хмыкнул через силу Андрей, заставляя себя забыть прекрасное лицо той блондинки на приеме. Руку на женщину поднять? Как вообще себе такое вообразить можно? Они же как дети — беспомощные, хрупкие и беззащитные. — Если можешь, никаких дел с Леваном не имей. За ним следят, а значит будут следить и за тобой.***
— К сожалению, показаний к аборту никаких, — покачал головой врач, отложив аппарат узи. — Мне жаль, но плод подозрительно здоров. Такое происходит у генетически подходящих пар. Андрей потер переносицу и пообещал лежащему на кушетке медленно бледневшему омеге уставшим, сиплым после вчерашней попойки с отцом голосом: — Удавлю. Омега было пискнул что-то в ответ, наверное, очередную чушь, но тут же замолк, наткнувшись на колючий взгляд темных глаз альфы, жевавшего резинку со вкусом мяты. Беременный пожаловался на сильный запах перегара, пришлось идти на уступки, а то вывернуло бы прямо в кабинете. — Спасибо, можете быть свободны. — Могу составить диету, чтобы… — Диету, блядь? Диету, твою мать? Может, мне его в зад за беременность еще поцеловать? Нахуй пошли, оба. Федя, принеси воды и аспирина. У меня голова от долбаебов разболелась, — он резко крутанулся на кресле и тут же схватился за виски, перед глазами все на мгновение почернело. — Блядь, господи, дай мне, сука, сил. Он не особо помнил подробности вчерашнего вечера, кроме предостережения отца насчет Левана. Вот уж что-что, а новость о том, что тот причастен к смерти женщины, Андрей бы предпочел забыть. И стоны Женька, пожалуй, тоже вспоминать не хотелось. И его счастливый смех в столовой, когда батя думал, что он спит на диване и ничего не слышит. А он, блядь, не спал и все слышал! И его чуть не вырвало от этих сопливых нежностей в виде «зайчик», «детка», кокетливого «прекрати, он проснется», томного «поцелуй меня» и веселого «давай еще раз?». Он, конечно, знал, что отец к Женьку привязался, в отпуск его возил, подарки различные, по мелочи, дарил, но все-таки маркером заинтересованности бати всегда было время, которое он посвящал или не посвящал пассиям. И тут эта замухрышка-бета мог собой гордиться: ни с кем еще Олег Викторович столько не болтал, не трахался и не обжимался — словом, не возился. Ни одна его подстилка не удостаивалась завтрака от бати-шефа, ни одна дырка не могла склонить батю-декоратора к украшению дома перед новогодними праздниками, ни один содержан-пиявка не вымогал у бати-слесаря короткую лекцию о машинах и тем более не допускался в гараж. Потому что батя его не был ни сраным шефом, ни гребанным декоратором, ни ебанным слесарем! Он интересовался только своим бизнесом, изредка — новинками кинематографа, и больше ничем! А тут началось: Женечка то, Женечка се. Оставалось его только облизать с головы до пят, и почему-то Андрей не сомневался, что это уже пройденный этап. Как курица-наседка! Чай, не сахарный! Вот он себе с Максимом такой хуйни не позволял. Только когда тот при смерти был, но это благородное дело — не чужие друг другу люди, смерти же ему по-настоящему же он не желал. Да к тому же чего зла на этого идиота держать, когда он память потерял? — Ваш аспирин, — Федор демонстративно кинул шипучку в стакан с веселой ухмылкой. — Ты-то хоть не раздражай, — прокряхтел Андрей и залпом, зажмурившись, выпил лекарство. — Ты с этим чудом насчет Левана поговорил? — Федор кивнул, садясь напротив. — Отлично. Чо сказал? — Попросил в конце сам не говорить ничего. — Что наплел? — То, что и вам, но видоизменил. Женщину на омегу заменил. — Правильно, — закивал Андрей. — Правильно. А что с Женьком? — Все хорошо. А вы чем-то недовольны? — Нет, — он отмахнулся и зашарил по карманам ладонями, нащупывая пачку сигарет. — Он… ни с кем больше… бля, дай зажигалку, а? Спасибо. Он ни с кем больше не трахается? — Ваш отец запретил же. — А, да, точно. Забыл, блядь. Так… вы ему это… питание подкорректируйте, а то я видел его вчера. Кожа да кости, ни задницы, ни бедер. — Он ест за четверых, как Лева. — Че за Лева? — Наше беременное чудо. Андрей ничего не ответил, только глаза закатил и плечами передернул, показывая, как сильно заебался уже думать об этой ситуации. — Скоро от него будет нести Леваном по всем этажам, — проговорил вновь Федор, скрещивая руки в замок на животе и вытягивая длинные ноги вперед. — Его нужно куда-то перевезти. — Есть место на примете? — Да, у нас есть парочка квартир на районе. Но либо он под боком, либо он с кем-то. Одному опасно. — Женька к нему приставь. Я с ним поговорю. — Он у Олега Викторовича практически каждый день. Вот же! Поэтому в ванной он заметил две щетки и обнаружил на полке клубнично-сливочный гель для душа, капли для глаз и два непочатых тюбика смазки. — Бля… Знаешь, что? У меня есть один бета на примете. Он человек моего мужа. Я спрошу у него, если получится, будет приглядывать. Мужик нормальный, язык за зубами держит, нам предан. Тем более бета. Думаю, норм идея? — Идея отличная. У меня все, кто на примете были, заняты. — Ну, вот, — улыбнулся Андрей, смачно затягиваясь. — Жизнь, глядишь, наладится. Глеб действительно в последнее время только и делал, что мешался: то с утра не давал потрахаться нормально, все время Максиму звонил и интересовался его делами, то вечером к чаю заявлялся с рожей кислее лимона, когда хотелось неспешно сосаться и обжиматься под очередной тупой боевик. Андрей один раз не выдержал, дал Максиму ответить на телефон, когда с удовольствием засаживал член все глубже и глубже, да тот потом так взвился, что почти два дня не давал, пришлось алкоголем и поцелуями уламывать. И хоть отыгрался, полностью заездив, но желаемого не добился — Глеб намека не понял. Вернее, понял, но решил игнорировать. Андрей это видел по смеющимся усталым глазам. Ну, ничего. Он таких уебков обламывал, а сраного бету обломать — игрушку у ребенка отобрать. И вроде просто, и вроде совестно.***
Отходить от секса с альфой, особенно когда тот решал все-таки использовать узел для вязки, Илье обычно приходилось целый день, потому что Андрей всегда настаивал на утреннем сексе, не довольствуясь ни минетом, ни любыми другими ласками. А когда у него получалось все-таки жертву разложить и ей засадить, то сладкая экзекуция обычно затягивалась минимум на два-три раунда, после которых Илья лежал лицом в подушку и думал о том, каких ярких оргазмов он был лишен все эти годы. Трахаться с Андреем было приятно по нескольким причинам: альфа умело использовал свой собственный член, в постели ничем не брезговал в рамках разумного, а еще угадывал и исполнял все капризы своего непутевого деревянного муженька. Поначалу Илья даже сам о своих капризах не подозревал, пока Андрей не показал, что и как может быть, если просто попросить или попробовать. Да и вообще, Илья мало чего о себе в плане секса знал. Например, раньше он считал, что любит жестко, быстро и сзади, а теперь кайфовал, когда Андрей трахал медленно, нежно и лицом к лицу. Если раньше Илья считал прелюдии досадным напоминанием о том, что у него нет текущей задницы, то теперь мог кончить от одних пальцев и слюнявых поцелуев. Ему вообще нравилось, когда он сам кончал вперед, потому что потом можно было ловить сухие оргазмы, ощущая в себе сперму и узел. Иногда он просил шепотом оставаться подольше внутри, никогда не терпел грязных смс-ок и начинал любить разговоры в постели, все еще отчаянно краснея от всех замечаний. Но не только себя и свои желания Илья постепенно открывал и познавал, все чаще он пытался доставить удовольствие и Андрею. Сосать он уже научился профессионально, оставалось только привыкнуть к наручникам и связыванию, а потом вытерпеть то, о чем обычно мечтал альфа вечерами… Илья передернул плечами, завозившись на груди Андрея и подтянув ноги на диван. — Че копошишься? — спросил он запоздало, не отрывая взгляда от каталога фильмов на телевизоре и щелкая пультом. — Может, посмотрим комедию? — Не хочу комедию. Давай, драму? — Ебать, нет, — хохотнул, покачав головой, Андрей. — Почему? — Не очень люблю хуйню в фильмах. В жизни хватает, благодарю. — Тогда фэнтэзи? Андрей скосил на него хитрые глаза, и Илья тут же понял, что попал. — Нет, нет, нет… — замотал он головой и упершись ладонями в грудь альфы. — Так не пойдет… Ау, слезь, ты тяжелый! Андрей навалился между широко разведенных ног и оперся ладонями по обе стороны от его нахмуренного лица, вжимаясь пахом в бедра. — Давай? — Сегодня ты мне узел засадил, болит до сих пор, — но руки Ильи сами поднялись и обхватили за крепкие широкие плечи, сминая пальцами темно-зеленую футболку. — Ну, давай? — он двинул бедрами и пальцами сквозь ткань шорт медленно потер судорожно пульсирующую дырочку, ощущая как чужой член становится тверже. — После посмотрим хоть драму, хоть гномов с эльфами… ну? — Снова плачу сексом? — усмехнулся Илья, попытавшись кокетливо стрельнуть глазами. Долгая практика перед зеркалом, видимо, сработала. Глаза Андрея аж почернели. — Ты знаешь, что от тебя мною несет за километр? — спросил он, залезая рукой под трусы и сжимая аккуратный член. — И что, когда на тебя оглядываются люди, это не потому, что ты весь такой из себя, а потому что они знают — единственный способ заставить бету пахнуть альфой… — он наклонился к его уху и прошептал, как можно медленнее, — кончить в него. Илья предсказуемо густо покраснел, но тут же сам вцепился в него клещом, разводя ноги и пытаясь непрозрачно намекнуть, что хочет продолжения. — Так пользуйся презервативами, — проговорил он, целуя шею, уши, щеку и пытаясь повиснуть на альфих плечах. — Зачем? Я ни с кем не трахаюсь больше. Ты тоже. А лишать себя удовольствия… — Андрей с усилием расцепил его руки и прижал их одной ладонью к дивану, — я не намерен. — Мне потом зато в душе… — Я могу тебя помыть, я же говорил, — альфа целовал его шею, языком проводя по кадыку, скулам, губам, но всего лишь дразня, не заходя дальше. — Знаю я твое… Ау! — Илья неприятно поморщился, когда сразу два пальца в смазке вошли в него. — Больно? Припухло, конечно… — Андрей на мгновение отстранился от него, приспуская штаны другой рукой и высвобождая полувставший член. — Но как же ты кончал, м-м-м… Как омега. — Кстати об омегах… — усмехнулся Илья, обеими ладонями трогая себя за алеющие щеки и ощущая, как чужие пальцы неторопливо растягивают его, массируя изнутри. — Встретил я недавно кое-кого. Кирилла. — О, давно про него ничего не слышал. Как он? — Вроде… нормально… — Ну, и хорошо, — на лице у Андрея не отразилось ни одной эмоции, которую ждал Илья: ни удивления, ни заинтересованности, ни раздражения. Словно альфа выкинул из своей жизни не постоянного любовника, а старый смартфон позапрошлой модели. — Ну, что? Готов? Будет немного больно… — Только сразу войди полностью, — успел прошептать Илья прежде, чем крепкий член, к размерам которого он только стал привыкать, растянул припухшие края сжатого кольца мышц и плавно толкнулся на всю длину до шлепка яиц по бедрам. — Подожди, не двигайся… Андрей ничего не ответил, только наклонился для поцелуя, и Илья с радостью открыл рот, зажмуривая глаза, а через мгновение протестующе замычал, почувствовав глубокие толчки внутри себя. Удовольствие от ощущения наполненности и радости секса с красивым альфой, подаренное на короткий миг, сменилось резкой, жгучей болью в заднице. — Я же просил! — прохрипел он, жмурясь и чувствуя, как слезы катятся к ушам. — Медленнее! Андрей! М… — Беты заживают быстрее омег, — спокойно констатировал факт альфа, через голову сдергивая с себя футболку и оттягивая Илье в сторону шорты с трусами, чтобы ткань не натирала при каждом движении член. — Смотри… Раньше так просто не вставил бы. А сейчас… Это потому, что мы трахаемся каждый день. Илья его не слышал. Он был сосредоточен на своих ощущениях, на проникновении под правильным углом, на том, что боль постепенно стиралась, отходила на второй план, а бешеное удовольствие туманило разум. Ему казалось, что ноги становятся ватными, а руки свинцовыми — ни поднять, ни схватить, ни пошевелить. А ему так хотелось целоваться, так хотелось водить ладонями по голой груди альфы, зарываться пальцами в черные волосы, прижиматься к нему, цепляясь за шею. И Андрей словно прочитал его мысли. Резко полностью вышел, стащил одним рывком с него шорты с трусами и, перекинув расслабленного мужа через плечо, потащил к себе в спальню. — А как же фильм! — возмутился Илья, почувствовав, как его швыряют на постель, а сами тут же расправляются с собственными штанами. — Мы можем посмотреть фильм, — Андрей тигром подбирался к нему, а Илья все вертел головой, чтобы избежать настойчивого языка, потому что от горячей ладони, ласкающей внутреннюю сторону бедра, сбежать было невозможно, — а можем трахаться до утра, потому что завтра у меня выходной… — До утра, — проговорил Илья, послушно откидываясь на подушки спиной и раздвигая ноги, — я не выдержу. — Знаю, — поцеловали его в шею, в скулу, а затем плавно вошли, снова на всю длину. — Оборот речи. — Так мы будем трахаться или разговаривать? — Илья снова улыбнулся, чуть более игриво, чем всегда, и уже через несколько мгновений пытался стонать как можно тише — как раз сегодня в лифте соседи сверху, молоденький омега и его покровитель, солидного вида альфа, смотрели то ли восхищенно, то ли удивленно. Тут надо было быть дураком, чтобы не понять причин. Ведь секс с Андреем всегда был на высоте, и Илья любил всех оповещать об этом.***
Илью разбудил звук нового сообщения. Он закопошился, ощущая, как Андрей лбом уткнулся ему в лопатки, вытянул из-под одеяла руку и нашарил смартфон на прикроватной тумбочке. Твою мать, кто этот бессмертный, что пишет в три ночи? Что за Кирилл? Он даже не сразу осознал, что заставка экрана была абсолютно черной — у него-то стоял Млечный путь. «Вчера было круто. Если захочешь, мы можем повторить. У меня тоже теперь…» — дальше сообщение обрывалось, и Илья по инерции смахнул вправо, чтобы открыть и дочитать. Запаролено. Смартфон не его. Илья сморгнул, заблокировал режущий глаза экран и даже не положил обратно на тумбочку. Как же! Ни с кем! Только с ним! Ха! Он усмехнулся, попытался отодвинуться, чтобы суметь остановить вмиг выступившие слезы, но Андрей только крепче сжал руки на его талии. — Мне надо в туалет, — прошептал Илья, еле совладав с собой и ласково проведя по чужому плечу. — Давай быстрей, ты тепленький и вкусно пахнешь, — Андрей, не открывая глаза, нехотя расцепил объятия и медленно перевернулся на другой бок. В ванной Илья чуть не снес бритвенный станок для альф — от резкого света перед глазами заплясали разноцветные круги, мошки и фиолетовые полосы. Он коротко зашипел, ударившись мизинцем о тумбочку, прислушался к звукам в квартире, но Андрей, видимо, решил, что его жизни ничего не угрожает, и спасать не кинулся, поэтому можно было присесть на бортик ванны и закрыть лицо руками. Хотелось выть, плакать и проклинать Максима. С каждым днем, с каждым часом рядом с Андреем становилось все тяжелей притворяться, что его интересует только секс и хорошо проведенный для здоровья и настроения год до бракоразводного процесса. Нравится он, нравится! И шутки его тупые нравятся, и рассказы о работе нравятся, и истории о бате нравятся. Он и в рестораны водит, и на машине катает, и пешком погулять по снежной Москве не чурается! И он красивый, смешной, молодой, интересный! Пусть с бандитизмом связан, так Илья ничего такого и не видит — Жора его пилит только по поводу объектов, мэр на кол натягивает за метро, подрядчики клянчат работу. И секс с ним потрясный! Такой, что кончить хочется от одной только мысли об этом! Ну, за что! Ну, за что он бета, блядь! Почему у него нет ни матери, ни отца, ни кола, ни двора? Почему? За что? Что он сделал в своей жизни, что у него ничего нет? Почему ему жопу надо рвать за все, что он хотел бы иметь, а омегам все достается легко и играючи? — Ты там утопился? — раздался неожиданно сонный голос за дверьми. — Иду, — получилось сипло, и Илья кашлянул для вида. — Продуло под кондиционером, наверное. — Ну, будем выключать, когда начнем трахаться в следующий раз… Давай быстрее, заснуть без тебя не могу. Зачем он это сказал? Больно пытается сделать? Так им не по восемнадцать, чтобы эмоции не читать на лицах. Андрей же знает, что он искренне к нему относится… Илья закрыл глаза, и тут же дернулся от резкого звука дверного звонка. — Блядь! — снова запричитал в коридоре Андрей. — Если это Глеб, я клянусь, что я его уебу! Открывай сам, спасешь его от убийства. Илья быстро ополоснул раскрасневшееся от слез лицо, метнулся в свою спальню за халатом и, не успевая его застегнуть до конца, не смотря в глазок, распахнул дверь, тут же замирая на пороге. — Приветик, Илья, — сказало ему уже давно забытое собственное лицо. — Не забыл меня?