Позолотить ручку

      Син Цю привык жить историями, увековеченными в книгах — не только написанными другими людьми, но и своими собственными, ради которых он находит вдохновение в самых разных моментах своей жизни.       Муза может прийти к нему в образе ночного дождя, отстукивающего мерную мелодию по крыше дома, застав юного писателя за бессонницей — и пусть после этого никогда не следует радуга, которую так ждут в качестве компенсации слякоти, Син Цю находит в этом отдушину. Потому что весь остальной мир перестаёт существовать за пределами освещённой тусклым ночником комнаты, которая после спрячет в себе очередной черновик будущей истории — подальше от глаз старшего брата.       Но даже в прекрасную погоду и светлое время суток Син Цю научился находить своё вдохновение. В образе Чун Юня — в его путешествиях и нескончаемых дел, связанных с экзорцизмом. В его едва заметно меняющейся мимике, стоит столкнуться с чем-то непонятным или странным — он всегда старается сдерживаться ради сохранения внутреннего равновесия, но порой получается из рук вон плохо, и Син Цю любит эти моменты. Как и любит само общество друга.       Порой хочется оставить все эти рассказы из его приключений чернильным следом на бумаге, чтобы не забыть и спустя время с весельем перечитывать, вспоминая, сколько из этих липовых случаев было подстроено самим Син Цю — из самых благих целей, естественно.       Однако в последнее время достаточно сложно наслаждаться своей привилегией самого близкого человека Чун Юня.       — Не нужно ещё чая? — спрашивает Чун Юнь, словно ответственный хозяин дома.       Лаки, слишком вредно для своего забавного и яркого облика, едва заметно косится на Син Цю, отхлебывает услужливо налитый ей чай и после очаровательно улыбается Чун Юню, прежде чем мотнуть головой. Син Цю, не уступая ей в улыбке, чувствует как уголок губ всё же дёрнулся в лёгком раздражении.       — Не стоит так баловать госпожу Лаки, — смеётся он, так же обернувшись на друга, — она ведь всё равно совсем скоро покинет нас и уедет из Ли Юэ. Верно?       — Лаки недавно сказала, что останется подольше, — удивляется в ответ Чун Юнь.       — Желания людей очень переменчивы, — поддакивает ему Лаки, уверенно закивав, — и мне та-а-ак понравилось в Ли Юэ! Тут такие приветливые люди! Даже захотелось остаться навсегда и посмотреть каждый уголок этой чудесной страны!       Маленький, вредный карлик-шарлатан, вот она кто. Син Цю напишет об этом поэму — очень изысканную, утонченную и завуалированную, чтобы включить её в сборник своих произведений, а после подарить этот самый сборник Лаки, заранее сделав закладку на нужной странице. Он никогда не опустится до оскорблений или унижений — не позволяют собственные принципы. Но в стихах, если это красиво, можно.       Син Цю был уверен, что это надолго не затянется — гадалка-комик очень быстро станет очередной главой в приключениях молодого экзорциста и они когда-нибудь вместе посмеются с этого. Когда Чун Юнь начнёт понимать шутки.       Но теперь они втроём пересеклись на кухонке Чун Юня — сам дом у него достаточно скромный и небольшой, одному ему с головой хватало, а с Син Цю, порой задерживающимся у него в желании спрятаться от надзора отца, становилось по-уютному тесно. Втроём всё очарование рушится, даже если почти всё по прежнему — хозяйственный Чун Юнь, которому единственному можно доверить дела по дому, и привычное место Син Цю у пожизненно раскрытого настежь окна.       И Лаки.       Пьющая чай, который Чун Юню подарил Син Цю. Из чашки, которая очевидно-чей-тоже-подарок. Принимающая в качестве угощений фрукты, которые с утра принёс кто? Естественно Син Цю.       Нужно будет переосмыслить… некоторые аспекты своей жизни.       Лаки, прячущая усмешку за приветливой улыбкой, явно подозревает обо всём этом — иначе бы не была такой ехидной и довольной. Пожалуй, самое время разбавить это самодовольство.       — Госпожи Лаки, — напускно-дружелюбно начинает Син Цю, притягивая к себе свою чашку, пока Чун Юнь отвлекается на то, чтобы достать своё мороженое, — помните, на чём мы остановились в прошлый наш разговор?       Лаки на мгновение кривится но быстро берёт себя в руки, простодушно пожимая плечами:       — Конечно помню, господин Син Цю. Мы обсуждали одну занятную историю. Хотите продолжить?       — Хочу, — Син Цю с улыбкой кивает, — вы не думаете, что со стороны дракона было весьма удручающе-бесстыдно обмануть рыцаря? Они ведь заключили честную сделку, а он, не думая, нарушил её.       — Не могу согласиться с вами, — Лаки скрещивает руки на груди и раздосадованно мотает головой, — если внимательнее вчитаться между строк, то можно понять, что дракон, на самом деле, честно выполнил свою часть — просто глупый и ничтожный рыцарь не уточнял, на какой срок дракону необходимо покинуть принца. А у дракона, между прочем, тоже чувства есть! Может, и не такие долгие, как у рыцаря, но они ведь тоже имеют право на существование!       — Какие чувства могут быть у мошенника? — смеётся Син Цю, нетерпеливо постукивая пальцами по краю чашки. — Уверен, что все его слова — не больше, чем очередной спектакль, устроенный для достижения своих целей.       — А разве рыцарь сам не мошенник? — Лаки с театральным удивлением разводит руками. — Они в равных положениях, вообще-то. Не думаете, что это бесчестно — обелять рыцаря, но пятнать дракона?       — Что это за история? — интересуется Чун Юнь, откусывая мороженое, до этого пытаясь вникнуть в суть, но сдаться пришлось чуть ли не после первых реплик — больно запутанно эти двое обсуждают… что-то.       — Я потом тебе расскажу, — тепло отвечает ему Син Цю, улыбнувшись, — это длинная история, и боюсь, что если сейчас я начну с самого начала, мы так и не придём к общему мнению с госпожой Лаки.       — Мы вряд ли вообще сойдёмся во мнении, господин Син Цю, — хмыкает Лаки, возвращаясь к чаю, — по крайне мере до тех пор, пока вы не захотите принять отличную от вашей точку зрения.       — Это связано с какой-то книгой? — предполагает Чун Юнь. — Не знаю, что насчёт Лаки, но тебя редко увлекает что-то кроме них.       — Это история из книги, да, — вновь улыбается Син Цю, любезно объясняя сам, не позволяя Лаки вставить и слова, — но она ещё не дописана. Обещаю, что ты сможешь узнать о развязке один из первых, если тебе будет интересно.       — По вашим обсуждениям это действительно что-то занятное, — неоднозначно кивает Чун Юнь, словно не зная, как вообще нормально реагировать на подобное и проявлять интерес.       — Думаю, это заслуга господина Син Цю, ведь он невероятный рассказчик, — усмехается Лаки, пытаясь спрятать ехидство за чашкой с чаем, — просто восхищаюсь.       — Так это твоя история? — удивляется Чун Юнь.       Обычно Син Цю мало кому показывает свои черновики в Ли Юэ — особенно после того, как их забраковали, посмев раскритиковать. То, что его книгу радушно приняли в Инадзуме, безусловно, согрело душу молодого поэта, но желание делиться с ближайшими окружающими так и не прибавилось. Удивительно, что друг так просто поделился чем-то подобным с Лаки. Неужели они так сблизились?       — Верно, — отсмеивается Син Цю, — но ничего не было бы без госпожи Лаки. Можно сказать, что мы равноценные соавторы.       Лаки вновь кривится, но всё так же на пару мгновений, чтобы не привлекать внимание Чун Юня к своему негативу. Равноценные соавторы, ишь как завернул, сказочник.       Чун Юнь может лишь недоумённо перевести взгляд с одного друга на другого — они же всего день знакомы, а уже в соавторстве что-то там пишут и так увлечённо обсуждают. И, если так подумать, именно внезапно объявившийся Син Цю вчера объяснял, куда Лаки потребовалось так внезапно и срочно уйти, прежде чем перевести тему на недавно прочитанную книгу.       Неужели они так быстро сблизились из-за того, что Чун Юнь настолько плохой собеседник, когда дело касается книг? С Лаки такого нет — давненько Син Цю не был до такой степени увлечён разговором, что всё это походило на какие-то литературные заигрывания.       А вдруг это они и были?       Природа человеческих взаимодействий удивительна.       Дальше обдумать это не позволяет не только отсутствие опыта общения с людьми, но и попавшиеся на глаза часы, напоминающие о забытых планах.       — Я хотел после обеда пойти в горы, чтобы потренироваться, — делится Чун Юнь, — просто не рассчитывал, что вы придёте в гости.       — Я могу составить тебе компанию, — сходу предлагает Син Цю, отставив чашку, словно готов сию же минуту пойти покорять вершины, — а госпожа Лаки…       — Тоже пойдёт, — уверенно закивала Лаки, оборвав попытку её сбагрить, — обожаю горы. Всегда хотела побывать в Ли Юэ ради них.       Чун Юнь пожимает плечами — если хотят, то пусть идут, ему не жалко. Но Син Цю, вроде, терпеть подъёмы горы не может?.. Он же всегда, если есть возможность, выбирает что-то более доступное и не такое прохладное. Какая-нибудь роща — вот это ему по душе. Но такое рвение со стороны друга даже радует — давненько они не выбирались куда-то вместе, так теперь ещё и в компании новой подруги. Чун Юнь уверен, что этот поход будет замечательным.       Он выходит из кухни, чтобы подготовиться, и Лаки уже поднимается со своего места и хочет последовать за Чун Юнем, но Син Цю останавливает её, схватив за запястье и вынуждая остановиться.       — «Не уточнял, на какой срок дракону необходимо покинуть принца»? «Принять отличную от вашей точку зрения»? — повторяет Син Цю, негромко рассмеявшись, прикрыв рот свободной рукой. — Вынужден признать, что это был изящный манёвр. Вы, на удивление, хорошо владеете словом, и это ставит меня в тупик. Если вы получили достаточно хорошее образование, то должны быть из обеспеченной семьи, но ваша бедность не вяжется с этим. Раскроете свой секрет?       Лаки отходит на шаг, избавившись от хватки, и, сделав вид, словно она сняла с головы невидимую шляпу, грациозно поклонилась.       — Фокусники не раскрывают своих секретов, господин Син Цю, — спокойно отвечает Лаки, ухмыльнувшись и выпрямившись, — но интерес зрителя — высочайшая награда для нас.       Син Цю довольно хмыкает ей вслед, когда она всё же выходит. Гадалка, комик, а теперь ещё и фокусница — что из этого в итоге окажется правдой? Или она действительно просто шарлатанка, выдумывающая всякое?

🔮🔮🔮

      Энтузиазм юных любителей гор заканчивается так же быстро, как начинается подъём. И Лаки, желающая вернуться обратно в уютный домик, и Син Цю, плетущийся позади, оказываются более чем пойманы с поличным друг для друга. Чун Юнь, единственный чувствующий себя в своей тарелке, лишь изредка оглядывается на них и кажется чуть более изумленным, чем обычно, явно подозревая… что-то.       Подозрений на то, что Син Цю всё так же ненавидит горы, а Лаки и вовсе никогда не переносила их, всё ещё нет — не станут же друзья его обманывать? Как и идти следом лишь из желания насолить друг другу и не оставлять наедине с ним?       Глупости какие.       Но напроситься в горы, чтобы провести время вместе… звучит уже более правдоподобно, учитывая все их «литературные заигрывания». Чун Юнь доблестно решает, что если они заговорят снова о чём-то таком, он тактичненько отойдёт, оставив их наедине с прекрасными видами и природой — всё равно дыхательные практики, ради которых он всё затеял, нуждаются в сосредоточении, а под разговоры это будет трудновыполнимо.       И всё же он искренне рад за друга — наконец-то он нашёл себе не только достойного собеседника, но и кого-то, кто может стать намного ближе. Чудо, не меньше.       — Всё в порядке? — Чун Юнь, поняв, что друзья как-то подозрительно шушукаются, отстав от него, оглядывается. Может, всё-таки было плохой идеей идти с ними? Но Лаки, заметив это, резко протягивает руку Син Цю.       — Не переживай! — бодро отвечает ему девушка, помогая подозрительно глянувшему на неё Син Цю взобраться. — У нас всё под контролем!       Чун Юнь пожимает плечами — раз всё хорошо, то можно не переживать. Да и к тому же друзья вон как поддерживают друг друга — даже юному экзорцисту видно, как бережно Лаки обхватила Син Цю за руку, словно боясь, что с ним может что-то случится. С ощущением, словно он делает очень хорошее дело, Чун Юнь двинулся дальше.       — Решили сыграть в хорошенькую перед Чун Юнем? — с хитрым прищуром шепчет Син Цю, наконец-то нормально взобравшись на выступ. Проблем, как таковых, не было, просто с непривычки это оказалось тяжелее, чем казалось, потому помощь этой шарлатанки была весьма к месту. Но не докопаться до её скрытых мотивов он не мог.       — Не прельщайтесь, — в ответ шипит ему Лаки, одёргивая руку, — я до сих пор борюсь с желанием познакомить вас с местными видами поближе. К примеру, во время полёта с горы.       — Как мило с вашей стороны, — смеётся Син Цю.       До места, где можно спокойно остановиться, они всё же доходят без абсолютно случайных покушений на чью либо жизнь, и возможность отдохнуть ощущается божьим благословением, не меньше — как минимум для Син Цю и Лаки. Чун Юнь выглядит так, словно готов ещё на горы три взобраться.       — Холодновато, — тихо хмыкает вслух Лаки, кутаясь в свой плащ, словно не желая подпускать к себе ощутимо кусающийся ветер. Пожалуй, стоило выбрать что-то более подходящее из одежды, а не переться прямо так.       — Одолжить кофту? — сходу предлагает Чун Юнь.       — А тебе самому не будет холодно? — с удивлением спрашивает Лаки.       — Мне нравится холод, — Чун Юнь добродушно пожимает плечами, — к тому же, у меня крио Глаз Бога.       — Думаю, для человека, что не имел дела с Глазом Бога, трудно понять принцип его работы. Я могу с радостью пояснить все тонкости, если вы хотите, госпожа Лаки, — с прелестной улыбкой вклинивается Син Цю, заставляя Лаки хмыкнуть на его попытку казаться хорошеньким.       — Я знаю… примерно знаю, как они работают, — отмахивается Лаки, на мгновение запнувшись, — когда я была ребёнком, я тоже мечтала о подобном. Просто не думала, что крио Глаз Бога настолько действенный.       — Мне и до его получения было комфортно на морозе, — спокойно объясняет Чун Юнь, — просто с Глазом это усилилось.       — И о каком же Глазе Бога мечтала госпожа Лаки? — с добрым смешком интересуется Син Цю. Несмотря на все разногласия, становится действительно интересно, с каким элементом шарлатанка, подобная ей, может чувствовать родство.       Гидро? Изящный и обманчивый элемент, способный как принести несчастье, так и залечить раны — Син Цю прекрасно сам же знаком с этим. Или, может, пиро, учитывая её отношение к холоду? Впрочем, дети часто хотят Глаз Бога из-за личного отношения к определённому Архонту, но кем может восхищаться подобный человек?       — Анемо, — Лаки хмыкает, — мне казалось это отличным вариантом.       — Необычно, — удивлённо тянет Син Цю, на что Чун Юнь лишь кивает, соглашаясь, — но вам, на удивление, подходит. У вас много общего со свободолюбивым и независимым ветром.       Лаки в ответ на слова Син Цю тихо угукает, зарываясь носом в высокий ворот. Искать в этом какой-то скрытый смысл или тонкую издёвку совершенно не хочется, как и не хочется принимать то, что он способен на добрые слова. Это же чертов Син Цю, какая доброта от него?       Но, почему-то, его слова предательски ощущаются намного правильнее и необходимее, чем те, что она слышала уже множество раз в прошлом. Ей слишком часто говорили о том, что анемо прекрасно дополняют её сценический образ, а сама она словно была рождена для сцены. Рождена быть счастливым талисманом труппы, разбавляя все представления своим талантом и благословлением.       Стеклянная побрякушка, которую Лаки так невзлюбила, сейчас не ощущается настолько чужой и противной, как раньше.