Молчи

— Ваша честь, моя подзащитная не может дать показания самостоятельно из-за ряда причин, изложенных в ходатайстве, — произнесла женщина, не изменяющая себе ни в красной помаде, ни в красных ногтях. — Её показания были документированы с её же согласия. — Если у суда возникнут вопросы? — Моя подопечная ответит на них в письменной форме. Флора не вслушивалась в диалог своего адвоката и судьи. Весь процесс, который длился менее получаса, она смотрела только в одну сторону. Флора не могла оторвать глаз от мужчины, которого не видела почти три месяца. Она разглядывала каждый миллиметр его тела и лица, пытаясь найти там хоть какие-то отличия. Огрон выглядел также, как и тогда, разве что немного похудел. Флора бы не описала ни одним оборотом, ни одним прилагательным свои эмоции, которые накрыли её, стоило Огрону появиться в зале суда. В первые секунды сердце затрепетало от счастья, ведь он был цел и невредим. Но спустя пару мгновений оно уже обливалось кровью, ведь мужчина был в наручниках. И пришёл он сюда не сам, тащили его два амбала в полицейской форме. Здесь он будет ждать своего приговора. По лицу мужчины по-прежнему было трудно что-либо прочитать. Огрон напрочь скрывал свои эмоции, и Флоре даже показалось, что всё их пережитое вместе было плодом её бешеной фантазии. Но когда мужчина встал за своё место рядом с адвокатом, он обернулся. Рассматривал Флору долгим взглядом, а потом улыбнулся. Флора не могла не улыбнуться в ответ. Все внутренности внутри буквально трепетали и кричали от счастья. Флора подавляла улыбки, когда Огрон поворачивался к ней, ведь здесь на неё были направлены десятки пар глаз. В один момент девушка поймала себя на мысли, что не обращает ни на кого внимания. Для неё комната опустела ровно в тот момент, когда внутрь вошел её похититель. Флоре пришлось выйти к трибуне и встать по левую руку от судьи. Клерк, находящийся слева, зачитал клятву, но единственное слово «Клянусь» девушка не произнесла. Она показала его языком жестов. Когда бумага, на которой Флора узнала свой почерк, попала в руки судьи, сердце забилось с бешеной скоростью. Она перевела взгляд на Огрона, который снова ей улыбнулся, мысленно поддерживая. Она буквально ощутила сейчас его тихий вкрадчивый голос, который говорил успокоиться. А его улыбка вовсе стирала все её нервы. Девушка много думала о сегодняшнем дне, представляя, как она увидит Огрона, как будет вести себя. Ей хотелось кричать о том, что он невиновен, но на деле она лишь стояла перед судом, практически не дыша и не шевелясь. Эти люди пугали её своей серьёзностью и решимостью, но больше всего пугало их решение, которое, сколько бы она ни представляла себе, никак не могла додумать. И одна только мысль, что из-за своего изъяна ей не удастся помочь Огрону, накрывала невероятным ужасом. Уши начинали звенеть, язык прилипал к нёбу, живот болезненно скручивало. Этот самый ужас после перешёл в настоящую панику и осознание, что, если не поможет она, не поможет никто. И Флора больше не думала. — Ваша честь, — Огрон резко вскинул голову, услышав её голос. Недоступный никому, скрываемый столько лет голос. Он неверующе нахмурился, смотря Флоре прямо в глаза. Девушка ответила взаимностью и чуть улыбнулась, скрывая за этой улыбкой лёгкую панику. Флора думала, что её голос выйдет хриплым или очень тихим. Однако нет, её услышали даже сидящие на трибунах в самом конце зала. Пока адвокаты, судья, прокурор, присяжные и клерк переводили на неё удивлённые взгляды, она смотрела только на один, ошарашенный, снова испытывая двоякие чувства. С одной стороны, пересиливать себя и собственные фобии было по-прежнему страшно. Но с другой — делать хотелось именно это, ведь в таком случае она очень сильно поможет Огрону. Выбор стал для неё очевидным, поэтому она, не сомневаясь, продолжила. — Могу я дать свои показания, как это делают другие? — спросив у адвоката, почему нельзя было сделать так сразу, судья кивнул девушке. — Я не говорила с тринадцати лет и не говорила бы по сей день, если бы не встретила Огрона. — Ваша честь, хочу напомнить, что подзащитная и подсудимый не встречались сами. Подсудимый похитил подзащитную, — выступивший прокурор заставил Флору растеряться. Обстановка сама по себе сильно напрягала, ещё и давка со стороны прокурора, которая, кстати, должна была быть направлена вовсе не в её сторону, заставляла сердце биться в три раза сильнее. — Вы встречались с подсудимым до похищения? — спросил судья. — Нет, — ответила девушка, переводя взгляд на Огрона. Паника начала отступать, стоило снова увидеть его полуулыбку. Но его глаза порой всё равно сверлили перебившего её прокурора. Флора заметила, как заходили его желваки от злости на мужчину, и на душе снова стало приятно. Он её так защищал, верно? — Впервые я увидела Огрона уже в том доме. Там было ещё трое мужчин, которые вредили мне физически первое время моего там нахождения. Огрон этого не делал. — В доме находились и другие мужчины? — Протестую, Ваша честь, — адвокат девушки встала со своего места, ответив на реплику прокурора. — Дело ведётся только против подсудимого, и моя подзащитная не обязана отвечать на этот вопрос. — Принято, — ответил судья. — Подсудимый не причинял вреда, но и не останавливал других? — Его не было вообще. Огрон не присутствовал первые дни, он появился позже, когда этих мужчин уже не было, — девушка снова перевела взгляд на одного единственного интересующего её мужчину и чуть улыбнулась. — Огрон никогда не причинял мне вреда. Мало того, он приносил мне карандаши, чтобы я рисовала, одежду, чтобы я могла гулять в прохладную погоду, мой дневник, куда я могла записывать свои мысли. Узнав, что у меня аллергия на томаты, он начал приносить еду без них. Он покупал разные настольные игры, чтобы мне не было скучно, и практически всегда играл в них вместе со мной. Огрон говорил со мной каждый день, и благодаря этому мне удалось победить мои личные страхи, с чем не справилась дюжина психологов, которых я посещала ранее. Он никогда не повышал голоса, не проявлял грубости. Он был терпеливым и готовым помочь своим советом. Я не чувствовала, что была похищенной. Я клянусь, что там мне было лучше, чем дома. Я не хотела возвращаться, потому что Огрон создал те условия, которые не мог создать мой родной отец. Флора также думала, что говорить будет трудно, что язык будет заплетаться, а она сама всё время останавливаться и запинаться из-за избытка нервов. Но говорить удавалось легко, мысли формировались довольно быстро, и всех их она озвучивала суду. Флора сделала правильно, с самого начала представив, будто делает очередную запись в своём дневнике. Просто она не писала её, а говорила. — Огрон помог понять, что я не такая, какой меня обзывали сверстники, папа или мачеха. Огрон помог понять, что я отличаюсь от других только положительными чертами, за что я несказанно благодарна. Ваша честь, этот человек, несмотря на своё преступление, очень добрый и отзывчивый. Он ни капли не эгоист и точно не заслуживает грубости в свою сторону, как сам считает, — Флора говорила, смотря только на Огрона. Она говорила не судье, а только ему самому. Также, как и он убеждал её, сейчас она убеждала его. — Огрон — единственный человек, которому я смогла довериться за столько лет. И я ни разу об этом не пожалела. Ваша честь, я не знаю, есть ли у меня такое право, но я прошу принять к сведению все мои слова. Если бы он не похитил меня, возможно, я бы никогда не преодолела свои страхи и продолжала бы молчать до сих пор. Я очень ему благодарна. Флору наклонила голову вниз, зажмуривая глаза и быстро вытирая скатившиеся слёзы. Она сказала то, что хотела, весь остальной процесс проходил мимо неё, пока адвокат Огрона и прокурор, наконец, не изложили краткую суммарную речь, которая также могла подействовать на решение. — Слова подзащитной, разумеется, тронули нас всех, но не стоит забывать, что подсудимый совершил не одно преступление. Проникновение на частную собственность, причинение физического вреда посторонним лицам во время похищения, — Огрон, кстати, не стал утаивать абсолютно ничего и рассказал даже о беднягах из службы доставки продуктов, которых обезвредил. Единственное, он умолчал о Кобре, и когда дело дошло до выяснения мотива, он говорил, что хотел помочь друзьям. — Похищение и удержание человека взаперти без его согласия. Также подсудимый не назвал ни одного имени, тем самым покрывая своих сообщников, и требовал выкуп за подзащитную. То, как он обращался с мисс Флорой, может говорить только о его симпатии. Мы не знаем, как он бы вёл себя, если бы похищенным оказался мужчина, ребёнок или пожилая женщина. Ваша честь, наш подсудимый — потенциальная угроза всему населению. Крайне сомнительно, что подсудимый откажется выполнить такой заказ за большие деньги снова. — Ваша честь, — начал адвокат Огрона. Эрудированный и плавающий, словно рыба в воде, в своей сфере, мужчина был адвокатом Кобры. Кобра, в свою очередь, добросовестно выделил его одному из своих подопечных. Одной из причин была как раз та, что в Огроне он никогда не сомневался и был уверен: его имя нигде не всплывёт. — Хочу напомнить, что у моего подзащитного изначально не было желания совершать это преступление. Все мы падки на деньги, и мой подзащитный не стал исключением. У отца жертвы был долг, из-за чего, к сожалению, она оказалась в такой ситуации. Но мой подзащитный сделал всё, чтобы мисс Флора чувствовала себя комфортно. У него никогда не было намерений причинять девушке вреда, как раз наоборот, он ограждал её от своих знакомых и скрашивал досуг. У моего подзащитного не было намерений как-либо вредить девушке, и вы слышали сами, он помог преодолеть её психологическую травму. Также хочу напомнить, что у самой подзащитной никаких претензий к подсудимому нет. Судебный иск был подан отцом подзащитной, который, к сожалению, скончался от инсульта. Отец подзащитной имел ложную информацию насчёт похищения и удерживания своей дочери и, не разобравшись, подал иск. Это не отменяет самого преступления, но я прошу принять к сведению отсутствие плохих намерений моего подзащитного. Последние слова двух сторон были сказаны, Флора затаила дыхание, когда зал погрузился в мёртвую тишину. Судья поразмыслил пару секунд, поблагодарил стороны и удалился для принятия решения. Зал опустел и с уходом присяжных, которые обязывались принять решение по делу независимо от решения судьи. Прислушиваться к нему или нет, решал сам судья, это Флора узнала от своего адвоката. Как только в помещении стало менее людно, Флоре ещё больше захотелось подбежать к Огрону и крепко-крепко его обнять. Присяжные и сам судья немного пугали, ведь дальнейшая её и его судьба зависела только от них. Эта мысль так угнетала Флору, что последние три месяца не удавалось ни поспать нормально, ни поесть. Стоило двери за присяжными хлопнуть, как Огрон повернул голову в сторону девушки. Ему не нужно было говорить или улыбаться. Подсудимый сказал всё подзащитной одними глазами. В них отразилась такая тёплая благодарность, что Флора даже смутилась. Она и не понимала, к чему вообще была благодарность, ведь она была обязана поступить именно так. Огрон вдруг приложил пальцы ладони к губам, а потом направил её в сторону Флоры. Она узнала этот знакомый жест, которому учила Огрона пару месяцев назад. В ответ девушка прошептала губами «Не за что». Их гляделки продолжались до тех пор, пока в помещение снова не вошли присяжные и суд. Все поднялись с места и начали нервно ожидать приговора. Один из присяжных зачитывал преступление, закон и всё сказанное сегодня, пока, наконец, не перешёл к приговору. — Совет присяжных принял решение о лишении свободы сроком на восемь лет строгого режима. Флора прикрыла глаза, боясь расплакаться. Восемь лет, казалось, было вовсе небольшим сроком, но слишком для неё долгим. Она сходила с ума без этого мужчины три месяца, восемь лет просто не выдержит. Отправится вслед за покойным отцом. Когда адвокат толкнула девушку локтем, Флора выпрямилась и принялась слушать уже судью. Девушка, несмотря на свой страх, смотрела на мужчину так выжидающе, что если бы тот заметил, точно бы запнулся во время оглашения. Именно его приговор был конечным, и именно он решал, прислушаться к присяжным или нет. — Суд принял решение о лишении свободы сроком пяти лет строгого режима.

***

Флора перешагнула за калитку и прикрыла её, морщась от противного скрипа. Она сделала невидимую запись в голове, как напоминание, попросить работников кладбища смазать петли. Хотя наведываться сюда часто она не планировала, да и не очень хотела. Флора остановилась напротив одной единственной могилы. Рядом находились могилы её бабушки и дедушки с папиной стороны, но Флору пока интересовала могила отца. Ей даже не захотелось сесть на мраморное ограждение, не хотелось провести по плитке, где были написаны его инициалы и годы жизни. Флоре хотелось только высказаться и навсегда избавиться от противного вороха прошлого, которое шло за ней до этого дня. — Интересно, ты рад, что я пришла к тебе? И интересно, удивился бы ты, услышав меня сейчас? Да, папа, я теперь говорю. Я не больная, я не псих и я не шизофреник, как ты считал. Я всего лишь была напугана, я боялась разговаривать из-за психологической травмы, которую ты, дорогой папа, даже не заметил. Отдать меня психологам было легко, правда? Думать про себя, что по-настоящему заботишься о дочери, а на самом деле усердно делать вид при других, что я тебя волную. Я тебя ни капли не волновала, — голос выходил безэмоциональным. Флора изливала душу без слёз и без всяких эмоций. — Хотя, может, если бы ты заботился обо мне, как он, если бы дал понять, что я тебе нужна, что ты меня любишь и переживаешь, может, я бы справилась ещё тогда? Посмотри, что он сделал. Посмотри, что сделал человек, которого ты упёк за решётку. Он будет отбывать свой срок в этих гнилых стенах за своё преступление, но даже несмотря на это, он по-прежнему остаётся человеком. Ты, не совершив ничего противозаконного, человеком для меня никогда не был, папочка. Может, в детстве. Да, тогда я действительно тебя любила и думала, что это взаимно. Я не замечала твоей холодности, потому что мама всегда мне говорила, что у тебя много работы, что ты нервничаешь. Она всегда тебя покрывала, а ты и её бросил. Ты бросил своих детей, жену и остался один. Из-за этого пришлось разгребать проблемы после твоей смерти именно мне, ведь не нашлось дурака, кто бы взялся за это. Я продала твою фирму и отдала долг тому мужчине, дала немного денег Дарси, чтобы та отвязалась от меня навсегда. Я перевела половину маме, чтобы она и Миели ни в чём не нуждались. А остальное пожертвовала в детский приют, о котором рассказывал один мой знакомый. Флора оторвала от себя дневник, который всё это время прижимала к себе, и достала из кармана купленную недавно зажигалку. Огнём она поддела самый край и дождалась, пока огонь распространится по всему верху. — Я сжигаю не дневник, пап. Я сжигаю все свои обиды, все грубые слова, которые слышала от тебя. Я сжигаю своё прошлое, слова этого ублюдка и картинки моего насилия. Я избавляю себя от этого шлейфа, который тянулся слишком долго, — от дневника не осталось уже половины. — Твои слова и действия развеются пеплом, папа. Обещаю, что больше никому и никогда не позволю себя гнобить. Обещаю, что больше не буду той слабой девочкой. Ты ведь хотел, чтобы прежняя Флора вернулась, вот она я. Немного изменённая, но всё же. Теперь, наблюдая оттуда, ты будешь видеть сильную Флору. И будешь гордиться. Я больше не обижаюсь. Покойся с миром. Прощай, папа.