Молчи

— Тут же страниц двадцать, — пробормотал мужчина себе под нос, рассматривая только первую часть её исписанного дневника. Он перевёл взгляд на девушку, которая пожала плечами. Она уже давно относилась к этому нормально. — Двадцать страниц оскорблений. — Это не совсем оскорбления, — честно написала Флора, возвращаясь обратно к рисованию. Огрона всё-таки удалось убедить прочитать дневник, ведь она не смогла бы написать всё это заново и тем более рассказать. — Флора, это чистые оскорбления… твоей личности! — Я ребёнком тогда ещё была, о какой личности идёт речь? — Ребёнком? Это ты слышала, будучи ребёнком? — Огрон как-то презрительно нахмурился, смотря, как девушка спокойно кивает. Мужчина снова пролистал первые страницы дневника. В каждой строчке, не пропуская ни одного ряда клеток, Флора писала всё обидное, что слышала в своей жизни. Огрон мог поклясться, что каждая брошенная фраза могла стать причиной скола детской психики, а все они, вместе взятые — её тотальным уничтожением. Теперь он не считал Флору сумасшедшей. Даже чуть-чуть. Огрон, как раз наоборот, недоумевал, как можно было остаться в своём уме после такого отношения — внимание! — родителей. У него их никогда не было, и он мог бы с твёрдой уверенностью сказать, что Флора росла счастливой, раз имела их. Нет, лучше бы не имела. Даже не зная этих людей, Огрон хотел плюнуть им в лицо. Даже не зная Флору, он мог ручаться, что она была прекрасной дочерью. Цепочка в его голове никак не хотела складываться, отчего он не понимал причину такого к ней отношения. Поэтому, читая пару фраз из её дневника, буквально вздрагивал. Ты только посмотри на себя. Это выглядит убого! Да кому ты такая, кроме меня, нужна? Ты эгоистка, подумай обо мне хотя бы один раз! Перестань меня позорить своим молчанием, ненормальная. Ты так и собираешься жить в своё удовольствие, а на отца плевать? Ты тут никто, поняла? И решать буду я. Раньше ты была совсем другой, только посмотри, что с тобой стало. Как же мне за тебя стыдно! Иди, запрись в своей комнате, чтобы я тебя не видел. Что это? Четвертные оценки? Разве это повод для гордости? Такая дочь вообще мне не нужна! — Они же настоящие тираны, — Флора увидела, как по лицу мужчины поползли желваки, поэтому поспешила подбежать к стене и сделать надпись: — Я не живу с мамой с тринадцати лет, поэтому только папа, — девушка снова подумала, прежде чем написать. — И его, с одной стороны, понять тоже можно. Он начал вести себя так, как только я перестала говорить. Сначала он пытался разговорить меня, а потом перестал. Надоело, видимо, ведь ничего он так и не добился. А после воспринимал моё поведение как издевательство и желание его опозорить. — То есть ты не из-за этого молчишь, — теперь Флора покачала головой. — А из-за чего? — Я говорила, что не расскажу этого. Прости, не могу. — Что такого могло произойти, что ты вдруг… замолчала? Это даже звучит странно. — История не такая простая, поверь. И будет лучше, если ты не будешь знать. — Кому лучше? — устав писать, Флора вздохнула и просто тыкнула пальцем в свою грудь. — А кто ходил за мной с вопросом «Что с тобой?». Что, теперь воды в рот набрала? Поняв, что только что сказал, Огрон ненадолго замер. Он ожидал гневную реакцию девушки или же обиду, но она лишь насмешливо хмыкнула. — Нет, просто держу язык за зубами, — на очередную надпись на стене Огрон тоже усмехнулся, наблюдая, как девушка снова отходит к своему бетонному «полотну». — Почему ты отделила эти фразы? — мужчина, пролистав страницы, нашёл несколько отделённых от всех. Они были написаны на последних двух листах и выделены другим цветом. Не дождавшись от девушки ответа, Огрон снова принялся читать и снова хмуриться. Эти предложения явно отличались от тех, что он читал раннее. И были сказаны точно не её чокнутым отцом. Никто об этом не узнает, да, милая? Ты такая красивая, моя маленькая. Будешь молчать, если не хочешь потерять своих родителей. Ты же оберегаешь наш маленький секрет? Перед тобой хозяин, милая. Знай своё место и молчи! Не смей никому рассказывать, иначе я порву тебя на куски и отдам на обед твоим собачонкам. Больно? А мне хорошо. Ещё хоть слово, и будешь вылизывать всё языком. Молчать, дрянь! Прости, ребёнок. Сделай дяде приятно. Никто и никогда не узнает, верно? Ты ведь знаешь, что случится, если будет иначе? Умница. Дрянь! Молчи! Всю жизнь будешь молчать, гнида! Дневник резко выхватили из его рук, когда Флора обратила внимание на притихшего мужчину. Она снова включилась в рисование, отчего ненадолго выпала из внешнего мира, и, как оказалось, зря. Флора собиралась контролировать, чтобы Огрон не прочёл лишнего. Не вышло. Будто бы ограждая себя от будущих его вопросов, девушка обняла дневник и прижала к себе. Она отступила на шаг назад, чувствуя себя такой уязвимой сейчас, такой незащищённой. Ещё ни разу в жизни ей не доставалось чувствовать подобное, ведь никто раньше не забирался так глубоко в её душу. Флора, обещая себе, что никто и никогда об этом не узнает, не справилась. Не вышло. — Флора, тебя… — девушка спешно покачала головой и буквально впорхнула в ванную, закрывая за собой дверь. Девушка была готова благодарить всех богов, ведь здесь была щеколда, которую она спешно задвинула вправо. — Флора, открой. Голос Огрона был спокойным, и он также спокойно постучался. Девушка не издавала ни звука, даже дышать слишком громко боялась. Она спряталась от него и его вопросов, на которые всё равно не собиралась отвечать. Однако одно дело просто молчать за дверью, а другое — молчать и смотреть в эти глаза, пожирающие её не только вопросом, но и неверием, шоком, жалостью, злостью. Она была уверена, что все эти эмоции уже смешались в сапфирах её похитителя. И смешаются ещё больше, если она напишет хотя бы половину всей истории. Но Флора не то, что не хотела, она не могла этого сделать. Многого она не помнила, а то, что ей запомнилось, было таким страшным, что ворошить это было подобно мазохизму. Что как раз противоречило её жизненному пути. — Извини, я не должен был читать это, — тихо произнёс мужчина, зная, что его слышно даже так. — И я не понял всего, но… Огрон никак не мог сформулировать предложение, отчего начинал злиться. Он тяжело вздохнул и отошёл от двери. Тело само привело его к исписанной стене. Он заново прочёл несвязные предложения, которые вкупе с тем, что он прочитал недавно, сами встали в один текст. Одновременно с этим мужчина сжал кулак. В большей степени он злился на Флору, ведь если он подумал верно, девчонка скрывала серьёзное преступление, тем самым вредив себе. — Ты из-за этого молчишь? Из-за изнасилования? — хорошо, Огрон не видел, как она вздрогнула, иначе его вопрос отпал бы сам по себе. — Флора, это уже не шутки. Ты должна рассказать. Девушка покачала головой, но Огрон, конечно, не увидел. Она ничего не должна ни ему, ни кому-то другому. И это действительно не шутки, поэтому Флора не собиралась шутить и подвергать себя опасности. Намерения скрывать правду были бетонными. — Сколько тебе было? Флора, ответь мне, это ведь не шутки! Дверь распахнулась, едва не разбив ему нос. В проёме показалась, на его удивление, разозлённая девушка. Она подошла к подоконнику, где оставила карандаш, и схватила его. — Не буду! Я рассказала тебе о своей семье, хотя никому об этом не говорила. Но это уже слишком! — девушка отступила место и продолжила ниже, давя на грифель так, как не делала никогда раньше. — Это моё личное, я не хочу его обсуждать. — Не хочешь? Может, банально боишься? — девушка кивнула. — И боюсь тоже. — Чего ты боишься? Чего ты боишься здесь? — он раскинул руки, проводя ими по воздуху в комнате. — Мне нельзя говорить тебе. Никому нельзя. — Да почему?! — Огрон искренне её не понимал. Если он думал, что в девчонке просто есть что-то неординарное, то ошибся. Может, во Флоре и было что-то необычное, что выделяло её среди остальных, но молчание в этот список не входило, потому что к этому она прибегла не сама. Её заставили, буквально запретив ей говорить. Её обязали, запугав так сильно, что девчонка не говорила вообще. Теперь Огрон точно не считал её сумасшедшей. Он видел серьёзную психологическую травму. О её причинах он мог только догадываться, ведь «изнасилование» для него было слишком обширным словом. Ему не хватало конкретики. Сколько ей было лет? Кто это был? Почему она его слушает и молчит? Как долго это продолжалось? Продолжается ли до сих пор? В курсе ли родители? Как Флора это перенесла или ещё хуже — переносит? Огрон не знал, как назвать это резкое чувство заботы о ком-то. Сейчас, смотря на напуганную, едва не плачущую, такую обиженную на жизнь девушку, он убедился в этом ещё сильнее, — ему хотелось ей помочь. Флора была хорошей, от неё исходила лёгкость. Девушка приносила спокойствие даже в таком отвратном для него месте. В конце концов, дала ему совет, благодаря которому лучший друг сейчас отбывал время своего незапланированного отпуска. — Он что, до сих пор тебя насилует? — мужчина нахмурился. Другой причины такого страха он не видел. — Я ничего тебе не скажу, — Флора поставила карандаш, покрепче обхватила дневник и снова направилась в ванную, ведь скрыться могла только там. Её перехватили на полпути, поэтому Флора сделала всего два шага. Огрон держал за здоровую руку несколько секунд, потом развернул девушку к себе. Приблизился на шаг, только отпугивая Флору. Но даже страх почему-то не заставил её отступить. А может, это была рука, которая всё ещё держала за запястье. — Флора, — Огрон отпустил девушку, только чтобы вытащить дневник, который она сжимала больной рукой. Он откинул его на кровать и взял теперь её две руки. Тёплые, немного суховатые от хозяйственного мыла, но всё равно такие женственные. — Я хочу тебе помочь. Девушка покачала головой. — От такой помощи не отказываются, даже если это предлагаю я. Я не хороший человек, Флора, но и не чудовище. Я искренне хочу помочь тебе, — Флора буквально утопала в его глазах, теряя рассудок. Однако показала тоже действие. Ей не нужна была помощь. Уже не нужна была, Флора справилась со всем сама, если не считать частые кошмары и её маленький изъян. — Мне не нужна помощь, всё давно в прошлом, — Флора с сожалением отметила, что ей пришлось отойти от него и вытащить руки. Странное было чувство. — Ладно, — мужчина устало капитулировал. — Захочешь, поделишься. Просто это… Ну, ладно. Смотри сама. Флора, на своё и его удивление, остановила мужчину, когда тот почти покинул комнату. Девушка перешагивала за выстроенный ею же барьер, противоречила самой себе, но не могла объяснить неожиданно проснувшийся порыв. Нет, Флора по-прежнему не собиралась ничего рассказывать, но и оставлять всё вот так не хотела тоже. Обрубать только-только выстраивающиеся дружеские отношения, наверное, первые в её жизни, было просто глупо. Флора указала Огрону на подоконник. Мужчина понял без слов и сел на него, наблюдая, как Флора берёт карандаш из принесённой им упаковки и садится на кровать. Скрещивает ноги, перекидывает волосы на одно плечо, неосознанно полностью открывая вид своего хрупкого плечика. Потом берёт дневник и начинает делать очередные записи.