Молчи

Надзиратель вернулся ранним утром, ведь ранние подъёмы давно вошли в его привычку. Огрон успел быстро пробежаться вокруг бесконечного поля и вернуться обратно. Думан, будь он неладен, всё ещё спал, поэтому к Флоре снова пришлось идти ему самому. Выяснилось, что во всём доме был один поднос, находящийся на данный момент в комнате девушки. Следовательно, чтобы принести завтрак, его нужно было забрать. Огрон ожидал, что на подносе останется лишь тарелка с приборами, но нет. Он вовсе оказался нетронутым. Поменяла своё местоположение только баклажка воды, которая сейчас была на руках сидящей на подоконнике девушки. Флора посмотрела на вошедшего, но также безразлично отвернулась обратно к окну. Рассветы с этого ракурса выглядели очень красиво, и она не пожалела, что проснулась так рано. — Слушай, ты, — Огрон поднял поднос и с шумом кинул его обратно на стол, заставив девушку вздрогнуть. Она прикрыла глаза, но не стала поворачивать голову. — Я не собираюсь с тобой возиться! Кому говорю? Огрона откровенно выбесило такое поведение. Флора не смотрела и не слушала, он был уверен. Поэтому он ощутил себя нянькой, как выражался Гантлос, в его доме. Нянькой избалованного и капризного ребёнка. Хорошо, что у него был опыт общения с детьми. Всё-таки десять лет прожил в приюте. — Я могу сейчас же отказаться от этой идиотской затеи, и сюда вернутся Анаган с Гантлосом. Прекрасный дуэт, ты же в этом убедилась? — взгляд девушки соскользнул к ещё больше набухшей руке, которая с каждым часом начинала болеть ещё сильнее. — Отвечай, девчонка! Флора зажмурилась больше не от крика, а от самого смысла фразы. Ей уже во второй раз за время пребывания тут гласили делать то, что запрещали раннее. Что она запрещала самой себе. Что категорически нельзя было делать. Поэтому, не желая больше терпеть подобного отношения, Флора схватила карандаш и сделала ещё одну надпись: — У меня аллергия на томаты. Огрон резко выдохнул, пробормотав что-то про вечные проблемы. Целая рука зарылась в волосы, немного массируя область затылка, чтобы успокоиться. Такая вспыльчивость была ему присуща, хорошо, что не так сильно, как Анагану и Гантлосу. Он перевёл взгляд на девушку, которая вернулась к своему занятию. Что она выискивала в этом безграничном поле, было непонятно, да и что скрывать, не особо интересно. Но совсем немного его волновало, действительно ли девушка не говорила. Он впервые столкнулся с таким случаем и встретил такого человека: способного говорить, но не говорящего. — Ты всё-таки немая, — заключил мужчина. Он никак не мог понять, как такое было возможно. А если ей захочется чихнуть? А если она сильно испугается? Боль, как он успел понять, на неё не действует. — Я не немая, — написала Флора, даже не посмотрев на мужчину. Огрон невольно обратил внимание, что её глаза всё время искали точки, куда посмотреть, которые были очень-очень далеко от него самого. — Тогда почему не говоришь? Флора всё-таки посмотрела на мужчину. Его чуть усталый взгляд не выражал никакой заботы, которая могла содержаться в этом вопросе. Чистый интерес, до банальности скучный и такой ей привычный. Поэтому Флора уже не возвращалась мыслями в то отвратительное для неё время. Девушка ответила ему таким же усталым взглядом. В какую-то секунду она даже удивилась его… наивности, наверное. Было действительно глупо полагать, что она раскроет душу и выпотрошит оттуда подростковые травмы совершенно незнакомому человеку. И не просто незнакомому, а её похитителю, удерживающему в отдалённом от цивилизации доме. Ей говорили молчать, и она молчала, не рассказывая об этом абсолютно никому. Оказавшись жертвой шантажа, боялась даже открыть похожую на эту тему, лишь бы не заставить родителей что-то заподозрить. Для них этот период был сложнейшим этапом её переходного возраста, когда на самом деле — роковым разломом её психики. — Никогда не спрашивай меня об этом. Я не расскажу, — Флора хотела отложить карандаш и скрыться от допроса в ванной комнате, но решила добавить кое-что ещё. — И пытаться добиться от меня хотя бы слова тоже не надо. Я умею терпеть боль, но последствия вашего интереса немного неприятные. Поморщившись от новой волны боли, стоило слезть с подоконника и поменять положение руки, Флора вошла в ванную комнату, демонстративно закрыв за собой дверь. Ей удалось сбежать от неприятного для себя разговора, который, даже несмотря на её выдержку, всё-таки заставлял картинкам всплывать перед глазами. Девушка присела, оперевшись спиной на стену и поджав под себя ноги. Она сильно зажмурила глаза, чтобы разноцветные вспышки, похожие на салюты, хотя бы немного затмили картинки. И чтобы сдержать слёзы, которые были готовы вот-вот вытечь наружу. Но плакать Флоре удавалось редко. Все эмоции и чувства внутри окаменели также, как и её голосовые связки. Когда девушка вернулась обратно, то увидела на столе очередную принесённую еду. Она понюхала омлет, сок и даже хлеб, надеясь не почувствовать запах томатов. Так и произошло, поэтому Флора снова расположилась на излюбленном подоконнике с тарелкой и вилкой в руках. Живот буквально скручивался от голода, отчего девушка умяла омлет за пару минут. После же, расслабленно выдохнув, перешла на сок. Флора, поняв, что рассматривать красоты природы весь день она не сможет, принялась рисовать. Снова взяла карандаш с уже не таким остро заточенным грифелем и сделала первые наброски прямо посередине стены. Девушка не видела того, что рисовала, потому что воспроизводила в голове определённый образ. Она держала его перед глазами, постепенно вырисовывая что-то на плоской поверхности. Причём это могло быть всё, что угодно: достопримечательность, предмет мебели, фрукты, люди, природные чудеса, легенды. Девушка никогда не предавала своим рисункам какое-то важное значение, она лишь рисовала то, что вспоминала. Спустя какое-то время в набросках можно было узнать Босфорский мост, соединяющей европейскую и азиатскую части сердца Турции. Однако грифеля, как Флора и ожидала, не хватило на такую большую в плане деталей работу, поэтому она была временно приостановлена. Девушка вздохнула и, даже не раздумывая, решилась открыть дверь. Та оказалась заперта, заставив её вздохнуть во второй раз. Тогда Флора принялась стучать. — Что? — через минуту пришёл Думан. Он нахмурился, увидев поднятый вверх карандаш прямо перед своими глазами. — Ты из-за этого меня позвала? Из-за карандаша? Флора, не выдав ни одной эмоции, указала на стену с рисунком. Думан заметно удивился, не отрываясь от картины секунд десять точно. — Точилки тут нет, уж извини. Девушка сразу покачала головой, дав понять, что о точилке она даже и не думала. Она указала на оставшиеся после завтрака приборы. Там лежала только вилка, но если бы был нож, Флора бы точно никого не побеспокоила. — А-а-а, — протянул Думан. — Ладно, давай. Сам поточу, а то мало ли. Флора, дождавшись, пока он уйдёт, закатила глаза. С их стороны такая осторожность была оправданной, правда, они не знали, что бесполезной. Захотев Флора сделать с собой что-нибудь, сделала бы это уже давно. Но такие мысли её не посещают и никогда не посещали. Несмотря на то, что Флора считала себя очень слабой девушкой, как физически, так и эмоционально, мысли о суициде она всегда отгоняла прочь. На это сил ей всегда хватало, ведь что бы ни было, но она продолжала любить жизнь. Не показывала этого, даже скрывала, поэтому заканчивать её не хотела. Она понимала, что такое случалось со многими. И многие не справлялись. Она справится. Услышав, как открылась дверь, Флора развернулась и сразу улыбнулась в знак благодарности. Однако в проёме был не Думан, а Огрон. Улыбка потухла, вернув девушке прежнее неэмоциональное личико. Она вдруг почувствовала себя неуютно, поэтому спрятала руки за спину и опустила глаза. Мужчина неожиданно приблизился вплотную, вытащив её больную руку из-за спины. Флора испуганно отшатнулась, но Огрон удержал на месте, неосознанно сжав запястье. Девушка зажмурилась и снова попыталась отойти, но мужчина гневно выдохнул. — Да подожди ты! — смерив её недовольным взглядом, тем самым снова напугав бедную девушку, Огрон сосредоточился на руке. Наблюдая за его действиями, Флора, наконец, заметила, что лежало в полупрозрачном пакете с названием аптеки. — У тебя растяжение связок. Сядь, перебинтовать нужно. Флора беспрекословно выполнила сказанное, сев за потрёпанный временем стол. Теперь она наблюдала, как мужчина вытряхивает пакет и раскрывает упаковку какой-то мази и эластичного бинта. Он садится напротив неё и снова берёт её руку, выдавливая из тюбика прозрачную субстанцию. Девушка прикусила губу от неприятного ощущения. Огрон хорошенько втирал мазь, доставляя при этом боль. От этого дискомфорта Флоре даже хотелось начать нервно расхаживать вокруг стола, насколько это было возможно, чтобы хоть как-то отвлечь себя. Но она продолжала сидеть с вытянутой рукой и иногда тихо шикать от боли. Спустя несколько минут лёгкая для Огрона процедура была закончена. Вообще, будучи самостоятельным с самого детства, он привык полагаться только на себя и делать всё, разумеется, тоже сам. Нужно выполнить задание Кобры? Огрон не прибегает ни к чьей помощи. Нужно перебинтовать рану? Тоже самое, без помощи медиков. Нужно найти безопасное место проживания, отключить систему наблюдения, установить жучки в кабинетах — всё это было пережито и сделано только им самим. — Обезболивающая и противовоспалительная мазь, — пояснил мужчина, увидев, как Флора проходится глазами по задней стороне коробки мази, где мелким шрифтом был написан состав. — Три раза в день, поняла? Девушка кивнула, снова убирая руки и пряча глаза. Флора с недавнего времени чувствовала себя неуютно в компании этого мужчины. И на вопрос «Почему?» она знала точный ответ. Флора не привыкла, что кто-то так рьяно интересовался ею. Что кто-то так заботился. Что кто-то находился так далеко и так рядом одновременно. Проявление положительных чувств ей было чуждо. И неудивительно, если даже сами родители не обеспечили собственного ребёнка лаской и любовью. Флора остановила мужчину, схватив его предплечье здоровой рукой. Дождавшись, когда Огрон повернётся, она чуть улыбнулась и кивнула головой. Мужчина понял без слов и кивнул в ответ. — Не за что.