Скорость, с которой падают звëзды.

      Следующие дни выдались исключительно мерзкими: не то ситуация с Биллом сказывалась, не то заточение в четырëх стенах, потому что гулять больше не было желания… Мэйбл хотелось просто собраться и уехать домой. Сделать этого не представлялось возможным никак, хотя бы чисто физически, потому что по такой размытой дороге ни один автобус бы не пошëл. Они, собственно, и не ходили.       Настолько хотелось выть от тоски и скуки, что Мэйбл стала даже наведываться вниз, туда, где кипела работа. Оттуда и то мягко выпроваживали каждый раз. Якобы, не делают ничего интересного для нее. Конечно же не делают, естественно не интересно, это ведь всего лишь связано с Биллом, какие пустяки, да? Смешно, а ситуация-то страшная.       И всë равно раз за разом она приходит туда, чтобы вновь увидеть горы чертежей, кучу немытых чашек и уже даже прототипы какой-то… пушки? Банально.       Той же ночью, решив наконец получить хоть какую-то информацию, Мэйбл дождалась пока на чердак поднимется Диппер, исключительно чтобы поспать. Во всяком случае, так ему казалось, пока он не открыл дверь. — Мэйбл? Чего не спишь? — Слушай, я… Я устала. Честно. Скажи мне, что вы делаете? Насколько оно опасно? Когда вы уже закончите? — Вот как. Если ты хочешь честно, — сказал Диппер и, сев напротив, провëл ладонями по лицу. — я не думаю, что ты хотела бы знать. — А я хотела бы. Я хочу, понимаешь? Вы думаете, я не понимаю, что вы там разрабатываете? Ответь хотя бы, почему. — Ты сама понимаешь почему, только не делай вид, что не помнишь насколько он опасен. Сколько раз почти убил нас? А Странногеддон? С ним нельзя по-другому, особенно теперь. — Нет никакого теперь, Диппер. Ничего не изменилось. — Ты заключила с ним сделку, а теперь хочешь сказать, что всë как прежде? Да ты буквально одной ногой у него в лапах! — Это ничего не меняет! Я сразу ему запретила вредить вам, если проиграю. Он не тронет вас. — Дело не в нас!       «А в ком же тогда?» — хотелось закричать Мэйбл, но ком подошëл к горлу, и она ушла. Ушла туда, где можно было закрыться на замок — в ванную. Там холодно и тесно, но это, может, даже к лучшему, всë-таки холод отрезвляет.       «Дело не в нас»! Да это же просто смешно, думает она. Конечно, просто умора. В ком ещë-то? Не в ней же. Как она может поверить, что в ней? В голову не идëт ни одной причины, кроме родственных связей, но это совсем не достаточно веско.       Ванная комната в Хижине Чудес никогда не отличалась удобством: мрачновато, пустовато, все стены в трещинах, у ванны стопка кирпичей вместо одной ножки, а на тумбочке стоит банка непонятного содержимого, подозрительно напоминающего глаза. Даже свет состоит только из одинокой лампочки без плафона рядом с зеркалом. Тоска какая.       Мэйбл открыла форточку, отчего с улицы сразу хлынул поток морозного свежего воздуха, и посмотрела в зеркало. Бледная кожа, синяки под глазами, растрëпанные волосы и такой взгляд, будто произошëл минимум конец света, а то и того хуже. И стало ещë тоскливее. Пальцы защипало от холода и глаза от боли.       Мысли пришли разные, все сразу и все плохие. Они мчались с бешеной скоростью, но не цеплялись, только давили. Как рыбалка со сломанной удочкой. Лампочка несколько раз напряжëнно мигнула и потухла. С тяжëлым вздохом Мэйбл достала из тумбочки новую, вкрутила еë, однако и эта почему-то отказалась работать. Как ни странно, такое простое действие немного отвлекло. Жаль, голова до сих пор гудит.       В свете луны из окна призывно сверкнуло лезвие клинковой бритвы, оставленной на тумбе. Оно манило, тянуло к себе магнитом, практически проявляясь на пальцах холодом металла. Словно зачарованная, Мэйбл внезапно почувствовала в нëм успокоение. И что-то ещë. Желание.       Она взяла бритву в руки и, не задумываясь, быстро поднесла лезвием к плечу. Сделала неглубокий порез наискосок и сразу же нанесла второй, образуя крест. Раны защипало, но оказалось в этом что-то приятное. Облегчение.? Наверное. Маленькие капельки крови едва начали обьединяться.       Осознание пришло к Мэйбл лишь тогда, когда еë плечо, чуть ниже порезов, вдруг оказалось сжато чужой рукой в чëрной перчатке, а в глаза ударил свет жëлтых искр. Билл отобрал у неë бритву, хоть она и сама уже едва могла еë держать. — Звезда, ты совсем с ума сошла? — тихо и с нажимом прошипел он, не желая быть услышанным. — Я… я… — Что «я»? Ты понимаешь что вообще сейчас сделала? — Да какое тебе до меня дело? — заикаясь спросила Мэйбл. В уголках еë глаз собрались слëзы. — Разве ты вообще не должен издеваться надо мной сейчас? Я проиграла, если ты забыл.       Билл явно сильно опешил от такого заявления. Он даже не заметил каплю крови, что стекла с раны Мэйбл и располазалась прямо сейчас на его перчатке. — Я не хочу слушать этих глупостей, а вот ты меня послушай. Внимательно. Во-первых, ты не должна так больше делать. Никогда. Во-вторых, я ничего не делаю просто так. Проиграл здесь только я, если тебе интересно, и теперь мне полностью всë равно, хочешь ли ты моей помощи, потому что я окажу еë всë равно. Всю оставшуюся вечность я обязан теперь служить тебе, как сторожевой пëс на привязи. А сейчас вытри слëзы, и я исправлю твою чëртову ошибку.       Вместо этого Мэйбл только сильнее расплакалась, не осмыслив добрую половину сказанных ей слов. Она не знала, что чувствует теперь, и неосознанно потянулась к Биллу, сцепив руки за его спиной.       Он же, твëрдо намеренный прокоментировать еë слëзы, отпустил еë плечо с подтëками крови и, практически на автомате, создал повязку на нëм. Всë это так странно, неожиданно и ново. Несколько лет назад они были заклятым врагами, а сейчас обнимаются в уютной темноте ночи. В ванной. В Хижине Чудес. Мэйбл не могла сказать, что не чувствует его врагом, но отчего-то в обьятиях Билла стало удивительно тепло. — Тебе не стоит здесь появляться, — тихо сказала она. — Дяди и Диппер… делают что-то, что навредит тебе. — Они всегда это делали, и всегда будут. — Ты прав, но, пожалуйста, не приходи. В любом случае. — Не буду, только если ты не позовëшь. И больше не смей себе вредить, ясно?       Мэйбл усмехнулась. Было очень непривычно видеть его таким. Может именно ради похожих моментов и стоит жить, подумала она, не найдя в себе сил сказать вслух. — Яснее некуда.       Забота Билла… неуклюжая и немного колючая. Прохладная, но оттого живая. Очень приятная. Но чужая.       Под гулкий стук собственно сердца в ушах Мэйбл тяжело сглотнула и отступила на шаг. Он враг. — Тебе пора. Надо привыкнуть. — Ты права как никогда.       И он исчез. Исчез за секунду до того, как дверь в ванную с тихим сухим скрипом медленно приоткрылась. Мэйбл не дура.       Она сразу всë поняла. Сразу, как только из-за приоткрытой двери ванной, на которой давно растрескалась краска, появился Диппер. И ведь не просто появился, он принëс с собой всю тяжесть реальности, которой чудом удавалось избегать прошлые минуты. Мэйбл не дура.       Она всë поняла. И ей страшно взглянуть брату в глаза. Страшно увидеть в них что-то, но гораздо страшнее понять, что не может разобрать его чувств. И Мэйбл молчит. Молчит и смиренно ждëт под одинокое завывание ветра в до сих пор открытой форточке. Холодно. Мэйбл дура.       Она поняла. Дипперу даже не нужно ничего говорить. Да. Не нужно. Пусть лучше молчит. Иногда полезно вместе помолчать.       Мэйбл медленно закрыла форточку, едва передвигая одеревеневшие конечности, и так же медленно подошла к двери. За которой уже никого нет. На лестнице лишь мелькнула блеклая тень, оставив после себя шлейф тяжëлых мыслей.       По скрипящим половицам Мэйбл дошла до кровати, забралась под пуховое одеяло. Всë равно холодно. Хочется спрятаться от этого холода, но некуда. Он исходит изнутри и пронизывает кожу ледяными иглами. Он заполняет всë пространство… и сводит с ума.       Сводит с ума… С какого такого ума? Мэйбл таких не знает, она добровольно сегодня признала себя дурой. Да, не без боя, но всë-таки признала. И что, что никому не говорила? Это вовсе не важно, достаточно еë одной. И одной этой мысли. Тоже достаточно. С неë достаточно.       Свернувшись в клубок и схватившись за повязку на плече, как за якорь в реальность, Звезда наконец смогла забыться сном. Беспокойным и прерывчатым. Иногда спросонья казалось, будто диск весь исцарапан, поэтому и прыгает с фразы на фразу, но утром всë стало понятно. Реальность, которую привëл с собой Диппер, иной раз передышек не даëт. Даже на здоровый сон.       Со стойким чувством вселенской усталости пришлось смириться, и Мэйбл Пайнс встретила новый день сжав кулаки. В уютной комнате на двоих, но в полном одиночестве. Даже без Пухли. Ну и ладно, не так уж и важно. Они всë ещë с ней, верно? Всë ещë на еë стороне, да? В общем, не время печалиться, вся жизнь впереди.       Мэйбл улыбнулась подступившему к горлу позитиву и выползла из кровати. Внезапно оказалось, что из окна светит солнце, снаружи птички поют, и даже земля на вид почти просохла. Ах, вернулось лето. Надолго ли? Конечно надолго, тут и думать нечего. Ошеломляюще хорошее настроение застелило глаза, и Звезда так и не вспомнила про вчерашнюю повязку на руке.       Именно сейчас пришло время для всего самого красивого… короче говоря, для Мэйбл Пайнс. Она достала из шкафа лучший свитер с котиками, парадную юбочку, любимые белые гольфы и самые удобные балетки. Следом на кровать полетела маленькая косметичка, содержащая в себе самый базовый набор косметики. Сначала были нанесены неяркие тени, потом, почему бы и нет, пригодились тушь, а там уж и стрелки как-то сами нарисовались, и румяна нанеслись, и до помады дошло.       Мэйбл вылетела из комнаты как сверкающий ураган, спустилась по лестнице перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, и внезапно обнаружила всех на кухне. — Дяди, Диппер, всем привет, всех с добрым утром! Вы чего такие кислые? Надо больше отдыхать. — упрекнула она и тут же потянулась к Пухле, который до этого спокойно пил воду.       На какую-то секунду на кухне воцарилось неловкое молчание, и несмотря на всë желание, никто не знал, как его развеять. Кроме Мэйбл, конечно же. В хорошем настроении, она может беседовать даже со стеной, в принципе, и даже есть шанс, что получит ответ. — Пухля, ну хоть ты скажи им!       К сожалению, из списка всех невероятных вещей, подвластных этой прекрасной девушке, возможность поднять Пухлю на руки была вычеркнута ещë года три назад, поэтому Мэйбл просто быстро обняла его. Ну, как сказать просто… расплескав воду из поилки, но это ведь такие мелочи. — Да ну вас. Работайте поменьше! — искренне пожелала Мэйбл и, так и не получив ответа, выбежала на улицу.       Было бы, конечно, удобнее иметь хоть какие-то планы, но строить их уже поздно, поэтому Мэйбл быстро осмотрела улицу вокруг хижины и пошла по дороге прямо. До города не так уж далеко.       За столько лет ничего не изменилось… Гравити Фолз словно застыл во времени, даже в лесу каждое дерево будто осталось на своëм месте. А может так и было. Город встретил родными выцветшими зданиями с потрескавшимся фасадом и зелëными зарослями повсюду.       Во всëм этом Мэйбл с каждым годом видит лишь всë более родное место. В самом начале всë в этом месте было весело, странно, местами страшно, а теперь приелось, притëрлось глазу и душе, но всë равно тепло. Даже в холода и в слякоть, в любую непогоду и через месяц после приезда, всë равно приятно.       И в этой приятной тусклой палитре вдруг появилось кислотно-яркое пятно. — Кэнди! — крикнула Мэйбл и резво побежала к этому самому «пятну».       Кэнди изменилась. Она стала значительно выше Мэйбл, изменила стиль одежды и стиль жизни. Сделала скрытое окрашивание волос, заполнила свой гардероб кучей яркой открытой одежды, массивной обуви и вызывающих украшений. Она стала значительно увереннее и подняла свою самооценку. — Как давно ты здесь? Я тебя до погодных аномалий не видела, вроде… Да? Вроде да. — Вот как раз из-за них я и приехала только сегодня. Странно это всë. Ну, даже для Гравити Фолз, я имею в виду. — неловко заключила Кэнди, отступив на половинку шага назад.       Мэйбл сразу повторила еë действие. За год общения в интернете она совсем забыла, насколько Кэнди стала высокой, и подошла слишком близко. Долго так стоять у обеих затекла бы шея, подумала Мэйбл. — Извини, я как-то не подумала. Так давно тебя не видела. Кэнди тут же поменялась в лице. — О, тебе не нужно за это извиняться, всë в порядке, я понимаю! И всë же, иногда кажется, будто она не изменилась. — Кстати, насчëт погоды, — напомнила Мэйбл, загадочно улыбнувшись и понизив тон голоса. — Я тебе потом расскажу. В более тихом месте. — О, так ты что-то знаешь.? — Моя дорогая Кэнди, Звезда знает всë! — радосто заявила Мэйбл и потащила Кэнди за руку в неизвестном направлении.       На поверку оказалось, что она выбрала старый музей в качестве «более тихого места». Внутри и правда никого не оказалось, как ни странно, даже на входе. А дверь-то открыта.       Внутри пахнет пылью и сыростью, абсолютно преступной в отношении экспонатов музея. Из глубины пустых комнат доносится гулкое эхо капель воды. Девушки сели на найденный в одном из залов потëртый диванчик, и Мэйбл наконец начала свой рассказ. В деталях, с обилием ярких эпитетов, и щепоткой преувеличения, конечно же. Кэнди всë это время тактично, а может и ошеломлëнно, молчала, и после последнего слова истории Мэйбл, всë-таки выдавила из себя скромное: — Зачем? — Зачем я пошла к нему? Не знаю. — честно призналась Пайнс. — Это казалось удачной идеей, наверное.       Кэнди задумалась. Что же «казалось удачной идеей»? Заключить сделку с демоном? Нет. Скорее исправить его. Спасти. Кэнди знает болезненное желание спасти того, кого спасти нельзя. Она знает, и это беспокоит. — Ты не могла этого сделать. — Но я сделала. Кэнди знает, и поэтому мягко переводит тему. — Ты в порядке? — со вздохом спрашивает она. — О, дорогая, я в большем порядке, чем когда-либо! — Рада это слышать. Как ваши родители? В последний раз, когда ты писала… — Да. Всë то же, как по кругу.       В доме Пайнс царит лëгкая атмосфера холодного безразличия. Родители, в целом, не проявляют друг к другу особого интереса, но всë чаще можно услышать их ссоры. Тихие словестные перепалки, и Мэйбл страшно сказать самое важное слово. Слово «пока». Всë это только пока так мягко и едва заметно. Вряд ли магическим образом они решат свои проблемы и помирятся. — Мне жаль. — О, не стоит, всë в порядке!       Мэйбл тихо шмыгнула носом, плавно встала и, сцепив руки за спиной, уставилась на какую-то ужасающе старую картину. Она наполовину утеряна в веках, наполовину выцвела и потрекалась, но всë равно висит здесь. Наверняка она была очень значима, несла в себе историю, бережно хранила крупицу мира, скрупулёзно перенесëнную на скромный белый холст художником. Быть может, она стала чьей-то любимицей, с неë заботливо смахивали пылинки и хранили в подобающих условиях… — Как ты думаешь, Кэнди, будь эта картина человеком, она была бы рада доживать свои дни в таких условиях? …а теперь она здесь. В сырости и серости старого музея, который никто даже не охраняет. Она здесь. Забытая и незначительная, существующая только для редких приезжих, предпочитающих разваленный музей кучке более весëлых мест. Они забудут о ней на следующее же утро.       Мэйбл осторожно коснулась картинной рамы. Наверное, подумала она, что-то подобное происходит с браком еë родителей. Он потерял всë то особенное, что в нëм было. Скоро он, верно, растеряет оставшиеся краски, и навсегда останется блëклыми чернилами на бумаге. — Ты… хочешь поговорить об этом? — Нет. — совершенно беззаботным тоном ответила Мэйбл. — Пойдëм лучше поедим блинчиков с сиропом. — Курс на закусочную? — Курс на закусочную.       Кэнди так и не решилась спросить, почему же всë-таки Мэйбл назвала себя Звездой.