Вкус твоего чая греет меня спокойствием

      Итэр никогда не был зависимым от погоды, но утро в Лиюэ выдалось достаточно дождливым. Такая погода не нравилась никому, особенно тем, которым необходимо идти на работу. Хорошо, что вчера они остались в бюро, пусть они хотели под кровом ночи вернуться в спальный район. Итэр был рад и на диване потесниться с Чжунли. Если уж подумать, то он остался с ним, где угодно, даже если это будет холодная мокрая пещера.       У него болела голова, да настолько сильно, что он проснулся задолго до пробуждения Чжунли и от боли побродил по бюро, а потом снова вернулся в их временное место и уже просто сидел на кровати с прикрытыми глазами. Болезни для него были чем-то за гранью, так что Итэр списал это на дождливую погоду.       Тело рядом зашевелилось, и Конг с трудом разлепил глаза. Для него было поражением узнать, что его бог не любил рано просыпаться и пробуждение давалось ему с большим трудом, отчего сейчас Чжунли ткнулся головой в тёплый и мягкий живот Итэра. Промычав нечто нечленораздельное, его муж обвил руками талию и сильнее вжался в живот, целуя. Итэр на это посмеялся и положил руку на лохматую голову Чжунли и попытался пригладить выбившиеся локоны назад, но те упорно не поддавались его усилиям, отчего несколько прядок, как упёртые бараны, вставали торчком, и Итэр сдался.       Так что его руки перешли с головы на лопатки мужчины, и он стал легонько поглаживать. Его действия видимо были настолько успокаивающими, что в скором времени от Чжунли стали исходить совершенно непристойные звуки. Итэр покраснел. Прошло достаточно времени с момента их последней близости, и юноша соврёт если скажет, что не думал об этом. Такие постыдные мысли влезли в его светлую головушку после того, как Чжунли размял его мышцы спины. Эти прикосновения напомнили ему, как муж трогал его там. — О чём ты думаешь? — в голосе Чжунли была хриплая хитринка, и если бы Итэр стоял, то у него непременно подкосились ноги. — Ты уже знаешь, — он никогда не произнесёт в слух такие шутки. — Не за чем меня дразнить. — О-о, — Чжунли приподнялся на локтях и их лица стали на одном уровне. — Я думал, тебе нравятся поддразнивания, — он стал как кошка ластиться носом об шею Итэра. — Подожди немного, этот муж позаботится о тебе.       И он встал с кровати, уходя в другое помещение, оставив пунцового Итэра лежать на диване. Мысль о предстоящих ласках возбуждала сильнее, поэтому он, переборов себя, стянул с себя ночную рубашку, поведя плечами от холодного воздуха. Отчего-то мысль, что сейчас они в здравом уме, не под влиянием совместной Ци, будут любить друг друга, вызывала у него тепло, несравнимое с солнцем. Его руки дрожали от предвкушения.       Чжунли пришёл быстро, пахнувший мылом и свежестью, и он замер. Честно признаться, он не думал, что сегодня он сможет дотронуться до его маленького мужа, но представшая перед ним картина полуобнажённого Итэра выбила из лёгких весь воздух. Он сидел, прикрытый снизу белой простынёй, его тело купалось в первых лучах солнца, и выглядело это божественно. Чжунли потребовалось самообладание, дабы не спугнуть друга. Вмиг, его секундная похоть заменилась на всепоглощающую нежность, и он глупо улыбнулся, наплевав как по-идиотски он выглядел со стороны. Но Итэр не считал того идиотом. Он видел перед собой любимого мужа и его доброту. Он почти растрогался.       Они начали с лёгких поцелуев. Губы Чжунли тёплые, слегка мокроватые от водных процедур. Они мягко сминали губы Конга, и он расслабился под такими прикосновениями. В тот раз они не распробовали друг друга, но сейчас у них есть некоторое время.       Итэр на пробу толкнулся языком внутрь, пусть его позиция была явно неудобная для него, но Чжунли понял намёк и взял инициативу в свои руки, лаская чужой язык и рот. Одна рука пролезла под затылок Итэра, регулируя нужный угол, а вторая лениво гладила того по всему телу. Руки Чжунли горячие, и Итэр иногда вздрагивал от приятной щекотки. Потом он почувствовал нечто странное. Его муж глубже протиснул свой язык, и Итэр запоздало понял, что тот увеличился! Итэр слегка хлопнул мужчину по плечу, и Чжунли отстранился, показывая свой длинный змеиный язык. Кроме того, его глаза несколько изменились, став более похожие на драконьи, а в некоторых местах и вовсе показывалась чешуя.       И Цзинь был полностью очарован таким милым зрелищем, поэтому от переизбытка чувств он снова притянул мужа к себе.       Ни у одного, ни у второго не было достаточно опыта, кроме того бездумного раза, но двигались они синхронно, и юноша почти гордился тем, что его неуверенность сошла на нет.       Чжунли ни за что бы не позволил себе причинить ему боль.       Их рты припухли и приятно покалывали, и Итэр был готов целовать его вечно, но Чжунли мягко отстранился и невесомо поцеловал тонкую кожу на шее, мучительно медленно целуя каждый участок кожи, не оставляя ни один ли не замеченным. Его прикосновения были сравнимы жарким пламенем, из-за чего Конг плавился и ему с каждым разом становилось всё жарче и жарче. — Мой муж такой чувствительный, — Чжунли тяжело дышал от возбуждения, довольный тем, что своими действиями он вызывал такие прекрасные звуки из рта своего мужа. — Этот слуга позаботится как следует. Пожалуйста, говори мне о своих желаниях. — Я хочу… — видимо, он осмелел от разгорячённых ласк и говорил всякую смущающую чушь, — чтобы ты делал всё, что пожелаешь с этим мужем.       Чжунли на секунду застыл на месте, и Итэр на секунду пожалел, что сказал это, но он услышал утробный голос, который заставил его застыть на месте: — Муж даёт мне право делать всё, что этот слуга пожелает? — да, да, да, тысячу раз да! — В рамках разумного, конечно же. — Истинно так, — руки Конга нашлись в волосах Чжунли, и он слегка приподнял его голову, смотря своему богу в глаза. — Пожалуйста, позаботься обо мне.       Через несколько секунд, как только зрительный контакт был прерван, Чжунли коротко поцеловал своего мужа и спустился к груди. Несколько раз лизнув твёрдые соски, не заострив на них своё внимание, он ткнулся носом в низ живота, опасно близко к паху.       И, прежде чем Итэр попытался потянуть его обратно к себе, Чжунли точным движением стянул закрывающую всё интересное простынь, вбирая полностью стоящий член в рот. — Чжунли! — воскликнул он, упираясь ладонями тому в голову в попытке его оттащить. Стыдоба! — Он же грязный!       Но Чжунли его не послушал и убрал руки Итэра со своих волос, принимаясь вылизывать член языком. Чжунли наслаждался его гладкой текстурой и быстро втянулся, иногда бесстыдно постанывая, будто бы ничего слаще в своей жизни он не пробовал. Кожа под руками и языком ощущалась приятно. А Итэр потерялся, закрыв лицо ладонями, и прогнулся в спине. Наслаждение пересилило смущение, и в скором времени юноша больше не мог сдерживать исходящие из его грязного рта звуки. Боги, он даже чувствовал улыбку Чжунли!       Его муж сильнее раздвинул ноги, и Итэр уже сам развёл их для собственного удобства. Грудь Цзиня вздымалась так часто и глубоко, что порой ему становилось больно дышать, но эта боль не была не желаемой. Скользкий змеиный язык мог полностью обвить член, однако Чжунли поглаживал лишь часть ствола, по большей части используя свои губы. Позже он нашёл занятие поинтереснее. Закрепив своими руками чужие бёдра, чтобы те не сжимали его голову, Чжунли приподнялся, с некой нежностью смотря на эту милую часть его сердечного друга.       Видимо, у бога было игривое настроение, поэтому мужчина глянул на юношу и оторвал руки от красного лица. Итэр отвернулся от столь красноречивого взгляда. — Позволь этому слуге смотреть на тебя, — Чжунли ласково позвал его. — Чжунли… — прохныкал ему в ответ, но подчинился. Сам бы Конг предпочёл этого не видеть.       Итэр положил подушку под свою голову и, поборов себя, посмотрел на чересчур довольного мужа и увидел хитринку в его взгляде, что абсолютно ему не понравилось. Но он ждал дальнейших действий.       Лучше бы он не смотрел.       Не разрывая зрительный контакт, Чжунли коснулся языком его головки и медленно всосал, и этот жест выбил весь воздух из лёгких Цзиня. У Итэра не было сил сказать хоть слово, поэтому он обессиленно упал назад, но что-то подоткнуло его вновь привстать на локтях. И то, что заставило его так дёргаться, пугало его, поэтому он снова ткнулся ладонью в лоб в качестве предупреждения. Чжунли на это недовольно замычал, но Итэр с каждой секундой ощущал внутри себя конвульсии и если тот не уйдёт, то беспорядка не избежать.       Чжунли прекрасно понимал, что Итэр скоро достигнет своего пика, поэтому он глубоко вобрал член, ощущая приятное давление в горле. — Чжунли! Чжунли! Чжунли! — для него было усладой слышать своё имя, произнесённое Итэром в таком тоне. — О боги! Выплюнь! Выплюнь!       На уголке губ у его мужа было белёсое семя, и картина эта была настолько непристойной, отчего юный Цзинь в очередной раз возбудился, а после замычал и под смех Чжунли закрыл лицо руками. — Неужели этот слуга дал понять мужу, что он закончил? — подлый дракон! Твой голос был наполнен напускным сожалением!       Итэр не знал куда себя деть и только хотел что-то сказать или сделать, как до него дотронулся палец. Он замер, и Чжунли замер вместе с ним. Для них это не было впервой, но события на Ваншу были неконтролируемыми, дикими, будто бы им было жизненно необходимо это сделать, а после забылось. В данный момент это по-другому: они видели глаза друг друга, чувствовали друг друга, кожа к коже, лоб ко лбу. Итэр был уверен приложи руку к груди Чжунли, то окажется, что их сердцебиения синхронизировались.       Итэр кивнул.       Он расслабился, позволяя одному пальцу растягивать его. Из позы Чжунли пропало озорство, и он полностью сосредоточился на том, чтобы не причинить вреда. После Ваншу он беспокоился, что Итэр не позволит до него дотронуться, но его страхи были беспочвенны. Ещё он помнил, куда стоило толкаться. — Ах-х!       Вот оно. Когда его руки смогли беспрепятственно скользить внутри, Чжунли вытащил пальцы и смазал слизью свой член.       Итэр невольно засмотрелся. Как на руках его бога были символические татуировки, так ещё и снизу он не был обделён. В прошлый раз он не смог рассмотреть, но он клялся, что видел отливающую золотом головку. Член Чжунли был в меру крупным, подстать мужчине, и татуировки на руках отражали и рисунок внизу. У него была интересная текстура, напоминающая чешуйки. И головка действительно блестела.       Отчего-то его дражайший муж стал слегка дёргано двигаться. — Чжунли? — и Итэр заволновался.       Тот ничего не ответил, только смущённо отвёл взгляд.       Так вот в чём дело. — Мне крупно повезло, ведь мой муж везде прекрасен, — он был счастлив видеть румянец неловкости. Итэр погладил ладонью лицо Чжунли. — Такой хороший, — рука опустилась на грудь, под пальцами перекатывались упругие мышцы, а после он дотронулся до изнывающего члена, который дёрнулся от его касания, — и бесспорно сильный. — Это этому повезло с мужем, — его дракон рвано выдохнул, словно сдерживал себя. — Тогда мы оба счастливчики, — Итэр хихикнул. — Можешь мне показать, как ты любишь меня? — С удовольствием.       Конг был готов к тому, что изголодавшийся дракон бросится на него, но Чжунли действовал медленно, словно не был уверен, на что юноша сжал его меж своих бёдер. Его мужу больше и не нужно было. Он положил одну из ног Итэра к себе на бедро, на что Цзинь покраснел, и направил член внутрь. Пусть и вошла головка, но оба затряслись — Чжунли от тугости, Итэр от напряжения.       Ему нужно было расслабиться, поэтому он глубоко вздохнул и выдохнул, а после кивнул, и Чжунли, внемля просьбе своего друга, вошёл наполовину. Он стал покачивать бёдрами, давая привыкнуть им обоим. Итэра затрясло и он ощутил, как руки мужчины стали хаотично поглаживать его бока в успокаивающем жесте, и со временем разгорячённый Чжунли нашёл свой темп, внимательно смотря за реакцией человека под ним.       На лицо Цзиня то и дело пыталась залезть глупая улыбка от каждого толчка, которые с каждым разом ускорялись. Снизу ничего не тёрлось, никакого жжения и сухости, и Итэр блаженно прикрыл глаза, руками цепляясь за предплечья мужа, всё-таки позволяя этой идиотской улыбке мелькнуть на лице. Пальцы его ног иногда поджимались от чересчур сладостных движений. Наконец-таки они стали единым целым. Оба ласкали друг друга, воруя сладостные речи.       Чжунли в какой-то момент наклонился вперёд, сместив центр тяжести на предплечья. У Итэра закружилась голова от любовного поцелуя, уже не походившего на изначальные ласки. Теперь он действительно напоминал голодного дракона, с таким упоением вылизывал его, будто Итэр мог исчезнуть в любую секунду.       Руки юноши переместились на мощные плечи, прижимая горячее тело к своей груди, отчего Чжунли почти лёг на него. — Этот слуга долго не продержится. — И не надо. — Будет грязно.       Итэр глупо хихикнул.       Чжунли нахмурился, он потерял свой ритм, а после вышел и резко схватил их члены в одну ладонь и стал поглаживать. Итэр ещё не отошёл от прошлого, поэтому его нервы были чуть ли не обнажены, и он дёргался от каждого движения с желанием уйти от прикосновения. Его громкие неконтролируемые стоны заглушались хаотичными поцелуями. В голове была лишь одна мысль «скоро».       Щёлк.       Конг издал полувсхлип-полустон, Чжунли зарычал, и в следующее мгновение они смешались. Голова Чжунли ткнулась ему куда-то в плечо, и его волосы доводили до щекотки. Мысль, что они вновь грязные, рассмешила Итэра, но стоило опустить голову на свой живот, то он задохнулся.       Почему в прошлый раз он этого не заметил?! — Чжунли… — поражённо прошептал он, поднял на мужа взор и увидел пунцовое лицо. Чжунли отвёл взгляд. — Блестяшка. — Итэр, — сдавленно простонал мужчина, — пожалуйста.       Конг дотронулся до золотого семени и размешал его со своим. Чжунли, глядя на такое непотребство, издал странный звук и убрал его руки под заливистый смех юноши. Разве путь самосовершенствования не предполагал воздержание? Или Чжунли отстал от современных тенденций?       Вдруг на лице его дражайшего друга появилось такое хитрое выражение, что любая лиса позавидовала бы. Итэр мазнул по его семени и показательно засунул палец в рот, внимательно наблюдая за реакцией Чжунли. Тот застыл в который раз, и Итэр клялся, что увидел, как его зрачки стали более походить на змеиные. — Распутник, — в конце концов произнёс он и поцеловал. — Ты что! — Итэр извертелся и сполз чуть ниже. — Рот грязный! — Мой тоже, но ты целовал.       Он что-то пробурчал в ответ.       Чжунли поднял его на руки, и в этот момент их обласкали солнечные лучи. Двое абсолютно потрёпанных любовью людей стояли посреди их временной спальни и смотрели друг на друга так, словно в их жизни не было ничего дороже.       Он отвёл их в ванну.       Щёлк. Щёлк.       Организовать встречу с Цисин в такой период было достаточно легко, учитывая все обстоятельства. По правде говоря, Итэр ни разу не заглядывался на Нефритовый дворец и не понимал всеобъемлющей любви к летающей резиденции, но из вежливости вслух не высказывал своё непонимание. Его ничего не впечатлило по прибытию во дворец. Он не считал убранство чем-то уродливым и не испытывал непонятной ненависти к такой помпезности, и в голове Итэра проскользнула неприятная мысль о том, что в этом сыграла его кровь.       То, чем можно было восхищаться, находилось перед ним. К госпоже Нингуан в Лиюэ относились по-разному: кто-то считал её пронырливой женщиной, не постеснявшейся использовать самые грязные методы, кто-то питал глубокое уважение к ней. Чжунли о ней отзывался достаточно скупо, словно она не заслуживала его внимания. «Она выполняет свою работу, а какой она человек меня не интересует».       Эта женщина могла сравниться с божественной аурой Чжунли, но Итэр видел её хаотичные потоки Ци, что выдавало в ней простую женщину. Он уверен, что ей сулили будущее небожительницы, ведь такие как она возносились по щелчку пальца. — Для меня честь принимать дом Цзинь в своём скромном доме, — точно, Люмин говорила о том, что после его приезда в отчий дом молва о «возвращении старшего сына из странствий» разлетелась как горячие булочки на рынке, — пожалуйста, следуйте за мной.       Они поднялись выше и, видимо, оказались в её кабинете, где для них уже был установлен стол с закусками. Итэр смутился и посмотрел на невозмутимого Чжунли. Наверное, это было в порядке вещей. Они поблагодарили её за приём, и первым заговорил Чжунли: — Госпожа Нингуан, боюсь, те амулеты, которые вы раздали людям, являются демоническими и имеют противоположный эффект. — Что? — она нахмурилась на такие слова. — При всём уважении к вам, господин Чжунли, но слова даже из ваших уст звучат неправдоподобно. Что натолкнуло вас на такие мысли? — Позвольте объясниться, — он кашлянул в кулак, — но сначала я задам вам вопрос. Вы использовали амулет в городе? — Да, — коротко ответила она, скрестив руки на груди.       Её ответ сбил мужчину с толку. Если они использовали приманку в городе, тогда почему он до сих пор стоял? Вряд ли защитный барьер стоял до применения талисмана, иначе Цисин в раздаче не было смысла. Значит, барьер установили после, но амулет привлёк нежить к городу, и Цисин всё равно отдали бумаги. — Госпожа Нингуан, — вмешался Итэр, увидев замешательство на лице дражайшего мужа, — кто поставил барьер?       Невозможно, чтобы амулет активировал защиту. — После применения заклинания барьер появился, конечно же, — по её виду было ясно, что ей не нравились их слова. — Господин Цзинь, именно ваши заклинательские дома предоставили эти талисманы, и мне любопытно, почему вы сейчас говорите, что они имеют обратный эффект. — Потому что в Царстве демонов происходят волнения, — пояснил Чжунли. — Гора Тайшань стояла неподвижно всегда, кроме нескольких моментов.       Открытие жерла. Такое случилось во время Разрушительной войны, когда толпы сумеречных мертвецов сравняли с землёй Тысячу Лиц. — Плохо, — Нингуан покачала головой. — До меня доходили некоторые слухи после кончины Яньван Дицзюна, но я не думала, что Царство демонов посмеет нарушить договор. В прочем, этого можно было ожидать после смерти Великого Дракона.       «Только вот это началось намного раньше», — про себя добавил Конг. — Я так полагаю, у вас есть предложения. Дом Цзинь всегда славился своими заклинательскими кланами, но даже они могут ошибаться. Хорошо, что вы предлагаете? — Заберите у людей талисманы и утопите их. Скажите всем одарённым нарисовать столько защитных талисманов, сколько смогут. И позвольте мне укрепить барьер. — Очень хорошо, — Нингуан довольно кивнула. — Я дам распоряжения своим секретарям. И спасибо за ваш вклад. — Тогда я с госпожой Ху займусь оберегами.       Чжунли согласился.       Первым делом он осмотрел барьер изнутри, замечая переплетённые золотые пути, которые равномерно распределяли энергию от точки к точке, что позволяло при ударе в стену барьера не растерять нужное количество Ци в центре удара. Чжунли подметил, что эту защиту установили далеко не заклинатели, а его адепты. Для него не составило сложности найти главное пересечение и Чжунли двинулся на северо-запад города. Барьер был прочен изнутри, а вот стоило ему выйти, как он увидел, что энергия колыхнулась, застыла на месте и вновь пошла своим чередом. Это означало, что при выходе из города барьер был уязвим. Он дотронулся до стены. Центр скопления и распределения Ци под его ладонью приятно пульсировал, и Чжунли наложил свою божественную ауру, дабы любая тварь ощущала страх за несколько ли. И это подействовало. Толпящиеся на холме сумеречные мертвецы встали и не смели приблизиться.       Слева было копошение.       Чжунли приметил знакомое нефритовое копьё и его нынешнего хозяина, который напряжённо смотрел на нежить, а после исчез в зелёной дымке.       Пора возвращаться.       Чтобы обклеить каждую дверь и окно в Лиюэ понадобится больше тысячи талисманов, а Итэр смог сделать около двадцати штук. Увидел бы учитель Сюэ его позорное состояние, то непременно устроил нагоняй. Раньше он мог создать сотню и глазом не моргнув, а сейчас сил едва хватало. В последнее время его энергия падала вниз, но юный Цзинь смахивал на простую усталость.        «Теряешь хватку, — сдавленно улыбнувшись самому себе, Конг продолжил выводить кистью по бумаге. — Ху Тао тоже не сладко».       Конечно, Итэр не был единственным, кто занимался подобным, но достойных заклинателей в Гавани можно было посчитать по пальцам одной руки, так что большая часть ответственности всё-таки ложилась на их плечи.       На тридцатом талисмане у него ещё сильнее разболелась голова, да настолько, что ему стало больно держать кисть. В самый неподходящий момент! Он взял лежащее рядом полотенце, намочил в холодной воде и приложил мокрую ткань к своему лбу.       «Всё в порядке?»       «Голова разболелась».       «Я уже иду».       Итэр позволил себе отложить кисть и прикрыть глаза.       Бум. — М?       Бум. Бум. Бум. — Толчки?.. Ху Тао, это ты?       Из-за стены послышался неестественный вопль. Девушка, с перекошенным от волнения лицом, которое Итэр ни разу не видел за всё его нахождение в бюро, влетела и раскрыла окно, указывая пальцем. Итэр испугался её жуткого взгляда и поспешил подойти.       «Не смейте выходить!»       Теперь он видел причину испуга Ху Тао и странного звука. На центральной площади прямо из-под земли выползали сумеречные мертвецы!

***

— Вы слышали?! Прошлый Дицзан-ван вернулся! Да ещё и вызвал треклятого небожителя! — Да кто ж не слышал, тупая ты свинья. Всё царство только и гундит про это! Достали! Каждый раз одно и то же! — Ну тогда что ты тут забыл?! Коль не нравится, то вали на все четыре стороны! А я с радостью посмотрю, как побреют эту кошку. — Тебя забыл спросить! — Эй вы! Хватит там вонять! Раскудахтались! Сидите и ждите! — Заткнись, кошёлка старая! — Ты кого это старой называл?!       Молва о грядущем собрании разлетелась по Царству демонов со стремительной скоростью. Пусть и не была назначена дата, но почти все демонические дома собрались в центре, занимая лучшие места, в то время как зеваки устроились дальше. Большинство собравшихся здесь ждали, что Двенадцатый Трибунал будет стёрт со страниц истории, а самые недальновидные уже грезили о полной беспредельщине. Сборище мусора.       Виновники же события находились не в его центре. Обезьяна вернулась в Царство богов, дабы объявить важные новости. Не то что бы небожители не знали о неразберихе снизу, однако появление Обезьяны с отчётом была чистой воды формальность. Единственным плюсом было то, что с ней направилась Крыса, а это на одну головную боль меньше. За каким-то демоном Лун Цзюнь остался с Сюэ в лисьем доме.       Сюэ преспокойно потягивал чай, совершенно не обращая внимания на внезапного спутника. В этот раз он предпочёл простым белым одеждам роскошный золотисто-красный костюм, подстать самому императору. На его губах покоилась ухмылка понимания того, что в прошлом за такую дерзость ему снесли бы голову. Компания Дракона не была нежелательной, однако лис предпочёл бы побыть наедине после таких шокирующих открытий. И видимо, сам Дракон имел на этот счёт другое мнение, увязавшись за ним, как брошенный щенок. Ху Цзюнь позволил этому небожителю стать своим гостем и даже угостил его человеческими сладостями. Пусть знает, что Сюэ не невежа и очень гостеприимный хозяин! — Господин Сюэ? — Дракон перевёл на лиса свой тяжёлый взгляд, словно он пытался предотвратить его последующую ложь. — М? — лениво отозвался названный, крутя пиалу в руках. — У вас усилилась иньская энергия, — похоже, этот милый божок беспокоился, — что произошло в Диюе? — Обзавёлся мамашей.       Дракон издал необычный звук: то ли засмеялся, то ли испугался. — Раз уж мы здесь, — продолжил Лун Цзюнь после неловкого покашливания, — то позвольте узнать вас получше. Этот слуга после вознесения узнал о подвигах достопочтенного Ху Цзюня и хотел познакомиться с ним, но его забрал Диюй.       Сюэ хмыкнул. — Хорошо, — вот так просто он согласился. — Но у меня свои условия. Расскажи мне свою историю, дражайший Лун Цзюнь, и я поведаю о своей.       Дракон счёл это разумным и принялся за свой рассказ.       До Великой Аннигиляции. Тогда, когда Лиюэ было раздробленно на мелкие королевства, взошли два государства-соперника. В Царстве смертных его звали Лин Чэнь. Лин Чэнь был сыном из семьи потомственных военнослужащих государства И на востоке. Изначально, юный Лин Чэнь хотел пойти по стопам матери и заниматься медициной, но за такие порывы его отругал отец и заставил поступить в военную школу. Несмотря на то, что Лин Чэнь не занимался любимым делом, его успехи доходили до ушей верхушки, в том числе и до его отца. — Твой сын и вправду юное дарование, — говорил тогда император. — Не хочет ли этот юный Лин вступить в императорскую армию? — Для него было бы честью, — отвечал отец за сына, преисполненный гордостью.       Воистину юноша был свиреп на поле боя и великодушен в мирской жизни. Его товарищи любили и уважали его, недруги старались обходить стороной и не появляться ему на глаза, был любимцем толпы девушек. Правду про него говорили — от отца досталась сила, а от матери красота и ум. Обладал юный Лин незаурядной внешностью, почти экзотической, отчего среди светлоголовых и светлоглазых иновцев он выглядел устрашающе красиво. Сам же юноша никогда не обращал внимания на комплименты касательно его внешности, считая, что лучше бы люди обращали внимание на его навыки.       За что бы ни брался Лин Чэнь — всё выходило превосходно. Юношу интересовали не только боевые искусства, но и мастерство слова. Он не стеснялся ни возраста своего оппонента, ни его статуса. Если ему казалось, что человек был неправ, то Лин Чэнь несомненно докажет его ошибочность. Из-за такой славы его недруги называли Лин Чэня выскочкой, но тихо, чтобы тот не услышал.       Однажды, он со скуки ради решил сдать императорский экзамен кэцзюй. Император И был поражён такой дерзости и сделал для него исключение. Безусловно, он не собирался становиться бюрократом при императоре И, считая это худшей рутиной, но это не помешало Лин Чэню стать одним из лучших экзаменуемых. У его отца поседели волосы после отказа сына от судьбы государственного приближённого, на что сам император громко посмеялся и сказал: — Тебя ждёт великое будущее! Нечего его тратить за бумажками.       И это были не единственные его заслуги. Конечно, любимцу государства И, у которого половина хвалебных историй просто вымысел, пророчили скорое возвышение на небеса.       Его правдивые истории, которые сам Дракон не любил рассказывать, происходили во времена войны между И и Умин.       Государство Умин, возникшее после расцвета государства И, было насмешкой второму. Император Умина, состоявший в приближённых императора И, был не согласен с политикой бывшего друга и ушёл на запад, пока не дошёл до берегов моря, а после умер от истощения. Его кости стали фундаментом для будущего дворца государства Умин. Спустя всего две сотни лет Умин достиг небывалых высот благодаря морской торговле, и от этого восточному государству И было несладко — большие торговые пошлины, установленные Умином, почти разоряли казну И.       Такое расположение дел вызвало недовольство.       Последующие императоры были взращены в ненависти друг к другу, но обязаны были играть роль дружелюбных соседей. Ещё при юности отца Лин Чэня, два государя делали попытки наладить сломанные предками отношения и решили начать с малого — обмена знаниями. Так, в государство Умин приехало несколько иновских монахов.       Но случилось ужасное.       Кронпринц, славившийся своей любовью к культиваторству, был жестоко убит на территории Умина, император которого неожиданно издал указ об уничтожении всех монахов.       Эта чудовищная новость пожаром достигла до ушей императора И, отчего тот от горя объявил войну Умину.       Когда началась война Лин Чэню было около пятнадцати лет, и как только он достиг совершеннолетия, то отравился на фронт. Войска под его командованием не терпели поражения. Ему было всего лишь двадцать лет, когда он встал на тропу войны. И она не затихала ещё последующие девять лет. Казалось, что с каждой бойней войска Умина становились всё свирепее и свирепее, и многие заподозрили связь с колдовством. Не беспочвенно.       На территории Умина было одно место, служившее исключением. Храм Хуанцюнюй, храм Небесного Свода, приютил у себя всех бежавших от ужасной судьбы монахов, а после божественность этого места возросла, став недосягаемым для простого народа. Поэтому многие иновцы считали, что, благодаря храму Небесного Свода, уминовцы получали безграничную силу. Звучало абсолютно дико! Почему монахи, которые преследовались законом, стали бы помогать своим же палачам?! Однако слова двигались слишком быстро. Монахам из священного храма не было дела до собачьих слов, и они не делали никаких заявлений, спокойно сидя на своей безопасной территории.       Лин Чэнь также слышал об этом храме, и его это совершенно не касалось, пока он не услышал разговор нескольких солдат о подготовке облавы на храм Хуанцюнюй. Генерал был ошарашен словами своих подчинённых и продолжил слушать. Больше тысячи солдат из разных отрядов сговорились, что при решающей атаке на ворота Тяньаньмынь они вторгнутся на землю священного храма и уничтожат это место. Ворота небесного спокойствия же служили входом в императорский город.       Солдаты подписали себе военный трибунал!       Дело в том, что император У строго-настрого запретил убивать всякого монаха из-за дани уважения к кронпринцу-монаху. Поэтому убийство такого человека считалось самым тяжким преступлением.       Теперь Лин Чэнь не мог оставаться в стороне после услышанного. Вместе с другими генералами, они решили проучить своих подчинённых без дисциплинарного взыскания. Лин Чэнь заставил многотысячную армию пересчитаться перед выходом и запомнил номер каждого, и объявил о пересчёте после кампании на ворота Тяньаньмынь, аргументировав тем, что это позволит императору И щедро вознаградить каждого, но с условием, что количество при втором пересчёте должно соответствовать с первым. В случае потерь, считать они должны были вместе с трупами. Солдаты загорелись этой идеей, что сами контролировали кто и куда уходил, и не позволяли отходить кому-либо после грандиозной победы.       Пожалуй, это была самая впечатляющая история Лин Чэня.       Конечно, истории «благородный муж спас деву от мерзких бандитов» или «благородный муж помог старушке донести до дома продукты», или «благородный муж спас собаку от хулиганов» никогда не происходили в жизни генерала, но такая ложь имела место быть, и если Лин Чэнь такого не совершал, то вполне мог. С его-то репутацией.       Сам генерал ни опровергал слухи про него, ни подтверждал.       После похода на ворота в императорский город что-то переменилось в сердце Лин Чэня. Он встретил даосса в роскошных для культиватора одеждах, и у них завязался разговор. Тот даосс выглядел как распустившийся подснежник, но яд, стекавший с его губ, никак не вязался с его образом. Только потом он рассмотрел острые, как его меч, глаза, крепкие руки и твёрдую стать. Монашеское в этом человеке было лишь слово. Тот уверенно насмехался над императором И, считая, что смерть кронпринца была лишь предлогом ради выхода к морю. Естественно, подобные речи задели его воинскую гордыню, отчего сам Лин Чэнь чуть не совершил военное преступление.       Сколько бы генерал ни пытался забыть этого даосса, Лин Чэнь каждую ночь возвращался к нему, зарывшись в своей бездонной памяти. И каждый раз он отдёргивал себя от подобных мыслей, читая сутры.       С каждым месяцем силы уминовцев истощались. Было похвально, что после падения императорской семьи Умина воины ещё могли противостоять их армии. Только вот на душе Лин Чэня от будущей победы становилось не легче. В некоторых сентиментальных порывах он ночью скакал на запад и всматривался в красные руины некогда величайшей страны, и задавал себе вопрос: «А стоило ли?»       От тягости мыслей ему становилось дурно, поэтому он решил поделиться с отцом своим мнением. Отец молча выслушал его и посоветовал на окончание войны отправиться в отставку. Лин Чэня возмутила эта новость. — Будет мне тридцать и на пенсию?! — взревел тогда генерал. — Да где такое видано, чтобы взрослый здоровый мужчина ушёл из армии по болезни?! — Это не просто болезнь, — спокойно ответил ему отец. — Если в тебе есть капля уважения к самому себе, то ты так и сделаешь. Я не хочу, чтобы мой сын закончил как военный сумасшедший.       Лин Чэнь тогда не понимал мудрые слова отца и забыл про этот разговор до одного переломного момента.       Государство Умин было почти уничтожено и заключать с кем-то мирный договор было бесполезным занятием. Остались лишь очаги сопротивления, но с каждым разом их становилось всё меньше и меньше. Дело было не в войсках И: лишённые земель, уминовцы не смогли нормально организовать свой быт, отчего и дохли как мухи. По предположению разведчиков, перед войском Лин Чэня были последние сопротивленцы. Их было от силы сотня-две, но их не страшил взвод, превышавший их численность. Лин Чэнь видел эти уставшие, горящие ненавистью глаза и в пылу неначавшейся битвы вскинул руки в разные стороны, останавливая две стороны. Братья по оружию были оскорблены подобным действием, а враги ошеломлены. Лин Чэнь, наплевав на последствия, своей твёрдой позицией без слов остановил бесполезную резню. И хотели братья по оружию заколоть своего генерала как предателя, в небе раздался громкий звон и чёрное небо вмиг просветлело, а на месте Лин Чэня никого не было.       Так он вознёсся.       Сюэ нечитаемым взглядом смотрел на Дракона. — Прошу господина Сюэ не называть меня старым именем, — лис понимал его желание, — я оставил прежнюю жизнь. — Что случилось потом? — демон делал вид, что судьба Умина не имела для него значения, но это далеко не так. — Так закончилась война. Император И пообещал помочь возвращавшимся уминовцам обустроиться в новом государстве около моря. — Значит, император И выполнил свою задачу, — Хун Цзюнь неоднозначно хмыкнул, а Дракон не попросил объяснений. — А ваша история, господин Сюэ?       Но в этот момент прозвучал рог, сообщавший о скором начале собрания. Это означало, что вернулась Обезьяна с новостями. Что же касалось истории Сюэ, то она была не такой впечатляющей, как у Дракона.       Мать его родилась в Умине, в то время как отец жил на территории И, занимая хорошую военную должность, благодаря чему они жили неплохо. Мать вскоре умерла от неизвестной им болезни, и его забрала бабушка по линии отца. Это случилось так рано, что Ли Бай не помнил ни отца, ни матери. Старая карга не была довольна этим ребёнком и закрывала его в чулане, подальше от глаз соседей. Маленький Ли Бай уже тогда познал ненависть, когда не должен был.       Его бабка была уважаемой женщиной среди их и соседской деревни, поэтому они никогда не голодали. Она умела гадать и подсказывала другим людям, что тем делать на распутье судьбы. Брала немного, чтобы не разозлить других нищих жителей жадностью. Ли Бай не видел ни одного посетителя бабки — мерзкая старуха запирала его в чулане, пока творила свою магию. Маленький мальчик, не боящийся злых собак и взрослых, трясся в узком, пустом, холодном и тёмном чулане. Их отношения сложно назвать тёплыми. Для женщины не было зазорным выплеснуть горячую воду на руки ребёнка, если тот вместе с сорняком вырвал важную траву. Могла выбить стул из-под ног, если мальчишка отколол незначительный кусок древесины от стен дома во время починки. Маленький юноша добросовестно терпел нападки злой старухи, копя ненависть в себе и знание о том, что он в скором времени уйдёт и будет жить своей жизнью.       Помимо отравляющей жизнь старухи были и другие дети, которые так же, как и он, страдали из-за отсутствия взрослых мужчин в деревне. В отличие от Ли Бая, они не затаивали злобы и отыгрывались на тихом мальчишке, избивая его настолько, насколько позволяла детская сила. Он не отвечал, лишь зыркал своими светлыми глазами. Ли Бай был посмешищем из-за золотых глаз и светлых волос, в то время как все были черноволосые и черноглазые, поэтому для завистливых мальчишек он был целью номер один, а для двух девочек предметом воздыхания. Другие старые бабки умилялись строгости Бая, называя его будущим хорошим хозяином, который будет держать дом в ежовых рукавицах. Ли Бая не интересовала семья, поэтому он вознамерился посвятить всю свою жизнь самосовершенствованию.       Он ненавидел старуху, заставлявшую его выполнять мужскую работу. Ненавидел мать, отдавшую его в руки этой сумасшедшей. Ненавидел отца, что ни разу не пришёл за ним. Ненавидел деревенских мальчишек, ненавидел любого человека в этой забытой глуши, и грезил о побеге.       В ночь он сбежал от старухи, пока не наткнулся на паломников, направлявшихся в храм Небесного Свода. Один из культиваторов увидел в нём большой природный запас Ци и взял его с собой. Для бродяжки, вроде Ли Бая, это было немыслимой удачей. Равно как и для храма Ли Бай стал находкой. Мальчишка не только имел талант к самосовершенствованию, но и к другим наукам.       Учителя видели в нём единственный минус — ужасный характер. Детство Ли Бая не было подарком, и он не должен был быть заносчивым, но что-то пошло не так. Ребёнок проявил себя крайне самостоятельной личностью, сбегая с уроков, предпочитая обучаться в одиночестве, и настоятели сделал ему исключение ввиду его способностей. По словам самого ученика, ему нечего было делать со всяким «сбродом, неспособным даже защитные амулеты правильно изготовить». Со временем, когда мальчишка стал юношей в пору совершеннолетия, знаний храма стало для него недостаточно, и он возжелал больше. — Мы посовещаемся с другими преподавателями, — говорили ему, но Ли Бай видел в этих словах другое: «Пусть ты превосходишь других учеников во всём, но такой дворняге не видать запретных знаний». — Не ты один хочешь обладать тайными знаниями, Ли-шисюн.       Его это злило всегда. — Если мне придётся доказать, что только мне под силу обуздать тайные свитки, то так и быть, — вытянутые лица учителей были бесподобны. — Я так понимаю, раз вы не даёте мне возможность узнать что-то новое, то есть более способный ученик? — его слова звучали насмешливо, ведь каждый адепт знал, что способнее Ли Бая никого не было. — Так поясните мне, шифу, кто это и когда я смогу с ним сразиться за знание?       Бросать вызов Ли Баю было бессмысленно. Этот способный юноша творил своим старым веером то, отчего у Повелителя Ветров встали бы волосы дыбом.       В тот день в храме стоял шум. На каждое слово наставников Ли Бай находил аргумент, и каждый адепт храма Небесного Свода понимал, что не давать ему новые знания не имело под собой почвы. Некоторые ученики встали на сторону юноши и сами уговаривали учителей дать Ли Баю то, что он заслужил.       От такой наглости наставники пришли в ярость и выгнали Ли Бая за пределы своей территории, напоследок сказав, что если он хочет запретных знаний, то это ему следует держать путь на гору Тайшань. Была ли это жестокая шутка с желанием проучить наглеца, но Ли Бая не испугала гора усопших. Он покинул монастырь и напоследок сказал: — Когда я вернусь, я сравняю это место с землёй и создам собственный орден.       Конечно, его слова никто всерьёз не воспринял.       Ли Бай вернулся в приграничную деревню, где раньше жил, чтобы помозолить глаза старухе, но каково было его удивление, что вместо бараков он увидел столбы пламени. Пусть он и не отличался большой любовью к этому месту, но окровавленная земля вызывала у него дрожь. Сбоку раздалось ржание лошади и характерный блеск оружия, но стоило ему скопить энергию в ладони с желанием отбросить нападавшего от себя, как раздался скрежет металла. Нападавший с шоком отвёл лошадь назад, и Ли Бай увидел перед собой спину защитившего его человека. — Ты не слышал приказ? — произнёс его спаситель со странным западным акцентом. — Монахов мы не трогаем!       Ли Бай взбесился от этих слов. Этот дерзкий военный призывал к благоразумию?! — Интересная у вас справедливость, — с ядом в голосе сказал он, привлекая к себе внимание. — О каком благоразумии идёт речь, если вы не пощадили никого: ни стариков, ни детей, но зато монахов не трогать. — Монахи слуги народа, — на такие слова Ли Бай нахмурился. — Умин заигрался в своих ограничениях. — И каких таких ограничениях? — признаться честно, он слышал это впервые. — Разве война идёт не из-за идиотских границ? — Друг на пути самосовершенствования, — солдат сложил руки в приветствии, — это война не за границы. Сколько уминовских монахов было убито в Умине? Сколько наших монахов было убито здесь? Император И начал защищать своих поданных. И этот конфликт касается нас напрямую. Даочжан, вы же слышали, что император Умина убил кронпринца.       Ли Бай засмеялся смехом безумца. — Позвольте узнать ваше имя. — Генерал Лин Чэнь. — Так вот, генерал Лин Чэнь, — даосс говорил так сладко, отчего всем присутствующим стало некомфортно, — вы действительно считаете, что причиной войны стало только убийство кронпринца? — Это тоже, но… — Генерал Лин, сколько вам лет? — Двадцать девять. — Вам скоро пойдёт третий десяток, а мыслите, как ребёнок, — Ли Бай неодобрительно покачал головой. — Это же ясно как день, что императору И нужен был повод для захвата Умина… — …вы сейчас близки к ереси… — … и ваша миссия по спасению кого-то лишь предлог ради выхода к морю. Государство И разорялось на торговле с Умином, и вашему императору нужно было что-то предпринять и вот мы здесь. Да так сильно он возжелал море, что оправил сына на убой. — Довольно! — взревел генерал, направляя на заклинателя меч, которым он его и защитил. — Что может даосс смыслить в войне? Уходите домой!       Ли Бай посмотрел на него бесстрастным взглядом и обернулся на кучу мусора и рухляди. — Это мой дом.       Вокруг воняло тёмной энергией.       Гора Тайшань, по словам его шифу, была вместилищем ужасных существ и такого же рода знаний. Этого места избегали все даоссы, но для него эта гора не более, чем груда склонов. Ци в таком месте было действительно удушающим, и он ощущал, как стремительно терял силы. Для него это сущий пустяк, но было бы прекрасно, чтобы он никого не встретил на своём пути. Прикрыв нос рукавом, Ли Бай двинулся в сторону подножья и увидел лестницу. Даже если это место имело пугающую репутацию, никто не отменял важность этой горы, поэтому сюда стекались различного рода паломники.       Поднявшись настолько, насколько позволяла местность, он услышал чей-то звонкий плач. Ли Бай бы не обратил на это внимания, но звук приближался и, обернувшись, он увидел бегущего ребёнка, за которым гнались люди. Было бы славно, чтобы его не заметили. К сожалению монаха, ребёнок явно заметил его присутствие и бежал в его сторону. Ну и геммор. Ребёнок просил о помощи, и Ли Бай уже не мог проигнорировать этот вопль.       Люди, которые гнались за девчонкой, были обычными бандитами и, завидев его, заорали: — Не мешайся!       Он бы с радостью, только вот девчонка вцепилась в его штанину мёртвой хваткой. Она тяжело дышала, будто пробежала пол-империи. Ли Бай краем глаза осмотрел её: слегка потрёпанная богатая одежда, испуганные зелёные глаза и запутавшиеся волосы. На вид ей было около четырнадцати.       Правила храма Небесного Свода запрещали насилие в любом его проявлении. Однако у Ли Бая совершенно другие мысли. Ребёнок спрятался за его спину, и один из бандитов потянулся, дабы схватить монаха за шиворот, но рука ублюдка была оторвана одним щелчком, создавшим бурный ветряной поток. Он взревел, хватаясь за плечо, из которой плескалась кровь, а после осел на землю и замолчал. Ли Бай хмыкнул. Этот умер от болевого шока. — Он применил магию! — заорал другой, оправившись от столь кровавого зрелища. — Валите его!       Но что для культиватора парочка грязных бандитов? Ли Бай неосознанно завёл руку назад, закрывая ребёнка. Он был в выигрышной позиции, ведь иньская энергия этого места высасывала из него яньскую, а в физическом плане Ли Бай безусловно проигрывал. Он не додумался взять с собой хоть какое-то оружие, а веер в таком месте использовать было безрассудно! Масла в огонь подливало завыванье девчонки. — Уже не такой смелый! — чёртова дюжина окружила его. — Мы простим тебе смерть нашего товарища, если ты отдашь нам эту девчонку. Мы даже отдадим тебе часть за её выкуп!       У Ли Бая остались силы на восьмерых и если он продолжит стоять и ничего не делать, то Тайшань заберёт у него все силы, и тогда он ничего не сможет сделать. Сконцентрировав Ци в ладонях, он проделал такой же трюк — он вскинул руки вперёд с намерением ударить, но как можно было ударить раскрытой ладонью?! Некоторые люди остановились, и это было их ошибкой — тот же поток ветра сбил их с ног, отталкивая назад на внушительное расстояние, отчего несколько с воплями свалились с горы. Это разозлило оставшихся и те, обнажив мечи, целым скопом набросились на него.       Он хмыкнул и отбросил девчонку назад, отчего та громко закричала. Ли Бай хотел возмутиться, почему та заорала как резаная, и, обернувшись, замер на месте. Какого чёрта позади него появилась воронка?! За его спиной была ровная поверхность горы, так откуда там появилась дыра?! И этот ребёнок падал прямо туда! Немедля ни секунды, он в последний момент схватил её за руку, однако это был роковой отступ. Стоило ему отвлечься на девчонку, как его тело пронзили мечи. Ли Бай взревел от боли и отпустил руку, позволяя ребёнку упасть. И её вой боли ни за что не сравнится с его.        Сквозь его тело были пущены восемь тупых мечей, и через какое-то время прибавилось ещё пять. Ли Бай окончательно завалился на бок и затуманенным взором смотрел, как его собственная кровь растекалась под ним. Это всё? Это был его конец? И эти омерзительные мужланы останутся без наказания? Они не ответят за свой поступок? Но он ничего не смог бы сделать. Лишь наблюдать за тем, как его создание медленно ускользало. — Нечего было влезать! Мало того, что денег не получим, так ещё и хороших ребят потеряли! — Чёртов даосс! — Почему так холодно? Тут же стояла такая жара!.. Это что… снег?       Вдруг, на гору Тайшань обрушилась самая настоящая ледяная буря. Настолько был жесток её холод, отчего люди в одночасье превратились в лёд, не успев закричать от боли. Буря была настолько сильной, что за пару секунд намело хороший слой снега, и Ли Бай слышал, как он хрустел под чужими шагами. Почему он до сих пор реагировал на происходящее вокруг? Почему слышал, как кто-то присел рядом с ним? — Недурно-недурно, — этот голос прозвучал так тепло, почти по-домашнему. — Тебе крупно повезло, что яньская энергия позволила тебе не подохнуть сразу же. Было бы жаль терять такой экземпляр.       Он скосил глаза и увидел белые одежды. — Люди и вправду странные, — хмыкнул внезапный гость. — Но ты мне нравишься. Я так удивился, когда почувствовал человеческого детёныша здесь, и ты подарил мне занятное представление. Было забавно наблюдать как ты, который наплевательски ко всем относишься, бросился спасать девочку. Прямо-таки герой, ха-ха!       Ли Баю не понравилось с каким снисхождением этот человек, или что это вообще, говорил с ним, поэтому он использовал все свои оставшиеся, дабы приподняться. Под довольный смех соседа и его помощь, Ли Бай смог посмотреть в его сторону. И застыл. — Демон…       Страх сковал коркой льда его тело, и он не мог вздохнуть. Ли Бай привык, что его называли дьявольским отродьем, но видеть демона вживую… — Ха-ха! — он посмеялся, забавляясь реакцией маленького даосса. — Неужели никогда демонов не видел? С твоей-то Ци ты должен был их кромсать направо и налево! За твоё представление позволь мне преподнести ма-а-аленький подарок.       Этот демон достал из рукава изящной работы веер, на котором были вырезаны лисы.       Нет!       Ли Бай понял, что оно хотело с ним сделать! Но этот демон был быстрее. Он вложил веер в руку заклинателя, и Ли Бай ощутил, как в его теле яньская энергия замещалась иньской. — Я не… я не хочу быть чудовищем… — Я похож на монстра? — Ли Бай с ужасом смотрел на него, вызывая у демона понимающий вздох. — В любом случае, всё изменится после перерождения.       Всё ещё бьющееся сердце монаха ушло в пятки, и юноша, несмотря на боль во всём теле, пытался отползти от приближающегося демона, который чёрт пойми, что хотел с ним сделать. Переродить? Превратить его в демона? Что за чушь! Почему этот… этот! делал выбор за него? Почему кто-то в это мире решал, что с ним делать? Существо схватил его за руку, и он моментально успокоился, словно несколько секунд назад не был готов умереть от страха. Спокойные белые глаза монстра смотрели в его золотые. — Это одно из особенностей демонического бытия, — пусть он прекратит говорить таким голосом, будто бы ничего не произошло! — Чувства либо умножаются, либо затупляются. Твоя сущность блокирует неприятные ощущения, прямо как сейчас, или может усиливать, когда тебе грозит опасность. Послушай меня, человек. Передача способностей редка в Царстве демонов, но мне посчастливилось заметить тебя, чтобы сделать тебя новым Королём-лисом. — Я-я н-не понимаю, — голос дрожал от холода. — Всё придёт со временем, — он помог ему встать. Мечи в его теле заледенели, упали и разбились, раны на теле зажили и больше не причиняли дискомфорт. Демон поправил побелевшие волосы непринуждённому Ли Баю за ухо и по-отцовски улыбнулся. Тепло. — Идём.