Вкус твоего чая греет меня спокойствием

      Громогласный рёв окружил его с тысячи сторон. Он не обладал ни телом, ни слухом, ни зрением, однако холодный поток воздуха, сопровождающийся бездушными криками вокруг, заставил почувствовать страх. Внезапно ветер сменился на тёплое золотое сияние, и после он увидел красное небо. Оглянувшись по сторонам, он не увидел ничего, кроме залитых людской кровью пустошей. Огромные скалы угрожающе вздымались вверх, заставляя его, недавно родившееся существо, задрожать, однако твёрдость в груди отразила это премерзкое чувство. Страх разбился в его ногах, задрожала земля, а вместе с ним и горы. Теперь он понял, что недавно слышимый рёв издавали не трупы разбросанных людей, а он сам, сигнализируя миру о своём рождении.       Так родился неназванный Яньван Дицзюнь в эпоху завершения Великой Аннигиляции, когда мольбы людей о защитнике уже не были нужны. С тремя своими братьями он познавал эти скалистые земли, пока его сородичи не двинулись дальше по течению ветра, оставляя его одного средь этих безжизненных высот. Ему же пришлись по душе тёплая погода этого места, возможность парить меж этих страшных гор и наслаждаться диким ветром на высоте, неподконтрольной птицам. И в один из таких моментов юный дракон, уставший петлять по пустому небу, вцепился в камень своими мощными лапами и задался вопросом. — Кто я?       Он высшее совершенное существо, созданное для направления людей и их защиты от бессмысленного истребления демоническими силами. Взревев, дракон распугал всех птиц, отчего те взмыли вверх, а затем на недоступной для них высоте ринулись вниз от усталости и разбились; олени у горной речки упали замертво с разрывом сердца, а журавли сбросили своё прекрасное оперенье, став посмешищем. Никто не хотел слушать грозного дракона, пока он не показал себя дельным владыкой, закрывая глаза на чрезмерную свирепость и неспособность понимания остальных живых существ. Не понимая пения скворца, ни танцев цилиней, ни сладости простой горной воды. Дракон до абсурдного не понимал обыденных жизненных вещей, на что само творение лишь усмехалось, говоря: — Незачем божеству смыслить в таких простых вещах.       Все мистические твари вынуждены склонить головы, признавая верховенство дракона.       Однажды увидев небольшие поселения людей, он спустился к ним и спросил, чего они желали найти на его землях. Люди не оценили его высокомерного заявления, но обладая мало-мальским умом не стали перечить ему, лишь ответили: — Земля предков наших, — дряхлый старик поудобнее перехватил палку, помогающая ему стоять, — услышали слухи о том, что почва вновь рыхлая и урожай даёт, — будто в подтверждение своих слов он той же на вид хлипкой палкой поковырялся в земле, — и решили снова здесь жить. — Тогда живите, — дракон взмыл вверх и серпами воздуха, образовавшимся от его мощных взмахов, вскопал людям будущие посевы. — Отныне я царь ваш и буду вас защищать.       Дракон сдержал слово — реки очистились от бесконечных потоков человеческой крови, зацвели пышные плодородные деревья, доселе не изведанные, шли дожди и светило солнце. Чешуйчатая тварь не позволяла порождениям тьмы трогать его народ, сжирая вредителей с потрохами. Построенные в его честь храмы переливались на солнце золотым светом, вокруг цвели самые прекрасные цветы, подчёркивая богатство земель и их хозяина. Он сам бы никогда не думал, что он — свирепое дитя неба будет способен на такую милость, как забота.       Дракон со временем начал меняться, принимая более человеческие черты лица, пока не сбросил свою толстую чешую, во многом став походить на простых смертных. Это было поводом для тех, кто ещё помнил старого дракона, подшутить над владыкой, но тот лишь отмалчивался улыбкой. — Кто ты такой?       Лис обернулся на требовательно-спокойный голос живущего на этих землях и с напускной скукой во взгляде осмотрел помешавшего ему выпить местные соки. Оскорблённый таким невежественным поведением, дракон лишь сделал шаг, как его прервал не менее мёртвый голос: — Редкостная дрянь.       Демон заставил исчезнуть чашу в золотой пыли. Встав и распушив все хвосты, лис улыбнулся. Отвратительное вино местного разлива стало их первой перепалкой, впоследствии превратившись в крепкую вековую дружбу. — Ты многих оскорбил, — перед ним сидело людское творение небывалой красоты, лениво обмахиваясь белым веером, — у демонов очень хрупкое эго, их может оскорбить всё что угодно, а принятие тобой несоответствующего облика и вовсе их разозлило. — И чем же? — поинтересовался Дракон у нового друга, коего почти признал собратом. У Дицзан-ван была необъяснимая харизма, построенная исключительно на лени. За что бы он ни брался — всё выглядело изящно. Даже сейчас, когда он просто держал веер в руке, не удосужившись его обхватить более плотно, его кисть еле-еле двигалась, создавая слабый поток воздуха. Дракон мог только восхищаться его уровнем лени и безмятежности. — У них нет в голове установки, что высшее существо может уподобиться человеку, — тот сложил веер и бросил себе меж ног на ткань халата. — Для них люди — низший сорт, сорняк, который необходимо вырвать, — духовная проекция друга пошатнулась от ветра, — поэтому один что-то прокричал про оскорбление, а второй, не менее умный, подхватил это. — Не думаю, что всё настолько плохо. В конце концов, демоны не должны ценить меня, — дракон должен был быть персоной номер один в списке для очереди на гильотину, однако его друг утверждал обратное. — О, — он криво изогнул губы. — Всё далеко не так, и сейчас для них особенно появился повод. — Ты преувеличиваешь, друг мой.       Молва об очеловечивании прошлась по Трём Мирам, спровоцировав Разрушительную войну. Оскорблённые демоны и покорённые боги, увидев дракона в таком жалком состоянии, при помощи Царства демонов заставили подняться всю нечисть и снести всё на своём пути. Он никогда бы не подумал, что сумеречные мертвецы способны на такое. Отродясь не блещущие интеллектом существа рвали земли дракона в клочья. Для Владыки преисподней хватило лишь взмаха его веера, чтобы ополоумевшие демоны и низшие приспешники вернулись обратно, оставив оставшихся мёртвых богов на растерзание адептов.       С того самого дня он не слышал про своего нового друга. — Разве тебе не интересно наблюдать за ними? — женщина поправила свои одеяния, с улыбкой смотря на мельтешащих впереди людей. — Они как муравьи — перетаскивают туда-сюда брёвна, чтобы построить себе убежище от природных бед. Им нужна пища, чтобы жить. Одежда, чтобы переживать тепло и холод. Вся их жизнь наполнена чередом сменяющихся событий — и всё это ради того, чтобы прожить свою ничтожно малую жизнь. Нам есть у них чему поучиться, не так ли? — И чему же? — он нахмурился, явно несогласный с мнением спутника. — Мы не нуждаемся в пище, в отдыхе, нам не нужно думать о завтрашнем дне, — она указала веером на некого дряхлого старика. — Ему шестьдесят три и он болен, у него нет денег на нужные лекарство, да и не стал бы он его пить. Его характер — причина того, что он один, никому ненужный старик с кучей проблем. Кого-то он мне напоминает…

***

— Подожди, — от такого количества информации у Итэра заболела голова.       Он не думал, что на простой вопрос о происхождении господина Чжунли последует такой ответ. Поверить в то, что сидящий перед ним человек не просто обычный чересчур умный мужчина, а самый настоящий бог, было… — Чушь, — отрицание — единственное, за что он ухватился. — Это… — И ты моё вместилище, — продолжил Чжунли, не замечая растерянного взгляда напротив. — Я попался на собственном неверии в то, что меня возможно одурачить, — на спокойном лице проскользнула тень позора, — но, видимо, я уже стар. После войны моё тело было повержено ядом неизвестного происхождения. Одно из царств предложило мне… решение проблемы, но…       К концу предложения в голосе Чжунли читалась вселенская скорбь и извинения. — … я не думал, что таким способом.       Не иди в Ли Юэ.       Тебе там делать нечего.       Послушай старуху и сбереги себя.       Конг, хочешь сдохнуть?       Ему потребовалось всё своё самообладание, чтобы сделать несколько вдохов. Голова стало неприятно тяжёлой как несколько лет назад, а грудь сдавило в тисках. Он не знал, что делать. Что говорить. Как реагировать. Итэр осторожно сглотнул, боясь, что съеденное за день вылезет наружу. Перед ним сидел чёртов дракон с печальным лицом. Это шутка? — И я умру? — он предпочёл бы не комментировать неестественное вздрагивания Чжунли. — Нет, я… — тот тяжело вздохнул, словно собирался с мыслями, и продолжил: — Почувствовав твою Ци, мне стало любопытно, ведь в Ли Юэ заклинателей можно пересчитать по пальцам и то столкновение, как бы объяснить, шокировало меня. Твой учитель очень искусен, раз научил тебя её блокировать, однако моё вмешательство сняло блок и я убедился в своих догадках.       Молодой господин снисходительно улыбнулся, но дальнейшие комментарии прервали его будущую саркастическую реплику. — Я не собираюсь использовать тебя в качестве своего сосуда, — заверил его Чжунли, хотя Итэр сомневался в уверенности сидящего перед ним. — Дракон славился своими принципами и нерушимыми договорами. Ты сейчас отказываешься от сделки? — его маленькая провокация удалась завидев неестественную дрожь другого. — Не было никакой сделки, — какое бы суровое выражение лица не было у Чжунли, Итэр ни разу ему не верил. — Ты мне говорил другое. — Да, это было ровно до того момента, когда я узнал о способе.       Молчанье затянулось, и Цзинь решил спросить: — Яд… Ты правда отравлен? Чувствуешь изменения? — Не уверен, — бог скрестил руки на груди, задумываясь над дальнейшими словами. — Конечно, эрозия когда-нибудь настигла бы и меня, но я уже покинул свой пост.       Итэр прикрыл глаза ладонью, пытаясь взять контроль над своим дрожащим от переизбытка чувств телом. Он сделал то, что ему запрещали и теперь он заплатит за свою самоуверенность. Это была плата за все его поступки? За смерть мародёров, за убийство ни в чём невиновной глупой девушки, за неспособность спасти единственного и дорогого друга. За своё собственное рождение. Ладонь переместилась на воротник и потянула его назад. Вмиг стало неимоверно душно, его бросало то в жар, то в холод, сердце громким стуком билось в ушах, заглушая все звуки. Второй рукой он закрыл себе рот, не давая подступающей тошноте вырваться наружу. Прикосновение к спине обдало теплом и стало хуже. Итэр попытался уйти от настойчивых объятий, но попытка побега была пересечена, и он оказался прижат к телу Чжунли. Тот в свою очередь успокаивал поглаживаниями содрогающегося в истеричных рыданиях человека, чувствуя жгучий стыд.       Чжунли обнял побледневшего юношу, сделав попытку стабилизировать его состояние через энергетические каналы — эффект не заставил себя долго ждать. Итэр вскоре успокоился, обессилено цепляясь за костюм державшего. Ему необходим был свежий воздух.       Ли Юэ глубокой ночью холоден и тёмен, недружелюбный к своим врагам. Они оба сели на стул так, что Итэр вновь оказался прижат к груди слушая размеренное сердцебиение под слоем одежды. В каком-то роде это успокаивало. Молодой господин Цзинь даже не стал пререкаться за вмешательство в его эмоциональный фон, понимая, что вряд ли без помощи господина Чжунли он бы вышел в нормальное состояние в ближайшие несколько часов. Бывший дракон давал ему осмыслить произошедшее, за что тот был ему благодарен. Трезвая голова в таких моментах дорого стоила.       Он готов был поверить в то, что Чжунли не собирался пользоваться его телом, чтобы переместить яд, в существовании которого сомневался даже сам бог. За столько столетий не появилось ни единого признака отравления, что несомненно ставило под сомнение его наличие. Может быть, было не всё так плохо, и Итэр зря завёлся на пустом месте? Прикрыв глаза из-за приятного холодного ветерка, он слегка приподнялся, оперевшись одной рукой в грудь мужчины, который придерживал его руками. Нужно было заканчивать, иначе он просто-напросто уснёт здесь. — Чжунли? — он ненавидел, как звучал его голос. — Да?       Губы Итэра расплылись в кривой улыбке, услышав, что голос страшного старого грозного бога такой же испуганный и дрожащий, как и его. — Я правда не умру? — Я даю тебе слово, — руки, раскалывающие горы, вернули его в прежнее положение.       Чжунли не позволит себе потерять ещё одного друга.