Вкус твоего чая греет меня спокойствием

— Я слышал, что ты владеешь мечом, — на него посмотрел солнечный мальчишка с россыпью веснушек на лице. Его блондинистые волосы ослепляли, а чёрные глаза горели азартом. — Я Хуан! А ты?.. — Оставь меня в покое, — Итэр отвернулся от надоедливого ребёнка, тщательно скребя дерево. Учитель Сюэ научил его делать небольшие обереги из правильного материала, объяснив тем, что с его хорошим уровнем концентрации амулеты получатся не хуже, чем у опытных заклинателей. Такая похвала грела его изнутри. — Ха?! — этот Хуан эмоционально возмутился и предстал прямо перед его лицом, закрывая солнечный свет. — Как грубо! Это ты так общаешься со своим старшим товарищем? — Ты не мой товарищ, — он ощущал скребущее раздражение и желание бросить от себя наглеца вспышкой духовной силы, но передумал. — А вот и нет! — мальчишка присел рядом на бревно. — Мы, так-то, в одной школе учились у учителя Сюэ. — Вот как, — ему не было интересно общаться с кем бы то ни было из школы или деревни, поэтому слова Хуана для него были как шелест среди листвы — такой же раздражающий. — Ты действительно меня не помнишь?! Ну, знаешь ли! О, — он заметил в руках бывшего одноклассника деревянное колечко, — да ты у нас мастер на все руки! Не зря учитель Сюэ ставит тебя в пример. Красиво! Для себя делаешь? — Хуан буквально засветился, когда ему ответили простым кивком. — Почему красное? Красный тебе не к лицу! А мне сделаешь? — Две буханки хлеба, — бровь Итэра дёрнулась от бесконечного потока слов. Маленький ювелир назвал ему цену, игнорируя возмущённый вопль ребёнка. Раздражал. — Я же твой одноклассник! Мог бы просто подарить.       Он смешно надулся.       Хуан переехал сюда с дедом и бабкой и стал постоянно доставать его. Каждый день. Просил помочь ему пасти коз, потому что сам боялся, сходить на рыбалку, потому что боялся выпустить рыбу из рук, поставить забор, научить его драться, владеть мечом и луком. Юный господин радовался, что тот никогда не затрагивал вопрос о глазах, как типичный невежа с барак.       Итэр ещё никогда не чувствовал такую консистенцию раздражения за всю свою жизнь, прогоняя Хуана, как только он слышал его голос. Этот большой, гиперактивный светящийся ребёнок состоял из беззаботности и веселья и был полной противоположностью серьёзности и тихости Итэра. Со временем юноша привык к такой дружбе и даже односложно стал отвечать на вопросы, а после вновь слушал глупую болтовню соседа про их переезд и прошлую жизнь в деревне. Итэр так узнал, что родители Хуана жили теперь в городе, зарабатывали приличную сумму денег, а дед с бабкой решили уехать в более тихое место, продав прошлый свой дом, а сам мальчик просто гостил у них, пока родители не заберут его обратно. Там он продолжит обучение на какого-то чиновника при императорском дворе.       Хуан, будучи занозой в заднице, слёзно просил молодого господина научить его каким-нибудь техникам на мечах, осыпая его словами лести о его превосходном стиле (грязный приём, который поможет ему на карьерной лестнице, подумалось тогда Итэру), и юноша сдался. Сказать, что Хуан был бездарем в этом направлении — значило ничего не сказать. Его изнеженная городская натура не принимала тяжёлый труд и постоянно ныл о том, как ему тяжело держать меч. Даже Итэру, наполовину слепому, удалось мастерски овладеть этим искусством. С луком тоже не прокатило. Необходимой силы, чтобы натягивать тетиву, которая постоянно соскальзывала с пальцев, а если он сожмёт её чуть сильнее, то она резала его кожу, не хватало. Одним словом — Хуан был той ещё неженкой. — Когда я перееду в город и стану важной шишкой, — Хуан поставил ногу на ветку дуба и указал пальцем за горизонт, смотря в своё светлое и богатое будущее, — то я найму тебя в качестве своего телохранителя! И буду платить тебе много-много денег, чтобы тебе хватило их на нужные лекарства! О! Моя бабуля, кстати попросила передать Мадам Ли ткань. Ха-ха, совсем забыл... А знаешь!..       Итэр только тепло улыбнулся.       А после он пропал. Это не было внезапным уездом, где они не смогли нормально попрощаться, а откровенным исчезновением. Его дед и бабка перевернули всю деревню с ног на голову, пока кто-то из местных мужиков не сказал, что видел большой караван, возглавляемый опасными людьми, из которого доносились человеческие стоны. Работорговцы. Он, недолго думая, взял с собой лёгкий меч и двинулся в дорогу, считая, что с момента исчезновения Хуана прошло двое суток, значит, преступники не должны были далеко уехать. Его духовная энергия позволяла без передышек бежать сломя голову вперёд, надеясь и взывая к небожителям, чтобы Хуан был именно там. Присев на ветку, юноша заметил в нескольких ли дым и, обрадовавшись, что Бог Удачи на его стороне, побежал в ту сторону, замедляясь каждый раз, когда приближался к лагерю работорговцев.       Три больших телеги стояли чуть дальше, где расположились эти мерзкие отбросы около костра. Их было двенадцать. Крепкие мужики были вооружены мечами и кинжалами, и если Итэр прямо сейчас выскочит из укрытия, то непременно умрёт, поэтому обойдя лагерь, он разрезал ткань, накрывающую телегу и приказал всем испугавшимся замолчать, помогая людям поскорее выбраться из западни. Среди них было несколько мужчин, помогавшие молодому господину развязывать и спускать людей. Те самые мужчины остались, чтобы помочь освободить и остальных. Хуан был в самом последней телеге, отказавшийся убегать и оставлять друга одного.       Споря на приглушённых тонах, они не заметили, как один из работорговцев поднял крик из-за пустующего первого каравана, и Итэр, знатно выругавшись, стал с молниеносной скоростью придумывать план отступления. Несколько человек подошли к каравану, и, воспользовавшись элементом неожиданности, он наполнил духовной энергией свой меч и одним ударом разорвал грудь четырём работорговцам. Перед его глазами было восемь человек, которые вскоре подорвались с места и ринулись на его. Поудобнее перехватив меч, Итэр разделил энергию между ногами и руками, что позволяло ему легко маневрировать между этими людьми и совершать быстрые удары, вырывая победу. Беспрерывный забег отнял у него большую часть сил. Как бы учитель Сюэ не хвалил его способности, этого было недостаточно. Двенадцать жалких людей заставили его запыхаться до жёлтой пелены в глазах. — А-Эр! — истошный крик Хуана привёл его в чувства и, обернувшись, кровь брызнула в его глаза и, быстро её стерев, на одних инстинктах снёс голову пришедшему из леса тринадцатому разбойнику. — Хуан! — Итэр присел на корточки и приподнял раненного друга, который стремительно стал выхаркивать кровь. — Чёрт! — Наполнив ладонь скудными остатками энергии он, сообразив, что, возможно, мальчишке проткнули лёгкое, прижал руку к этому месту, стараясь замедлить кровотечение, образовав шар яньской энергии как преграду. — Не смей мне подыхать здесь! — он обернулся и увидел, что тех взрослых не было; испугавшиеся восьмерых противников, они сбежали. — Трусы! Жалкие трусы! — Хуан стремительно бледнел с каждой секундой, и паника Итэра пропорционально усиливалась. — Н-не… не смей! Хуан! Почему… почему не получается? Почему, блять, не получается?!       От волнения и страха он слышал стук сердца в горле, отчего его начало мутить и в итоге его стошнило от ужасного металлического запаха. Кровь Хуана по его локоть, белые тряпичные одежды окрасились в отвратительный красный цвет. Тёмные глаза Хуана были устремлены в небо, а солнечные волосы местами запачкались бронзовым оттенком. Подаренная Мадам Ли Итэру заколка спала с головы, освобождая грязные от пота и крови локоны. Возвращение в деревню через трое суток с трупом друга на руках сопровождалось плачем и криком. Дед с бабкой неистово рыдали над телом внука, взывали к Богам с вопросом, что им делать, а Итэр с пустым взглядом смотрел на эту картину, пока старуха не подняла на него свой взор. Женщина поседела за несколько поколений вперёд, замолчала и открывала рот как рыба в немом крике, пока не смогла выдавить из себя: — Д-демон! Демон! Дьявольское отродье!       Жёлтый оттенок чистого кор ляписа превратился в неспокойный пожар. Ему было плевать на визги этой свиньи. Он потерял единственного друга, на шее которого на верёвке покоилось красное деревянное кольцо. Похоронили его с ним же, не снимая.       Мадам Ли заставила его понервничать. За окном разбушевалась буря, и Итэр не находил себе места до тех пор, пока вся мокрая женщина не ступила на порог дома. Он тотчас помог ей сбросить мокрую одежду и подал полотенце, вытирая её насухо. В её руках была мокрая толстая дощечка. Она протянула её и сказала: — Сделаешь из этой деревяшки себе колечко. — Зачем? — он бросил это занятие после смерти друга. — Оно защитит тебя, — Мадам Ли была серьёзна, поэтому молодой господин Цзин послушался её. — Когда меня не станет, отправляйся куда-нибудь подальше отсюда. И ни при каких обстоятельствах не называй своего настоящего имени.       Нежные старые и холодные от непогоды руки погладили его по щеке, и Итэр заторможенно кивнул. То же самое ему сказал учитель Сюэ, однако куда мог пристроиться слепой юноша, умеющий махать мечом?       Ему были нужны деньги на похороны в Мондштадте, поэтому он связался явно не с теми людьми. Им было всё равно на пол, присхождение, рост или вес — ценность для них имело умение драться. — Выглядишь дохлым. — Высокого роста человек с большим носом на пол-лица осмотрел его со стороны, пока другой человек, притащивший его сюда, не фыркнул, явно разозлённый этим комментарием. — Он ж слепой! На кой ты его привёл? — Заткнись, он запросто может разрубить тебе череп, — этот же человек схватил его за руку, и Итэр ощутил прохладность металла. — Покажи ему.       Итэру нужны были деньги, только по этой причине он согласился на эту авантюру. Он прекрасно знал, куда ввязывался, а ещё он знал сколько денег «зарабатывали» эти ребята. Не трудно было догадаться, что сейчас прольётся кровь и как бы молодой господин не старался запихнуть премерзкое чувство тошноты, он не сдерживался и морщил нос от каждого скрежетания клинка. Этот головорез двигался медленно, лишённый всякого изящества, отчего его атаки было довольно просто просчитать. Громила через несколько минут спарринга начинал злится, ведь он ни разу не задел мальца. — Сражайся нормально! — проревел мужик, делая выпад вперёд, что было его фатальной ошибкой.       Он, отскочив с разворотом, замахнулся длинным мечом и снёс запястье бандиту, отчего тот тотчас заорал как резанная свинья на скотобойне. Кровь мелкими каплями попала на лицо Итэру. Воспользовавшись моментом, когда все глаза были направлены на скрюченного бандита на полу, он, нахмурившись от отвращения, прошептал себе под нос слова проклятий.       У него не было выбора.       Его первая работа заключалась в обнищании торговца, сославшись, что у него прекрасные боевые навыки и один он прекрасно справится. Устроиться в дом не составило никакого труда, его слезливая история бродяжничества растопила сердца сердобольных служанок и хозяина дома. Брался за всё, что предлагали — будь то починка крыши или приготовление паровых булочек. Он, никогда не занимавшийся настолько тяжёлым трудом, буквально выдыхался в конце дня. В небольшом кульке была всякая награбленная мелочь вроде серебряных вилок или ложек (на большее не позволяла совесть). На кухне работали милые и добрые бабушки, научившие его из дерьма и палок делать пышные пиры. А ещё непонятно чем он привлёк внимание средней дочери богатого человека. Барышня была до боли капризной и обращалась с ним как с куклой. Его прошлое положение и манеры заставляли хозяина дома добродушно смеяться («Старается быть дворянином, ну не шут же?» — под одобрительный смех остальных слуг), а местных служанок таять от его нежной натуры. Итэр не обращал внимания.       Юная особа приказывала служанкам купать его, заплетать волосы, одевать в лучшие одежды, что привело к ненависти от других слуг его возраста, ведь пока те спали на соломе, сама дочь хозяина отвела ему отдельную комнату со смежной ванной, дверь которой также вела в комнату девушки. И плевать они хотели, что он ни разу на оставался на ночь в предоставленных покоях. Это были спокойные времена его службы, в которые было стащено всё, что плохо лежало. Всё пошло под откос, когда барышня потребовала его себе в женихи. Итэр не был уверен, управляла ли ею тупость, но внезапное согласие её отца вовсе выбило его из колеи. Его продали как вещь, не спросив самого жениха. — Ты такой красивый, что я даже удивлена, почему ты до сих пор не женат, — девушка положила голову на его плечо и, мечтательно вздохнув, переплела с ним пальцы, будто затягивала поводок на шее. — Только представь, какие красивые дети у нас будут. Ты рад? Ты меня любишь? Ты хочешь быть со мной? Итэр? — она вновь глупо захихикала, словно зная ответы на эти бессмысленные вопросы и лишь сильнее прижалась к его тёплому боку. — Когда мы уедем от моего глупого старика, мы наконец-таки сможем уединиться… Ты ждёшь этого, Итэр?       На это он мог лишь улыбаться.       Главарь на такую перспективу лишь рассмеялся, сказав, что он самая настоящая золотая жила, ведь теперь они могли в будущем беспрепятственно распоряжаться золотом одного из самых богатых людей деревни Цинцэ. Сомнение скапливалось в его груди, он явно не хотел ни жениться, ни оставаться рядом с этими опущенными людьми. Учитель Сюэ научил его бить метко, больно и смертельно, с целью убить, но проблема была в том, что Итэр не был убийцей.       Дом уже жены был просторнее, чем дом хозяина. Куча ценных вещей, которые можно хорошо продать.       Он помнил свои действия, будто это было вчера. Ближе к ночи они вошли в спальню. Его новая жена соблазнительно сняла с себя красное одеяние, оставшись в дорогущем белье. Грациозной походкой она подошла к нему, стянула верхние одежды, а после принялась за головные украшения. В свадебном костюме было жарко, с распустившимися волосами стало ещё хуже. Итэру не нужна была ласка, но женщина не слушала его, лишь толкнула на кровать и опустилась перед ним на колени. Унизительный жест, подумалось ему тогда, сморщившись от внезапного прикосновения снизу. Губы, которые должны целовать детей, касались того, чего не должны были. Она явно старалась, но ему, внезапно ставшему рабу двух сторон, нужно было не это. Итэр был свободен с Мадам Ли, был свободен с хозяином, но не с этой женщиной, решившей оставить его себе, будто тот был тряпичной куклой, трофеем. Только из-за красивой внешности, покладистого характера и умения делать всё, что угодно. Множество сомнительных вещей преследовали его на протяжении всей жизни, однако это хладнокровное убийство невинной женщины оставило на нём яркий отпечаток. Осознал он тогда, когда хлюпанье прекратилось. Торчащий нож из горла человека сверкал кратковременной вспышкой злости и ненависти. Итэр закрыл рот окровавленной ладонью, а потом его стошнило от её вкуса.       Что бы подумал учитель Сюэ, узнав о его проступке? — Какого чёрта ты здесь забыл?! — заорал бандит, но все последующие слова оскорблений, которые вылились бы из его грязного рта, были прекращены точным ударом в глотку. — Убейте эту суку!       Это заставило всех вскочить на ноги и обнажить свои тупые клинки. В ту ночь шёл ливень, смывая в реку кровь тринадцати человек, чтобы на следующее утро оставшаяся мазня из внутренностей громил высохла под знойным солнцем. Теперь же его руки, по локоть запятнанные в убийстве, никогда не познают очищения. Его чувство гордости смешалось с чувством справедливости, вступая в конфликт с бушующими эмоциями внутри него. Правильно ли поступал учитель Сюэ?.. Он так мог легко отнять человеческую жизнь, и Итэру это казалось правильным — есть люди, заслуживающие жизни, а есть сброд, который должен был предаться утилизации. Работорговцы, убившие его лучшего друга, заслуживали смерти. Эти ублюдки, грабившие и убивающие людей, заслуживали смерти. Должна была ли умереть бедная влюблённая девушка, решившая распоряжаться его судьбой, как ей вздумается? Имел ли он право отнимать у неё последний вздох?       У Итэра заболела голова от разных мыслей в его голове, он присел на камень и прикрыл глаза ладонью, а потом в его голову ударил отрезвляющий холодный ветер — Мадам Ли была бы разочарована в нём, ровно как и учитель Сюэ. В какой-то степени он даже рад, что мёртвая старушка не видела этот позор, а мастер вовсе исчез. Ему вовек не отмыться от звероподобного преступления, ведь теперь он ни чуть не лучше скота, похитившего Хуана, не лучше этих отбросов, не лучше своих настоящих родителей, выкинувших новорождённого как ненужную вещь. Итэр взбесился, взмахнул мечом и рассёк скалу напротив, оставив глубокую полоску его ярости, как напоминание о его слабости. Никчёмности. Бесполезности. — Хватит ныть, — сказал он сам себе, а после разочарованно сел обратно — он даже закричать нормально не может.       Молодой господин Цзинь отряхнул своё белое одеяние и направился к Каменным вратам, чтобы окончательно забить последний гвоздь в гроб своего прошлого и начать жить спокойную жизнь.       Ему запрещали идти в Гавань? Прекрасно. Именно туда он и пойдёт.