Созвездия его веснушек

      На факультете искусств готовился очередной отчетный концерт, Хенджин всегда входил в организационную группу как постоянный фотограф, но ему нравилось быть активным, участвовать в обсуждениях, выдвигать идеи. Ли рад был слушать по вечерам его рассказы об очередной встрече или даже о возникающих проблемах, видеть Хвана таким воодушевленным ощущалось словно исцеление. Феликс даже помогал чем мог: привозил к университету всякую полиграфию, если они не успевали забрать самостоятельно, приходил помогать в украшении зала. Ему нравилось быть частью жизни своего любимого человека, не причиняя ему неудобств. Хенджин в университете свои предпочтения не скрывал, но и ни то чтобы демонстрировал, однако близкие были в курсе о Феликсе. Потому, когда Хван коротко чмокал его в лоб и благодарил нежным шепотом за помощь, за спиной стояли только умиленные голоса и поддерживающие перешептывания. Сегодня Ликс вернулся поздно, они встречались с Минхо в баре, потому что хён снова поссорился с Минхёком, в который раз за эти пару месяцев. Феликс хотел бы вправить Хо мозги и попросить перестать ебать их своему психотерапевту, но считал себя лишённым морального права раздавать советы. Его собственные отношения оставляли желать лучшего, поэтому он, как хороший друг, мог только выслушать и пожалеть. Из бара пьяное тело Хо забрал Минхёк, глядя на того с такой нежностью и заботой, что Феликсу стало как-то не по себе, вспоминая все слова Минхо с сегодняшнего вечера. Было больно осознавать, что хён не любит так же в ответ. Вероятно, и не любил. Ли снова становится страшно. Он не торопится домой, потому что сегодня посиделки Хвана с его друзьями организованы в их гостиной, он не хочет мешаться. Но мысли в его голове снова танцуют какой-то ритуальный танец и не дают спокойно дышать. Уже при входе Ликс ощутил запах перегара, усмехнувшись себе под нос. Завтра ему придется непросто, ведь Джинни чертовски рано назначил клиенту фотосессию. Ли хочет проскользнуть мимо гостиной незаметно, но его тормозят довольно громкие и радушные приветствия.       — Проходи, оппа, у нас еще осталось, — посмеивается уже знатно охмелевшая однокурсница Хвана, размахивая полупустой бутылкой соджу.       — О, нет, мне нужно еще поработать, да и свою дозу я уже получил сегодня, — тянет из себя улыбку Ли, пока рассматривает девчушку с ног до головы. — У вас тут игры с переодеваниями?       На ней одежда Хенджина.       Ребята заговорщически переглядываются друг с другом, кто-то даже тихо хихикает.       — Можно и так сказать, — бросает кто-то небрежно, — это ты еще Джинни не видел, — прыскает парень в кулак, за что получает болезненный тычок в бок от соседки.       — А где он, кстати?       Не то чтобы ему все это нравилось, но мириться с энергичной, общительной натурой своего парня просто приходилось, да и ребята не были такими уж плохими, просто у Ли херовые ассоциации с пьянками в компании.       — В спальню пошел, — сдает кто-то хозяина квартиры. Ликс благодарно кивает им, желает приятного вечера и идет искать Джинни. Он секунду мешкается, прежде чем надавить на дверную ручку, но картина, представшая перед ним, стоила своих переживаний. Хенджин крутится напротив зеркала неуверенно, пытаясь натянуть клетчатую плиссированную юбку так, чтобы она хоть что-то скрывала. Чертыхается и недовольно тянет задравшийся кроп-топ ниже, который обтягивает его слишком тесно: одно лишнее движение и пойдет по швам. «Хрен с ним», — шипит парень, оставляя свои попытки облагородить свой порнографический вид, и поворачивается, чтобы дотянуться до мобильника, валяющегося на кровати.       — Отлично выглядишь, — бросает Ли, расслабленно опираясь на искусно тихо закрытую за собой дверь. Хенджин вздрагивает и роняет телефон обратно на кровать.       — Я, это… Слушай…       — В курсе, — хмыкает Феликс, — игры с переодеваниями.       Ли осматривает своего парня жадно, толкая язык за щеку. Из-под помятой кромки юбки виднелась синяя ткань боксеров, ткань топа на широкой груди соблазнительно натягивалась при особенно глубоких вдохах, на щеках алеет хмельной румянец, губы, блестящие от слюны, манящие в поцелуй со вкусом мятной жвачки и алкоголя. Бронзовые, мясистые бедра Хвана так и манили, чтобы коснуться их, но Феликс лишь прошелся голодно языком по нижней губе и подошел к кровати, как ни в чем ни бывало. Он медленно расстегивал манжеты, не без интереса рассматривая подбирающего слова Хенджина.       — Спор. Я должен сделать фото и выложить на сайт знакомств, — язык у Джинни слегка заплетается, ресницы дрожат и взгляд он отводит: боится реакции младшего, но Феликс лишь пожимает плечами и улыбается успокаивающе.       — Тебе идет. Помочь с фотографией?       Парни встречаются взглядами и кожей ощущают электрические разряды, образующие напряжение между ними. Феликс методично закатывает рукава своей рубашки и, не дожидаясь ответа, протягивает ладонь, а Хван неуверенно вкладывает в нее свой гаджет и отстраняется, нервно сминая подол и без того ничего не скрывающей юбки. Ли расслабленно откидывается назад, опираясь на свободную руку, другой же он наводит прицел камеры на смущенного своим положением Хенджина.       — Расслабься, Джинни, это всего лишь я, только сделаем пару фото и всё…       — Ты ни черта не «всего лишь», — шипит немного обиженно парень, принимая наигранно девчачью позу для фото, — давай быстрее.       Ликс смеется так глубоко, почти утробно, заставляя чужие коленки подкоситься.       — Не торопись, мы же хотим отличные фото сделать, — отсмеиваясь, Ли продолжает искать идеальный ракурс, на самом деле просто позволяя себе с удовольствием играться и наслаждаться видом, неожиданно открывшимся перед ним. По своей воле он бы никогда не попросил Хенджина о чем-то таком, но открытие оказалось более чем приятным. Он делает пару фото, которые, скорее всего, получились смазанными из-за слишком быстрой смены нелепых, весьма комичных поз, но в голове воспаляются идеи одна за одной.       Ли закусывает губу, обдумывая что-то с молниеносной скоростью, а затем наконец-то поднимает взгляд насмешливых глаз от экрана, подбирается немного, сидит ровно и уже не выглядит таким расслабленным. Феликс манит Хенджина ближе к себе, а тот неуверенно приближается, обдумывая всё. От изучающего взгляда любимых глаз мурашки по позвоночнику табунами бегают, а коленки подрагивают слегка от того, как хочется на них опуститься. Джинни становится между разведенных коленей Ликса и смотрит сверху вниз доверчиво, открыто.       Феликс разглядывает пристально, а затем тянется к измятому подолу и, подцепляя его пальцами, поднимает вверх, делая компрометирующее фото и заставляя Хвана смутиться еще сильнее. С одной стороны, старший хотел ударить ладонью посильнее, чтобы Ликс прекратил его смущать, а с другой — всё это чертовски возбуждало.       — За стеной десять человек моих друзей, — шепчет он, вздрагивая от каждого щелкающего звука, оповещающего о новой фотографии в галерее.       — Ну и что, — жмет плечами Ликс, поглаживая двумя пальцами начинающий твердеть под тканью белья член, — я всего лишь фотографирую своего парня, ничего криминального не делаю, — ухмыляется издевательски, когда скользит ладонями вниз по внутренней стороне бедра, замечая, как подрагивают чужие колени. — Если плохо на ногах стоишь, то можешь присесть сюда, — смотрит снизу вверх, облизывает сохнущие губы и хлопает приглашающе по разведенным коленям. Хенджин сглатывает гулко, косится на прикрытую дверь в спальню и собирается уже воспользоваться предложением, когда Феликс его легко останавливает, перехватывая за талию. — Сначала сними белье, — заискивающе улыбается, скользит кончиками пальцев от чувствительной зоны под коленкой до кромки боксеров и запускает под них указательный палец, игриво оттягивая льнущую к коже ткань.       — Мы не можем, — шепчет Хенджин, глядя прямо в блестящие вызовом и риском глаза напротив, вздыхает тяжело, чувствуя прилив возбуждения, и поддается, стягивая с себя несочетающуюся с его образом деталь одежды. Ткань юбки спереди теперь незамысловато топорщится, заставляя Феликса хмыкнуть и накрыть выделяющую часть ладонью, за что получает болезненный шлепок от парня. — Нет! Это юбка Хвиин! Если мы ее испачкаем, то я со стыда сгорю, — умоляюще хнычет парень, понимая, что если Ли захочет ему этой клетчатой тканью отдрочить в следующую секунду, то он все равно ему сдастся так или иначе. Он вообще слаб перед ним.       — Хорошо, Джинни, тогда подними и придержи ее для меня, — Ли строит из себя саму невинность, наблюдая за тем, как Хенджин дрожащей ладонью поднимает клетчатую ткань, открывая вид на полувставший член с порозовевшей, блестящей головкой. — Отличный вид, — тяжело выдыхает застоявшийся в легких воздух младший, вновь фокусируя камеру на аппетитном теле перед собой и делая серию фото.       — Не нужно, — хнычет Джинни, пытаясь отобрать телефон у Ли, но тот непреклонно осаживает его одним тяжелым «успокойся», и парень сдается, — это смущает.       — Чего смущаться? Ты очень красивый. Везде, — добавляет без толики иронии и смущения Феликс, накрывая возбужденный орган сухой ладонью, реакцией на что служит недовольное шипение сверху. — Повернись, пока ноги еще держат, — командует парень, наблюдая за покорно следующим его указаниям Хваном через экран смартфона.       — Хватит, — просит Хенджин и сам не знает, чего хочет. С одной стороны, все эти игры ему пришлись, неожиданно, по душе. С другой стороны, хотелось, чтобы младший сделал уже что-нибудь с ним: подрочил, отсосал или дал отсосать себе. Что угодно. Но лучше всего, если бы парень решил его трахнуть.       — Подними юбку слегка и оттяни ягодицу, чтобы я видел твою дырочку, — командует фотограф и с удовлетворением отмечает, что Хенджин только под нос себе что-то шепчет, но указания выполняет. Ликс делает несколько фото, удовлетворенно мыча. — Умница. Теперь можешь присесть.       Хенджин вздыхает глубоко, слыша опасливый треск ткани, Ли на испуганное лицо старшего лишь посмеивается и ждет, когда тот опустится ему на колени, придерживая аккуратно юбку, чтобы не запачкать чужую вещь выступающей смазкой.       — Пожалуйста, — сглатывает старший тяжело и аккуратно касается широкими ладонями любимого лица, горящего возбуждением.       — О чем ты меня просишь?       — Я…       — Что ты хочешь, чтобы я сделал, Хенджин?       — Я не знаю. Я хочу, чтобы ты заставил меня кончить, — жалобно просит парень прямо на ухо, оттягивая мочку влажными губами.       — Хорошо, мне подрочить тебе? Отсосать? Или хочешь поскакать на моем члене в таком милом виде?       На последнем предложении старший захлебывается воздухом и кивает судорожно, оценив предложение по достоинству. Наверное, если не алкоголь в его крови, то десяток человек за стеной заставили бы его остановиться на дрочке, но градус есть, а значит друзья еще немного подождут.       — Хорошо, — соглашается удовлетворенно Феликс, отбрасывая телефон Хенджина в сторону, — тогда сделай всё сам.       — Ты… — Хенджин неуверенно отстраняется, выискивая в лице напротив признаки шутки, но ничего даже близко похожего там не находит. — Ты правда разрешаешь мне?       Феликс согласно кивает и откидывается на локтях назад в подтверждение своих слов. Хван сглатывает тяжело и подрагивающими руками тянется к блестящей пряжке ремня. Ликс рассматривает Джинни голодно, жадно, но руки держит при себе, только кончиками пальцев одной руки дотягивается до коленки, щекоча натянувшуюся в сгибе кожу. От такой покорности старший даже слегка теряется, а потому не сразу решается покинуть насиженное место, чтобы достать из прикроватной тумбочки остатки смазки. Презерватив им сегодня не понадобится, так решил он. Или градус в его крови. Хван торопливо возвращается к следящему за ним с интересом Феликсу, но вновь седлать крепкие бедра не торопится, опускается на колени между разведенных ног и тянется к ширинке. Ему, с его слабеющими от возбуждения и опьянения руками, приходится постараться, чтобы добраться до такого желанного члена. И Хенджин даже не думает, прежде чем благоговейно припасть к багровеющей влажной головке губами, будто бы к святыне какой-то. Он оставляет влажные поцелуи вдоль крепкого ствола, удовлетворенно отмечая, что его парню незапланированное представление чертовски понравилось. Хван слышит нетерпеливый рык, когда добирается до мошонки, поднимает взгляд блестящих азартом глаз на парня, что своим видом предупреждает его не играться. Ликс ведь как дал контроль, так может его и забрать, затянув на шее поводок так туго, что заставит задыхаться. И Джинни торопится, тянется за смазкой, торопливо разогревает ее между пальцами и сразу проникает в себя двумя, шипя от неприятных ощущений.       — Работай аккуратно, растягивай себя тщательней, — поучающе басит Феликс, но тут же срывается на несдержанный стон, когда Хенджин, в попытке отвлечься от дискомфорта в своей задницы, насаживается ртом на истекающее естественной смазкой возбуждение. Хван довольно мычит, жмурится, словно ребенок, получивший долгожданную сладость, и вбирает глубже, толкая чувствительную головку за щеку, заставляя Ли несдержанно промычать.       Старший разрывался между попыткой обласкать каждый сантиметр чужого возбуждения и необходимостью хорошенько подготовить себя. Он проникает в себя третьим пальцем до второй фаланги, вместе с беспорядочной попыткой пропустить соленую, гладкую головку себе в горло, тут же ударяя по той сильнейшей вибрацией от несдержанного стона. Хенджин теряется в ощущениях, то насаживаясь на пальцы, то со вкусом причмокивая чужим членом.       — Хорошо, как хорошо, — шепчет он заполошно, выпустив возбуждение изо рта и достав из разработанного ануса пальцы, блестящие от смазки. — Как пусто, — как в бреду хнычет парень, ощущая себя так, словно все выпитое до этого только сейчас разом вдарило по мозгам. Хван нетерпеливо забирается на чужие бедра, забывая уже о целости и сохранности чужой одежды. Феликс, до этого развалившийся в сбитом покрывале, вновь подбирается на локтях, свободной ладонью очерчивая талию Хенджина, торопливо распределяющего остатки смазки со своих пальцев по болезненно стоящему члену.       — Давай, Джинни, поторопись. Твои друзья заждались, — поторапливает младший, ощущая, что Хван подползает на коленях выше и сам направляет его возбуждение в себя. Разработанные стенки покорно растягиваются под напором, одаривая чужеродный орган теплом и мягкостью. Хенджин судорожно сжимается внутри, заставляя Ликса довольно промычать от ощущений.       Джинни поначалу действовал неуверенно, мягко раскачивался, будто бы на волнах, упирался руками в напряженную грудь Ликса, закусывал покрасневшие губы, заламывал брови, прислушиваясь к ощущениям, и тяжело дышал. Сквозь опасно натягивающуюся ткань топа без труда можно разглядеть возбужденно вставшие соски, которые так соблазнительно маячат перед глазами младшего. Он не выдерживает, подбирается, меняет опорную руку и прислоняется ртом к покатой на вдохе груди. Феликс сквозь ткань прикусывает один из сосков, другой покручивая меж пальцами, а Хенджин в ответ несдержанно стонет, насаживаясь до самого конца, шлепая влажной кожей о кожу. Ли довольно скалится на симфонию этих звуков, отчетливо осознавая, что одногруппники Хенджина обо всем уже догадались. Феликс играется языком, оставляя влажные пятна на персиковой ткани, и с удовольствием перехватывает жалобный скулеж, притягивая Хвана за шею и толкаясь в него глубже. Ликс целует Джинни со вкусом, оттягивая раскрасневшиеся губы зубами, ныряя языком вглубь его рта, играясь с ним. Хенджин стонет чаще, нетерпеливее, громче. Амплитуда его движений становится всё больше, движение бедер быстрее, беспорядочнее и резче. Феликс опускается поцелуями к напряженной, соленой от пота шее и перехватывает сквозь ткань несчастной юбки чужое возбуждение, лаская чувствительную головку между пальцами и марая клетчатую ткань. Джинни скачет на нем будто бы в забытие, в агонии, пытаясь догнать подступающий оргазм, и задушено стонет, утыкаясь лбом в острое плечо. Хван кончает первым, но двигаться не перестает: рвано, судорожно, сжимаясь изнутри, пока Ли со стоном не кончает прямо в него; внутри растекается приятная волна тепла.       — Мы купим Хвиин новую юбку, — посмеивается Ликс, оставляя короткий поцелуй на зардевшейся от осознания щеке.

…

      Минхо бродит по магазину в поисках алкогольного отдела, потому что понимает, что без вина этот ужин он не вывезет. В последнее время между ним и Минхёком постоянно происходят мелкие перепалки, независимо от того, находятся ли они наедине или проводят время с друзьями. Вот и сейчас они едут к Феликсу полные решимости не помочь другу, а нагрузить своими проблемами. Ли буквально заставил мужчину сделать остановку у какого-то малознакомого магазина в чужом районе, который они проезжали по дороге.       И это можно называть как угодно: случайность, проведение, судьба или несчастливое стечение обстоятельств, — но Хо замирает напротив отдела с молочной продукцией, наблюдая картину, которая на подсознательном уровне вызывает у него отторжение и приступ тошноты.       Хенджин. Хенджин, который «задерживается сегодня на работе» и не может поддержать Ликса в ужасно тяжелый для него день. Этот же Хенджин сейчас с широкой улыбкой на лице приобнимает за талию чертового Ким Тэхёна, который не может определиться, кажется, со вкусом йогурта. Разговаривают парни негромко, но смеются почти что оглушающе, когда старший кладет сразу две упаковки в корзину. Они разворачиваются в сторону кассы и замирают, встречаясь с застывшей в проходе фигурой.       — Минхо? Привет, — неуверенно тянет Джинни, крепче впиваясь пальцами в талию Тэхена, словно Хо может его обидеть. Ли хмыкает, кивая в знак приветствия, и на неуверенно потирающего шею Кима даже не смотрит.       — Привет, неожиданная встреча, — по лицу Минхо совершенно несложно уловить его разочарование, с которым он смотрит на младшего. — А мы вот к Ликсу едем, я решил прикупить вина к ужину, — тон нарочито беззаботный, но взгляд холодный и жалящий, плечи Тэ напрягаются от ощущения напряжения, парящего между ними.       — Надеюсь, что вы хорошо проведете время, я приду поздно, но, может, застану вас еще, — Хван жмет плечами, продолжает играть невинность, хоть и рук с тела рядом не убирает.       — Ага, — усмехается Ли, — отлично проведем время. Феликс всего лишь ходил сегодня к матери. Кстати, хён, — обращается Минхо к старшему как ни в чем не бывало, — ты знал, что Ликс с матерью не виделся с тех пор, как начал отношения? Три с половиной года ведь? Правильно, Джинни?       — Хён…       Хенджин давит улыбку, хотя улыбаться ему не хочется. Вообще-то его единственное желание сказать «пока» и уйти обратно к Тэхену, где не будет этого удушающего чувства вины перед всем чертовым миром. А Минхо тошнит, ему противно. Не от Хенджина или Тэхена, его тошнит от осознания, что даже та любовь, в которую он искренне верил, дала такую ужасную трещину. Хо просто разочаровался.       — Да нет, Джинни, все окей, — отмахивается старший, — мы с Хёком справимся сами. Я просто хотел убедиться, что ты знаешь, что делаешь, — Ли давит улыбку и отходит в сторону, чтобы пропустить парней. Хенджин же кивает неуверенно и идет следом за сорвавшимся с места Кимом.       Минхо возвращается в машину с двумя бутылками вина и разъедающими его изнутри мыслями.       Мысли не оставляли его и за столом, пока Ликс без особого энтузиазма рассказывал о своей встрече с матерью. Хо всё пытался разглядеть причину, по которой Хенджин делает то, что делает. Да, они все знали, что с Феликсом просто не будет, тот и сам предупреждал. Но что теперь? Феликс из кожи вон вылез, чтобы исправить в себе то, что в его силах, и этого недостаточно? Недостаточно, чтобы любить его как прежде? Хо, наверное, еле сдерживает слезы, поэтому молчит, поэтому всё его тело — натянутая струна.       — Она даже попыталась, — грустно усмехается Феликс, с неохотой пережёвывая первый кусок мясного пирога, — впустила меня в дом. Но потом…       — Мы и не думали, что это будет просто, Феликс, — как само собой разумеющееся заключает Минхек. Да, кончено, у младшего никогда больше ничего не будет просто. Но значит ли это, что он должен страдать вот так? Быть отвергнутым, потому что… А почему? Потому что «непросто»? Потрясающая, повергающая в экзистенциальный ужас несправедливость.       А разве с кем-то вообще бывает просто? Хенджин, нуждающийся в нездоровой, зависимой от него любви и внимании, разве не требует усилий от Феликса? Или, может, просто с Минхёком, который не может открыть себя миру? Нет. Но ведь… Но ведь это такая глупая причина, чтобы не пытаться.       — Она поставила ультиматум. Я должен начать встречаться с девушками, — вздыхает Феликс и опускает вилку рядом с тарелкой, где остается почти целый кусок пирога. — Ну я и ушел. Не хочу об этом говорить больше, — парень пытается выдавить из себя улыбку, но скрывает ее неестественный излом за кружкой чая. — Как у вас дела?       Минхо хочет ответить, что всё в порядке, но Минхёк его опережает.       — Всё хорошо, только до сих пор не могу уломать Минхо переехать ко мне. Мы вместе уже столько же, сколько и вы с Хенджином, но с мертвой точки двинуться не можем, — Хёк бросает ироничный взгляд на своего парня и не отводит его, поймав ответный раздраженный блеск из-под длинных ресниц. — Что такого страшного в этом, я не понимаю…       Минхо тяжело вздыхает, пытаясь подавить раздражение и мириады едких высказываний по поводу этой идеи.       — Я… — хочет сказать что-то растерянный Феликс, ощущающий приближение очередного скандала, о которых он так наслышан, но Минхо договорить ему не дает.       — Да, конечно, мальчики в отношениях уже три с половиной года и живут вместе, а еще они открытые геи, — с вызовом бросает парень, оборачиваясь наконец к Минхеку, — что же такого страшного в том, чтобы раскрыться? Я сказал тебе, что переезд это слишком рано и глупо. Ты просто хочешь затащить меня в четыре стены, где будет безопасно «строить отношения», — каждое слово Минхо пропитано агрессией и раздражением. И не то чтобы они впервые затевают этот разговор, но сегодня всё воспринимается как-то особо болезненно. Вероятно, виной тому сцена, что он увидел в магазине.       — «Скрывать» и «не демонстрировать» — не одно и то же, милый, — Хо кривится, потому что это не звучало ласково и тепло, как обычно. Это «милый» было пропитано снисхождением, которое сам Минхо терпеть не мог, но продолжал молчать, скрипя зубами. — Я могу взять тебя за руку, но целоваться в публичных местах, как ты того хочешь, неприлично даже для гетеросексуальных пар. Я помню, что у тебя было хобби провоцировать идиотов, но пора бы повзрослеть, Минхо…       — Ну или тебе пора бы поискать кого постарше, — парирует болезненный укол в свою сторону парень, совершенно не обращая внимания на сползающего по стулу Ликса, желающего провалиться сквозь землю и не имеющего никакого права вмешиваться.       — Не стоит, — мямлит он неуверенно.       — Я провоцирую идиотов, потому что хочу жить как все, не ограничивая себя в демонстративных, идиотских, инфантильных поступках, — раздраженный Минхо прерывает младшего, даже не слыша его попытки остановить разгорающийся скандал. Наверное, надо было остановиться. Остановиться и прислушаться к звуку, с которым по швам начал трещать мир, который все присутствующие в этих стенах строили так долго и упорно.       — Инфантилизм в твоем возрасте, — пожимает плечами Минхёк. Выглядит он незаинтересованно. Привык к этим скандалам и немного детским выходкам. Раньше он даже их любил, но всё же надеялся на то, что с возрастом парень поменяется, подрастет.       — Исправим при желании.       — Как и твой снобизм!       — Брать за себя ответственность и пытаться сдвинуть отношения с одной точки — это не снобизм, малыш.       И это становится последней каплей. Это «малыш», сказанное тоном поучительным, даже немного отцовским. Да, всё было так. Год за годом Минхо оставался увязшим в своих травмах и темных мыслях, которыми ни с кем не делился и не собирался делиться. Он же сильный мальчик и может справиться сам. А Минхёк, будучи уверенным и взрослым человеком, шагал дальше, оборачиваясь изредка и пытаясь утянуть Хо на поводке следом за собой. Но, по итогу, он только душил и делал больнее. И вот сейчас образовавшийся между ними разрыв оказался фатальным.       — Ты не думал, что мое нежелание переезжать продиктовано не инфантилизмом и боязнью ответственности, — шлейка натянута до предела. Либо идти следом, либо рвать.       И Минхо почему-то не пытается прислушаться к сыплющимся осколкам его маленького, инфантильного и травмированного мирка, — а тем, что ты просто не тот человек, с которым я хочу прожить эту жизнь?!       Он выбирает разрушение. Снова.       И повисает тишина.       Минхёк смотрит перед собой, отчаянно сжимая в руках бедную вилку. Феликс весь подбирается, хватает воздух одними губами и не может найти правильных слов. Минхо просто откидывается на спинку стула, прислушиваясь к тому, как разрушается его привычный мир. Его незаметно потряхивает.       — Я выйду во двор, мне надо… — Минхёк прочищает горло, прежде чем продолжить, — Мне надо всё это как-то переварить.       Мужчина поднимается с места решительно, но из его тела словно испарились в одно мгновение все силы. Лицо бледное и бесстрастное, будто он рухнет в обморок в следующую секунду. Феликс проглатывает подступающий жалостный скулеж. Он чувствует бессилие, жалость и вину. Минхо ловит его состояние и хмыкает, ощущая, как к горлу подкатывает тошнота.       — Минхо, — обращается к нему Ликс с какой-то смесью разочарования и надежды, — он ведь… так любит тебя. Это… — парень запинается о строгий взгляд хёна, предупреждающий его о том, что он ходит по тонкой грани, — это неправильно. Может тебе правда съехаться с ним? Чего такого страшн…       — Чего страшного? Посмотри на себя, Феликс, — взбрыкивает Хо, наконец отпуская контроль. Он подрывается на месте, ища опору в крае обеденного стола. Стул позади него с почти оглушительным грохотом падает. — Ты! Что страшного, — усмехается хён риторическому вопросу, на который у него был болезненный и не риторический ответ, — может я просто не хочу пускать чужого человека так близко под кожу, чтобы потом не пытаться заполнить одиночество в своём сердце, пока он обжимается со своим дружком по углам, прикрываясь работой?!       Глаза Ликса и без того широко распахнутые блестят каким-то болезненным осознанием спустя пару мгновений. И этот блеск больно колет под ребрами старшего. Что же он наделал? Что он… своими руками.       — Я… Прости, — шепчет Минхо, отступая назад неуверенно, — прости, Ликси. Прости, — он протягивает руку вперед, желая коснуться острого плеча друга, но тот машет головой и отстраняется.       — Всё… в порядке, Хо. Просто… тебе, наверное, пора. Вам с Минхёком есть о чем поговорить.       Феликс своих глаз от пола не поднимает, не хочет видеть виноватое лицо старшего, да и свое показывать не хочет. Столько лет прошло. И они облажались. Вновь.

…

      Хенджин знал, что будет тяжело. Хенджин готов был выносить это всё во имя любви, но это было раньше. Раньше, когда он не знал, с чем ему придётся столкнуться. Феликс правда старается, и Джинни ему благодарен, однако это ситуацию не облегчает. Хван вздыхает тяжело от этой мысли, и Тэ, играющийся до этого с податливо раскрытой ладонью, замечает:       — Как Феликс?       Еще один тяжёлый вздох вырывается из груди младшего.       — Хотел бы сказать, что нормально. Он вышел в ремиссию, но что-то снова изменилось, он замкнулся, — Хенджин отвлекается от сюжета фильма и страдальчески возводит глаза к потолку, укладывая голову на плечо старшего, — но я устал вытаскивать его. Тэхен запускает свои пальцы в отросшие волосы и успокаивающе массирует гудящий затылок. Он молчит какое-то время, просто позволяет Джинни расслабиться, прежде чем продолжить разговор.       — Это неправильно, — начинает хён, — ты знал, что соглашаешься быть его поддержкой. Неправильно оставлять его наедине с тараканами в голове, — голос жалостливый и сочувствующий, но уверенный в своей правоте.       — Но не наедине, а с психотерапевтом, — возражает Джинни, хотя понимает, о чем говорит ему Тэ. — Мне просто нужен отдых там, где никто не будет снова крутить мой мир вокруг него, как это делает Минхо вечно суетящийся наседкой.       — Но его мир крутится вокруг тебя, — тихо возмущается Тэхён, утыкаясь носом в лохматую голову, угнездившуюся удачно на его плече. — Ты уверен, что любишь его, Джинни? Потому что звучит всё это…       — Люблю, — торопится переубедить старшего Хван. Он ведь любит, просто, — просто я устал, всё как-то нелегко.       — От кого-то я слышал, что любовь — это когда всё вокруг очень сложно, но твой человек самое простое и понятное, — Тэхён возвращается взглядом к экрану, где они уже упустили часть сюжета. Хенджин усмехается громко.       — Тогда получается, что ты мой человек, хён! — Джинни не сразу понимает, что он сказал и что это значило для них двоих. Тэхён напрягается всем телом, и Хенджину это напряжение передаётся буквально физически. Он вдруг подрывается на месте и на старшего не смотрит, взглядом пол сканирует и сглатывает громко.       — Я…Это просто шутка, — как-то глухо поясняет младший, лишь периферийным зрением улавливая, как старший кивает утвердительно, но на Джинни не оборачивается. — Я… Наверное, я пойду домой, там… Там Ликс и…       — Да, думаю, что тебе нужно идти, — соглашается хён и это отчего-то делает больно       Хвану всего на одну долю секунды. Он ведь даже не подумал ни о чем таком. Имел в виду, что Тэ — его безопасное место, что с ним, в отличие от дома, всё просто и понятно, что с ним тепло и спокойно, что… Хенджин гулко сглатывает и поднимается с дивана, между ними висит тишина, рассекаемая только голосами из ноутбука, продолжающего проигрывать фильм.       — Мы… Встретимся же послезавтра, как и договаривались?       Голос у Хвана неуверенный. Он боится, да. Боится, что одной глупой шуткой разрушит ту дружбу, которая ему сейчас, как воздух, необходима. Он надеется, что Тэ просто забудет об этой глупости, что сможет не вспоминать, оставить позади.       — Конечно, просто… Просто тебе надо подумать и… — Тэ поднимает, наконец, на него глаза полные сочувствия и какой-то глубокой задумчивости, — проговори с Феликсом. Я серьезно, решите это, — в одном этом слове было слишком много значений, слишком много вопросов, которые нужно «решить».       Хенджин, оказавшись за порогом уютной студии, вдруг осознает, что поговорить есть о чем, но сделать это он не в состоянии, пока сам не поймёт, что происходит у него на душе.       Парень возвращается домой не так поздно, как планировал. И по началу Хван даже радуется, что не застает хёнов у них в гостях. Последнее, чего ему хотелось бы, — это серьезный разговор с Минхо. Однако даже Феликс не выходит его встречать по обыкновению. Наверное, оно и к лучшему.       Предельно тихо парень старается передвигаться по квартире, в итоге заглядывая в спальню, где в домашней одежде, свернувшись калачиком на своей стороне, спит Феликс. Сердце Хенджина пропускает удар, болезненный и меткий. Ли выглядит маленьким и хрупким, совершенно беззащитным. У Хвана ком в горле встает от мысли о том, что он сделал. Парень будто только сейчас очнулся от какого-то сладкого, пленительного сна и понял, что оставил своего мальчика совершенно одного. Да, был Минхо, был Минхёк, может даже Чимин и Юнги приезжали, но… Разве не он должен был быть первым, кто окажется рядом? Хван же всё это проживал с ним. Знал, насколько тяжело Ликс справлялся со всем, что касается его семьи. Знал. И ничего не сделал. Решил сбежать.       Хенджин судорожно вдыхает прохладный из-за приоткрытого окна воздух. Ликс наверняка замерз, ведь даже не накрылся одеялом. Старший подходит ближе и видит, что совсем рядом со скрюченной мальчишеской фигуркой лежит раскрытая на середине книга.       — Ждал меня, — шепчет себе под нос Хенджин и забирается на постель. С растрепанными волосами и душой, в повседневной растянутой одежде, пропахший домом и духами Тэхена, он ложится рядом с обессилившим комком проблем, от которого он пытался убежать. Хван прислушивается к мерному дыханию, лбом утыкается куда-то между лопатками и сгребает длинными руками подрагивающее от холода тело в объятия. Прислушиваясь к себе, Хенджин испытывает только удушающий страх. Страх однажды оказаться в этой постели без Феликса. И… наверное, совершенно неважно, кто может занять его место. Важен только Ликс. Несмотря на все сложности, с ним рядом все становится как-то яснее, хоть и болезненнее.       Джинни тяжело вздыхает.       — Ну и что мне делать, Феликс? Что нам делать?       Ли в ответ на шепот завозился в объятиях, притираясь поближе к теплу.       — Ты вернулся? — голос Ли ото сна хриплый и тихий.       — Да, всё в порядке, спи, — шепчет Хенджин, оставляя короткий поцелуй на загривке, покрывшемся тут же мурашками. — Я схожу в душ и тоже лягу, — однако вставать парень не торопился, вдыхал знакомый запах порошка и легких духов, ощущая тепло вперемешку с виной. — Прости, что так поздно вернулся. Нужно было отпроситься, — ложь горечью оседала на корешке языка, к горлу подкатывала тошнота.       — Это же работа, всё в порядке, — пытается успокоить его Ликс. Но ничего не было в порядке. Оба это знали и вновь предпочитали молчать, не придавая боли, засевшей занозой в груди, должного значения. — Иди быстрее в душ. Тебе рано вставать…       Хенджин соглашается и, проминая своим весом кровать, поднимается, подрагивая от холода. Он лезет в шкаф за домашней одеждой и что-то тихо говорит про завалы на работе. А Феликс знает правду. Феликс знает, что его завалы на работе — это Тэхён. Да, Минхо не называл имен, но Ликс и без него догадывался. Уже давно догадывался. И если бы Хенджин нашел храбрость рассказать ему правду, если бы он мог просто сказать, что устал, — Феликс бы понял.       Но сейчас он не понимает. Укол обиды больно жалит, а под коркой зарождается червь сомнения, что назойливо грызет изнутри, порождая зыбучее, затягивающее и удушающее недоверие.       Хенджин уходит в душ, обещая скоро вернуться.       По щеке Феликса скатываются соленые слезы, напоминающие по вкусу разочарование.