…
Минхо бродит по магазину в поисках алкогольного отдела, потому что понимает, что без вина этот ужин он не вывезет. В последнее время между ним и Минхёком постоянно происходят мелкие перепалки, независимо от того, находятся ли они наедине или проводят время с друзьями. Вот и сейчас они едут к Феликсу полные решимости не помочь другу, а нагрузить своими проблемами. Ли буквально заставил мужчину сделать остановку у какого-то малознакомого магазина в чужом районе, который они проезжали по дороге. И это можно называть как угодно: случайность, проведение, судьба или несчастливое стечение обстоятельств, — но Хо замирает напротив отдела с молочной продукцией, наблюдая картину, которая на подсознательном уровне вызывает у него отторжение и приступ тошноты. Хенджин. Хенджин, который «задерживается сегодня на работе» и не может поддержать Ликса в ужасно тяжелый для него день. Этот же Хенджин сейчас с широкой улыбкой на лице приобнимает за талию чертового Ким Тэхёна, который не может определиться, кажется, со вкусом йогурта. Разговаривают парни негромко, но смеются почти что оглушающе, когда старший кладет сразу две упаковки в корзину. Они разворачиваются в сторону кассы и замирают, встречаясь с застывшей в проходе фигурой. — Минхо? Привет, — неуверенно тянет Джинни, крепче впиваясь пальцами в талию Тэхена, словно Хо может его обидеть. Ли хмыкает, кивая в знак приветствия, и на неуверенно потирающего шею Кима даже не смотрит. — Привет, неожиданная встреча, — по лицу Минхо совершенно несложно уловить его разочарование, с которым он смотрит на младшего. — А мы вот к Ликсу едем, я решил прикупить вина к ужину, — тон нарочито беззаботный, но взгляд холодный и жалящий, плечи Тэ напрягаются от ощущения напряжения, парящего между ними. — Надеюсь, что вы хорошо проведете время, я приду поздно, но, может, застану вас еще, — Хван жмет плечами, продолжает играть невинность, хоть и рук с тела рядом не убирает. — Ага, — усмехается Ли, — отлично проведем время. Феликс всего лишь ходил сегодня к матери. Кстати, хён, — обращается Минхо к старшему как ни в чем не бывало, — ты знал, что Ликс с матерью не виделся с тех пор, как начал отношения? Три с половиной года ведь? Правильно, Джинни? — Хён… Хенджин давит улыбку, хотя улыбаться ему не хочется. Вообще-то его единственное желание сказать «пока» и уйти обратно к Тэхену, где не будет этого удушающего чувства вины перед всем чертовым миром. А Минхо тошнит, ему противно. Не от Хенджина или Тэхена, его тошнит от осознания, что даже та любовь, в которую он искренне верил, дала такую ужасную трещину. Хо просто разочаровался. — Да нет, Джинни, все окей, — отмахивается старший, — мы с Хёком справимся сами. Я просто хотел убедиться, что ты знаешь, что делаешь, — Ли давит улыбку и отходит в сторону, чтобы пропустить парней. Хенджин же кивает неуверенно и идет следом за сорвавшимся с места Кимом. Минхо возвращается в машину с двумя бутылками вина и разъедающими его изнутри мыслями. Мысли не оставляли его и за столом, пока Ликс без особого энтузиазма рассказывал о своей встрече с матерью. Хо всё пытался разглядеть причину, по которой Хенджин делает то, что делает. Да, они все знали, что с Феликсом просто не будет, тот и сам предупреждал. Но что теперь? Феликс из кожи вон вылез, чтобы исправить в себе то, что в его силах, и этого недостаточно? Недостаточно, чтобы любить его как прежде? Хо, наверное, еле сдерживает слезы, поэтому молчит, поэтому всё его тело — натянутая струна. — Она даже попыталась, — грустно усмехается Феликс, с неохотой пережёвывая первый кусок мясного пирога, — впустила меня в дом. Но потом… — Мы и не думали, что это будет просто, Феликс, — как само собой разумеющееся заключает Минхек. Да, кончено, у младшего никогда больше ничего не будет просто. Но значит ли это, что он должен страдать вот так? Быть отвергнутым, потому что… А почему? Потому что «непросто»? Потрясающая, повергающая в экзистенциальный ужас несправедливость. А разве с кем-то вообще бывает просто? Хенджин, нуждающийся в нездоровой, зависимой от него любви и внимании, разве не требует усилий от Феликса? Или, может, просто с Минхёком, который не может открыть себя миру? Нет. Но ведь… Но ведь это такая глупая причина, чтобы не пытаться. — Она поставила ультиматум. Я должен начать встречаться с девушками, — вздыхает Феликс и опускает вилку рядом с тарелкой, где остается почти целый кусок пирога. — Ну я и ушел. Не хочу об этом говорить больше, — парень пытается выдавить из себя улыбку, но скрывает ее неестественный излом за кружкой чая. — Как у вас дела? Минхо хочет ответить, что всё в порядке, но Минхёк его опережает. — Всё хорошо, только до сих пор не могу уломать Минхо переехать ко мне. Мы вместе уже столько же, сколько и вы с Хенджином, но с мертвой точки двинуться не можем, — Хёк бросает ироничный взгляд на своего парня и не отводит его, поймав ответный раздраженный блеск из-под длинных ресниц. — Что такого страшного в этом, я не понимаю… Минхо тяжело вздыхает, пытаясь подавить раздражение и мириады едких высказываний по поводу этой идеи. — Я… — хочет сказать что-то растерянный Феликс, ощущающий приближение очередного скандала, о которых он так наслышан, но Минхо договорить ему не дает. — Да, конечно, мальчики в отношениях уже три с половиной года и живут вместе, а еще они открытые геи, — с вызовом бросает парень, оборачиваясь наконец к Минхеку, — что же такого страшного в том, чтобы раскрыться? Я сказал тебе, что переезд это слишком рано и глупо. Ты просто хочешь затащить меня в четыре стены, где будет безопасно «строить отношения», — каждое слово Минхо пропитано агрессией и раздражением. И не то чтобы они впервые затевают этот разговор, но сегодня всё воспринимается как-то особо болезненно. Вероятно, виной тому сцена, что он увидел в магазине. — «Скрывать» и «не демонстрировать» — не одно и то же, милый, — Хо кривится, потому что это не звучало ласково и тепло, как обычно. Это «милый» было пропитано снисхождением, которое сам Минхо терпеть не мог, но продолжал молчать, скрипя зубами. — Я могу взять тебя за руку, но целоваться в публичных местах, как ты того хочешь, неприлично даже для гетеросексуальных пар. Я помню, что у тебя было хобби провоцировать идиотов, но пора бы повзрослеть, Минхо… — Ну или тебе пора бы поискать кого постарше, — парирует болезненный укол в свою сторону парень, совершенно не обращая внимания на сползающего по стулу Ликса, желающего провалиться сквозь землю и не имеющего никакого права вмешиваться. — Не стоит, — мямлит он неуверенно. — Я провоцирую идиотов, потому что хочу жить как все, не ограничивая себя в демонстративных, идиотских, инфантильных поступках, — раздраженный Минхо прерывает младшего, даже не слыша его попытки остановить разгорающийся скандал. Наверное, надо было остановиться. Остановиться и прислушаться к звуку, с которым по швам начал трещать мир, который все присутствующие в этих стенах строили так долго и упорно. — Инфантилизм в твоем возрасте, — пожимает плечами Минхёк. Выглядит он незаинтересованно. Привык к этим скандалам и немного детским выходкам. Раньше он даже их любил, но всё же надеялся на то, что с возрастом парень поменяется, подрастет. — Исправим при желании. — Как и твой снобизм! — Брать за себя ответственность и пытаться сдвинуть отношения с одной точки — это не снобизм, малыш. И это становится последней каплей. Это «малыш», сказанное тоном поучительным, даже немного отцовским. Да, всё было так. Год за годом Минхо оставался увязшим в своих травмах и темных мыслях, которыми ни с кем не делился и не собирался делиться. Он же сильный мальчик и может справиться сам. А Минхёк, будучи уверенным и взрослым человеком, шагал дальше, оборачиваясь изредка и пытаясь утянуть Хо на поводке следом за собой. Но, по итогу, он только душил и делал больнее. И вот сейчас образовавшийся между ними разрыв оказался фатальным. — Ты не думал, что мое нежелание переезжать продиктовано не инфантилизмом и боязнью ответственности, — шлейка натянута до предела. Либо идти следом, либо рвать. И Минхо почему-то не пытается прислушаться к сыплющимся осколкам его маленького, инфантильного и травмированного мирка, — а тем, что ты просто не тот человек, с которым я хочу прожить эту жизнь?! Он выбирает разрушение. Снова. И повисает тишина. Минхёк смотрит перед собой, отчаянно сжимая в руках бедную вилку. Феликс весь подбирается, хватает воздух одними губами и не может найти правильных слов. Минхо просто откидывается на спинку стула, прислушиваясь к тому, как разрушается его привычный мир. Его незаметно потряхивает. — Я выйду во двор, мне надо… — Минхёк прочищает горло, прежде чем продолжить, — Мне надо всё это как-то переварить. Мужчина поднимается с места решительно, но из его тела словно испарились в одно мгновение все силы. Лицо бледное и бесстрастное, будто он рухнет в обморок в следующую секунду. Феликс проглатывает подступающий жалостный скулеж. Он чувствует бессилие, жалость и вину. Минхо ловит его состояние и хмыкает, ощущая, как к горлу подкатывает тошнота. — Минхо, — обращается к нему Ликс с какой-то смесью разочарования и надежды, — он ведь… так любит тебя. Это… — парень запинается о строгий взгляд хёна, предупреждающий его о том, что он ходит по тонкой грани, — это неправильно. Может тебе правда съехаться с ним? Чего такого страшн… — Чего страшного? Посмотри на себя, Феликс, — взбрыкивает Хо, наконец отпуская контроль. Он подрывается на месте, ища опору в крае обеденного стола. Стул позади него с почти оглушительным грохотом падает. — Ты! Что страшного, — усмехается хён риторическому вопросу, на который у него был болезненный и не риторический ответ, — может я просто не хочу пускать чужого человека так близко под кожу, чтобы потом не пытаться заполнить одиночество в своём сердце, пока он обжимается со своим дружком по углам, прикрываясь работой?! Глаза Ликса и без того широко распахнутые блестят каким-то болезненным осознанием спустя пару мгновений. И этот блеск больно колет под ребрами старшего. Что же он наделал? Что он… своими руками. — Я… Прости, — шепчет Минхо, отступая назад неуверенно, — прости, Ликси. Прости, — он протягивает руку вперед, желая коснуться острого плеча друга, но тот машет головой и отстраняется. — Всё… в порядке, Хо. Просто… тебе, наверное, пора. Вам с Минхёком есть о чем поговорить. Феликс своих глаз от пола не поднимает, не хочет видеть виноватое лицо старшего, да и свое показывать не хочет. Столько лет прошло. И они облажались. Вновь.…
Хенджин знал, что будет тяжело. Хенджин готов был выносить это всё во имя любви, но это было раньше. Раньше, когда он не знал, с чем ему придётся столкнуться. Феликс правда старается, и Джинни ему благодарен, однако это ситуацию не облегчает. Хван вздыхает тяжело от этой мысли, и Тэ, играющийся до этого с податливо раскрытой ладонью, замечает: — Как Феликс? Еще один тяжёлый вздох вырывается из груди младшего. — Хотел бы сказать, что нормально. Он вышел в ремиссию, но что-то снова изменилось, он замкнулся, — Хенджин отвлекается от сюжета фильма и страдальчески возводит глаза к потолку, укладывая голову на плечо старшего, — но я устал вытаскивать его. Тэхен запускает свои пальцы в отросшие волосы и успокаивающе массирует гудящий затылок. Он молчит какое-то время, просто позволяет Джинни расслабиться, прежде чем продолжить разговор. — Это неправильно, — начинает хён, — ты знал, что соглашаешься быть его поддержкой. Неправильно оставлять его наедине с тараканами в голове, — голос жалостливый и сочувствующий, но уверенный в своей правоте. — Но не наедине, а с психотерапевтом, — возражает Джинни, хотя понимает, о чем говорит ему Тэ. — Мне просто нужен отдых там, где никто не будет снова крутить мой мир вокруг него, как это делает Минхо вечно суетящийся наседкой. — Но его мир крутится вокруг тебя, — тихо возмущается Тэхён, утыкаясь носом в лохматую голову, угнездившуюся удачно на его плече. — Ты уверен, что любишь его, Джинни? Потому что звучит всё это… — Люблю, — торопится переубедить старшего Хван. Он ведь любит, просто, — просто я устал, всё как-то нелегко. — От кого-то я слышал, что любовь — это когда всё вокруг очень сложно, но твой человек самое простое и понятное, — Тэхён возвращается взглядом к экрану, где они уже упустили часть сюжета. Хенджин усмехается громко. — Тогда получается, что ты мой человек, хён! — Джинни не сразу понимает, что он сказал и что это значило для них двоих. Тэхён напрягается всем телом, и Хенджину это напряжение передаётся буквально физически. Он вдруг подрывается на месте и на старшего не смотрит, взглядом пол сканирует и сглатывает громко. — Я…Это просто шутка, — как-то глухо поясняет младший, лишь периферийным зрением улавливая, как старший кивает утвердительно, но на Джинни не оборачивается. — Я… Наверное, я пойду домой, там… Там Ликс и… — Да, думаю, что тебе нужно идти, — соглашается хён и это отчего-то делает больно Хвану всего на одну долю секунды. Он ведь даже не подумал ни о чем таком. Имел в виду, что Тэ — его безопасное место, что с ним, в отличие от дома, всё просто и понятно, что с ним тепло и спокойно, что… Хенджин гулко сглатывает и поднимается с дивана, между ними висит тишина, рассекаемая только голосами из ноутбука, продолжающего проигрывать фильм. — Мы… Встретимся же послезавтра, как и договаривались? Голос у Хвана неуверенный. Он боится, да. Боится, что одной глупой шуткой разрушит ту дружбу, которая ему сейчас, как воздух, необходима. Он надеется, что Тэ просто забудет об этой глупости, что сможет не вспоминать, оставить позади. — Конечно, просто… Просто тебе надо подумать и… — Тэ поднимает, наконец, на него глаза полные сочувствия и какой-то глубокой задумчивости, — проговори с Феликсом. Я серьезно, решите это, — в одном этом слове было слишком много значений, слишком много вопросов, которые нужно «решить». Хенджин, оказавшись за порогом уютной студии, вдруг осознает, что поговорить есть о чем, но сделать это он не в состоянии, пока сам не поймёт, что происходит у него на душе. Парень возвращается домой не так поздно, как планировал. И по началу Хван даже радуется, что не застает хёнов у них в гостях. Последнее, чего ему хотелось бы, — это серьезный разговор с Минхо. Однако даже Феликс не выходит его встречать по обыкновению. Наверное, оно и к лучшему. Предельно тихо парень старается передвигаться по квартире, в итоге заглядывая в спальню, где в домашней одежде, свернувшись калачиком на своей стороне, спит Феликс. Сердце Хенджина пропускает удар, болезненный и меткий. Ли выглядит маленьким и хрупким, совершенно беззащитным. У Хвана ком в горле встает от мысли о том, что он сделал. Парень будто только сейчас очнулся от какого-то сладкого, пленительного сна и понял, что оставил своего мальчика совершенно одного. Да, был Минхо, был Минхёк, может даже Чимин и Юнги приезжали, но… Разве не он должен был быть первым, кто окажется рядом? Хван же всё это проживал с ним. Знал, насколько тяжело Ликс справлялся со всем, что касается его семьи. Знал. И ничего не сделал. Решил сбежать. Хенджин судорожно вдыхает прохладный из-за приоткрытого окна воздух. Ликс наверняка замерз, ведь даже не накрылся одеялом. Старший подходит ближе и видит, что совсем рядом со скрюченной мальчишеской фигуркой лежит раскрытая на середине книга. — Ждал меня, — шепчет себе под нос Хенджин и забирается на постель. С растрепанными волосами и душой, в повседневной растянутой одежде, пропахший домом и духами Тэхена, он ложится рядом с обессилившим комком проблем, от которого он пытался убежать. Хван прислушивается к мерному дыханию, лбом утыкается куда-то между лопатками и сгребает длинными руками подрагивающее от холода тело в объятия. Прислушиваясь к себе, Хенджин испытывает только удушающий страх. Страх однажды оказаться в этой постели без Феликса. И… наверное, совершенно неважно, кто может занять его место. Важен только Ликс. Несмотря на все сложности, с ним рядом все становится как-то яснее, хоть и болезненнее. Джинни тяжело вздыхает. — Ну и что мне делать, Феликс? Что нам делать? Ли в ответ на шепот завозился в объятиях, притираясь поближе к теплу. — Ты вернулся? — голос Ли ото сна хриплый и тихий. — Да, всё в порядке, спи, — шепчет Хенджин, оставляя короткий поцелуй на загривке, покрывшемся тут же мурашками. — Я схожу в душ и тоже лягу, — однако вставать парень не торопился, вдыхал знакомый запах порошка и легких духов, ощущая тепло вперемешку с виной. — Прости, что так поздно вернулся. Нужно было отпроситься, — ложь горечью оседала на корешке языка, к горлу подкатывала тошнота. — Это же работа, всё в порядке, — пытается успокоить его Ликс. Но ничего не было в порядке. Оба это знали и вновь предпочитали молчать, не придавая боли, засевшей занозой в груди, должного значения. — Иди быстрее в душ. Тебе рано вставать… Хенджин соглашается и, проминая своим весом кровать, поднимается, подрагивая от холода. Он лезет в шкаф за домашней одеждой и что-то тихо говорит про завалы на работе. А Феликс знает правду. Феликс знает, что его завалы на работе — это Тэхён. Да, Минхо не называл имен, но Ликс и без него догадывался. Уже давно догадывался. И если бы Хенджин нашел храбрость рассказать ему правду, если бы он мог просто сказать, что устал, — Феликс бы понял. Но сейчас он не понимает. Укол обиды больно жалит, а под коркой зарождается червь сомнения, что назойливо грызет изнутри, порождая зыбучее, затягивающее и удушающее недоверие. Хенджин уходит в душ, обещая скоро вернуться. По щеке Феликса скатываются соленые слезы, напоминающие по вкусу разочарование.