Созвездия его веснушек

      Хенджин приходит в больницу по выходным, и Феликс искренне радуется каждому часу, который может провести с ним, слушая забавные истории с побережья. Сам Ли говорит мало, потому что, по правде, ему нечем порадовать Джинни. Все его состояние не предвещает им никакого «долго и счастливо». Феликс думал обо всем этом и решил, что честным будет заранее снять с себя всю ответственность, которая невидимо давила бы на него в будущем и портила все и дальше. С Минхеком они обсудили и это, мужчина поддержал решение Феликса дать этим отношениям шанс без попытки кого-либо обезопасить от себя.       «Ты — не дикий зверь, которого нужно держать в клетке, Феликс. Всего лишь человек с проблемами, но у кого в наше время их нет?», — вот что сказал Минхек, прикуривая сигарету прямо в кабинете. Кажется, у них с Хо первая ссора, от этой мысли Феликсу слегка грустно.       «Минхо отходчивый, но не давите на него слишком», — оказывает ответную услугу младший, пожимая плечами на вопросительный взгляд своего терапевта. Они обещали, что не станут смешивать личное и терапию, но у Ликса плохо получается что-либо не смешивать, если его это волнует. А Минхо-хён один из самых дорогих ему людей сейчас «сразу после Хенджина и бабули» — шутит он, по-обыкновению.       Хван приезжает в обед с пакетом детских пюре и каш, которыми закупился на неделю вперед.       — Это…       — Для Чимина, — пожимает плечами Хенджин, усаживаясь на скамейку рядом с младшим, — ты говорил, что ему стало немного лучше, я решил, — запинается парень. Феликс замечает, как краснеют его уши от смущения.       — Если ты решил покорить меня заботой о моих близких, то начни с себя, — усмехается Ли, ловя на себе немного обиженный взгляд, — или ты хочешь задобрить свою «группу поддержки»?       — Ты меня раскусил, — усмехается Хенджин, немного расслабляясь и откидываясь на обшарпанную спинку старой лавочки, которая стоит тут, наверное, с самого основания больницы.        — Можешь не переживать, Джинни, — Хван вздрагивает и недоуменно оглядывается. По какой-то причине, ему кажется, что Ликс так редко называет его по имени, что можно считать по пальцам. Хотя, скорее всего, это неправда, — я уже все решил, только…       Да, вот оно. Хенджин пытается не паниковать раньше времени, лишь немного подбирается на своем месте. Он же говорит о положительном решении? Он же больше не оттолкнет? Кажется, Хван еще долго будет «на чеку».       — И что ты решил?       Голос парня дрожит немного, но можно сделать вид, что это от холода, который последние дни сходит на нет.       — Я, кажется, уже дал понять, — смеется расслабленно Ли, скорее из-за порции таблеток, чем от большой уверенности. Но это помогает и его собеседнику немного отпустить наступающие на пятки страхи, — я хочу быть с тобой, но ты просто должен кое-что усвоить. Минхек, если захочешь, пояснит тебе лучше, — Феликс прочищает горло и бросает взгляд на чуть подрагивающие ладони Хенджина, покоящиеся на сомкнутых напряженно коленях. Ли вздыхает и берет чужие руки в свои, пытаясь поддержать, зафиксировать внимание старшего на своих словах, а не его тревожных мыслях, которые субтитрами можно прочесть в глубине немного расширенных зрачков.       — Я хочу, — уверенно кивает головой Хван, обращая свой расфокусированный взгляд к младшему.       — Нет, прежде чем решить, послушай, — Ли глядит на Джинни снисходительно, как на малого дитя, и тому это не нравится, но он лишь кивает головой, — моя болезнь со мной на всю жизнь, — это утверждение звучит как-то чертовски безысходно, будто он заявляет, что болен раком. Хенджин с таким настроением не согласен, сжимает недовольно свои пальцы на чужих и ловит немного болезненное шипение краем уха.       — Но сейчас тебе лучше…       — Подожди, — обрывает Феликс и улыбается ободряюще, замечая досаду в линии сжатых губ, — у этого есть ремиссии, да, но… Я не такой как ты, Хенджин. Я не умею формировать устойчивое отношение к людям, мои эмоции непредсказуемы, даже если я хочу их контролировать, — голос Феликса вкрадчивый, рокочущий, успокаивающий, но внутри Хвану все равно тревожно от его слов. Словно в любой момент Ликс использует это, как причину не быть вместе, оттолкнуть, — я никогда не смогу как ты, — с сожалением закусывает губу младший и замечает непонимающий взгляд чужих глаз, — я имею в виду каждый день одинаково любить и только. Порой, я буду тебя даже ненавидеть, — голос дрогнул, потому что это осознание причиняет боль.       — Мы это проходили, — пытается предотвратить необратимое Хенджин, но Феликс успокаивает его тревогу поглаживанием внутренней стороны запястья.       — Да, но теперь нет никакой надежды, что это исправится, — вздыхает Ликс, смаргивая влагу, скопившуюся в уголке глаз, промокая дрожащие ресницы, — этого может не случиться снова, а может происходить чаще. В этом проблема. Ты думаешь, что я твой «единственный», но…       — Нет, Ликс, не снова, — грубо обрывает его Хван, подрываясь с места. Ли не отпускает его руку и не дает сбежать.       — Я не то хочу сказать, — как можно более спокойно говорит Феликс, как будто общается с раненным зверем, а не с человеком, — я имею в виду, что я могу быть твоим «проклятьем». Ты будешь хотеть помочь, спасти меня или починить, но делать только хуже. Да, мы это все проходили, — устало вздыхает парень, когда понимает, что Хенджин не собирается успокаиваться, — я просто боюсь. Я буду стараться, честно.       На этих словах Хван заинтересованно опускает на него свои наполненные слезами глаза.       — Я постараюсь не причинять тебе боль, но ты любишь меня такого. Сможешь ты любить так же и худшую версию меня?       — Разве я не видел «худшую» версию, когда ты превратил лицо хёна в кровавое месиво? И я все еще люблю тебя и любил тогда, разве не помнишь? — Взгляд Хенджина умоляющий. Он наконец-то усаживается, накрывая своей холодной ладонью, вырванной из нервной хватки, чужую влажную щеку.       — Худшая версия может превратить в кровавое месиво уже твое лицо, — сдержанно поясняет Феликс, но не отстраняется, ластится к желанным прикосновениям, — я бы хотел пообещать, что никогда не сделаю тебе больно. Но я делал сотни раз. Говорил тебе, что люблю, и вонзал нож в спину в следующую секунду. И я не могу гарантировать, что не повторю этого снова, — он смотрит прямо в чужие блестящие глаза и понимает все уже по ним. Хенджин все равно останется, как и предполагалось.       — Ты не напугаешь меня, Феликс Ли, — слабо усмехается Хван, опуская взгляд на растянувшиеся в ответной улыбке губы.       — Я знаю. Просто ты должен принять это решение осознанно. Все, что я могу тебе обещать, это постараться изо всех сил не причинять боль и отпустить в тот момент, когда ты полюбишь кого-то лучше меня, — по щеке скользит новая слеза, которую стирают поспешно чужие дрожащие ладони.       — Ты идиот, если надеешься, что я полюблю кого-то сильнее, чем тебя, — смеется Хван нервно, вытирая заново срывающиеся слезы с веснушчатых щек. Сам же он держится из последних сил, часто моргая и не давая себе расклеиться. Хенджин хочет, чтобы Феликс, наконец, перестал видеть в нем беззащитную жертву и увидел сильное плечо, как это было в детстве. Он хочет быть для него опорой и спасательным кругом. Феликс улыбается сквозь слезы, проглатывая все возражения про первую любовь, про то, что ничего не бывает «навсегда» и прочий неважный бред, который не переубедит Хвана. Они оба это знают.       — Я этого боюсь, Джинни, — парень придвигается ближе, сталкиваясь с Хенджином лбами, все еще глядя ему прямо в глаза, — я боюсь больше всего на свете потерять тебя, — признается Феликс впервые, имея в виду не собственничество и призрачные пьяные подростковые клятвы, а только свои искренние чувства, — и мне страшно, что, выйдя за стены больницы, я снова стану твоим ночным кошмаром…       — Ты не был им никогда, — несомненно лжет им обоим Джинни, но проглатывает это осознание, — когда тебя выписывают?       — Минхек говорит, что скоро, — Ликс чувствует, что от ощущения чужого размеренного дыхания на своем лице успокаивает его пульс, медитативно замедляется, — а я даже не понимаю, куда мне идти. Моя мать…       — Нет, — обрывает его Хенджин, приближая свое лицо теснее, касаясь чужого покрасневшего кончика носа своим, дыша в желанные губы, но не касаясь их без разрешения, только согревая, — ты не будешь жить с этой женщиной, ты сам знаешь, что это сделает все…       — Хуже, знаю, — вымученно вздыхает Ли и меняет их положения, зарываясь носом в глубину огромного вязанного шарфа, который его бабушка связала для Хенджина в позапрошлом году, попросив внука передать. Он сделал это через мать, — это откатит весь прогресс. Минхек предупреждал, — обреченно, но довольно из-за своего положения в данный момент тянет Феликс, — но, что я могу? Они же развелись с…отцом.       Хенджин морщится от подобного обращения, хотя и понимает, что для Феликса это важно — иметь родителя, близкого человека, на которого он может положиться. И если уж это не его родная мать. Значит Хван перетерпит их бесконечный круг «инцеста».       — Я подрабатывал у бабушки с дедушкой, немного занимаюсь этим сейчас, — чуть смущенно тянет Хенджин, запуская пальцы в отросшую копну светлых волос, — я снял на эти деньги квартиру, — Феликс согласно довольно мычит, но Джинни в ответ лишь чуть сильнее оттягивает его волосы, чтобы тот внимательно слушал его. Ли недовольно, но беззлобно хлопает его по плечу, бурча «я слышу», — так вот, я снял ее для нас…       После этих слов Феликс подрывается, будто очнувшись ото сна, и смотрит на него недоверчиво, готовый засмеяться над, очевидно, неудачной шуткой. Однако, судя по покрасневшим ушам и серьезному лицу собеседника, шутить тот не был намерен.       — Но…       — Никаких «но». Пока я в академическом отпуске, я могу работать, а позже, — Хван выглядит неуверенным, но решительным, заставляя Ли растянуть на губах одобрительную улыбку, — будем решать проблемы по мере поступления.       Это заявление заставляет Феликса засмеяться немного счастливо. Перспектива, которую рисует Хенджин, была прекрасной, как самый сладкий сон. Почему бы не поверить в него хотя бы ненадолго? А проблемы, вправду, будут решать тогда, когда они наступят. Феликс согласно кивает, как будто решается на самую безумную авантюру в своей скучной жизни. По правде говоря, это так и было.       — Что?       — Ты и сам не веришь, что я мог согласиться на это безумие?       Хенджин так давно не слышал искреннего громкого смеха младшего, что неосознанно подвис, впитывая его, словно записывая на диктофон своей памяти, чтобы прослушивать в самые трудные времена, которые их, несомненно, ждут в дальнейшем.       — Не верю. Но я так благодарен за то, что ты даешь мне шанс…       — Эй, — останавливает его Ликс, толкая локтем в бок, — не тебе, а нам обоим. Это следовало сделать давно, но я был слишком не в себе… Прости.       — Я люблю тебя, — шепчет Хенджин, прерывая Ли, — я люблю тебя. И, даже если ты не всегда будешь любить меня в ответ, я сделаю это за тебя.       Перед выпиской доктор Ли советует Феликсу вести дневник эмоций и состояний. Вероятно, таким образом он сможет сформировать устойчивое отношение к окружающим его людям и вещам. Заехав в их новую с Хенджином квартиру, Феликс первым делом скрывается в одной из комнат, чтобы записать свои впечатления в заметки на телефоне. Хван же провожает его немного тоскливым, но все же счастливым взглядом, пока в спину его не толкает Минхек, который затаскивает в коридор коробки с посудой. Отец уговаривал их не тащить за собой старье и купить все новое, но ребята решили не заниматься расточительством.       — Ну, и чего ты встал в проходе?       Мужчина бурчит, опуская коробки на пол, все равно слыша настораживающий грохот внутри, надеясь, что хрусталь за собой юноши не вывезли из отчего дома. Хенджин усмехается, глядя на ворчуна, смотрящего на него исподлобья.       — Не веди себя как старый дед…       — Я и есть старый дед, мелкий. Давай-ка побольше уважения, — отчитывает его в шутку доктор, разгибаясь наконец-то в то время, как в квартиру налегке с каким-то максимально легким пакетом вещей залетает Минхо, будто порхающая бабочка. Он останавливается на мгновение, чтобы чмокнуть в щеку своего доктора, кажущегося теперь максимально бодрым и довольным, а затем упархивает от их компании в комнату, где до этого спрятался Ликс. Хенджин вздыхает, нервно сжимая кулаки, получая сочувствующий взгляд от нового знакомого.       — Слушай, я провел тебе основной инструктаж, но есть еще кое-что, — начинает Минхек без особого стеснения, — ваша интимная жизнь, — заключает он, усаживаясь на коробку и, слыша под собой предупредительный хруст, подскакивает с нее, ловя ироничный взгляд младшего.       — Я не уверен, что она вообще будет, — все же сдается Хенджин, находя опору в стене с ободранными цветочными обоями, которые придется переклеить.       — Об этом я и хочу сказать. Феликс сейчас на таблетках, затем некоторые из них будут меняться, некоторые нужно будет бросить, — Минхек опирается о ту же обшарпанную стену, глядя в зеркало, висящее напротив них, незаметно следя за реакцией собеседника, — у всего этого будут последствия. Не всегда простые. И его реакции тоже. Он может не хотеть близости, но, может и, напротив, хотеть слишком часто. Это нетипичная реакция, но имеет место быть.       Хвану немного неловко обсуждать такие вещи с почти что чужим человеком, но он был благодарен доктору Ли за то, что тот действительно старается им помочь, не осуждая за ситуацию, в которой они оказались.       — Не давай ему себе вредить, Хенджин. Я знаю, что ты готов ради него на все, но так не должно быть. Ты не должен жертвовать своим здоровьем. И, если тебе понадобится помощь, я не могу вести тебя как пациента, но у меня есть прекрасный коллега. Он возьмется.       — Спасибо, я буду иметь в виду.       Минхо вылетает из чужой новой спальни растрепанный и красный. Это заставляет Хенджина напрячься неосознанно. Хоть он и прекрасно понимает, что ревновать глупо, сделать с собой ничего не может.       — Феликс чуть не убил меня щекоткой, — посмеиваясь объясняется старший, с разбега влетая объятия своего мужчины. Тот довольно зарывается носом в уже растрепанные волосы и улыбается собственным мыслям       — Я всего лишь позаботился о вашем благополучии и спрятал в тумбочку смазку с презервативами, — закатывает глаза наигранно обиженно Минхо и утыкается в предоставленное широкое плечо лбом, прячась от ироничных взглядов и улыбок.       Щеки Феликса красные, когда он подходит к остальным, как и кончики ушей. Хвану его хочется обнять, но он не делает этого, осторожничает.       — Пойдемте пообедаем, — предлагает доктор Ли, прерывая немного неловкую тишину. Неловкость вообще теперь преследует этих двоих.       В больнице все было иначе, когда перед лицом не маячила самостоятельная жизнь, ответственность и предыдущий неудачный опыт. Феликсу было тяжело оценивать свои чувства в отношении брата. И, по правде говоря, тяжело перестать воспринимать его так. У Феликса было стойкое ощущение, что он совершенно не знает человека, с которым живет. Хенджин же своим немного зажатым необычным поведением не помогал совсем. Их дни проходили обычно, по меркам двух соседей, узнавших друг друга пару дней назад, но не для тех, кто мечтал обо всем, что им сейчас доступно, наверное, последние пять лет. Оба осторожничали, избегали лишних касаний и выяснений отношений. Они завтракали вместе, когда получалось, затем Хенджин уходил на работу и возвращался поздно вечером к уже немного остывшему ужину. Феликс же за день успевал убраться, просмотреть пару вакансий для подработки и приготовить тот самый ужин, а затем сходить на встречу с Минхо, на тренировку или заскочить к Чимину, чтобы проведать идущего на поправку приятеля. Как это он сделал и сегодня.       — Я не могу понять, в чем проблема, — бубнит Чимин, прожевывая банан, заботливо принесенный другом, — разве вы не должны были в первый же день наброситься друг на друга и не вылезать из постели, пока кому-то из вас не потребуется скорая помощь. Ликс в ответ немного грустно усмехается. Он не уверен, что с момента, как они переехали, вообще рассматривал Хенджина, как партнера.       — Я будто с чужим человеком живу, Чимин, понимаешь?       — Нет, не понимаю, — честно отвечает друг, сдаваясь, — ты же знаешь его с детства…       — В том-то и дело. Думая так, я совершенно точно облажался. Я не помню его любимых блюд, какой кофе он предпочитает и пьет ли его вообще. Чем он занимается весь день…       — Ты хоть место его работы знаешь?       На лице Пака гримаса неподдельного удивления, ему, действительно, непонятно — как Ли оказался в такой ситуации.       — Он подрабатывает в фотоателье или типа того, — пожимает плечами Феликс, — я и говорю об этом. Кто его новые друзья, чем он увлекается… Я всегда воспринимал его, как человека, которого хочу, желаю буквально до безумия, но, в какой-то момент времени, я перестал воспринимать его как настоящего человека, а не наваждение. Я не о том совсем думал, — вздыхает Феликс, осознавая всю тяжесть ситуации, в которой снова оказался. Минни грустно тянет свои пухлые губы в улыбке и кладет сочувствующе голову на понуро опущенное плечо.       — И теперь ты сомневаешься, что любишь его? Когда он уже в твоих руках…       — Нет, — уверенно перебивает его Ли, — я люблю его, я знаю. Просто… Испытываю стыд за то, что не могу быть лучше. Что не могу быть человеком, который его достоин. Кроме того, он тоже совсем не смотрит на меня, ночует в зале на диване, не касается совсем. Я не уверен, что он не жалеет обо всем, — Ли нервно закусывает губы, поднимая глаза к небу.       — Слушай, — Пак недовольно косится на него, подрываясь с места, решительно пряча руки в карманы, — если ты уверен в своих чувствах, то хватит сидеть здесь и вздыхать. Он заботится о тебе, как и обычно. Не давит. А ты в ответ совсем закрылся от него, — Чимин неуверенно прокашливается, — по крайней мере, мне так кажется. Так что тебе просто стоит узнать его лучше, дать ему понять, что ты смотришь на него не просто как на соседа, за чей счет ты, кстати, живешь сейчас, — Пак поигрывает бровями, усаживаясь обратно на скамейку рядом с другом, — заплати ему за проживание на несколько месяцев вперед, — и взрывается смехом, ловя непонимающий взгляд Ликса. Когда до последнего доходит смысл сказанного, он несильно хлопает по плечу задыхающегося от смеха парня.       — Прекрати, идиотина, — бурчит Ли беззлобно, снова обращая внимание на пасмурное небо, — когда тебя собираются выписывать?       — К концу месяца, — все еще не отсмеявшись отвечает Чимин, обращаясь взглядом к другу, — хён обещал забрать меня, так что не переживай. Надеюсь, что ты не забудешь меня там, «на воле», — не к месту трагично вздыхает в шутку парень.       — Хотел бы я тебя забыть, Пак, но мне слишком нужны друзья-психи, иначе, кто еще поймет, что происходит у меня в голове?       Феликс вернулся домой и крайне удивился, застав на пороге пару знакомых кроссовок. Хенджин, по обыкновению, приходил гораздо позже. Судя по лужам, собравшимся возле чужой обуви, парень умудрился все же попасть под дождь, который сам Ликс удачно пережил в такси.       Ли прошел вглубь коридора, заглядывая по пути на кухню и в зал, нигде не находя соседа. Только напротив спальни он услышал шорох, доносящийся из приоткрытой ванной комнаты. Феликс заглядывает туда с интересом, обнаруживая полуобнаженного Хенджина роняющего со своих волос капли на кафельный пол в попытках отыскать что-то в ящиках.       — Ищешь полотенце?       Феликс разрезает своим басом вязкую тишину, и Хенджин от неожиданности вздрагивает и матерится себе под нос.       — Прости, — прыскает Ли себе в кулак, заходя в ванную, где все еще было немного душно от застоявшегося пара, — не хотел пугать, думал, что достаточно громко хожу, — пожимает плечами немного виновато и толкает настойчиво обескураженного Хвана к бортику ванной, чтобы тот уселся спокойно, сразу же возвращаясь к злосчастным ящикам, где спустя пару минут находит полотенце. Это нормально, ведь бытом тут занимался только он. Наверное, это было их первой ошибкой: превратить этот дом в неравную территорию.       — Спасибо, — шепчет Хенджин и тянется за махровой тканью, вздрагивая от уже прохладных капель, скользящих по спине. Но Феликс не отдает полотенце, улыбается успокаивающе и устраивается ближе, набрасывая то на понуро опущенную голову, начиная заботливо ее просушивать. Тишина между ними не казалась такой звенящей и невыносимой как раньше. Наверное, потому что Ликс решил для себя все исправить. Судя по виду Хвана, тот тоже все прекрасно понимал.       — Нет причин благодарить меня. Это всего лишь полотенце. Мне жаль, что мы снова неправильно начали, — не смотря на неприятную тему, в ответ на которую спина Хенджина даже немного настороженно напряглась, голос Феликса казался абсолютно спокойным, — если ты захочешь, то мы вместе разберем все это на выходных и положим так, как нам обоим будет удобно.       — Я не понимаю, что ты хочешь сказать, — сдается Хенджин, но его ослабевшие руки тянутся к талии и притягивают несопротивляющееся тело ближе, будто ему нужно физически ощущать чужое присутствие явственнее обычного, чтобы вновь не потеряться.       — Хенджин, чем я увлекаюсь?       Вопрос беззлобный, без подтекста и укора. Ликс продолжает сушить чужие волосы, чувствуя, как на его талии усиливается хватка, но в ответ на вопрос — тишина.       — Какая моя любимая еда? Чем я занимаюсь, когда тебя нет дома?       — Я…       — Не отвечай, — прерывает попытку объясниться Феликс. Он не собирался заставлять кого-то чувствовать себя виноватым, — я точно так же без понятия, что любишь ты. Чем ты увлекаешься и где пропадаешь вечерами.       Хван хочет отстраниться, но Феликс усмехается себе под нос и не дает этого сделать, шагая еще ближе, пока чужая опущенная бессильно макушка не упирается ему в живот.       — Все нормально, Джинни, — шепчет Феликс, запуская свои пальцы во влажные вьющиеся волосы, — не то чтобы это правильно, но реально — любя, не знать человека, — сам Феликс вздрагивает, когда чувствует сквозь ткань, как Хван утыкается носом чуть выше пупка и тяжело втягивает воздух, окольцовывая чужую талию и прижимаясь теснее. Феликс не возражает и только спускает свои пальцы к шее, поглаживая аккуратно и пуская по ссутулившемуся телу волны мурашек.       — И что же нам делать?       Дыхание Хвана опаляет кожу, заставляя мышцы живота рефлекторно поджаться.       — Узнавать, конечно, — усмехается Феликс, чувствуя толпы мурашек, которые пускают мягкие движения горячих губ сквозь тонкую ткань футболки, — раньше мы любили вопреки всему. Наши чувства держались на сопротивлении столько лет. А теперь нам надо научиться любить «благодаря», — Ли ловит на себе посветлевший уставший взгляд и уверенно тянет расслабленное тело за собой — в спальню напротив, — сегодня ты пробудешь со мной до утра.       Феликс буквально слышит, как Хенджин давится воздухом, проглатывая глупые ненужные вопросы, которые могут лишь испортить все. Ли толкает парня на кровать, прыская в кулак в ответ на пораженный, непонимающий взгляд. Хван хотел бы подняться, но делает это только на половину, опираясь лишь на локти и падает поражено сразу же, как только Ликс с хитрой улыбкой седлает его бедра одним уверенным движением.       — Блять, — только и вырывается из Хенджина. Это снова заставляет Ли усмехнуться тихо, запуская пальцы в разметавшиеся влажные волосы, — я не могу понять тебя, Ликс. То ты говоришь, что мы плохо знаем друг друга, то заваливаешь меня в постель без особого стеснения. Я не знаю, что мне делать, — хнычет Хван, закрывая лицо ладонями, пытаясь привести себя в чувства. Он даже не ощущает прохладного воздуха, ласкающего распаренное до этого тело, что обязательно приведет к паре дней в постели в обнимку с градусником. Но сейчас чертовски жарко становится, когда Феликс задумчиво кусает щеку изнутри, из-под полуприкрытых ресниц рассматривая ничего непонимающего парня, просто путаясь пальцами в его волосах, тем самым спутывая мысли в голове.       — А что тебе хочется сделать?       Голос Феликса глубокий, низкий, вязкий, как патока, испытующий.       — Я в жизни этого вслух не произнесу, — тянет Джинни, а затем ощущает, как Ли беспокойно елозит у него на бедрах, чтобы пристроиться удобнее и не соскользнуть с облюбованного места, — я хочу, чтобы ты успокоился и сел выше, — выдавливает из себя Хван, вцепляясь пальцами в ноги, расставленные по обе стороны от него. Мышцы под его ладонями напряжены и перекатываются при любом даже слабом движении. Хенджин ощущает легкую дрожь чужого тела, и это придает уверенности, как и тихое «так куда мне сесть?». Хвану хочется попросить парня над ним, разглядывающего его так откровенно и без стеснения, то ли заткнуться, то ли сесть ему на лицо. Вместо этого он уверенно показывает на свой живот, место на котором уверенно занимает Феликс, ощущая себя вполне комфортно.       — Я уже говорил, что нам надо узнать друг друга получше, — деловито сообщает Ликс, проводя костяшками пальцев по горящей розовой скуле.       — По-твоему, это самое удобное положение для разговоров по душам?       Хенджин усмехается и немного расслабляется, подрываясь вверх за ускользающей рукой и оставляя на прохладных пальцах короткий поцелуй. То, что Феликс реагирует мягкой улыбкой, расслабляет парня, и он с большой охотой проводит одним слитным движением ладоней от коленей к талии, которая кажется такой тонкой, что можно переломить. В груди что-то трепещет от ощущения поджимающихся под касаниями мышц, глубокого, учащенного дыхания и жара тела, который хотелось сохранить в своих ладонях.       — Мы успеем поговорить на свидании, на которое ты меня поведешь на выходных, — заявляет Ли, невесомыми движениями оглаживая острые плечи под собой, — а сейчас я хочу узнать другое, — интонация у него зазывающая, игривая. Хван мешкается всего мгновение, прежде чем вступить в эту незамысловатую игру.       — Что же тебе так интересно?       Руки Хенджина, ласки которых поджарое горячее тело принимало отзывчиво и не без удовольствия, нахально пробираются под футболку, от которой, Хван клянётся, он избавится уже скоро, чувствуя под пальцами отчетливо выраженный пресс, на который парень молился все окончание пубертата. И не только молился. Однако, вида, что его все это чересчур будоражит, парень не подавал, смотрел уверенно из-под трепещущих ресниц и ловил похожий взгляд в ответ.       — Где ты пропадаешь после работы?       Интонация Феликса такая простая и незамысловатая, однако, поймав на себе немного ироничный взгляд, парень наклоняется вперед, покрывая своим телом чужое, и касается губами порозовевшего уха. Оставляет влажный след вдоль хряща, а затем ловит мягкую мочку, украшенную единственной серьгой — металлическим кольцом, оттягивая то несильно зубами, и снова шепчет.       — Я хочу знать, Хенджин. Чем ты занят после работы и о чем думаешь, когда приходишь ближе к полуночи и предпочитаешь засыпать на диване в гостиной?       — Я думаю о том, что ты не хочешь видеть меня рядом, о том, что ты холоден со мной.       О том, что ты жалеешь, что согласился на все это, — сквозь тяжёлое дыхание выталкивает из себя чистосердечное Хван, прикрывая глаза от удовольствия. Сердце тревожно сжимается в груди в страхе, что вся эта минутная слабость прекратится в следующий же момент, что он все испортил, поднимая эту тему. Но страшнее всего узнать, что его страхи не беспочвенны. Однако, Феликс на это коротко хмыкает и проводит прохладным кончиком носа за ухом, втягивая аромат геля для душа, какого-то слишком приторно пахнущего шампуня и нотки знакомого парфюма.       — Я слишком холоден с тобой, да?       С шепота он перешел обратно на тон выше, но голос от этого звучит только глубже: утробно и подавляюще, потому одна только фраза заставляет Джинни нетерпеливо схватить глоток вязкого и, кажется, горького воздуха, а позвоночник пробирает дрожью. Феликс, в ответ на эту ощутимую дрожь, увереннее касается губами чувствительной кожи за горящим от смущения или возбуждения ухом и тут же оставляет на ней слабый укус, заставляя парня под собой заскулить.       — Слишком холоден, — повторяет Феликс, прикусывая вновь заманчиво поблескивающее металлическое кольцо, украшающее покрасневшую мочку, и спускается поцелуем ниже, ощущая губами участившийся пульс, — тебе достаточно горячо сейчас, Джинни? Или я все еще холоден?       — Феликс, если это снова…       — Мы же уже решили, что как раньше не будет, — перебивает его парень, отрываясь от все еще немного влажной кожи, пахнущей кокосовым гелем для душа, возвышаясь вновь над растерянным старшим, — я никогда не прикасался к тебе вот так, правда ведь? На трезвую голову, открыто, наблюдая за тем, что тебе нравится, — Ликс касается чужих пухлых губ кончиками пальцев, вспоминая по памяти их мягкость, — я ведь даже не целовал тебя с моего пятнадцатилетия, правда?       Хенджин не находит, что ответить, лишь хоронит тепло своих рук под футболкой Феликса, наблюдает ошалело бегающими глазами за чужим лицом, не дающим его прочесть так просто.       — Может, тогда поцелуешь меня? — всё, что может выдать Хенджин сейчас. Ли усмехается, вздергивая вопросительно бровь.       — Думаешь, что это хорошая идея? Тебе нравятся поцелуи?       — Ты издеваешься?       Вопрос кажется Хвану риторическим, потому что по излому чужих губ можно было легко понять, что Феликс не просто так тянет резину, а с какой-то целью. Вероятно, планирует свести с ума бедного сожителя. Феликс ощущает предвкушающую дрожь тела под собой и решает сжалиться, наклоняясь и опаляя нервно обкусанные губы своим дыханием.       — Не двигайся, пока я не скажу, — шепчет предупреждающе Ли, скользя пальцами по напряженным предплечьям Хвана, призывая того расслабиться, на что он физически, кажется, не был способен, пока поджарое, горячее тело прижимает его сверху. Ликс касается невесомо губ Хенджина, когда тот выпускает нетерпеливый выдох, вспоминая вообще, как дышать. Феликс изучающе скользит языком сначала по верхней губе, ощущая жгучую сладость мятной пасты и пленительную мягкость, подавляя в себе желание прикусить. Затем проделывает то же самое с нижней губой старшего, давая себе волю и оттягивая ту зубами, но совсем легко, поддразнивающе, чтобы не причинить боль. Уж чего-чего, а ее было достаточно за эти годы. Хван послушно не отвечает на желанные ласки, но прикрывает терпеливо глаза, комкая в руках сбитое покрывало. Феликс скользит пальцами по тяжело вздымающейся груди Хенджина, еле касается, вырисовывая какие-то узоры, кладет ладонь куда-то посередине, где можно почувствовать биение сердца, просящегося прямо ему в руки, чтобы удержали, чтобы больше не разбили. Такое доверчивое и искреннее. От этого осознания свое начинает биться в унисон, тянуться в ответ, а Феликс может только бережно сминать чужие губы своими, пробовать их на вкус, запоминать и сдерживать некстати рвущиеся наружу слезы, — такой послушный, такой сладкий, — шепчет Ли, оставляя очередной поцелуй в уголке надломившейся в нетерпении улыбки, — можно, — дает он разрешение, которое Хван не сразу понимает, осознает только тогда, когда чужой язык зазывающе касается его собственного, заставляя захлебнуться воздухом от короткого вдоха.       Хенджин не теряет времени, ловит его своими губами, тоже пытаясь распробовать на вкус долгожданную ласку и скулит от восторга, ощущая давно забытый, но хранящийся в сердце привкус химозного апельсина, как тогда — в двенадцать лет. Хочется спросить, пил ли Феликс эту чертову газировку? Убедиться, что это не призраки прошлого, это не обман жаждущего разума, что это реальность. Однако, в следующую секунду слова начинают казаться такими неуместными, когда Ли хмыкает в ответ на сдавленный стон под собой и скользит языком глубже, будто в самое нутро хочет залезть, но только касается дразняще нёба и возвращается к саднящим от коротких жадных покусываний губам, на этот раз с такой же жаждой сминающие его собственные.       Феликс и не помнит других поцелуев уже, этот ощущается самым первым, самым правильным, не скованным рамками стыда, обязательств и ощущением потери. Самый свободный, сквозь который представляется возможность дышать. Ли кажется, что он счастлив, но поцелуев становится мало, недостаточно. Руки беззаботно соскальзывают между содрогающимися напряженными телами к резинке чужих шорт, потому что Феликсу хватает лишь неосторожного движения тазом, чтобы чужое накатывающее возбуждение уперлось в него.       Феликс с определенным недовольством отрывается от желанных губ, чтобы подтянуться на руках и покинуть напряженное, затекшее тело. Хенджин хватает его за запястье, выглядит напугано, когда пытается отыскать ответ на лице младшего, но тот утешающе улыбается, освобождая руку из цепкой хватки, а затем устраивается удобнее на постели, упираясь спиной в изголовье кровати, не разрывая зрительный контакт, не говоря ни единого слова, боясь разрушить все то, что выстроилось вокруг само собой. Феликс похлопывает приглашающе по своим бедрам. Хван не сразу понимает, что от него хотят, но тело как-то само собой тянется следом за желанным. Только сейчас парень ощущает, что его всего трясет. Дрожь эта исходит откуда-то изнутри, ее почти невозможно унять. Вот он неуверенно перекидывает свою ногу через чужие бедра и усаживается, чувствуя потерянное до этого тепло, немного расслабляясь.       — Тебе нравятся поцелуи, это хорошо. Расскажи мне, что тебе нравится еще, — без стеснения просит Феликс, убирая за ухо выбившиеся пряди волос старшего, рассматривая с охотой алеющие губы, которые становятся его первой страстью в, казалось бы, уже знакомом теле, — расскажи мне, что делать? Попроси…       — Нет, — шепчет Хенджин и льнет к коротким прикосновениям, закусывая губы, которые, кажется, печет от пристального внимания, — делай, что тебе нравится. С тобой я полюблю все…       — Так не пойдет, — вновь перебивает его Феликс, притягивая парня к себе ближе за шею и оставляя короткий поцелуй под челюстью.       Хенджин тяжело сглатывает от этого прикосновения, сжимая руками уже давно измятую футболку Феликса,       — Или ты хочешь, чтобы я спросил у Минхо?       Щеки Хенджина заливает краской от этого вопроса, когда он представляет этот неловкий разговор. Однако, смущал бы, похоже, он его одного. Что Минхо, что Феликс, кажется, тяжело представляли себе, как ощущается «стыд». Ли оставляет еще один поцелуй под подбородком, слегка прикусывая тонкую бронзовую кожу.       — Хочешь, чтобы твой бывший рассказал мне, где ты любишь, чтобы тебя целовали? Как ты любишь, чтобы тебя трахали, — шепот Ли будоражащий и бесстыдный, немного рокочущий. Соблазнительный. Искушающий. Но ведь Феликс всегда был таким, если вспомнить все те короткие моменты близости между ними, — тебе нравится медленно, жарко и плотно или глубоко и жестко? Хён мне расскажет? Любишь, когда тебя вылизывают или когда отсасывают? Или сам любишь сосать?       Хенджин протяжно стонет, но не от возбуждения, а от ощущения беспомощности перед душащим его смущением. Скулы и кончики ушей печет, а Ликс крепко удерживает за шею, не дает отстраниться, не дает спрятаться. Он смотрит как-то хищно снизу вверх из-под ресниц, губы в издевательской улыбке растягивает, а сердце в ответ заходится предвкушающе, язык липнет к нёбу — ответить невозможно. Хвану попросту горячо.       — Так, может, мне позвонить Минхо-хёну, — усмехаясь вопрошает Ликс, — вот он обрадуется поделиться со мной своими знаниями. Хочешь, я поставлю на громкую связь, чтобы ты слышал?       — Блять, — выдыхает обреченно Хенджин, — не нужно, я сам все скажу. Это пиздец…       — Что?       — Ты…       Ликс снисходительно смеется, опускаясь поцелуями к кадыку, к ключицам, прикусывая кожу мягко, без желания оставлять следы, только из необходимости попробовать на вкус все поцелуи.       — Так, что ты больше всего любишь? Как насчет этого места?       Ли ведет ладонями по ребрам, ощущая хрупкий каркас под тонкой, блестящей влагой кожей. Останавливается выше, большими пальцами с обеих сторон дотягивается до уже возбужденных, судя по их твердости, сосков, улавливая короткий всхлип и отрицательные покачивания головой.       — Не нравится?       — Не такие чувствительные, как могли бы быть, — бурчит Хенджин устало, бессильно упираясь лбом в острое плечо под собой, сдаваясь во власть вездесущих рук. Если закрыть глаза и поддаться ощущениям, то можно почувствовать, как горит кожа там, где ее касался Феликс. Это похоже на аллергическую реакцию — заставляет глотать воздух чаще и тяжелее. Внезапно, спина выгибается в пояснице, как будто пытаясь избежать незнакомого чувства, смешивающегося в груди коктейлем из легкой боли и удовольствия, соскальзывающего мгновенно, словно по полой трубе в низ живота, скапливаясь там лавой.       — Вот видишь, нужна лишь правильная ласка, — усмехается Феликс, легко царапая чувствительную кожу ореолов, вновь пропуская неожиданную волну удовольствия по телу Хвана, заставляет его сдавленно простонать и вцепиться руками в чужие предплечья, — приподнимись, — шепчет в самое ухо Ликс, похлопывая Хенджина по бедрам, поторапливая. Хенджин не задается никакими вопросами, приподнимается на коленях, чувствуя, как тело под ним соскальзывает чуть ниже, и губы оставляют влажный поцелуй где-то под диафрагмой.       — Черт, — ругается Джинни, впиваясь руками в изголовье кровати, пытаясь найти в нем необходимую опору, пока Ли оставляет влажную дорожку вдоль поджимающегося от удовольствия живота, в следующую секунду ныряя языком в лунку пупка, надавливая сильнее в отместку, когда Хван пытается отстранить его, оттягивая болезненно за волосы на макушке. Парень задыхается от этих действий, стонет коротко, бьет несильно по подрагивающим от смеха веснушчатым плечам.       — Ты такой отзывчивый, принцесса, — шепчет Феликс, оттягивая резинку домашних штанов Хвана вниз, прикусывая кожу где-то над лобком, заставляя Хенджина сжаться и попытаться отстраниться. Феликс не дает этого сделать, впиваясь в бедра до боли.       — Ничего подобного, — отпирается Хенджин, обращая блестящий взгляд на своего мучителя, что с таким нездоровым аппетитом исследует его живот: облизывает и оставляет укусы, а затем ласково касается мягкими губами, будто борется с желанием сожрать, — остановись, пожалуйста, — хнычет парень, прикрывая своей ладонью издевательскую улыбку, с которой от него оторвался Ли, — не нужно больше меня мучить, — свободной рукой Хенджин убирает волосы, спадающие на его горящее лицо. Он уже хочет убрать руку от чужого рта, когда ее перехватывают за запястье и не дают отстраниться, — что ты… Боже правый!       Хван вздрагивает всем телом, когда юркий язык Феликса проскальзывает между его пальцев, надавливая на чувствительную кожу в их основании. Парень пытается убрать руку, но хватка Ликса буквально стальная. Ли, глядя прямо в глаза своей жертве, вбирает в рот длинные пальцы, проходясь языком вдоль, а затем снова ныряя между и игнорируя чужие попытки вырваться, пока сам не выпускает подрагивающие фаланги из горячего плена.       — Чего же ты рыпаешься, как хрупкая лань? Я же помню, как тебе это понравилось тогда, на вечеринке, — улыбается Ли заговорщически, смачивая пересохшие губы кончиком языка, который Хвану хочется поймать губами, вобрать в себя и играться с ним, пока оба разговаривать не разучатся на пару дней. Он знает его фантомный апельсиновый вкус, и это сводит с ума. Хенджин, ничего в свое оправдание не отвечая, тянется к желанным губам, пока не получает короткий, влажный ответный поцелуй. Парень стонет в него и сам не замечает, как стягивает с соблазнительного тела чертову футболку, крадущую у него толики необходимого тепла.       — Мне нравится, но все это…       — Что?       — Слишком, — выдыхает повержено в который раз за вечер в чужие губы и опускается к манящим ключицам, присасываясь к ним жадно, сознательно оставляя свой след, — слишком много всего…       — Это только начало, принцесса, не расслабляйся. Я хочу попробовать все, — Ли оставляет заботливый поцелуй на макушке, куда мог сейчас дотянуться. Затем оглаживает так удобно выставленные на обозрение теперь мягкие ягодицы, ощущая, что Хван тянется за этими прикосновениями. Хенджин чувствует, что его задница в этих ладонях — самая правильная вещь за сегодняшний вечер, даже если Ли сжимает ее с такой силой, что становится немного больно. Хван почти что расслабляется, воспринимая очередную ласку спокойно, сродни массажу, пока чужие пальцы не соскальзывают между мягких изнеженных половинок. Он даже сквозь ткань пижамы и белья чувствует настойчивое, давящее, дразнящее движение, вызывающее желание увернуться, — это местечко я тоже хочу попробовать, — шепчет Ликс горячо в висок, покрытый испариной, вдыхая родной аромат любимого тела. По правде говоря, ему тяжело держать себя в руках, словно забытые уже звери снова хищно метаются в грудной клетке из угла в угол, желая насытиться. Вероятно, Феликсу стоит остановиться в страхе не справиться с ними, но он, стиснув зубы, заставляет себя продолжить. Потому что наблюдать за тем, как его любимому мальчику становится хорошо, как он пытается уйти от излишнего удовольствия, не привыкнув его получать, ощущается будто панацея от всей боли, что разрушала хрупкие стенки закаменевшего сердца.       — Я не готовился, — шепчет свое признание в чужие ключицы Хван, стыдливо прячась от насмешливых глаз, — может, в следующий раз… Ты же понимаешь, секс между мужчинами немного слож…       Его обрывает Феликс, рассмеявшийся так громко, что даже возмутило захлебывающегося в собственном смущении Хенджина. Он бьет младшего по плечам, желая побыстрее скрыться от стыда под одеялом, но Ли не дает ему отстраниться, держит, запутываясь в волосах, прижимает ближе к себе.       — Прости, просто то, что ты думаешь, будто я не в курсе, невыносимо мило, — пытается успокоить его Феликс, поглаживая по спине свободной рукой, — я знаю около пары десятков других способов провести тебя по краю, кроме проникновения, принцесса…       — Мне не нравится, когда ты зовешь меня принцессой, — бурчит ему в плечо Хенджин, вызывая в Феликсе неподдельное удивление. Ли отстраняется и пытается заглянуть в прикрытые в смущении глаза.       — Ты никогда не говорил, — говорит он серьезно, не отнимая успокаивающе поглаживающей руки с чужой макушки.       — Да, но я просто хочу слышать свое имя, знать, что для тебя именно я важен, а не какие-то котики, принцессы и прочие. Так можно назвать кого угодно, — Хван поднимает свои глаза на Феликса и видит впервые настолько абсолютно влюбленный и искренний взгляд в свою сторону. Это заставляет его задохнуться на секунду, подавиться воздухом.       — Хорошо, Хенджин, я буду звать тебя по имени, когда буду давать разрешение на то, чтобы кончить.       Хван покрывается красными пятнами от того, насколько сильно в цель попал Ликс своими словами. Он теряется в его черных омутах глаз и хнычет, вновь скрываясь в изгибе жилистой шеи.       — Что же такое, Хенджин? Тебе так нравится эта перспектива?       Хван в ответ лишь гундит что-то неразборчивое, заставляя Феликса с любовью оставить мягкий поцелуй на лохматой макушке. И, кажется, этот момент нежности должен был успокоить тех ненасытных зверей, что рвут желанием и голодом изнутри, но Феликс ощущает, как в его живот упирается чужой каменный стояк и понимает, что должен понести ответственность за это. Он оглаживает напряженные бока: вверх вдоль ребер, следом вниз, сжимая тазобедренные косточки, и получая в ответ одно просящее движение.       — Попроси меня, Хенджин, — шепчет Феликс, не получая должной реакции. Он оттягивает потяжелевшую голову за волосы, заставляя Хвана зашипеть от непрошенной боли, — чшш, куколка, не время расслабляться. Вот здесь, — свободная рука с бедра перемещается на стоящую перед ними проблему, — как будем решать вопрос? Хенджин непонимающе моргает пару раз, будто ото сна очнулся, вернулся в реальность, заставляющую его стыдливо бегать глазами по красивому телу под собой.       — Попроси меня, — вновь настойчиво повторяет Ли, скользя пальцами от макушки вдоль позвоночника к немного растянутой резинке пижамных штанов, — как ты любишь? Мне сделать это руками? Или, может, ртом? Я же никогда не отсасывал тебе, хочешь? Хван сглатывает настойчивое желание остановить распаляющего его парня, продолжая исследовать знакомое, но будто бы новое лицо перед собой. Сейчас, сквозь пелену желания, Хенджин отчетливо может распознать плещущиеся волны тьмы в глазах напротив, которые когда-то пугали его до дрожи в коленях, но сейчас хочется, чтобы эти волны окатили его с ног до головы.       — Или, может, мне попробовать тебя? Вылизать тебя там?       Хенджин находится не сразу, теряясь в своих желаниях, потому что, по правде, хотелось попробовать все.       — Эй, просто выбери, что тебе хочется больше всего. У тебя будут другие ночи, чтобы попробовать все остальное, — читает его мысли Ли, посмеиваясь и спуская чужие штаны до колен, будто отсчитывая время песочными часами, — так, чего ты сейчас хочешь?       — Хочу пальцами, — тихо сдается Хенджин, прислушиваясь к своим ощущениям. Ему хочется, чтобы его задницу растянули и наполнили так, чтобы запомнить это надолго.       Ощутить в себе Феликса, разрушая последний барьер. Но сейчас он решает получить хотя бы демоверсию предполагаемого удовольствия. Его негромкое заявление заставляет Ли замычать вопросительно, — хочу, чтобы ты трахнул меня пальцами, понятно? Феликс хмыкает понимающе и заставляет Хенджина подняться с насиженного места у него на талии похлопываниями по бедру.       — Снимай с себя все, — и этот тон холодный, будто сталь, не терпит возражений или лишних вопросов. Хенджин нервно следит взглядом за поднимающимся со своего места Ли, впервые замечая заметно топорщащуюся ширинку узких джинс своего парня, ему даже на мгновение становится совестно, что совсем забыл про чужое удовольствие. Феликс скрывается в коридоре, оставляя Хенджина на сбитой постели дрожать от вмиг похолодевшего воздуха. Он неторопливо совсем стягивает с себя штаны вместе с бельем, чувствуя, как медленно начинает уходить предвкушение вместе с возбуждением. Однако, Феликс вовремя появляется на пороге, оттуда же бросая небольшой бутылек смазки прямо к поджатым коленям старшего.       — Ты…       — Я решил для себя, что мы сделаем это, когда оба будем готовы. Вооружился заранее, — невозмутимо перебивает Хенджина Феликс, подбираясь ближе к кровати. Забираясь на нее, он едва заметно морщится и оттягивает неприятно давящую в области паха ткань. Хенджин уже было тянется к ремню его брюк, когда легко получает удар по рукам.       — Сегодня только ты, — предупреждающе грозит Ли указательным пальцем, — будешь своевольничать — получишь этим же ремнем по своей аппетитной заднице, — он говорит не всерьёз, но замечает, как у Хенджина от этой угрозы поджимаются пальцы на ногах, — ох, так тебе нравится такое?       Хван словно напуганный ребенок мотает отрицательно головой, но щеки вновь зарумянились и дали честный ответ вместо своего хозяина Феликс усмехается себе под нос и забирается на кровать, нависая над растянувшимся тут же телом и оставляя короткий поцелуй на пухлых, ярких губах.       — Поворачивайся, под живот положи подушку, — дает указания Феликс, щелкая крышкой лубриканта, от чего по позвоночнику Хвана вновь проносится электрический разряд. Пока Хенджин устраивается на постели удобнее, в предвкушении закусывая губу, Ли предусмотрительно размазывает по собственным пальцам смазку, разогревая ее, прежде чем вернуться к завораживающей картине. Феликс улыбается, встречаясь своим взглядом чужой выжидающий из-под рассыпавшейся челки. Оставшаяся часть лица была скрыта от него руками, удобно сложенными под подбородком. Феликс чувствует неуместный прилив влюбленности, глядя на такого Хвана. Он податливый, открытый, готовый все сделать, о чем его ни попроси, жаждущий ласки от одного конкретного человека. И Ликс намеревается его желания исполнять, а потому чистой рукой слегка подтягивает парня за талию, заставляя выпятить удобнее свою пышную задницу, в награду тут же получая короткий чмок в одну из покрытых следами его пальцев половинок. Хенджин дергается и коротко едва слышно стонет, неаккуратно проезжаясь своим возбуждением по синтетической, шершавой ткани подушки. Феликс недовольно цыкает на него, той же чистой рукой проскальзывая между раскрытым для него телом и скомканной под ним подушкой, неожиданно обхватывая пальцами требующий внимания член, заставляя Хвана дернуться в желании уйти от непрошенного удовольствия.       — Хочешь кончить, потираясь о подушку? Как тогда, с одеялом? Прости, куколка, так не пойдет, — басит заискивающе Ликс, слегка надрачивая по сухому, заставляя Хенджина морщиться от не то чтобы приятных ощущений. Феликс сдвигает подушку под напряженным словно струна телом немного иначе и располагает чужое возбуждение так, чтобы Хван не смог тереться им о ткань, в надежде получить необходимую разрядку побыстрее.       — Держись вот так, не опускайся, — дает распоряжение Феликс, похлопывая по уже немного расползающимся шире коленям, а затем ловит вновь молящий из-под ресниц взгляд, — понял меня?       Хван кивает послушно, ощущая дрожь, проходящую по телу короткими уколами, когда он чувствует, как, дразня смазанными пальцами, Феликс кружит возле сжимающейся рефлекторно дырочки. Парень хнычет нетерпеливо поводя задом, чтобы Ли поторопился.       — Такой нетерпеливый, — нарочито недовольно тянет Феликс, но наконец-то проскальзывает одним пальцем внутрь на две фаланги, преодолевая сопротивление, — тогда, может, расслабишься для меня? Ощущаешься так, словно не хочешь, чтобы мои пальцы побыстрее оказались в тебе, — усмехается парень с издевкой, ласково поглаживая чувствительные, мягкие стенки изнутри, заставляя Хенджина нетерпеливо ерзать и прятать смущенные щеки в попытке, действительно, расслабиться. Однако, у Хвана никак не получалось избавиться от мириады новых мыслей об обстоятельствах, в которых он сейчас оказался. Повторится ли это вновь? Точно ли Феликс этого хочет или же все это, как и прежде, заставит его сбежать к утру. Хвану больше тревожно, чем приятно теперь, но отвлечься его заставляет неожиданный укус где-то в районе копчика. Хенджин всхлипывает и вскидывается, чтобы обернуться на Ли и получить ответы. Феликс недовольно закатывает глаза и проворачивает палец внутри, настойчиво толкаясь глубже, — ты так громко думаешь, — шипит он и тянется к оставшемуся без внимания члену. Он обхватывает его кулаком и большим пальцем размазывает по головке уже выделившуюся в избытке естественную смазку, заставляя Хенджина дернуться и тихо простонать в ответ на следующее чувственное движение, толкающейся в уретру подушечки пальца. Кажется, на это мгновение он и забыл о том, что существует недалекое будущее, когда он получит свою порцию удовольствия и войдет в абсолютно черную неизвестность. Он расслабляется и захлебывается ощущениями, пока Феликс проталкивает в него второй палец, гладит изнутри, давит. У него нет задачи растягивать Хвана, им незачем, поэтому Ли, игнорируя свою болезненно требующую внимания эрекцию, продолжает ласкать Хенджина изнутри, ловить его короткие выдохи вперемешку с тихими стонами и наблюдать за тем, как медленно тот отпускает контроль и начинает подмахивать задницей, чтобы насадиться на пальцы самому и получить необходимое удовольствие. Феликс тянется свободной рукой к брошенному неподалеку бутыльку смазки и вытаскивает пальцы из уже разработанного входа, который не сразу сжимается и просяще пульсирует под аккомпанемент тихих ругательств Хенджина. Феликсу красиво, а потому он лишь шлепает легко чужую ягодицу, шикая на недовольного парня. Щедро разливая прохладный лубрикант прямо на покрасневшее отверстие, Феликс проникает туда большим пальцем, собирая им остатки стекающей по коже жидкости и вновь проникая внутрь, получая волнительный скулеж и попытки разомлевшего Хвана притереться к покрывалу блестящим от естественной влаги членом, получая предупреждающий удар по заднице.       — В следующий раз отхожу ремнем, — басит он угрожающе, на что Хенджин довольно хмыкает и снова виляет задницей приглашающе. Феликс не может ему отказать, проникая сразу двумя пальцами внутрь, вновь намеренно избегая заветного места, чтобы не дать старшему раньше времени излиться. Феликсу кажется, что, если он продолжит и дальше мучить парня, сам кончит себе в штаны от одного только зрелища раскрасневшейся кожи ануса, растянутой вокруг его пальцев и нетерпеливо хныкающего Джинни, который давно уже не выглядел так открыто, как сейчас. Хван был чертовски красив, но в эту секунду это можно было описать скорее словом «дьявольски»: утонувший в своем удовольствии, раскрытый для него, покрытый блестящей испариной. Его хотелось сожрать.       — Я бы хотел, чтобы этот момент продлился вечно, — в противовес словам и нежной улыбке, младший проворачивает пальцы и давит на простату, заставляя Хенджина вскинуться с захлебывающимся стоном, — ты — настоящее искусство. Хотелось бы мне видеть тебя затраханным настолько, что ты бы и двинуться не смог еще пару часов. Чтобы твоя блядская растраханная дырка еще некоторое время не закрывалась. А я бы следил за тем, как она медленно перестает просить мой член обратно, — усмехается он и снова бьет подушечками пальцев по простате, заставляя Хвана даже как-то неестественно выгнуться.       — Может, тогда трахнешь мен…       Ликс не дает ему договорить и снова бьет в цель, следом нежно оглаживая вокруг, успокаивая.       — Нет, Хенджин, не сегодня, — сочувствуя самому себе, вздыхает Феликс, — сам же рассказывал мне, как непросто обстоят дела в сексе между мужчинами, — посмеивается парень, вытаскивая пальцы, чувствуя, как волна удовольствия захлестывает его от влажных, почти что порнушных звуков, — повернись ко мне, хочу смотреть в твое бесстыдное лицо, — мурчит Феликс, накрывая чужое тело своим, притираясь собственной натянутой ширинкой к влажной, чувствительной коже. Это заставляет Хвана недовольно шипеть и ругаться себе под нос от неприятных ощущений, в ответ на что Ли лишь смеется и оставляет поцелуй на загривке, буквально замечая, как бисером рассыпаются мурашки по напряженным лопаткам, — ох, еще одно сладкое местечко, — вздыхает он и освобождает придавленное им тело из плена, давая Хенджину послушно перевернуться, глядя в глаза перед собой с такой жаждой и мольбой, что Ли кажется, что он умер и попал в рай, — попросишь меня как следует?       Не было в его планах этих откровенных издевательств и игр, но что поделать со своими темными желаниями? Либо держать их на цепи, в страхе, что те однажды сорвутся, либо приручить и подкармливать. Ли выбирает второе и не жалеет, когда, вопреки ожиданиям, Хенджин хриплым ломающимся голосом просит его.       — Пожалуйста, заставь меня кончить, — а в глазах черти и похоть танцуют танго со свойственной ангелам невинностью. Ликс сходит от этого с ума, — пожалуйста, — повторяет юноша.       — Хорошо, — соглашается Феликс, мало сказать, удовлетворенный зрелищем. Он перехватывает ладонь Хвана, скользящую лениво по груди младшего, и целует костяшки пальцев мелко и аккуратно, вызывая на зардевшемся от жара лице гримасу недопонимания. Но Феликс ничего не отвечает, тянется за лубрикантом вновь и выдавливает на длинные, подрагивающие пальцы немного геля, размазывая его по ним своими собственными. Хенджин в замешательстве покусывает губы, а Феликс хмыкает, потянув послушно расслабленную руку за запястье вниз, — давай поработаем над тобой вместе, Хенджин?       Парень, наверное, не совсем понимает, что имеет в виду Феликс, который вновь тучей нависает над ним, заглядывая в глаза с поволокой, с каким-то необъяснимым голодом. Но Ли накрывает его ладонь сверху и, направляя своими же руками, проталкивает пальцы Хвана внутрь, заставляя того расширить глаза от неожиданности. Старший напрягается заметно, но Феликс целует его в лоб успокаивающе, шепчет ему на ухо просьбу расслабиться и не сопротивляться, когда его направляющее ранее пальцы скользят по смазанным длинным вдоль, тоже проникая внутрь, в сжимающийся от неожиданности анус. Феликс оставляет укус под ухом, ловя своим виском горячий, выбитый из чужих легких воздух, и скользит влажными пальцами глубже, растягивая сильнее, заставляя Джинни болезненно морщиться и сглатывать слезы.       — Ну-ну, куколка, тише, — Феликс целует его в приоткрытые в тяжелом дыхании губы, мнет их настойчиво, покусывает, заставляя отвлечься от неприятных ощущений, — сейчас все будет хорошо, — шепчет Ли, когда собственные пальцы входят на две фаланги, а чужие погружены послушно по самые костяшки. Феликс оставляет еще один поцелуй. Это даже не поцелуй, он просто касается чужих влажных губ своими, ловит затуманенный влагой взгляд родных глаз и давит на пальцы Хенджина, заставляя их упереться в простату. Хван дергается в ответ на это движение и стонет прямо в чужой рот. Ли удовлетворенно дышит этим стоном, хоронит его в своих легких и не останавливается, продолжает управлять чужими руками, давить на чувствительную точку. Его собственные пальцы погружаются все глубже, ему бы хотелось за этим наблюдать, но скулящий от удовольствия, хмурящий брови Хенджин доставляет несравнимый ни с чем экстаз. Ликсу кажется, что он вправду кончит себе в штаны такими темпами. Он двигает пальцами резче, проворачивает свои, массирует чувствительный, покрасневший вход, выскальзывая и вновь проникая по чужим пальцам как по рельсам. Хенджина трясет, он тянется свободной рукой к своему члену, чтобы облегчить себе жизнь, но Феликс рычит на него и давит на простату сильнее, не убирая пальцев. Кружит, давит, ласкает, пока Хвана не прошибает какой-то интенсивной дрожью, и он не вскрикивает какое-то ругательство, изливаясь себе на живот. Хенджин кончил от пальцев, даже не прикоснувшись к члену. Феликс устало выдыхает, поднимаясь, оставляя тяжело дышащее тело, отходящее от оргазма.       Хенджину же кажется, будто он видел звезды. Да, секс с Минхо был неоспоримо хорош, но то, что Хван испытывает сейчас — даже сравнивать тяжело. Все это совсем другое. Что-то выше, чем физическое. Спустя мгновение Хенджин подрывается на месте, глядя на довольного собой Феликса, который уже собирался подняться с кровати и скрыться в пресловутой ванной.       — Я хочу отсосать тебе, — выдает Хван резко своим заплетающимся языком, заставляя брови Ли изломиться в неподдельном удивлении и отрицательно замотать головой, вновь поправляя проклятые штаны, давящие на болезненно эрегированный член. Возбуждение по мере процесса то спадало от боли, то вновь накатывало. Однако, глядя на блестящий от пота и спермы подтянутый живот Хенджина, Ликс совершенно этому не удивляется. И как эти пару недель, что они жили вместе, Ли не замечал, что его «сосед» сексуальный, аки божество. Хотя, наблюдая за тем, как медленно гаснут огни в глубине чужих глаз после его отказа, он начинает понимать. Потому что Хван не выглядел как кто-то, кому нужен сейчас секс. Он был разбит, потерян и собрался, кажется, только под руками младшего. И сейчас его снова что-то терзает, разрывая на части. Ликс вздыхает тяжело.       — Хенджин, я даже в душе не был, я не могу позволить тебе это сделать. Да и посмотри на меня, — парень без стеснения указывает на нескрываемый стояк, — тебе нужно будет только посмотреть на меня, чтобы я кончил, — усмехается он и тянется через постель, чтобы сжать поддерживающе чужую ладонь.       — Ты сказал, что сегодня мы делаем то, что мне нравится, — немного обиженно тянет Хван, дуя свои и без того большие губы, будто ребенок.       — Да, так и есть. Тебе разве не понравилось?       — Все мне понравилось, — поспешно прерывает чужие неверные догадки парень, — просто я хочу, чтобы ты кончил мне в рот, — его щеки и без того красные, кажется, снова печет. Стыдно от своей просьбы, от своих желаний.       — Ты не обязан мне ничего, Хенджин, я получил удовольствие только от того, что смотрел на то, как ты кончаешь, так что… Если тебе кажется, что…       — Блять, ничего мне не кажется, — злится парень и тянется к ремню на этих чертовых брюках, — я знаю, что хочу твой член себе в рот, потому что мне пиздец как нравится это, — ему немного неловко, но в груди растекается урчащее удовольствие от мысли, что Феликс не сопротивляется его махинациям. Но вдруг Ли прерывает его, решительно поднимаясь с кровати. Хенджин уже начинает злиться, когда слышит тихое «хорошо» и лязг металлической бляшки. Хван неверяще наблюдает за действиями младшего, пока тот не обращает на него внимание.       — Подползи к краю кровати, — снова этот приказной тон, от которого Джинни хочется скулить и махать хвостиком, как дворовой псине, обожающей своего заботливого хозяина, — я грязный, и это пиздец, Хенджин, — вновь предупреждает Ликс, когда стягивает свои джинсы вместе с бельем до середины бедра.       — Мне похуй, лишь бы он оказался у меня во рту, — Хван сглатывает. Член его парня такой твердый, влажный и перепачканный собственной смазкой, что Джинни невольно засматривается, словно в первый раз. Хотя, очевидно, он уже все видел. От мысли, что сейчас эта налитая головка скользнет уверенно ему в глотку, под языком невольно скапливается слюна. Хван послушно подползает к краю кровати, наблюдая за тем, как Феликс, размазывает своими пальцами обильно выделяющуюся смазку по всей длине, — убери руки, — капризно тянет Джинни, — не хочу, чтобы ты кончил раньше, чем я почувствую его тяжесть на языке.       Феликс пораженно отводит руки, подходя ближе к кровати и кидает себе под нос короткое «блять», как только чувствует горячее дыхание где-то прямо под головкой, в чертовски чувствительном месте. Ему приходится пойти на сделку с дьяволом и закрыть глаза, чтобы не видеть блядских искусанных губ в близи от своего члена, дабы не спустить раньше времени.       — У меня яйца звенят, Хенджин, так что, уж прости, но поторопись и открывай рот, — шепчет он загнанно, ощущая, как сбито собственное дыхание. И Джинни послушно раскрывает наполненный слюной рот и пропускает вдоль по языку блестящую от смазки плоть, обхватывая губами, — блять, — тянет Ликс, запутывая свои пальцы в длинных волосах, как он это любит, — я кончу очень быстро, — предупреждает парень, оттягивая волосы у корней. Хенджин невольно мычит от боли, пуская приятную вибрацию, отзывающуюся внизу живота, — блядство, — шепчет Феликс, еле отводя взгляд от медитативно размеренно двигающейся тёмной макушки под своей ладонью. Хван выпускает член изо рта и голодно облизывается, поднимая взгляд вновь воодушевленно блестящих глаз.       — Блять, неужели, чтобы сделать тебя счастливым, тебя достаточно просто драть, Хенджин? Как последнюю шкуру, — Феликс вновь играется. Знает, что это нравится партнеру, что это его заводит почти так же, как легкая боль. Но, в сущности, Ликса действительно волновало то, что, кажется, он не в первый раз видит Хвана обнаженным, но впервые счастливым.       — Просто ты не ушел. Ты остался, когда я попросил, — шепчет Хенджин, преданно глядя снизу-вверх, торопливо моргая от короткого приступа тревоги, которая отступает, как только он вновь вбирает в себя член. Он пропускает его глубже к самому корешку языка, взвешивает для себя приятную тяжесть, отмечает горьковатый привкус предэякулята, влажно облизывая головку, втягивает щеки и довольно прикрывает глаза, когда пропускает член в глубже, дав удариться об упругую стенку горла. Феликс над ним стонет протяжно.       — Блять, я сейчас, Джинни…       Хенджин в ответ на это лишь еще раз ведет головой и насаживается сильнее, пропуская член в глотку и сглатывая намеренно. Он знает, что горло будет саднить, что он будет хрипеть, будто курил с шести лет, что, вероятно, все закончится слишком рано. Но он так сильно хотел доставить Ли удовольствие, в надежде, что тот будет возвращаться к нему всегда, хотя бы за этим. Даже, когда он не будет его любить, удовольствие он будет помнить. Хенджину достаточно. Он смаргивает слезы, скопившиеся в уголках глаз, и вновь вбирает член по самое основание, утыкаясь носом в лобок, чувствуя, как пальцы Ликса сжимают его волосы у загривка, словно притягивая ближе, пытаясь толкнуться глубже, изливаясь прямо в саднящее горло. Хван коротко дышит через нос, но воздуха все равно не хватает. И, когда Ли дает ему отстраниться, закашливается громко.       Феликс торопливо натягивает на себя белье и штаны, которые все равно придется стирать, и усаживается рядом с Хенджином, ловя его лицо в ладони, стирая большими пальцами еще влажные дорожки слез.       — Прости меня, — шепчет Феликс, не скрывая удовлетворенную улыбку, целует в уголок губ, а затем в нос, заставляя Хенджина невинно поморщиться от этого, — мне жаль, что ты настолько привык к моим побегам, что пришлось…       — Не пришлось, — прерывает его Джинни, — не заблуждайся. Я хотел так, потому что меня это заводит. Но я и не надеялся, что ты согласишься, — Хван улыбается в ответ на короткое «дурак» и еще один поцелуй в розовые щеки.       — Ты невероятный. Мне жаль, что я так долго мучил тебя, — с какой-то грустью начинает Ли, но Хенджин отрицательно машет головой.       — Нет, ни за что! Ты не перебьешь мои впечатления от этого вечера своими депрессивными разговорами, — отмахивается Хван, заставляя Феликса рассмеяться и согласно кивнуть, откладывая все откровенные разговоры на потом. Но теперь он уверен в том, что они состоятся. У них еще много ночей впереди. Рядом.