Разговоры в темноте

Брендон приехал в аэропорт, чтобы встретить поздний рейс. До прибытия оставалось еще добрых полчаса, и он, найдя знакомую стеклянную будку, закурил. Прошло три дня с момента, когда он в последний раз видел Райана, и это были не лучшие три дня. Райан не звонил, и Брендон просто знал, что звонка не дождется. Сейчас он встретит Сару, и все будет как раньше. Он в состоянии с этим справиться. Он жалел о той ночи так сильно, что сводило скулы, но еще больше жалел о чашке кофе, на которую согласился одиннадцать лет назад. Навязчивые мысли снова и снова гнали его в прошлое, в котором все было бы иначе. Не то чтобы он себе в этом действительно признавался. Брендон тосковал по юности — это глупое иррациональное желание вернуться назад, назад, еще дальше, где на перепутие он смог бы повернуть в другую сторону. Он тосковал по юности, когда все происходило само собой, как по волшебству, и для этого не надо было прикладывать никаких усилий. Никакого напряжения, никакой упорной борьбы с течением жизни. Он скучал по бесшабашной легкости мыслей и решений, по тем ощущениям чистого кайфа от каждого дня — без волнений, терзаний и страхов за то, что будет завтра. Он скучал по Райану, который задумчиво улыбался, рассеянно кивая в такт музыке, играющей только в его голове, сидя на кровати в маленькой квартире, их квартире, с карандашом и истерзанным блокнотом; по Райану, который озорно сверкал глазами, радостно смеялся и целовал Брендона в темную макушку, мечтательно щурясь на пробивающийся сквозь окна солнечный свет. Если бы только. Если бы. Брендон услышал неживой женский голос, через динамик оповещающий о прибытии рейса. Он затушил сигарету и поспешил в зал, где уже гудела взволнованная толпа встречающих. Когда пассажиры появились из-за раздвижных стеклянных дверей, Брендон увидел Сару. — Как ты, милый? — она чмокнула его в губы и тут же нахмурилась, вглядевшись в его лицо: — Выглядишь уставшим. — Бессонница, — бодро отозвался он, обнимая Сару. — С ума схожу от безделья. — С твоей гиперактивной задницей надо что-то делать. Может, тебе снова начать бегать? — она отдала ему свою сумку и зашагала к выходу на парковку. — И завязывай с сигаретами. Мне не нравится, как ты пахнешь, когда куришь. Брендон опустил голову. Возразить было нечего. — Голодная? — деловито спросил он. — Немного. Можно заказать пиццу, когда доедем до дома. — Можно, — откликнулся Брендон, закидывая сумку в багажник. — Если хочешь.

***

Уже дома, сидя перед телевизором с куском пепперони, Брендон рассеянно слушал Сару, с отвращением чувствуя, как куски теста и острой колбасы комом встают в горле. — …и когда папа сказал, что купил их на гаражной распродаже, мама просто пришла в ужас! Она заявила, что либо она, либо эти бокалы, можешь себе представить? — Сара фыркнула, завершая длинный рассказ, и Брендон улыбнулся одними губами, но ничего не сказал. Не дождавшись реакции, Сара мягко прильнула к его груди, взяла за подбородок и повернула лицом к себе: — Жаль, что тебя там не было. Я скучала. Очень. Ее пальцы как бы между прочим, будто случайно, скользнули за ворот его рубашки. Еще не до конца понимая, что делает, Брендон отстранился и поднялся с дивана: — Надо выпить. Он достал из бара бутылку и плеснул приличную порцию виски в стакан, собираясь опрокинуть его залпом. Сара подошла к нему осторожно, вся подобравшись, словно боялась спугнуть, и встала напротив, опираясь ладонями на стойку. Взгляд ее был… не насторожен, нет. Печален. Слишком много печальных взглядов на одного человека — вот о чем думал Брендон, отводя глаза. — Не смотри на меня так, — произнес он наконец. Слова будто жили сами собой, соскальзывали с языка против его воли. — Что произошло, Брендон? — тихо спросила Сара и, едва заметно вздрогнув, поправила себя: — Это все-таки произошло, так ведь? Брендон упрямо мотнул головой: — Не понимаю, о чем ты. Он пристально смотрел на Сару, которая внезапно потянулась к шкафчику, извлекла из него еще один стакан, на треть наполнила его виски и осушила одним глотком. Затем, в упор, не пряча глаз, взглянула на Брендона и горько усмехнулась. — Ты снова виделся с Райаном, верно? — чуть помедлив, Брендон кивнул. — И вы..? — она умолкла на полуслове, будто отказывалась произносить это вслух, будто все неправда, все нереально, пока не озвучены те самые слова. Губы у Сары задрожали. Глубоко вдохнув, Брендон снова кивнул. Сара отвернулась, закрыв рот ладонью. — Я… — выдохнула она. — Дай… просто дай мне минуту, ладно? В наступившей тишине Брендон лихорадочно думал о странных вещах. О том, насколько худой была Сара для девушки, и о том, почему он не замечал этого раньше. О том, как пусто в их гостиной, как неуютно, как холодно, как болезненно свет отражается от сероватых однотонных стен. О том, как впиваются ногти в ладони, перечеркивая линию жизни ровными полумесяцами следов. О том, что воздух настолько плотен и тяжел, что, подбрось он сейчас пригоршню стеклянных шариков, ни один не упал бы на пол. Кажется, молчание длилось бесконечно. Когда Сара заговорила, голос ее звучал глухо и отчужденно. — Я всегда знала, что это когда-нибудь случится. Просто надеялась, что у нас будет больше времени, — в воздухе раздался тихий смешок. — Я знала еще с того дня, когда увидела его в твоей квартире. Брендон обогнул стойку и увидел, что Сара не плачет. Глаза у нее были сухие и очень блестящие. Он медленно взял ее ладони в свои и, сглотнув, произнес чужим, не своим голосом: — Нам надо поговорить. Она не отстранилась, не оттолкнула его, просто пожала плечами, будто во всем происходящем не было ничего такого: — Я знала, на что подписывалась. Я понимаю, что есть вещи, которые сильнее тебя, и я… Брендон сильнее сжал ее пальцы: — Нет, Сара. Нам надо поговорить. Сейчас. Она странно обмякла, почти упав в его объятия, как если бы он отнял у нее точку опоры, отобрал последнюю искорку надежды. Брендон обнял ее, вдыхая знакомый запах волос. Еще несколько дней назад он верил в то, что именно так пахнет его дом. — Я не все тебе рассказал тогда, — Сара вопросительно посмотрела ему в лицо, но внезапно, словно не желая слышать правду, спросила: — Почему вы расстались? Может быть, дело было в любопытстве или отчаянном желании понять, что же пошло не так, но для Брендона это звучало как вопрос, ответ на который поможет познать смысл жизни и излечить рак. Он выпустил Сару из объятий и устало потер глаза. Никогда еще, кажется, ни разу в жизни он не чувствовал себя настолько опустошенным. — Давай присядем. Сара послушно опустилась на подушки и забилась в угол дивана, обжигая Брендона взглядом. — Дело в том, что мы… — он подавился словами. Глаза у Сары округлились: — Господи, только не говори, что вы встречались все эти годы! — воскликнула она, и что-то похожее на гнев промелькнуло на ее лице, но тут же исчезло. Эта женщина никогда не умела выплескивать на окружающих злость. — Что?.. Боже, нет, конечно! Я не видел его все эти одиннадцать лет, но ты должна знать… ты должна знать, что в ту ночь, когда мы с тобой переспали, мы с Райаном все еще были вместе. — Вы что?.. — и тут Сара наконец заплакала, будто бы это действительно была худшая новость за сегодня. Брендон, всегда до смерти боявшийся ее слез, воспользовался единственным доступным средством не смотреть, как она всхлипывает, и слезы текут и текут из ее глаз, размазывая по щекам черную тушь: он прижал Сару к себе. Она не вырывалась, просто плакала, впившись пальцами в его плечо. Это было жестоко. То, что он собирался сделать. — Мы поссорились тем вечером. Сильно. И тут появляешься ты, и я решил тебе ничего не говорить. Думал, это будет всего один раз, и я смогу все скрыть. Я знаю, как это звучит. Знаю. Я воспользовался тобой и собирался делать вид, что ничего не случилось. А тем утром, — Брендон снова судорожно сглотнул, — когда ты пришла ко мне домой, Райан все понял. Он же не дурак. И он порвал со мной. Из-за тебя, из-за того, что между нами было. И больше я ничего не мог с этим поделать. Сара отстранилась и посмотрела на него. Ее и так большие глаза были огромными, полными слез. — Так ты изменил Райану со мной?.. — Да, — вина, обоюдоострая и обжигающая, билась внутри, как птица, попавшая в силки, и требовала, чтобы он хотя бы попробовал что-то объяснить, Брендон заговорил быстро и яростно. — Я правда люблю тебя, ты мой друг, ты, наверное, самый родной мой человек, и нас столько связывает, и, если бы не ты, я бы мало чего добился… по крайней мере, я так думаю, — добавил он торопливо. — Я и правда был счастлив с тобой. Ты всегда была рядом, ты поддерживала меня как никто, но я просто больше не могу врать ни тебе, ни себе, понимаешь?.. — Ты изменил Райану со мной? — тупо повторила Сара, будто не слышала ничего из того, что он говорил. — Да, — снова сказал Брендон. — Иронично вышло, ты так не думаешь? Сара выпрямилась, подрагивающими пальцами поправила волосы. Щеки ее были мокрыми от слез, и к ним прилипли темные пряди. Наконец, словно собравшись с мыслями, она покачала головой и сказала тихо: — Не так я представляла себе сегодняшний вечер. — Мне хотелось бы верить, что я что-то контролирую в своей жизни, но рано или поздно это все равно случилось бы, — Брендон тяжело вздохнул. — Зря ты уехала. — Не обвиняй меня в том, что произошло, — резко сказала Сара, но тут же снова поникла, осела. — Знаешь, я, наверное, чувствовала, что эта поездка расставит все точки над i. Просто не понимала этого тогда. Чертов Хэллоуин. — Я именно это тебе и говорил. Они оба умолкли, и Брендону было интересно, чувствует ли она себя так же, как он: чужой, нежеланной, сломленной. После короткой паузы Сара без единого слова встала и исчезла в глубине дома. В ванной на первом этаже зашумела вода. Брендон ждал долго, но она все не возвращалась. Он вышел на террасу и закурил. Сигарета, горькая, наполняющая легкие отравляющим все его существо дымом, казалась маленьким актом неповиновения, крохотным глотком свободы. Протестом, осознанным и наконец исполненным. Шум города, доносившийся с улицы, успокаивал. Брендон чувствовал себя пустым и освобожденным от мыслей и давящих на грудь тревоги, боли, потери. Не было ничего больше, что заставило бы его передумать. Сара облокотилась на перила рядом с ним. — Знаешь, мне кажется, — сказала она, глядя вдаль, — что я смогу с этим жить. Нет, правда. Я справлюсь. Я знаю тебя как облупленного, Ури, и ты ничем не можешь меня удивить. Я смогу смириться, но ты должен пообещать мне кое-что. Брендон привык, как спокойно и рационально Сара относилась к жизни. Ее невозможно было сбить с пути, и он годами подчинялся ее невозмутимой стойкости, шел за ней, если она вела за собой. Шел беспрекословно и уверенно. Конечно, она простит его. Конечно, она попробует излечить его боль и облегчить страдания. Скорее всего, преуспеет. Она встанет на его сторону, что бы ни случилось. — Ты сможешь простить меня? Сможешь жить дальше как ни в чем не бывало? — надежда вспыхнула и снова угасла, хватала его за горло и вытягивала весь кислород, и он не собирался раздувать тлеющий, обжигющий уголек. Сара повернулась к нему: — Ты ведь знаешь ответ. Но Брендону это больше было не нужно. — Я все еще люблю его. — Я догадалась, — она снова усмехнулась. — Но ты не хуже меня понимаешь, что это ни к чему не ведет. Одноразовый секс ничего не значит. Я знаю, что это трудно, но мы сможем вместе через это пройти. Мы проходили и не через такое. Не волнуйся. Брендон уже не волновался. Он знал, что может пожалеть об этом тысячу раз. Развернувшись к Саре, он взял ее за плечи: — Нам надо развестись.