Брендон мерял шагами студию, и скрещенные на груди руки отражали крайнюю степень раздражения.
— Рай, — позвал он, но тот не поднял головы, погруженный в исписанные мелким почерком листы бумаги. — Райан!
Он вздрогнул:
— Что?
— Ты меня слушаешь вообще?
— Прости, — Райан беспомощно улыбнулся. — Отключился на минутку. О чем ты говорил?
— Я говорил, что это все не то! Как вообще можно отключиться, когда мы это обсуждаем?..
— Не понимаю, почему ты злишься, — Райан покачал головой. — Мы уже все решили, разве нет?
Брендон застонал:
— Этот разговор бесконечно идет по кругу, снова и снова, мы ни к чему не пришли! Услышь меня уже наконец! — он выдохнул, опустившись на диван рядом с Райаном, и изо всех сил постарался, чтобы голос звучал мягко, успокаивающе для него самого. — Ты знаешь, я люблю тебя и все, что ты делаешь, но этот альбом — просто путь в никуда.
— Я с тобой не согласен, — Райан поджал губы.
— Но мы звучим, как сопливые подростки, которые переслушали Beatles! — воскликнул Брендон, не в силах сдерживаться, и снова вскочил на ноги. — Первый альбом был в тысячу раз лучше второго, ты это и без меня знаешь, а то, что мы пишем сейчас…
— Что плохого в сопливых подростках?
— Да ничего в них нет плохого, но это не сработает! Нужна энергия и драйв, а не бесконечные грустные истории о любви!
— Времена меняются, Брендон. И мы тоже меняемся. Нельзя вечно петь злые песни о враждебном мире, несправедливости и терзаниях, музыка должна дарить надежду, и…
— Ты, блять, на продажи вообще смотрел?
— Музыка — это не про деньги.
— Да и я не про деньги! Это просто показывает, как далеко мы ушли от того, с чего начинали, и если мы будем и дальше делиться с миром такой музыкой, то скоро просто не с кем будет делиться! Да мы даже одеваемся в лучших традициях битлов, ради всего святого, и это полный отстой!
— И это все равно лучше, чем кошмарные сюртуки и дешевое кабаре, — парировал Райан.
— Тебе когда-то нравилось кабаре.
— Я же сказал: времена меняются.
Брендон умолк, устало потирая глаза.
— Из-за всей этой хуйни, — продолжил он, — от нас уже ушел Брент. Просто хотя бы посмотри на то, что я предлагаю, послушай хотя бы пару вещей. Пожалуйста.
— Если ты так намекаешь на то, что тебя ничего больше не держит, — спокойно произнес Райан, снова уставившись в свои записи, — то давай обсудим это вечером, ладно?
— Я этого не говорил, — процедил Брендон, с трудом подавляя желание заорать во весь голос. — Не пойми меня неправильно, Джон — отличный парень, но тебе стоит подумать о том, что группа может существовать, только когда мы, черт возьми, ладим между собой.
Райан поднял глаза. Взгляд его стал холодным, жестким:
— Во-первых, туда Бренту и дорога. Джон куда больше на нашей волне.
— Хочешь сказать — на твоей.
— …А во-вторых, прости, конечно, но это мне решать.
— То есть мой голос ничего не значит?! — возмутился Брендон. — Ты тут главный, а я так, вышел рядом постоять?..
Райан наконец, прищурившись, внимательно поглядел в его лицо и вскочил, не замечая, что листы бумаги падают с его колен, разлетаются по бетонному полу. Он сделал два быстрых шага и взял Брендона на плечи. Вид у него был то ли встревоженный, то ли испуганный — за еще не отпустившей жесткостью черт сложно было рассмотреть.
— Прости, прости, — торопливо заговорил он, — я перегнул палку, конечно, твое мнение имеет значение. Давай просто выдохнем, пойдем поужинать и спокойно поговорим.
Но Брендон, чувствуя, как горький привкус разочарования заполняет рот, отстранился:
— Нет, знаешь, давай не сейчас. Ты сказал достаточно, — он вывернулся из цепкой хватки, схватил куртку и, не оглядываясь, пошел к выходу из студии.
— Куда ты? — крикнул Райан ему вслед.
— Никуда, — и Брендон громко хлопнул дверью.
***
Стычки, все больше напоминающие настоящие ссоры, начались давно, с тех пор, как Брендона начало подташнивать от мелодраматических посылов в красивых, но так не соответствующих его внутреннему ощущению мира песнях. Он был счастлив, влюблен, и ему казалось, что весь мир лежит у его ног, и эмоции в текстах и музыке были слишком призрачными, слишком неясными и сдержанными, чтобы рассказать об этом всем и каждому. Несколько раз он пытался объяснить Райану, что не может или, скорее, не хочет это петь. Ощущения от выступлений притупились, и это сказывалось и на энергетике группы, и на его собственном чувстве мира и себя в нем. Брендону хотелось взрыва, громких слов и высоких нот. Теперь десятки групп были похожи на них, и от этого становилось дурно. Они должны продолжать быть особенными, выделяться на общем фоне, иначе скоро, быстрее, чем кажется, они обнаружат себя на свалке музыкантов, канувших в забвение. На одной харизме далеко не уедешь.
Но Райан не слушал. Старомодно-приторный романтический бред плотно засел в его мозгу.
Они уже долгое время практически жили вместе. Изредка Райан ночевал у себя, в купленном на первые настоящие деньги старом доме, который обожал, и Брендон настаивал на том, чтобы они наконец-то окончательно съехались, но Райан все колебался, отшучиваясь:
— Ты слишком хорош, чтобы быть в отношениях. Если ты вдруг решишь привести кого-то еще в свою квартиру, куда я пойду?
Брендона эта неуверенность обижала, но он старался сделать все, чтобы завоевать доверие. Судя по тому, что больше половины вещей Райана так и оставалось под крышей его дома, получалось не очень.
Они не делали официальных заявлений, но слухи сами собой просочились в массы. Только дурак — вероятно, глухой и слепой дурак — не знал, что они вместе. Большей части фанатов это казалось милым до слез.
***
Оказавшись на улице, Брендон услышал, как вибрирует в кармане телефон, и, не взглянув на дисплей, раздраженно ответил:
— Да?
— Привет, Брендон, — произнес знакомый голос. — Еще помнишь меня?
Он моргнул:
— Сара?..
