***
Чарли не ошиблась. Скаббард, выслушав свидетелей, расспросив Терри и записав допрос на видео, без зазрения совести расстрелял того, кто коснулся девушки, всего через пару часов после происшествия. Остальных полковник отпустил, но, выключив камеру и расправив для пущего эффекта широченные плечищи, хрипло прошептал, что если со шкурки мышки упадет хоть шерстинка, свернет шеи лично без суда и следствия. Таков был закон военного времени: негодяев не терпели. Гражданские присмирели, стараясь не показывать солдатам на глаза. После казни для Терри вход в лагерь был полностью закрыт. Хотя про расстрелянного и рассказывали шепотом множество гнусных историй, но его друзья и родные, имевшие влияние в небольшой общине, держали в страхе всех, кто мог подтвердить обвинения. Поэтому реакция гражданских была однозначной — возмущение беспределом, устроенным по отношению к невиновному, не имеющему возможности себя защитить, марсианину. То, что многие годы закрывались глаза на происходящие вокруг мерзости, осознавать не хотелось никому. Обвинить и заклеймить девушку было проще, да и не так страшно для совести, поэтому стало ясно, что, окажись она без покровительства, за ее жизнь не дадут и гроша. К удивлению серой мышки о том, что ей следует быть очень осторожной, сказала как-то вечером в темном коридоре дрожащая и прячущая глаза рыжая женщина, чьего сына Терри спасла при эвакуации из Лабиринта ночи. Прошептала в ухо быстрое предупреждение — и убежала к семье, боясь даже оглянуться, чтоб никто не заподозрил уважаемую марсианку в неподобающих связях. Модо, мгновенно заметив синяки на ее шее и руках, заставил Огонька рассказать о случившемся и в ярости разгромил тюремный блок, желая добраться до тех нападавших, кого отпустили. Повисшие на великане друзья с трудом сдерживали разъяренного воина, и племянник уже думал, не кинуть ли срочный вызов Скаббарду, одному из немногих, кто мог тягаться с дядей силой. Однако вопрос решила теплая ладошка, осторожно погладившая перекошенное бешенством лицо и простые слова «Не надо, пожалуйста!» Боец как будто очнулся и, все еще рыча и скалясь, угрюмо вернулся на нары. Терри, дав знак остальным оставить их, подсела рядом, гладя серое плечо и что-то тихо говоря. Так они и провели вместе почти полночи, беседуя о чем-то приглушенными голосами. А утром отряд Стокера прорвал блокаду. В долгом, длившемся почти сутки, бою подразделения Карабины, ударившие с флангов, дезориентировали противника, а высыпавшие из штаба мотовойска окончательно смяли нападавших. Зажав осаждающих с трех сторон, мыши не позволили уйти ни одному живому существу, не являющемуся соплеменником. И все это время над штабом Борцов за свободу рвались бомбы. Терри, напуганная взрывами и грохотом, сжалась в камере Модо, обвив себя хвостом и прижав к груди оставленную под ее присмотром Нагинату. Всегда храбрая девочка дрожала и беззвучно плакала, лишь шумно втягивая воздух, когда очередной снаряд рвался где-то совсем рядом. Рожденный в войне мышонок твердо знал: когда мама и папа уезжают в бой, нужно вести себя тихо-тихо и надежно прятаться, выходя из укрытия только к тем, кого хорошо знаешь. Страх Наги не позволял старшей мышке потерять разум и завыть в ужасе, закрыв голову руками. Чтобы самой не впасть в истерику и еще больше не напугать, она ласково шептала на ухо девочке, что все хорошо и война скоро закончится. А еще Терри про себя молилась, чтобы страшный эпизод стерся из детской памяти, вытесненный счастливыми и светлыми моментами. О том, что после этой битвы малышка может остаться сиротой, девушка старалась не думать. А серый воин впервые действительно бесился от того, что дал слово не покидать своей темницы, если его специально не вызовет в бой командование, и вынужден сейчас находиться здесь, а не сражаться бок о бок с друзьями. Периодически приходя в себя от горячки неизвестности, он замечал дрожащих женщину и ребенка, прижавшихся друг к другу, присаживался рядом, обнимал их, гладя по волосам то большую, то маленькую, и укачивал Наги в сильных руках. Но потом, когда они немного расслаблялись, снова забывался, передавал девочку Терри и принимался метаться по камере. Удерживало от нарушения приказа его только то, что в случае, если неприятель прорвется на базу, дорогие его сердцу мышки окажутся беззащитны. Его терзания спустя несколько долгих часов прервал Огонек, с ног до головы покрытый кровью врагов, смешанной с песком родной планеты, пропахший гарью и бензином, с адским пламенем, рдеющим в красных глазах. Стряхивая с ботинок и шлема какие-то красные ошметки, молодой воин, оставляющий за собой бурые следы, был похож на воплощение демона войны, яростного и бездушного. — Мы победили, дядя Модо! Сток прорвался! Ни одна сволочь не ушла! — хищно скалясь, прокричал воин. — Побудьте пока тут: на базе бедлам, южный выезд, командный пункт и часть жилого сектора разнесло после взрыва ракеты, я там сейчас нужнее, чем тебя охранять! Хвала Фобосу, Наги была сегодня здесь: от квартиры Карабины и Троттла ничего не осталось! И унесся куда-то, по-видимому, под действием адреналина даже не замечая сочащийся кровью росчерк, начинающийся сразу под ухом и заканчивавшийся глубокой раной под ребрами с противоположной стороны. Потянулись минуты ожидания, на этот раз не нарушаемого звуком рвущихся бомб. Присмиревшая Нагината, измученная страхом, пригрелась на руках у Терри и уснула беспокойным сном. Не пробуждаясь, она вздрагивала, всхлипывала и время от времени сжималась, неразборчиво призывая мать и отца. Спустя некоторое время из коридора послышались быстрые и частые шаги: к камере вышла уставшая, осунувшаяся Карабина, так же, как и Огонек, с ног до головы залитая кровью и пропахшая смертью. Сделав знак, чтоб не будили дочку, одними губами спросила, как малышка. Получив заверение, что все хорошо и девочка под присмотром, бесшумно подошла, опустилась около дочери на колени и, закрыв глаза, беззвучно заплакала от облегчения, наслаждаясь тем, что влажную шерсть на щеках холодит дыхание ребенка. Спустя минуту она взяла себя в руки и снова ушла координировать работу по устранению последствий нелегкого боя. Когда марсианка развернулась, на ее спине и бедрах стали видны короткие, но глубокие раны, покрывающие мышку мелкой сеткой от шеи почти до колен. После визита генерала Терри тоже сморил сон, неспокойный и тревожный, в котором она судорожно прижимала к себе вздрагивающего и всхлипывающего ребенка. Но когда кто-то осторожно потянул мышонка из ее рук, женщина мгновенно проснулась и утробно зарычала, готовая зубами вцепиться в горло любому желающему причинить вред Нагинате. — Тшшш, детка, это я, — мягкий голос Троттла шептал в самое ухо, пока его обладатель аккуратно забирал у нее девочку. — Я отнесу Наги к Карабине в медчасть отдыхать. Спасибо тебе за все! Терри, кивнув, снова повалилась на жесткие нары. Сил и желания последовать за рыжим и найти более комфортный ночлег не было никаких. Без ребенка у сердца резко стало холодно, и мышка обняла себя за плечи, пытаясь согреться. Внезапно с соседнего ложа поднялась высокая фигура и направилась к ней. Модо осторожно опустился рядом и прижал к себе дрожащую мышку, пытаясь согреть. Та прильнула к нему всем телом и всхлипнула в широкую грудь, наконец признавшись, как страшно ей было, как хотелось бежать, не разбирая дороги и кричать, как хотелось закрыть голову руками и выть, но устроить истерику было нельзя, ведь рядом та, которой еще страшнее! И только теперь, спустя долгие часы, она разрешила себе выпустить наружу весь тот страх, что пережила. Ее плечи вздрагивали, она бессвязно шептала о взрывах, горячие слезы скатывались на теплую, сильную руку, пока металлические пальцы аккуратно гладили спину и волосы. Мужчина не отпускал девушку до тех пор, пока та наконец не успокоилась и не забылась на удивление спокойным и глубоким сном. Только ощутив, как ее ровное дыхание ерошит короткую шерсть на шее, Модо позволил себе уснуть. Так, спящими в обнимку в тюремной камере, их и нашел Стокер, пришедший сообщить своему бойцу, что тот свободен. Генерал понимающе улыбнулся, тепло глядя на друга, и ушел, оставив пару отдыхать до утра. Смертельно уставшему лидеру хватило лишь один раз просмотреть запись с камеры, чтобы вынести приговор. Теперь он направлялся в лазарет, чтобы прямо там расстрелять начальника гражданских.***
Терри смущенно топталась в парковочной части мотоотсека около синего «Чопера», сжимая в руках рюкзачок с нехитрыми пожитками. Вокруг сновали механики, таскавшие туда-сюда разные железки, трубки и бутылки с техническими жидкостями. Они переругивались, не сходясь во мнениях по поводу того, как лучше ремонтировать ту или иную неисправность, и постоянно бегали за советом к старшему механику смены. Терри, правда, глядя на то, какими горящими глазами смотрят молодые мужчины на перемазанную машинным маслом Тэссен, заподозрила, что внимание красивой мышки парням было гораздо интереснее квалифицированного совета. На другом конце ангара, там, где располагалась ремонтная мастерская, Чарли, отчаянно ругаясь на непонятном языке, выправляла пластик на красном спортивном мотоцикле и отгоняла его хозяина, то и дело советующего под руку. В итоге белый, получив гаечным ключом по заднице, а также напуганный угрозой, что если не перестанет мешать, будет ездить с царапинами и вмятинами, обиженно засопел, но начал делать точно то, что просят. Серая мышка улыбнулась, глядя на них. Гладкокожая жена Винсента вызывала удивление, у многих — интерес, но было очевидно, что воин подругу обожает. Терри задумалась, как это — создать семью с тем, кто не похож ни на кого? С тем, на кого до конца жизни будут оглядываться? С таким, как серый мужчина, чья внешность стала для нее столь привычной, что она по началу даже не поняла, почему гражданские шарахались в стороны, когда в сопровождении Модо пришла в лагерь за вещами. Одну ее он не отпустил и все время, пока марсианка с фиолетовыми глазами собиралась, пристально следил, чтоб никто не посмел обидеть. Он вроде бы ничего не делал, лишь стоял в паре шагов, расслабленно опершись спиной о стену и, пока выдалась свободная минутка, проверял настройки боевого режима протеза да время от времени кидал на окружающих взгляд чуть прищуренного глаза, но его облик произвел столь сильное впечатление, что мужчины поспешили убраться из поля зрения. И лишь мать мальчика, которого девушка спасла при отходе колонны, отважилась подойти к ней под предлогом прощания и, несмело обняв, жарко зашептала в ухо, чтоб Терри оставалась с ними, с гражданскими, она лично упросит нового главу общины не причинять ей вреда после того, как колонна уйдет с территории военных, что лучше уж тут, с грубыми, но своими мужиками, чем у такого монстра наложницей... И вот теперь серая мышка стояла около «Чопера» и нервно озиралась, пытаясь угадать, откуда придет великан. Тот появился спустя несколько минут, неся в руках шлем, мотокуртку и щитки, закрывающие ногу от колена до щиколотки. — Привет! Готова? — Терри кивнула. — Я у Карабины одолжил для тебя экипировку в дорогу, чтобы, если что, не травмироваться. Не против? — Привет! Нет, конечно! Спасибо за заботу. И поблагодари, пожалуйста, генерала, — озираясь, куда бы присесть, девушка попыталась надеть наколенник и едва не упала. От неуклюжего приземления и синяков на пятой точке спасли сильные, уверенные руки, подхватившие и аккуратно поставившие на ноги. Краснея за свою неловкость, она подняла на мужчину глаза и окунулась в лучистый, смеющийся взгляд. — Садись на байк давай! Я помогу, если позволишь, — с этими словами мужчина положил ладони на девичью талию, и на мгновение замер: кончики его пальцев сомкнулись в кольцо, настолько хрупкой была девушка. Прогнав секундное замешательство, воин очень осторожно и легко, будто в его руках была не взрослая женщина, а ребенок, усадил ее боком на седло мотоцикла, а потом, присев на колено, ловко защелкнул ряд замков вдоль икры и щиколотки. — Ну вот! Проверив, хорошо ли сидит куртка и верно ли расположены элементы щитков, байкер помог своей пассажирке сесть правильно и приладил ее вещи к железному коню. — Ты всем "до свидания" сказала? Хочешь еще кого-то повидать? — тронутая такой заботой девушка покачала головой и надела шлем: прощание с теми, с кем успела познакомиться, состоялось вчера вечером. Особенно жаль было ей расставаться с рыжей малышкой, но Троттл с Карабиной заверили, что совсем скоро привезут Нагинату к матушке Модо, потому что у них после прорыва блокады и того поражения, которое нанесено противнику, будет несколько дней, чтобы улететь вдвоем в небольшое путешествие. Вот только оба подлечат раны, да дочка немного успокоится после пережитого ужаса. — Тогда поехали! — с этими словами серый запрыгнул в седло, воткнул первую и плавно, чтоб не пугать не привыкшую к передвижению на мотоцикле подругу, крутанул ручку газа. Ощутив теплые руки вокруг талии и прижавшееся сзади хрупкое тело, байкер не смог сдержать довольной улыбки. Их ждал путь длиною в несколько сотен километров. Дорога была не столь изматывающая, как боялась Терри. Каждые пару часов мужчина останавливался на привал и доставал термос с горячим чаем, а девушка извлекала из рюкзака что-то, что еще на базе было приготовлено для перекуса. Модо жмурился, с удовольствием кусая холодную домашнюю котлету с хлебом или вонзая зубы в какой-нибудь сложный сандвич, а Терри улыбалась, глядя на то, какое неприкрытое наслаждение появлялось на его лице, когда она доставала очередной контейнер. — Ты хоть что-то из вещей-то взяла? Или в рюкзаке только еда? — рассмеялся он во время одной из остановок. — Не беспокойся, все нужное поместилось, — улыбнулась в ответ мышка и поймала себя на желании, чтоб эта дорога не кончалась. Серый же не мог отказать себе в соблазне останавливаться почаще, оправдывая перед собственной совестью длительные привалы заботой о пассажирке. Лишь к вечеру они достигли небольшого городка, расположенного всего в нескольких километрах от освобожденной около года назад столицы. Именно из нее, из этого полуразрушенного мегаполиса, начала свое возрождение новая Марсианская республика. Сюда съезжались все видные деятели, борющиеся за родной мир, сюда постоянно мотались генералы сопротивления, тут заседало временное правительство во главе со Стокером, пришедшее на смену тому, что продало Марс Плутарку. Освободив город, недрогнувшей рукой лидер Борцов за свободу подписал указ о казни всех чиновников, которые закрывали глаза на деятельность захватчиков все эти годы, и стянул лучшие умы планеты в свою команду. Подле бурлящей, оживающей столицы, возник стремительно развивающийся пригород, в котором строили дома для семей бойцов. По замыслу временного правительства, армия должна была сражаться, не думая о безопасности тех, кто дорог сердцу, поэтому в освобожденных районах стремительно росли военные поселки. Это не только позволяло давать кров мышам, но и создавать рабочие места, столь необходимые для возрождения экономики. Эвакуируя гражданские общины с оккупированных территорий, руководство сопротивления всегда искало мастеров, умельцев, учителей и медиков, предлагая им и их близким возможность быть полезными родине. От открывающейся возможности жить почти мирной жизнью отказывались редко, хорошие специалисты ценились чуть ли не выше, чем опытные солдаты. Совсем недавно школы даже приняли первых после начала войны учеников. В нескольких кварталах отсюда спешно проектировался дом Карабины и Троттла: после того, как их квартира при штабе была полностью уничтожена ракетой, они поняли, что Нагинату нужно вывезти из зоны боевых действий как можно скорее. Девчушка горько рыдала по утраченным куклам и плюшевым мышкам, а родители не уставали благодарить Терри за то, что в этот раз девочку не пришлось оставить одну дома в ожидании их возвращения. Генерал, смущенно отводя взгляд и пытаясь сдержать слезы, хриплым шепотом в самое ухо доверительно поделилась по-женски, что, когда поняла, куда попал снаряд, несколько мучительных минут была уверена, что ее мертвая дочь там, под завалами. Проклиная все и отключив связь, воющая от горя мать кинулась мстить за своего ребенка и убивала врагов до тех пор, пока не остановил ее кровавое безумие разорвавшийся рядом снаряд, который посек осколками спину и бедра. Быстро вколов себе стимулятор, она приготовилась продолжить свой танец смерти. Препарат подавлял боль, слабость и был способен поднять на ноги чуть ли не труп, но после окончания своего действия вырубал бойца на долгие часы и забирал все ресурсы организма. Применяли его только те, кому нечего было терять: слишком серьезными могли быть побочные эффекты... К счастью, в этот момент в аду взрывов и среди горы трупов ее нашел муж, который быстро понял причину странного поведения генерала. Троттл, с трудом поймав не узнающую его мышку, тряханул скалящуюся женщину за плечи и проорал, перекрикивая канонаду, что Нагината в тюремном блоке под присмотром и в безопасности. Понадобились несколько минут и пара звонких пощечин, чтоб оборвать истерику и вернуть Карабине веру в то, что ребенок ее невредим. Этот случай показал, что девочке не место на передовой, тем более, что Стокер предсказывал, и лидеры сопротивления с ним соглашались: в ближайшие год-два активные бои утихнут, и его генералы смогут наконец позволить себе жить вне казарм, а матушка Модо обещала присматривать за непоседой в случае отъезда родителей. Старушка и сейчас периодически брала ее в гости, не забывая сетовать друзьям сына, что последнему внуку уже двадцать, и ей бы хотелось повозиться с мышатами. Байкер запарковался около аккуратного крыльца с резными балясинами. — Ну вот мы и дома! — он скинул шлем, поставил мотоцикл на подножку и спешился. — Модо, сынок! — по лестнице крыльца к ним спускалась, заметно прихрамывая, пожилая, но очень бодрая серая мышка. Великан, небрежно бросив шлем на руль, развернулся к матери и обнял ее очень бережно, но крепко. Хрупкая маленькая старушка обхватила своего мальчика за талию и украдкой вытерла выступившие слезинки о плечо. — Ну мам, ну что ты? Чего плачешь-то? — сын, тут же заметив, заволновался и забеспокоился. — Да вот, передавали, что бой был в районе штаба, что много погибших, переживала. — Марсианка обхватила лицо своего ребенка ладошками, для чего ей пришлось встать на носочки, глаза ее с нежностью заскользили по родным чертам. — Не нужно, мама! Со всеми все хорошо! Огонек привет передает, Троттл с Карабиной велели целовать, — и он запечатлел на щеках матери поцелуи. — Ох, как же я рада, Модо! Как рада!.. Что же не предупредил, что приедешь? И... представь мне нашу гостью? — она мягко улыбнулась, рассматривая смущенно прислонившуюся к мотоциклу сына девушку. Темно-серая шерсть. Стройная фигурка. Черная коса. И взор цвета марсианского ночного неба. Сердце Даны Флейм замерло и пропустило удар, когда она заметила необычный фиолетовый цвет глаз, который до этого встречала всего раз в жизни, да и то видела через экран старого компьютера. Не она! Но так похожа! Материнское сердце забилось чаще, полное надежды. — Познакомься, мама, это — Терри. Сердце упало. Ведь не та же девушка! Не та! И возрастом младше, и иной разрез глаз, и антеннки иначе загнуты. Что же случилось, что сын ее в этой смущенной до предела мышке признал ту, которую любил и оплакивал столько лет? — Терри будет жить у нас, хорошо? В Арсии она потеряла всех родных... и память. В лагере за много лет ей так и не нашлось друга. Да и лагерь был из прогнивших подонков. Я прошу тебя принять ее. — Модо, осторожно взяв мать за плечи, посмотрел той в глаза, горящим взором рассказывая то, что не произнес губами. Он молил, чтоб поняла. И чтоб поддержала. Дана облегченно выдохнула: осознает, что не она. Но разглядел ту самую. Разве может подарившая жизнь не понять или отказать сыну, когда тот приводит в дом тревожащую сердце женщину? Старшая мышка мягко высвободилась, взяла девушку за руку и решительно потянула в дом: — Пойдем, дочка! Модо, неси вещи Терри в ее комнату!.. Меня, кстати, Даной зовут.