Цикл «Идеальный мир»: Пламя

      За 5 лет до подписания мира с Плутарком       Модо, не выпуская из объятий девушку, задремал. Спину ломило, но он не решался откинуться на кровать, опасаясь, что попытка принять горизонтальное положение будет истолкована как непочтение или намек, а вызвать страх у той, которую он сам всего пару часов назад вырвал из грязных лап, не хотелось категорически. Поэтому воин, то проваливаясь в сон, то просыпаясь, стойко продолжал сидеть, стараясь как можно удобнее устроить в руках свою ценную ношу.       Великан не был наивным и легко сообразил, какую жизнь приходилось вести этой хрупкой маленькой мышке в мире, где правит сила. Наверное, она должна была бы вызывать у него брезгливость, но почему-то не вызывала. Только жалость да злоба на мир, что так подло обходятся со слабыми, сжимали сердце. Он знал, что до встречи с ним Ривер, обладая смелостью и решительностью, сама с готовностью шагала в объятия воинов, не желая дожидаться принуждения. Боевая подруга смотрела на жизнь реально и прекрасно понимала, что так будет безопаснее, нежели сопротивляться. Терри была совсем другой: нежной, ранимой, пугливой. Серый впервые задумался, а что бы могло статься с ней, повернись жизнь иначе, и попади она с семьей в поселение, которым правил опьяненный безнаказанностью подлец? Смог бы отец вступиться за красивую дочку, или сам бы толкнул в постель имеющего власть подонка в попытке облегчить полуголодную жизнь, полную лишений? А что бы стало, останься она одна? Модо не хотелось думать об этом, но приходилось признать: от грязи в реалиях войны никто не застрахован. Не покоряющихся силе привлекательных девушек нужно винить в бесчестии, а лишь тех, кто не смог защитить их. Винить... и безжалостно карать преступников.       И не женщина должна вызывать отвращение, а воспользовавшийся слабостью мужчина. А еще война, что позволила всему этому происходить. Этот безумный озверевший мир...       Теплые, даже горячие кончики антенн время от времени щекотали могучую шею. Во сне мышка согрелась и даже сбросила с плеч плед. Видимо поэтому в какой-то момент, обняв, прижалась к металлическому протезу: чем еще можно объяснить этот доверчивый жест, кроме желания охладить пылающие лоб и щеки? Ведь все девушки, глядя на него, отводили взор, и лишь мать смотрела прямо и с гордостью на сына, отдавшего себя войне. Для мамы он был все тем же статным воином, будто не было взрыва и лаборатории безумного доктора, сам же Модо не обманывался на свой счет. Даже если бы не было в его жизни женщин, которых он любил столь сильно в прошлом, ему не нужна была жалость. Великан убедил себя: единственное, что имеет значение — это семья, друзья и свобода родной планеты.       Он в очередной раз отключился, провалившись в сон, и голова резко дернулась вперед, от чего мышь мгновенно проснулся. Внезапно загривок обдало прохладным, влажным ветерком, бодрящим, но при этом ласковым. Как будто кто-то нежно подул туда, взъерошив шерсть. Так дышала ему в шею Терри, когда ехала сзади на блестящем новыми деталями «Чопере» из укромной пещерки, где они провели ночь. Байкер вздрогнул, распахивая глаз и озираясь в поисках источника дуновения: в полностью лишенной окон комнате ему просто неоткуда было взяться.       Тьма в дальнем углу зашевелилась, и Модо напрягся, готовый отразить любое нападение. Но внезапно сумрак по краям расступился, оставив в центре явственно различимые силуэты двух женщин, и ребенка между ними, которого обе держали за руки. Первая — темно-серая, почти как его гостья, спящая в объятиях; длинная толстая коса как будто сплетена из мрака и перекинута через плечо вперед. Она смотрела огромными, фиолетовыми глазами, и нежно улыбалась. Такими же глазами, точно марсианское небо, своего отца рассматривал мальчик, сжимающий материнские пальцы в крохотной ладошке. Из оттопыренного кармана слишком коротких ему штанишек торчало колесо игрушечного мотоцикла. С другой стороны от ребенка серебрился второй девичий силуэт, и при каждом движении фигура как будто поблескивала отсветами ночной реки, в живительной влаге которой отражался лунный свет. Призраки прошлого, оберегавшие воина многие годы, пришли, чтоб проститься. Они привели своего возлюбленного к той, с которой он сможет снова начать жить.       «Будь счастлив, великан!» — шепот, такой знакомый и родной, не коснулся уха, а раздался где-то в самой голове. — «Отвези ее туда, где она ещё не была!»       И видение растаяло, напоследок еще раз обняв потоком свежего воздуха.       Наваждение ушло.       В груди осталось лишь тепло и понимание, как поступить.

***

      Усталость взяла свое, и Модо все же откинулся на спину, осторожно устроив девушку под боком. Ровное дыхание щекотало плечо, из не привычного к чужой близости тела уходило напряжение, которое раньше он даже не замечал. Казалось, всю жизнь жил с ним: с тянущим ощущением сзади шеи, от которого часто болела голова, со скрученными в тугие жгуты мускулами спины и рук, будто каждую секунду был готов броситься на врага. Боец погрузился в глубокий, спокойный сон без сновидений, впервые за долгие годы отдыхая душой.       Однако многолетний опыт привычного к опасностям воина мгновенно выдернул его в легкую дремоту, когда он почувствовал, как рядом завозился источник расслабляющего тепла. Кажется, девушка приподняла голову и посмотрела в лицо спящего. Она долго лежала не шевелясь, пытаясь что-то рассмотреть. Потом подалась выше, потянувшись к лицу, и великан, мгновенно вернувшись в реальность, ощутил на губах чужое дыхание. Сердце замерло, как будто он оказался на пороге чего-то нового и долгожданного, а потом снова застучало, заколотилось как бешеное. Несколько секунд теплые выдохи касались его рта, а потом раздался едва слышный, какой-то тоскливый вздох, и девушка отстранилась, видимо, не решившись на то, что задумывала. Зато на его живот, тут же напрягшийся, легла теплая ладошка и осторожно погладила каменные мышцы. По телу прошел ток, который он ощущал лишь однажды, и с тех пор полагал навсегда для себя забытым. Женские пальчики зарылись в шерсть и заскользили ниже, к тяжелой пряжке ремня. Память обожгли трепетно хранимые воспоминания о другой женщине, которая вот так же дарила ласку, пыталась зажечь страсть в разорванном взрывом сердце. Как будто Ривер вернулась из прошлого, изменив решение навсегда оставить его.       Модо перехватил ее руку, не позволяя двинуться дальше, и резко открыл глаз. Девушка дернулась и вскрикнула от неожиданности. На него был устремлен растерянный испуганный фиолетовый взор.       — Ты что делаешь?       Она опустила взгляд и покраснела.       — Зачем? — строго, нахмурив брови.       — Прости, пожалуйста, если тебе неприятно, — не поднимая ресниц, очень тихо прошептала его гостья.       — Просто объясни, зачем? — в груди кольнуло, стало как-то мерзко. В душе поднялся гнев.       Мышка выдернула руку и, подтянув под себя ноги, сжалась комочком у стены, все так же не смотря на воина.       — Я... ты мне жизнь спас... вчера спас... был добр... у меня просто ничего больше нет, чтоб отблагодарить, — она всхлипнула.       Модо зажмурился. Гнев ушел, зато накатила отчаянная, горячая ненависть к миру, в котором женщина не привыкла просто принимать заботу. К миру, который приучил расплачиваться тем единственным, что имела.       — Прости, пожалуйста. Я не хотела оскорбить. — Худые плечики затряслись. — Таким мужчинам, как ты, ничего не может быть нужно, от таких, как я.       Он стиснул зубы и попытался успокоиться. Очень хотелось найти урода, который внушил девушке такое отвращение к себе, и разорвать на куски.       Мышка попыталась осторожно, чтобы не запачкать воина еще одним прикосновением, соскользнуть с кровати, но сильные руки перехватили ее и прижали к груди.       — Ты не оскорбила. Просто мне не нужна такая благодарность. Я не животное и не подонок.       — Прости, прости, — всхлипывая, шептала она.       — Мне достаточно слов, просто слов благодарности.       — Прости!       — И не тебе следует извиняться, а тому гаду, который хотел оплаты за защиту. Ее просто дают тому, кому она нужна. Потому что так правильно. Обнимать можно не потому, что кто-то хочет твое тело, а потому, что желает поддержать.       Ответом ему были рыдания, сотрясающие хрупкую фигурку, и тихое «Прости!». Очень осторожно, чтоб не напугать, великан погладил ее по спине, пытаясь успокоить. Спустя пару минут его шею обняли девичьи руки:       — Можно? — едва слышно, несмело.       — Можно, — он не мог не улыбнуться ей в макушку, так много ожидания было в этом вопросе.       — Я и не знала, что мужчины бывают благородны и бескорыстны, Модо.       — Бывают. Все еще бывают. И всегда будут.       — В лагере, в грязи и лишениях, никто уже не помнит значения слова «честь».       — Я знаю. Мне приходилось жить так в начале войны.       — Ты тоже совсем один?       Она почувствовала, как он улыбается.       — Нет. У меня есть племянник и мама. Твои все..?       — Да. Наверное... я не помню.       — А помнишь хоть что-то?       — Взрыв, — она почувствовала, как мощное тело вздрогнуло в ее руках. — Я не помню, но точно знаю, что взрыв унес кого-то, кто оберегал меня. И воспоминания тоже унес. Чтоб даже не помышляла о том, что бывает хорошо, а не плохо. Помню только, как открыла глаза, а вокруг все рвалось и грохотало. Я чувствовала, что нужно кого-то найти, ползала по развороченному зданию, пыталась позвать того, кто был мне дорог, и не могла вспомнить имя. Находила мертвых, заглядывала в их лица, но не видела нужного. В голове есть картинка, как убитый горем мужчина рыдает над останками кого-то родного. Он, видишь, нашел... Потом меня обнаружил поисковый отряд, и я стала искать среди живых. Но так и не смогла понять, кого потеряла. Как будто меня и не было до того взрыва. Как будто я родилась в нем.       — Где это было?       — В Арсии.       — Давно?       — Да еще в начале войны. Я была подростком.       Модо забыл, как дышать. Из глаз потекли слезы, скрытые темнотой. Точнее, из единственного, что у него остался, потянулась мокрая дорожка. Под повязкой же засвербило фантомной болью, и он мог бы поклясться, что под ней тоже почувствовал влагу. Один глаз — живой — плакал по девушке, что обнимала его. Второй — мертвый — по той, чья сила любви была столь велика, что душа ее вновь сумела воплотиться и вернуться в мир.       — Ты и родилась в том взрыве... А искала меня... Терри...