Стреляй же!

Небо затянуто серыми тучами. Дует промозглый, мокрый ветер. Уже не так холодно для снега, поэтому неприятно накрапывает мелкий дождь. Несмотря на это, земля ещё жёсткая, промёрзлая, покрытая коркой инея. Лопаты в неё входят сложно. Да, и ребята отвыкли копать. И тем более, отвыкли закапывать трупы. Граф смотрит вниз, в раскопанную могилу. Пахнет сырой землёй и гнилью. Кладбище всё же. Самый дальний уголок, выделенный команде Графа старым сторожем, с которым можно было легко расплатиться остатками партии. Мужчина пользовался этой возможностью крайне редко. Он ненавидел морать руки в крови, ненавидел возить трупы в машине и расплачиваться с вечно нетрезвым сторожем. Но в этот раз мера была вынужденной. Так пришлось сделать. Варианта припугнуть, шантажировать, избить не было. Пуль в пистолете было много. В худое тело вошли все. — Закапывайте. — кивает Граф, делая пару шагов назад. Гарик с Тимуром, узнавшие о случившемся и прилетевшие первым же рейсом, берутся за лопаты. Они переглядываются пару раз, закапывая труп, завёрнутый в чёрный мусорный мешок. Парни сто лет уже не выполняли грязной работы, хотя это и была их роль в коллективе. Просто не приходилось как-то. Банда курьеров-наркодилеров редко шла на убийства. Гарик с Тимуром отвыкли от этого всего. Серёжа стоит чуть поотдаль от свежей могилы, раскуривая сигарету. Он поехал в качестве моральной поддержки. Сейчас он должен быть другом, не подчинённым. Матвиенко отвык видеть Графа таким, надеялся, что больше никогда не увидит. Серёжа привык быть в стороне. Привык лишь немного с добротой посмеиваться над Арсением, который теперь стал настоящим графом, руководителем. Серый никогда, ведь, не держал на него зла, не обижался за то, что, будучи младше его, Арс занимал руководящую должность. Лишь изредка подшучивал, помогал советом, поддерживал. Вот и сейчас он должен стать плечом, на которое сильный и независимый Граф сможет опереться. — Будешь? — Серёжа протягивает подошедшему мужчине свою пачку сигарет. Он курит не такие, какие Граф. Его потрёпанные, купленные несколько недель назад, «Mackintosh» выглядят не менее изысканно, но вкус их координально отличается от графских «Treasurer». Арсению он не нравится — слишком терпкий, оставляющий горечь в горле, словно после рюмки выдержанного хереса. Мужчина против хереса ничего не имеет, но предпочитает сладкий, не настолько терпкий и не оставляющий горького послевкусия вкус своих «Treasurer». — Давай. — тем не менее, отвечает он и поджигает тонкую сигарету, затягивается, морщась с непривычки. Они с Серёжей курят не так часто, это даже можно назвать баловством, поэтому позволяют себе роскошь в виде дорогого табака. — Ты не виноват… — начинает Матвиенко. — Я не смог. — перебивая, отрезает Граф. Он не настроен продолжать разговор. Он винит себя во всём произошедшем. Что бы ни сказал сейчас Серёжа, его не переубедить. Тот вздыхает и молчит. Иногда лучший эффект производит обоюдное молчание, чем даже хороший разговор. — Ты звонил девочкам? — спрашивает Арсений, уводя тему и не отрывая взгляд от копающих могилу Гарика и Тимура. Серёжа кивает. — Как… Антон? — Ещё не пришёл в себя. Он… потерял много крови. — Матвиенко не может осуждать Графа за то, что тот не смог убить парня, не может злиться на него. Он готов сам убить Антона за то, что тот натворил, но также не может этого сделать, потому что знает, Арс этого не переживёт. — Мы всё. — говорит Тимур, вставляя лопату в землю и смахивая пот со лба. Граф смотрит на бугор земли и оглядывает всё кладбище, находящееся чуть позади. — Надеюсь, смерть этого Иманова заставит их затихнуть. По крайней мере, до того момента, пока мы не придумаем, что делать дальше. — мужчина выпускает дым, сдерживая кашель и жестом предлагает наполовину истлевшую сигарету Гарику. Тот забирает её и блаженно затягивается, облокачиваясь на лопату. Они вчетвером простояли на улице ещё пару минут, слушая противное карканье ворон и морщась от назойливого промозглого дождя. Потом уехали в звенящей тишине. Теперь такая тишина стоит везде. Особенно дома. Мир поблек в глазах всех ребят. Предательство коснулось и их, конечно. Стены их дома теперь не были пропитаны смехом, разговорами. На кухне теперь собирались молча, перекидывались парой фраз и расходились. Работали целыми сутками, потому что не могли спать. Сидели все вместе в компьютерной, одним оставаться было невыносимо. Не смотрели друг другу в глаза, но и жались друг к другу, дремля по паре часов, вырубаясь от усталости. Логично было бы с их стороны начать подозревать друг друга, вглядываться, следить за каждым действием, но это было не про них. Ребята продолжали верить друг другу и не бросили Антона. Они безумно злились на него, были готовы так же, как и Серёжа кинуться на него, придушить собственными руками, но понимали, что точно также, как и Граф не смогли бы этого сделать. Антон стал им семьёй. Он оступился, и за этот проступок определённо точно последует наказание, но… он не заслуживает смерти. — Иди к ребятам, я тебя сменю. — тихо говорит Оксана Ире, заходя в комнату к Антону. Андрей привёз сюда кучу аппаратуры, потому что класть Шастуна в больницу было противопоказано, и сам приезжал каждый день снимать показания с мониторов, менять капельницы. — А? — сонно произносит девушка, отрывая лоб от ладоней, она практически уснула в таком положении. — Спасибо. Я приду через пару часов или пришлю кого-нибудь из парней. — Хорошо, не переживай. Я оставила плед на пуфиках в компьютерной, подремли. И ребятам тоже скажи. Работу никто не отменял. Они сегодня целый день по городу, как зомби ходили, пусть поспят, чтоб завтра такого не было. Ира кивает и встаёт с кресла, которое парни перетащили сюда, чтобы удобно было сидеть. Девушки обнимаются, гладя друг друга по спинам, тяжело вздыхая. Ира покидает комнату, плотно закрывая за собой дверь. Оксана укутывается в свой меховой платок, который привезла от бабушки, и садится на тёплое местечко, выключая единственную горевшую в комнате настольную лампу. Помещение наполняется мраком. Только лишь зелёная полоска на кардиомониторе, измеряющая пульс, характерно взмывает вверх и опускается вниз зигзагами, отбрасывая тусклый свет на ближайшую стену. — Если бы ты знал… — шепчет Окси, сглатывая вязкую слюну, липко засевшую во рту. Она перестала говорить так часто, как это было всего-то пару дней назад. Теперь она говорит только шёпотом и почти всегда только с Антоном. Может, он её и не слышит, но она не может молчать. — Если бы ты знал, как сильно я на тебя зла, Антон, ты бы никогда не поверил. Я, ведь… Я, ведь, никогда на тебя так сильно не злилась. Знаешь, я и сама не знала, что могу так злиться. — она горько усмехается, отводя взгляд к окну, — Я говорю тебе об этом каждый вечер последние несколько дней, вот так, в этой комнате, — горячая слеза стекает по её щеке, и девушка быстро стирает её рукавом, всхлипывает, обхватывая себя руками. — а ты, наверное, и не слышишь. Знаешь, если бы мне когда-нибудь кто-нибудь сказал, что ты так поступишь с нами, я бы в жизни не поверила. Да ещё бы прописала этому кому-нибудь сковородкой в еблет. — снова сдавленный смешок, слеза скатывается по подбородку и капает на рукав. — Каждый из нас бы так сделал. Особенно Граф. Он убил бы за тебя, Антон… Хотя, почему «бы»? Он уже убивает за тебя. Разгребает то, что ты натворил. — она делает паузу, рвано вдыхая. — Он тебя любит, Тох. Так сильно, что мне сложно в это поверить. Особенно, после того, что ты сделал. Ты — тварь, Антон… настоящая тварь. Но он продолжает тебя любить. — Оксана отводит глаза от окна и смотрит на показания кардиомонитора. — И мы тоже. Она замолкает, вытирая мокрющее лицо обеими руками. Её слова в этой комнате озвучивают мысли всех живущих в большом загородном доме. Они молчат, когда сидят на этом же месте, но думают о том же. Все, кроме Графа. Он ни разу не заходил в эту комнату с того момента, как в ней запикали приборы. Он не видел Антона, его бледной, почти прозрачной кожи, белого бинта на груди с островком крови. Остальные видели. Видели и понимали, что не могут ненавидеть. Злиться, да. Но не ненавидеть. Граф понимал это и без того. Ему не нужно было видеть Антона, чтобы понять, что он не смог, не может и никогда не сможет убить этого парня. Его рука не дрогнула тогда, когда он держал пистолет, не дрогнула, когда жал на курок. Но эта же рука мгновением позже зажимала рану чуть ниже сердца на теле любимого человека. Эта же рука зарывалась в волосы, пока голос срывался, зовя на помощь. Эта же рука держала ещё тёплую руку, переплетая пальцы, пока ехал Андрей на скорой.

***

Граф вместе с Серёжей, Гариком и Тимуром возвращаются домой уже ближе к ночи. В коридорах не горит света. Кажется, здесь никто больше не живёт. Арсений отправляет ребят к остальным в компьютерную, а сам поднимается к себе. Он быстро минует второй этаж, стараясь игнорировать пиканье приборов, доносящееся из антоновой комнаты. Этот звук подобен для него тому, которым его определённо будут пытать в аду. Но сейчас он явно не готов к такой пытке. Граф захлопывает дверь в свою комнату, распахивая окно. Он не был здесь несколько дней, заходил только в кабинет, проводил пару часов за компьютером и снова срывался в город на поиски этого Эмиля Иманова, который внезапно пропал с горизонтов. В спальне от долгого отсутствия людей сделалось жарко, и находиться в ней было почти невозможно. Батареи всё ещё шпарили. Граф налил себе виски, которому было уже явно больше одного года, и закурил. Он не пил не разу с тех пор, как всё это произошло, хотя имел на это полное право. Мужчина затягивается, наслаждаясь своим сладковатым дымом, выдыхает и делает глоток виски. Он не может не думать о том, что он поступил неправильно, проявил слабость. Антон — предатель, этого невозможно отрицать. Арсений крутит в руке тот самый телефон, нокию, пароль от которого уже заучил наизусть. Он не хотел читать эту чёртову, переписку, не хотел знать обо всём, что Антон делал за его спиной. Если бы на кону не стояла безопасность ребят, да даже самого Шастуна, мужчина никогда бы не взял этот телефон, не заподозрил бы парня в измене. Никогда. Арсений верил ему. Верил не так, как верит ребятам, не так, как верит Паше или Серёже. Верил так, как верят любимому человеку. Как тому, за кого в огонь и в воду, за кого убить не жалко. Как тому, кого сам никогда не смог бы убить. На кровати вибрирует телефон. Граф тушит сигарету в пепельнице и берёт трубку. — Да, Паш. — как говориться, лёгок на помине. — Ты дома? — спрашивает без лишних предисловий. — Только приехал. — Не смей никуда съебаться, я еду. — за этими словами следуют короткие гудки. Арсений кидает телефон обратно на кровать. Он бегает от Паши (да, и не только от него, ото всех, с кем пришлось бы разговаривать) все эти дни. Воля ни разу не смог застать его дома или выцепить ещё где-нибудь. Арс может скрыться, если захочет. Это его особый талант. Но теперь уже пора прекратить это ребячество и поговорить. Арсений не совсем уверен, что готов, но сделать это нужно, как ни крути. Паша приезжает быстрее, чем Граф успевает выпить второй тумблер виски. Внизу Волю задержали ребята. Разговора между ними особенно не сложилось. Просто невозможно было говорить. Паша видел вымотанность команды и не стал расспрашивать, что и как. Он обязательно вытрясет всё из Графа, но ребят трогать не будет. По ним видно, что их всё это коснулось не менее сильно. — Ты, я смотрю, тут отрываешься. — Воля входит в комнату и перехватывает полупустой тумблер с виски из рук Арсения. — Ой, Воль, давай без этого, а. — морщится тот, делая глоток прямо из горла бутылки, которую держал. — Без чего, Арс? Решил набухаться с горя? — в словах сквозило сочувствие, но нотки осуждения не скрыть ничем. — Ты свою команду видел? — Я виноват, окей? Виноват. — отвечает Граф, ставя бутылку на стол и переводя взгляд на Пашу. Он действительно ощущает вину перед командой, заливая её алкоголем. Только вот правда, звучащая из уст друга, глаза режет. — Но я ничего не мог сделать. Я верил ему, ясно? Я верю всем своим. — Я тебе не про то, что ты не заподозрил раньше. И даже не про то, что ты его убить не смог. Я ж не каменный, в конце-концов, всё понимаю. — Воля сам берёт виски, собираясь сделать глоток, но вовремя вспоминает, что за рулём, и лишь вздыхает. — Я про то, что сейчас команде лидер нужен, а не алкоголик. Ты на них смотришь вообще? Они не спали, по-моему, ни разу за всё это время. — Я тоже не спал, Паш. — Арсений вздыхает и трёт переносицу. Не самый подходящий момент для жалоб, но отчёт в словах себе отдавать уже сложно. — Не надо читать мне нотации. Я понимаю, что сейчас не лучшее время, чтобы набухаться, но у меня нервы сдают. Я впервые в жизни убить не смог. А знаешь, почему? — он смотрит на друга снизу вверх, прямо в глаза. — Потому что люблю его, пиздец. — возможно, рано да, и не уместно сейчас говорить про любовь, но Арсений выпил. Давайте, будем снисходительны к его пламенным речам. Паша молчит, садится рядом и вздыхает, передавая бутылку обратно Арсу. Они несколько минут молчат, пяля в стену. — Мы вроде как в отношениях были. — добавляет Граф, продолжая смотреть в одну точку. — Я позволил себе влюбиться в него. Он, чёрт возьми, всё для этого делал. Смотрел так. Ему невозможно было не верить. И я верил. — Чему ты верил? — спрашивает Паша, глядя на Арсения. — Тому, что он тоже меня любит. — выдыхает тот, облокачивая лоб на ладони и просверливая взглядом теперь уже пол. — А как ты узнал о том, что… нет? — через некоторое время спрашивает Воля. Арсений протягивает ему телефон и диктует пароль. Переписка там уже открыта. Паша листает в начало и внимательно вчитывается в сообщения. Он открывает файлы, которые перекидывал Антон, периодически вздыхает, а вскоре доходит до середины чата. — А кто такая Аня? — спрашивает Паша, останавливаясь в пролистывании и смотря в экран. — Мачеха Антона. А что? — отвечает Арсений, оборачиваясь и заглядывая другу через плечо. — Походу, его ей шантажировали. Ты знал об этом? — теперь они оба внимательно вчитывались в переписку. — Вот ещё одно её упоминание. Антон просит доказательства того, что она жива. — Вижу я. — Граф пролистывает ещё пониже, перегнувшись через Пашу. Перед глазами немного плывёт от выпитого, но сфокусироваться, всё-таки получается. — Не совсем понимаю… Мы вышли на отца Антона. Я думал, Шастун-младший работал на своего папашу. Думал, они с самого начала были в сговоре. Хотел Антоном шантажировать. — он отклонился и взял бутылку. — А теперь, получается, что Антон и сам-то был шантажируемым. — Но, тогда, почему он тебе об этом не сказал? — задал логичный вопрос Воля. — Он же знал, что вы своих не бросаете. — Потому что, опять же таки, здесь была замешана эта Аня. — ответил Арсений, выстраивая логическую цепь событий на ходу. — Если бы у них не вышло выяснить то, что они хотели, и в этом был бы виноват Антон, они бы убили её. Понимаешь? — Понимаю. Но он же всё равно мог тебе сказать. Получается, совесть его-то всё равно мучала. Он вон, даже инфу им выборочно скидывал, не всё подряд. Мог бы душу облегчить, рассказать. Хотя бы тебе. — И что бы было? — вроде, пьяный Арсений, а тупит Паша. Граф не на долго замолкает, что-то обдумывая, и продолжает. — Дальше я бы сливать инфу ему не дал, а начал бы рыпаться, и они б тут же девушку пришили. — А если подделать данные? — Они бы поняли рано или поздно. У них явно мозги не из дерева. — Арсений сделал ещё глоток. — Всё снова сводится к Ане. Её Антон так оберегал. Они молчат. Даже если их выводы верны, то это не оправдывает предательство. Действует, как смягчающее, но не оправдывает. Арсений теперь не знает, что делать. С одной стороны, он должен обрадоваться, ведь, Антон пользовался им не по своей воле. С другой — а какая разница? Пользовался он им по своей воле или нет, факт остаётся фактом. Сейчас бы завести разговор о чувствах. Подумать, были они или нет, но… Граф почему-то в них перестал сомневаться. Он убеждён в том, что умеет отличать фальшивку. Любовь взаимна. Ну, или, по крайней мере, была. Арсений всерьёз задумывается о том, что надо бы найти эту Аню и поговорить с ней. Может, тогда ему хоть что-нибудь станет ясно.

***

Антон просыпается от дикой головной боли. Кажется, что об него разбили кирпич, причём двух метровый кирпич, потому что ломит всё тело с головы до пят. Во рту дикая сухость, как наутро после попойки. Уши словно набили ватой, а веки слишком тяжёлые, чтобы поднять их больше, чем на несколько миллиметров. Парень слышит мирное пиканье аппарата, будто сквозь толщу воды и логично было бы сделать вывод о том, что он находится в больнице. Но нет. Отсутствие запаха медикаментов заставляет отбросить единственную теорию о местонахождении. «Какого хера я вообще жив» — думает Антон, пытаясь пошевелиться. Вся боль уходит в левый бок, заставляя буквально заскулить. В Шастуна ни разу не попадали. Стрелять, стреляли, но так, чтобы вогнать пулю в бок, — никогда. Во рту все ещё сухо. И в комнате как-то слишком жарко. Это заставляет начать вертеть головой и всё-таки приложить максимум усилий для того, чтобы открыть глаза. — Антон? — голос будто со дна колодца, но парень распознаёт его. Он чувствует этот голос. Знает его. Что-то холодное касается антоновского лба, и только сейчас парень осознаёт, насколько он горячий. — Ты весь горишь. Звоните Андрею! — Нет… — сипло говорит Шаст. Страх сковывает от одного только имени. Отец не должен быть здесь. Всему может прийти конец. Графу может прийти конец. — Ч-шш… Спокойно. — говорят ему снова со дна колодца. Холодные руки обхватывают щёки. Становится легче. Тело снова обмякает. Антон опять проваливается в сон.

***

Арсений сидит в маленьком уютном кафе уже пятнадцать минут, мучая себя нервным ожиданием. На вид он спокоен, как удав, но внутри всё предательски подрагивает. Странно это, ведь мужчина встречался с разными людьми, многие из них даже представляли опасность. Здесь же просто обычная гражданка, не посвящённая ни в какие дела, ни к чему не причастная. Но Арсений всё равно переживает. Его успокаивает лишь то, что всё это ради команды. Ради Антона. Да, пожалуй, по большей части ради него. Граф должен докопаться до истины и оправдать парня. Он, кажется, сойдёт с ума, если этого не сделает. — Добрый вечер, вы…? — высокая рыжеволосая девушка медленно подходит к маленькому столику на двоих возле окна, поправляя сумку. — Граф, верно? — видно, что она смущена и немного растеряна. Судя по всему, ей ни разу не представлялись по телефону не именем, а принадлежностью к сословию. — Да. Добрый вечер. Прошу, присаживайтесь. — Арсений осматривает её, указывая на стул. Она, и в правду, красивая. Мужчина даже немного засматривается, но тут же одёргивает себя. Она всё-таки мачеха Антона. — Вы, Анна, правильно? — девушка кивает. — Извините за некую фамильярность, я, к сожалению, не могу назвать вам своего имени. Издержки профессии. — Я понимаю. Вы ведь владелец клуба «Gypsy», так? — спрашивает Аня, садясь напротив Арсения. Она напряжена. В разговоре по телефону Граф упомянул Антона, и теперь девушка просто не может найти себе места. Она поняла, что что-то случилось, поэтому примчалась, думая о том звонке парня под новый год. Она бы сразу начала именно с этого, но официальный вид мужчины не позволил ей спрашивать в лоб. — Да, но сейчас не об этом. — Арсений тоже рад бы начать вот так, сразу, без прелюдий, но ему надо было собраться с мыслями. — Не хотите чего-нибудь выпить? Или просто чай, кофе, воды? — Да, просто воду без газа, спасибо. Мужчина кивает и зовёт официанта, заказывая два стакана воды. Ему тоже не помешает промочить горло, перед тем как завести этот нелёгкий разговор. Благо, официант быстро управляется с заказом и уже через минуту разливает обычную воду по высоким стаканам. Девушка сразу же делает глоток, и на каёмке остаётся неяркий след от её помады. — Анна, мне будет очень непросто об этом говорить. Надеюсь, вы поймёте некоторую скомканность в моих словах. Я не хочу показаться сухим, ведь, это не так. Просто произошедшее очень сильно подкосило всю нашу команду. — начинает Арсений, вздыхая и складывая руки на столе. Ему действительно трудно говорить, но он старается максимально не подавать виду. Аня делает ещё один глоток из стакана. Кажется, её руки невольно подрагивают. Пора прекращать тянуть время, иначе девушку хватит инфаркт. — У нас в клубе недавно произошёл инцендент, который было весьма трудно не придавать огласке, но я сумел договориться. Антон работает у нас охранником: впускает, выпускает, проверяет клиентов по списку и так далее. — нет, ну, а вы думали, что крупнейший наркодилер Москвы сейчас вот так возьмёт и выложит всю правду? Как наивно с вашей стороны. — В общем, он совершил оплошность и впустил в помещение клуба парня с пистолетом. Как он прошёл металлодетектор, только дьяволу известно, но факт остаётся фактом. — О Боже… — не выдерживает девушка. Она не глупая. По такому рассказу каждый подумает о том же, о чём подумала она. — Вы хотите сказать, что Антона…? — Нет, нет. Что вы? Успокойтесь. Он жив. — быстро говорит Арсений. Аня выдыхает и делает ещё глоток воды. — Но ранен. Он сейчас достаточно в тяжёлом состоянии, но у врачей хорошие прогнозы. Он уже пару раз приходил в себя. С такими ранениями не умирают, не переживайте. — Простите меня за мои эмоции. — девушка ещё несколько раз вздыхает и закалывает пышные рыжие волосы заколкой. — Он сейчас в больнице? — Тут вот какое дело. — вздыхает Граф и тоже делает парочку больших глотков воды. — Я помогаю с трудоустройством людям, которые по каким-то причинам потеряли дом или вышли из тюрьмы, или, может, потеряли родственников или вовсе выходцы из дет.домов. В общем, не все из них имеют медицинскую страховку. Антон в их числе. — мужчина делает паузу и через пару секунд продолжает. — Мои сотрудники живут в большом загородном доме, дружная команда, сплочённый коллектив и всё такое. Я нанял бригаду скорой помощи на всякий экстренный случай. Например, как с Антоном. Он сейчас лежит дома под капельницей и ему предоставляются те же услуги, уход, лечение, которые предоставлялись бы в больнице. За это беспокоиться и переживать не стоит. — А у Антона не было квартиры? — подрагивающим голосом спросила Аня. Она ведь знает, что Антон всегда найдёт деньги, и не может поверить, что парень остался без крыши над головой. И неужели, со своими-то связями он не смог обеспечить себе работу и принял от кого-то помощь? Почему-то вариант с тюрьмой она откинула сразу, хотя это бы объяснило то, что Антон так долго её искал. Тут Граф объяснил ей, что хозяйка выгнала Шастуна из квартиры, найдя съёмщиков получше. А дальше рассказал уже правдивую историю о том, как взял парня к себе. — Я поняла. — девушка вздохнула и потёрла переносицу, потом глотнула ещё воды и спросила: — Я могу его увидеть? — За этим я, собственно, вас и пригласил. Вы оказались единственным родственником Антона. — говорит Арсений и подзывает официанта, чтобы тот подлил девушке ещё воды. — А как же его отец? — спрашивает Аня, поблагодарив за воду, и делает глоток. Волнение уже немного отошло, так что это она уже чисто по-инерции. — Увы, такого контакта в его телефонной книге мы не нашли. Даже ни одного человека с именем Андрей там не было. — жмёт плечами Арсений. — А про вас он говорил. Мы знали, что вы ему не чужая. Аня вздыхает и молчит. Её переполняет тонна сомнений. Они с Антоном не общались много лет. После того, как она ушла от Андрея, у неё уже родилась дочь от другого мужчины, и она успела развестись. Её жизнь только начинала налаживаться после тяжёлого расставания с мужем, как снова Антон врывается в её жизнь перед новым годом, напоминая о забытых проблемах, и хрупкий карточный домик её эмоционального состояния снова рушится. Неужели, она сможет впустить парня в свою жизнь и снова стать ему другом? Получится ли простить? Пора бы. Ведь, столько лет прошло. Арсений не торопит девушку. Лишь смотрит на её задумчивое лицо, пока взгляд её устремлён куда-то в окно. Мужчина думает о том, что знала бы она правду ни за что бы не сомневалась в своём решении. Антон пожертвовал ради неё всем, что у него было. Жил со страхом смерти и действительно чуть не погиб ради неё. Но её сомнения тоже можно понять, ведь она всего этого не знает. Арсений не в курсе, что между ними с Антоном произошло, но знает, что Шаст сильно виноват перед ней, и её обида не необоснованна. — Когда и куда можно подъехать? — голос девушки вырывает Графа из размышлений. Кажется, ей Антон действительно небезразличен.

***

Антон стал чувствовать себя лучше. Температуру сбили, и он снова очнулся через сутки, чувствуя себя, по крайней мере, человеком. В тот день на дежурстве оказался Макар. Он сидел на том самом кресле и листал ленту ВК в телефоне, когда Антон очнулся и попросил воды. Илья открыл и подал ему бутылку, которая стояла на тумбочке возле кровати, после проверил температуру тыльной стороной ладони и вынес вердикт: — Вроде, всё норм. Антон немного поморщился, непривыкший так отчётливо слышать чужой голос. Макар уселся рядом с ним на край кровати и вздохнул: — Как ж так вышло-то, Тохыч? — он говорил скорее с досадой, нежели с осуждением или обидой. Смотрел прямо, не тая ничего, что творилось у него внутри. Они ведь знакомы уже достаточно, чтобы Антон понимал и легко читал эмоции своих коллег. — Вы читали переписку в нокии? — спрашивает парень хриплым и слабым голосом. Он всё-таки практически две недели молчал, связки отвыкли от работы. — Граф читал. — отвечает Макар. — Он нам суть передал. Тип тебя шантажировали какой-то девушкой. — он немного замялся, но потом продолжил. — Я, это, ну… удивился. Думал, вы же с Графом, ну… того… а тут вот так. — Чего, того, Макарыч? — тихо усмехнулся Антон. Увидев в глазах друга смятение, он сжалился и продолжил. — Да, мы с ним были в отношениях. И, поверь мне, пожалуйста, я, правда, люблю его. Та девушка, жизнью которой меня шантажировали, она мне, как мать была. Она меня с восьми лет воспитывала. — парень переводит дыхание. Говорить всё также тяжело. — Так вот оно как… — тянет Илья, почёсывая макушку. — Графыч в такие подробности не вдавался. Мы все подумали, честно, что ты, ну… пользовался Графом ради того, чтобы инфу сливать. — Нет, Илюх… — выдыхает Антон. — Между нами всё началось ещё до того, как я ввязался в это всё. Мне, знаешь, как хуёво было. Я думал, застрелюсь из-за того, что приходится такой лицемерной мразью быть. Но по-другому не мог. Просто не мог допустить, чтобы Аню убили. — Мы сначала все обозлились на тебя сильно. — начал Макар спустя несколько минут молчания. Он сидел, оперевшись локтями на колени и сцепив руки в замок. — Граф в тот день, когда узнал, отменил нам всех клиентов, собрал на кухне и всё рассказал. Кроме как про девушку, это мы узнали уже потом, буквально дней пять назад. А, может, меньше. — он делает небольшую паузу. — В общем, поверить не могли, потом злились, спорили, даже переругались все ненадолго. — усмехается и покачивает головой. — Но, когда Граф тебя убить не смог, когда Бебура вызвали, лечили тебя, каждый из нас понял, что тоже не смог бы тебя застрелить. Никого бы не смогли и тебя тоже. Потом ещё обстоятельства эти выяснились. В общем… — В общем и целом. — поправляет Лёха, внезапно оказавшийся в проёме двери. — Очнулся, герой погорелого театра? — Привет, Лёх. — Антон поворачивает к нему голову и слегка улыбается. — Привет. — вздыхает Щербаков, подходя ближе. — Как пуля в твоём боку поживает? — А её не вынули, что ли? — наигранно пугается Антон. Парни усмехаются, а после повисает тишина. Шутки шутками, а напряжение всё равно витает в воздухе. — Простите меня ребят. — собравшись с мыслями, говорит Шастун. Он знает, что извинения не помогут, но не попросить прощения вообще, было бы совсем по-скотски. — Я считаю, что у меня не было выбора, но это не оправдание. Я всё равно предатель, этот факт неизменен. То, что вы все меня спасли, несмотря ни на что, уже делает меня вашим должником навечно. Я не знаю, как искупить этот долг. — Граф разбирается со всем, что ты наворотил. — говорит Лёха, приваливаясь плечом к стене. — То, что ты скидывал информацию выборочно, даёт нам шанс выбраться сухими из воды. Да, и повод верить в то, что ты не горел желанием нас выдавать. — Ты читал переписку? — спрашивает Илья, поднимая взгляд на Щербакова. — Нет. Пересёкся с Волей, когда тот уходил от Графа. Потрындели малясь. — Так, чего ж ты всем не сказал? — удивляется Макар. — Думал, Граф скажет сам, когда надо будет. — жмёт плечами Щербаков. Ещё на несколько секунд повисает молчание. Антона снова клонит в сон. И он бы поспал. Лёха с Макаром уже собирались менять пост в его комнате и дать парню времени на восстановление. Плюс надо было сообщить всем и Графу, что Антону стало лучше, и позвонить Бебуру, чтобы тот сказал, что делать дальше, или, может, приехал, если надо. Но не тут-то было. В комнату заглянул Серёжа и в стал прямо на пороге. — Проснулась, спящая красавица. — пренебрежительно сказал он. — Не нагнетай, Серёг. — тут же говорит Макар. — Пойдём, я тебе кое-что расскажу, лучше. Лёх, давай тоже. — он собирается выходить вместе с парнями и бросает Антону через плечо. — Ща мы Лёху тебе вернём. Секундочку, Тох. — Я не нагнетаю, Макар. Ты уже знаешь моё мнение по поводу всего этого. — только и успевает услышать Антон перед тем, как дверь за ребятами захлопывается. Шаст делает над собой усилие, переворачивается на бок (на здоровый, естественно) и прислушивается. — …и хуль ты молчал? — доносится до его слуха шёпот Серёжи. — Да, я знал, что ли, что он нам ничего не скажет? — кажется, шепчет Лёха. — Тише вы. — шикает Макар, и больше Антон ничего не слышит. Через какое-то время возня за дверью стихает, и слышатся удаляющиеся спешные шаги. Парень вздыхает и переворачивается обратно на спину, прикрывая глаза. Чувство вины всё ещё теплится где-то в душе, но уже не настолько сильно. Он благодарен ребятам за то, что они пытаются его простить, что ищут повод, чтобы оправдать его. Хотя, сам же Антон сходит с ума и не думает, что какие-то обстоятельства являются дельным оправданием. Скорее, поводом для ребят меньше злиться. В голове проносится Граф. К горлу подступает ком. В его глазах Антон теперь, скорее всего, просто ничтожество, предатель, который променял его доверие. И, в общем-то, в своих суждениях Граф будет прав, ведь, Антон так и поступил с ним. Не оправдал и растоптал и так хрупкое доверие. Шаст ведь не дурак и видел, что Арсений носит пистолет всегда и везде, что доверяет со скрипом. Но всё равно продолжал, подбирался всё ближе и ближе. Антон не ожидал, что всё это вот так обернётся. Он, ведь, и в правду, любит. Но теперь уже, конечно, ему никто не поверит. Дверь отворяется со скрипом, будто нехотя. Несмотря на то, Граф входит в комнату достаточно решительно и твёрдо, закрывая за собой и останавливаясь возле кровати. Он смотрит в глаза Антону, что, кажется, перестал дышать. Лёгок на помине. Сердца обоих пропускают удары. Они смотрят, не отрываясь. Время замедляется. Арсений просто смотрит, а внутри парня всё делает кульбит, органы отказываются работать, поднимая руки в проигрышном жесте. — Здравствуй. — тихий голос заставляет пронестись табун мурашек по всему телу. Антону бы сказать хоть что-то, но слова покинули голову, оставляя парня разбираться со всем этим самому. — Прости меня… — шёпотом, еле сдерживая слёзы, выдавливает Шастун, понимая заранее, что бесполезно всё ещё просить прощения. — Нет, Антон. — Графу слова тоже даются тяжело, но по нему не так заметно. Он держит себя в руках, не даёт эмоциям взять над собой верх. — Я не могу. — даже если поступок Антона будет оправдан, Арсений просто не сможет простить его. Он слишком сильно доверял, слишком резко и нежданно выбило его из колеи это всё, чтобы так просто забыть и жить дальше, будто ничего не произошло. — Я не мог поступить иначе. — голос дрожит, срывается. Организм слишком слаб, чтобы держать всё это в себе. — Я знаю. Знаю. — он выдыхает и садится в кресло напротив кровати. Он знает, если сядет рядом, то не сможет не коснуться и тогда… — Я видел её, разговаривал с ней. — Нет… — судорожно выдыхает Антон. — Пожалуйста, не говори, что ты… — Я поведал ей историю о доблестном охраннике клуба «Gypsy» — Антоне, который бросился под пулю очумелого подростка и получил серьёзное ранение, но выжил. — спокойно рассказывает Граф, не сводя взгляда с парня. Антон выдыхает, опустив голову на подушку, макушка становится вдруг слишком тяжёлой. — Почему ты меня не убил? — спрашивает он минуту спустя, смотря в потолок. — Потому что люблю. Внутри снова всё сжимается. Это слишком сильные слова, чтобы бросать их на ветер. Слишком сильные для того, чтобы быть ложью. Антон рвано вздыхает и смаргивает слёзы. Сейчас нельзя плакать, он не имеет на это права. Он вообще ни на что не имел и не имеет права, но всё равно продолжает это делать. — Я тебя тоже люблю. — он произносит это потому, что это правда. Потому что он должен это сказать, потому что других слов просто нет. — Это очень странно, но я тебе верю. — Граф зря это всё говорит, но раз уж на то пошло, это правда. Он просто не может сейчас солгать. Это выше его сил. Он не может простить, но не любить не может тоже. Антон делает ещё одно усилие над собой и снова переворачивается на бок и, насколько это позволяет бинт, сворачивается в позу эмбриона, чтобы видеть Графа. — Я так долго мучался чувством вины, думал, что оно меня убьёт. — тихо говорит парень, превозмогая боль. И физическую в том числе. — Я так сильно корил себя за то, что делаю. Не мог смотреть никому из вас в глаза. Думал, застрелюсь, как только это всё закончится, клянусь. Я бы не смог с этим жить никогда. — Антон, ляг нормально, швы разойдутся. — говорит Граф, видя слезинки, собравшиеся в уголках зелёных глаз. Он знает, что парень мучался и мучается сейчас, знает всё и даже чуточку больше. — Я так пиздецки сильно влюбился в тебя, что просто не мог отпустить, — продолжает Шастун, игнорируя просьбу. — Антон, повернись на спину. — голос становится требовательнее. Арсений не может смотреть, как на лице Антона отражается уже физическая боль. — …не мог спать без тебя, не мог не целовать, хотя знал… знал, что не имею на это никакого чёртового права! — он переходит на крик на последних словах, потому что швы, кажется всё-таки разошлись. Граф срывается с места, подбегает и сам переворачивает парня на спину, смотря, как островок крови на бинте становится ярче, больше, теплее. — Идиот. — шепчет он, кладя руку на красное пятно. — Звоните Андрею! — кричит он, зная, что вся команда собралась под дверью и ждёт развязки этого душещипательного разговора. Естественно в коридоре сразу начинается возня, слышится топот ног. Арсений приподнимет парня и прижимает к себе, чувствуя, как тонкие тёплые пальцы сминают его футболку на спине. — Я тешил лишь себя, упиваясь, наслаждаясь твоей любовью, а после брал и сливал всю информацию по нашим делам. — не унимался Антон, утыкаясь в графское плечо, прижимаясь ближе к тёплому телу, так, как делал всегда. — Хватит, успокойся. — шероховатая рука поглаживала по спине. — Прекрати, Антон, слышишь. Всё уже позади. Арсений понимал, что не должен это делать, что закапывает их обоих снова в эту яму, но по-другому не мог. Слишком сильны корни, которые они запустили друг в друга, чтобы теперь так просто их разорвать. Они оба теперь не могут расстаться друг с другом, не могут, отпустить, забыть, смириться. Вопреки этому Антон понимает, что должен уехать. Далеко и больше никогда не возвращаться. Вопреки этому, Арсений понимает, что должен отпустить, раз уж не смог убить, и никогда не вспоминать.

***

Жизнь продолжает идти своим чередом. Антон поправляется и заставляет себя задумываться о том, что будет дальше. У него нет родственников, друзей, к которым он мог бы уехать. Есть лишь несколько сотен тысяч в заначке и планы о переезде куда-нибудь в Сибирь. Я, конечно, утрирую, но, будем честны, мысли о Сибири, правда, как-то возникли в голове у парня. Он даже посмотрел билеты один раз, но здравый смысл всё же восторжествовал, и Антон остановил свой выбор на Воронеже. Он ведь оттуда родом, хоть и почти не помнит этот город. Может, ему удастся отыскать там своих бабушек или дедушек, хоть каких-то родственников. В общем, у него был крепкий план. Надёжный, сука, как швейцарские часы. Только не знал он, что этот план сможет разрушится всего в один миг. Буквально в один. Ему стало это понятно, как только он столкнулся со знакомыми глазами, что, несмотря ни на что не потеряли свой блеск. Аня тихо вошла, заглянув в комнату в один из вечеров, лишь слегка приоткрыв дверь. Она ужасно переживала, по ней было видно. Антон не смог произнести ни слова, когда понял, что это правда она. Не смог даже моргнуть, пока она медленно ступила на порог и прикрыла за собой дверь. — Привет. — выдыхает Аня, освещая комнату своей робкой улыбкой. — Привет. — отвечает парень, откладывая блокнотик, в котором пару минут назад расписывал план своих действий и расходов. — Как ты? — спрашивает девушка, подходит ближе и усаживается на край кровати, поправляя свою сумку через плечо. — Жить буду. — усмехается Антон. — А ты? Как твоя дочка? — Откуда ты про Софи знаешь? — она удивилась, смотря на Шастуна круглыми глазами, назвав имя на французский манер. — Я всё знаю. — жмёт плечами парень. — Так, как вы? — Хорошо. — всё ещё немного удивлённо отвечает Аня. — Я работаю. Она садик заканчивает. Ничего необычного. — она вздыхает, и на несколько минут повисает тишина. Антон уже собирается хоть что-то сказать, чтобы всё это не давило на них обоих, как вдруг Аня сама нарушает тишину. — Твой работодатель мне всё рассказал. Я так сильно испугалась, когда он позвонил. Думала, ты снова ввязался во всё это и… — Нет. — парень не может не соврать. Он уже и так натерпелся и не может упустить то, что у него есть шанс заново приобрести. К тому же, теперь он действительно завяжет. Ничего ему не помешает этого сделать. — Я завязал. Ещё давно. Работу нашёл. А там и Граф и всё это. Я пытался тебя найти, но остался только номер. Ходить за тобой по пятам не имело бы смысла. Я не знал, что скажу. Аня усмехнулась, видимо, представив, как Антон выкарауливает её везде. Это было бы, наверное ужасно. Девушка рассказала Антону про свою жизнь. Про то, как какое-то время жила за границей, там же вышла замуж, но потом развелась и снова приехала в Россию, устроила дочку в детский сад и смогла даже снова устроиться на ту же работу. Не без усилий, конечно, но всё же. Сейчас ей даже дают повышение и предлагают переезд в Америку. — …А мне и на руку. — заканчивает она. — Английским я владею хорошо, Софийка маленькая, освоит легко. Образование ей там хорошее будет. И зарплата у меня повыше. — Да, это верно. — выдыхает Антон, и тут же в голове его созревает идея. Он хватается за неё, как за спасательный круг, ведь снова терять Аню совсем не хочется. — А программисты там востребованы? Может, в вашу контору можно затисаться? — Ты сейчас серьёзно? — девушка удивлённо улыбается. Не то, чтобы она тоже подумала об этом, но эта идея ей очень даже нравилась. Она ведь действительно скучала по Антону, и, раз уж на то пошло, рано или поздно сама бы догадалась предложить ему уехать с ними. Особенно, учитывая то, как сильно он изменился. — А как же всё тут? Ваш коллектив, работа? Внутри что-то кольнуло. Как же хотелось, чтобы это был больной бок, но это не он. Антон бы ни за что не оставил команду, ни за что бы не бросил Арсения, но это было бы слишком эгоистично. Он и так доставил им проблем выше крыши. Он не сможет остаться, ведь Арсений не сможет его простить. После предательства отношения не могут быть прежними. Арс не сможет доверять, а Антон не сможет гарантировать, что не поступит так снова, если это потребуется. Их дороги не смогут идти параллельно друг другу, они всегда будут мешаться. Антон не хочет больше предавать, не хочет натыкаться на осуждение и подозрение в любимых глазах. Уехать будет правильно, к тому же, раз всё так хорошо повернулось. — Я думаю, найти нового охранника им не составит совершенно никакого труда. — парень накрывает прохладную Анину руку своей ладонью. — А тебя я терять больше не хочу. Девушка улыбается и аккуратно обнимает его, прижимаясь ближе. Антон гладит её по рыжим волосам и машинально кидает взгляд на дверной проём. Арсений стоит на пороге, облокотившись на косяк и смотрит на них. Антон не может прочесть этот взгляд, распознать его, но знает, что Арс услышал самую суть их с Аней разговора. Так будет правильно — оба это понимают, и обоим от этого хочется избить кого-нибудь до полусмерти. Антону, конечно, легче. Он спас единственного родного человека, который любит его, и теперь имеет шанс уехать с ним и начать свою жизнь заново. А Граф? А что он? Его жизнь вернётся на круги своя, всё пойдёт своим чередом. Отпустить Антона будет не легко. Вряд ли кто заменит этого парня в его жизни. Но это правильно. Даже если приходится жертвовать своим счастьем.

***

На часах 9:00. На календаре 02.03.22. Граф стоит посреди пустой, идеально-чистой комнаты, где ещё пару дней назад стояла медицинская аппаратура, пикали приборы, капали капельницы. Теперь же тут всё прибрано, кровать заправлена, ящики пусты. На стенах больше не висят плакаты, а в воздухе не витает запах одеколона. Антон забрал всё, что можно было унести с собой. Даже мусор вынес и постельное бельё поменял, чтобы ничего не осталось. Ни одного следа его присутствия в этой комнате. Арсений проходится взад-вперёд, закрывает распахнутое настежь окно и садится на краешек кровати, вздыхая и проводя рукой по мягкому пледу. Антон ведь никогда не заправлял свою кровать, теперь же на ней нет ни одной складочки. Нет и самого Антона. На душе у Графа скребут кошки. Он не видел, как Антон уезжал. Арсений последние дни не отходил от него. Помогал подняться и делал перевязки. Казалось, что всё наладилось, казалось, у них есть ещё шанс на совместное будущее, но оба понимали, что нет. Это всё лишь попытки скрасить последние дни вместе, не расставаться раньше времени. Они обманывали свои чувства, надеялись, что так будет легче. Не легче. На прикроватной тумбочке лежит маленький белый конвертик, аккуратно залепленный кусочком малярного скотча. Арсений берёт конверт, вертит его в пальцах. На нём нет ни подписей, ни следов ручки, ни клейких пятен. Он идеален. Антон никогда не делал всё так аккуратно, никогда так не заморачивался. Сейчас заморочился. Чтобы ничего не осталась от него в жизни людей, которые стали для него семьёй. Чтобы им было легче забыть его. Граф аккуратно ногтём вскрывает конверт и достаёт оттуда маленькую записочку на ровном прямоугольном листочке, на нём красивыми витиеватыми буквами написано:

«Прости меня. Я тебя очень люблю. Ты знаешь, что по-другому нельзя. Передай ребятам, что я их люблю.

Антон»

Арсений читает эти строки, вертит листочек в пальцах, а после, кладёт его обратно в конвертик и запечатывает, будто и не открывал. Он был готов к этому. Был готов прочесть прощальную записку и оставить её в антоновской комнате. Граф кладёт конвертик также на тумбочку и уходит, закрывая дверь на ключ. Он не готов сейчас никого туда заселить. И вряд ли когда-нибудь будет готов.

***

На часах 9:00. На календаре 02.03.22. Антон стоит на регистрации в аэропорту, держа за руку маленькую Софи, пока Аня носится с билетами. Парень купил свой билет буквально за неделю до вылета. Благо, на тот же самолёт, но место вообще где-то в хвосте. Хотя сейчас это неважно. Главное, что он, наконец-то, сможет снять камень со своей души и начать новую жизнь, как он и мечтал. Правда, это, оказывается, сделать гораздо сложнее, чем он думал. Вылизать комнату в три часа ночи было очень трудно. Всё-таки нельзя было никого разбудить. Надо было проветрить, поменять бельё, помыть полы. Хорошо, что Андрей сам увёз аппаратуру пару дней назад, иначе уборка оказалась бы невыполнимой задачей. Но самым трудным во всём этом оказалось написать записку. Антон писал её почти час и закончил буквально за пятнадцать минут до приезда такси. Шастун не дурак, он заказал его к ближайшей станции метро, до которой добрался по туннелям. Записку он переписал раз двадцать. Сначала накатал длиннющее письмо, потом вовсе не написал того, что хотел, а после просто изводил бумагу, выкидывая лист за листом. В итоге написал правду, не обличая её в красивые слова, запечатал в конверт и оставил на тумбочке. Этого должно быть больше, чем достаточно. Регистрация завершилась. Зал ожидания наполняется людьми. Антон занимает места Ане с Софи, сторожит их чемоданы, пока девочки отправляются на поиски туалета. Антон рад, что может улететь с ними, что он не будет один. Так ему будет легче. Так у него будет повод, чтобы двигаться дальше изо дня в день, хотя сейчас кажется, что повода нет. Ведь, он проебал любимого человека, без которого не мог обойтись, которого кормил ложными обещаниями, лишь потому что не мог без него. Словно без кислорода. Без Арсения он останется астматиком на всю жизнь, а с Арсением утянет их обоих в могилу. Посадку объявляют через полчаса. Антон садится на своё место у окна, затыкает уши наушниками. Назад пути нет. Новая жизнь, встречай.

Улёта-аю,

Рывками глотаю свободу.

На каждый тупик этого города

Все запасные выходы и входы знаю