«Шастун Антон Андреевич:
23 года.
Опыт работы: самодеятельность, перепродажи чужого товара в малых размерах.
Образование: программист.
Судимости: нет. Пару раз обвинялся в мелких кражах, вандализме, был замечен с товаром. Оправдан.
В команде с ноября 2021 года.
Статус: курьер, доверенный…»
Там написано ещё много интересного о нём, но парень вздыхает, прожигая взглядом дырку в последнем слове. Граф ему доверяет. Зря. Антона в миг наполняет гнев. Он выдёргивает провод, запихивает всё обратно в рюкзак, закрывает все открытые им вкладки, очищает историю, чтобы не приходили уведомления о недавнем вводе кода для проникновения в систему, и закрывает ноутбук. Шастун быстро собирает все свои манатки и спускается вниз, стараясь не попасться кому-нибудь на глаза. Он закрывается в своей комнате и бьётся лбом о стену, роняя все свои вещи на пол. Боль расходится по голове, но он продолжает биться, не позволяя себе плакать. Держится и терпит. После обессиленно падает на кровать, смотря на уже родной потолок, чувствуя, будто стены сужаются. Теперь голова, и в правду, болит. Сильно болит, до тошноты, которая и без этой боли, в общем-то, начала накрывать ещё в графской комнате. Но всё это отнюдь не только, потому что Антон бился головой о стену практически со всей силы. Его выворачивает от переизбытка эмоций. В желудке пусто, из-за этого выходит лишь противный желудочный сок. Парень складывается над унитазом, морщась, язык неприятно жжёт. Темнота не скрывает его от глаз совести. Она смотрит сверху, насмехаясь и заставляя мучиться, снова и снова выплёскивая из себя яд. Антон слышит, как она насмехается над ним из темноты, слышит, как обвиняет его во всём, понимая, что собственная совесть права всегда. — Я не виноват, — вопреки мыслям и логике шепчет он, и новая волна горького желудочного сока выплёскивается из него. В груди жжётся, желудок сжимается, всё тело сводит, пальцы сжимают холодный мрамор. Антон поднимается спустя пару минут и брызгает себе на лицо холодной водой, споласкивая рот. В зеркало не смотрит принципиально. Приглаживает мокрыми ладонями волосы и на негнущихся ногах выходит в комнату. Добивают сигареты и открытое окно. Холод пускает мурашки, кожа немеет, её прикрывает лишь тонкая объёмная футболка. Никотин отдаёт в и без того гудящую голову, заставляя опереться лбом о раму. Парень чувствует себя ужасно пьяным, хотя не выпил в ближайшее время ни капли. Он скуривает сигарету до фильтра и кидает окурок вниз. Оставляя окно открытым, плетётся к кровати и ничком падает на неё, мечтая сдохнуть к завтрашнему утру. Он не имеет права сейчас страдать, не имеет права быть эгоистом, не имеет права даже умирать, и выбора теперь уже нет. Он уже сделал его. Теперь остаётся лишь следовать ему, перешагивая через совесть, слезы, друзей и любовь. Он выбрал Аню. Всегда выбирал её. Изменить себе не смог и сейчас. Он должен ей. Должен и Графу. Должен всем в этой жизни, но разорваться не мог. Антон так и засыпает, лёжа поперёк кровати, убитый и уставший уже в двенадцать часов ночи. Завтра жизнь продолжится, и придётся снова быть рабом не тех людей и случая.***
Будильник звенит в семь, собрание в восемь. Сегодня также много клиентов, поэтому в половину девятого уже нужно мчать по туннелю со всей своей скоростью. Антон с трудом разлепляет глаза, отрывая голову от подушки. Он вырубает будильник, садясь на край кровати. Он трёт лицо рукой, пытаясь прийти в себя. Выходит плохо, но надо собраться и привести себя в порядок. Парень не чувствует себя выспавшимся, хотя, по идее, должен, ведь, спать он лёг раньше обычного. Антон берёт себя в руки и поднимается на ноги. Сегодня нужно в кротчайшие сроки подогнать свою жизнь под рамку нормальности, надеть маску обычного Антона и продолжать работать, откладывая в усиленном темпе деньги на отъезд куда-нибудь в самую задницу мира. Но главное из всего этого — поговорить с Графом. Антон потакает своему эгоизму, он готов остаться с ним, спать вместе, нагло пользоваться его доверием. Вчера он вместе с желудочным соком спустил в унитаз свою вину, совесть, эмоции и мораль. Остался чистейшей воды эгоизм и безразличие. Только с этим набором он вывезет всё происходящее в этой непредсказуемой жизни. Парень быстро принимает душ, напяливает чистые толстовку и джинсы и, становясь у окна с сигаретой в зубах, разблокирует нокию. Он устанавливает на него пароль, поджигает сигарету и просматривает единственную переписку, отправляя скаченные вчера данные с компьютера. После телефон снова оказывается на своём месте, рядом с пистолетом, а Антон остаётся докуривать свою дешёвую папироску. После графских эти уже совершенно не производят никакого эффекта, но не курить совсем — невозможно. Антон скидывает окурок вниз, накидывает свой рюкзак на плечо и, заперев свою комнату на ключ, направляется в кухню. Там ещё никого нет, но дом уже наполняется шумами из комнат. Антон запускает кофемашину, открывает окно, чтобы проветрить, и заглядывает в холодильник. Есть хочется жутко после всего, что было вчера. Шастун достаёт холодную пиццу, выкладывает пару кусков на тарелку и ставит в микроволновку. Пара минут и парень уже поедает дымящийся кусочек, стоя, оперевшись бёдрами о столешницу. Шаги раздаются в коридоре где-то минут за двадцать до начала собрания. Граф в своей белой рубашке и свободном пиджаке заходит в помещение, слегка притормаживая на пороге. — Гуд морнинг, — по-традиции говорит Антон, приподнимая кусок пиццы в знак приветствия. Он оглядывает его с ног до головы, пытаясь заглушить флэшбеки с прошлого в своей голове. Казалось бы затухшие эмоции снова загорелись маленьким огоньком, заставляя мысленно топнуть ногой, словно маленький ребёнок, загнав все чувства в отведённый для них дальний угол. — Гуд, — отвечает мужчина и подходит ближе. Он пару секунд смотрит на парня, а потом берёт с его тарелки тёплый кусок пиццы и откусывает от него. Граф отходит к столу, копируя антоновскую позу, и смотрит в упор, пережёвывая пиццу. — Нам надо поговорить (?) — не особо понятно вопрос это или утверждение, но удочка закинута. — Читаешь мысли, — хмыкает Граф. Ещё с полминуты они прожигают друг в друге дыры взглядами. Мужчина сдаётся первым. — Что вчера произошло? Антон не был готов к этому вопросу, но вида не подал, лишь откусил ещё кусочек. -Я, наверное, ошибочно принял решение за нас обоих, — выдал он, смотря на спокойнейшее лицо напротив. Графу не из-за чего было переживать, он, в общем-то, уже разобрался в своих эмоциях и чувствах, разложил всё по полочкам, просчитал все варианты развития событий. Это же Граф, с ним по-другому никак. — решил, что… — слова подбирать было сложно, поэтому парень откусил ещё пиццы, давая себе несколько секунд подумать. — что мы чувствуем примерно одно и то же. — Что же натолкнуло тебя на эту мысль? — нет, он совершенно точно издевается, и Антон только что в это въехал. Ладно, игры без правил ему нравятся. — Вы меня целовали. — беспардонно отвечает Шастун, и Граф давится пиццей. — Я? — изумлённо спрашивает он, откладывая кусочек на всякий случай в коробку. — У тебя амнезия, мальчик мой. Это была твоя инициатива. — Неправда, — Антон тоже отставляет свою тарелку и складывает руки на груди. — в первый раз вы были инициатором. — А ты ответил, а потом поцеловал сам. — Граф вздыхает и трёт переносицу, — Но мы говорим про вчерашние события. Что будем дальше делать? — Ну, раз уж на то пошло, — Антон улыбается. Стыд наполняет каждую клетку его тела, но внешне он само спокойствие и игривость. — предлагаю продолжить цепочку. Ваша очередь. Мужчина, кажется, не был удивлён. Он улыбнулся в ответ и подошёл ближе, кладя свои ладони на чужие гладковыбритые щёки. Антон втянул воздух и поддался вперёд, подставляя свои губы под сладкий поцелуй. Прохладные пальцы зарываются в его волосы, горячие губы обхватывают и втягивают его язык в свой рот, вылизывая в ответ. Антон отвечает на поцелуй, прижимаясь ближе, поглаживает чужую шею, льнёт всем телом, сдерживая блаженный стон. Граф улыбается, углубляя поцелуй, сжимая волосы и впиваясь короткими ногтями в затылок. Антон понимает, что кидается в омут с головой, идёт на поводу неправильной меркантильной любви. Но назад теперь пути нет. Выключить чувство вины? Сделано. — У-у-у… — раздалось со стороны, и парни, оторвавшись друг от друга, синхронно повернулись к дверному проёму. — И вам доброе утро, — Макар почесал затылок, не зная, как реагировать. — Доброе, Илья, — Граф облизнулся и сделал шаг назад, возвращаясь на своё место и беря свой кусок пиццы. — не стой столбом, заходи. Антон смотрел на Макара умоляюще, прося не задавать лишних вопросов, одним взглядом говоря: «Я всё обязательно объясню потом». Илья человек понятливый, поэтому он всё-таки молча зашёл, разогрел себе пиццу и встал рядом с Шастуном, пережёвывая кусок. Повисло напряжение, сгущающее воздух, но его, казалось, чувствовал только Антон. Вскоре в коридоре начали раздаваться шаги, кухню наполнили голоса и смех ребят, обстановка разрядилась. Антон изредка поглядывал на Графа, но тот, кажется, вовсе не придал произошедшему никакого значения и вёл себя вполне естественно. Парень, в общем-то, тоже решил не делать из мухи слона и принимал самый непринуждённый на свете вид. Макар, видевший ту многообещающую картину, посматривал на Антона, но тот был поглощён Графом. Видно его взгляды всё же не были редкими… Инструктаж закончился, обязанности распределены, кухня опустела. Антон вышел вслед за Димой, обсуждая с ним новый код, который Поз хотел опробовать для испытания защитной системы их программного обеспечения. Шаст отделился от него, заметив, как Граф уходит к себе на этаж. Он сказал Диме, что срочно должен обсудить с тем что-то важное и кинулся следом, под недоуменный взгляд Позова. Антон хватает Графа за локоть на середине лестницы, заставляя того обернуться. — Ахуенно поговорили, — выдаёт парень, выдыхая чуть ли не в лицо мужчине. — Согласен, — кивнул тот, убирая пальцами со лба чужую волнистую чёлку. — что ты хотел сказать? Мысли мечутся в голове, сменяясь одна другой. Взгляд бегает по до боли в сердце и дрожи в коленях любимому лицу. Когда предаёшь человека не по своей воле, он становится для тебя ещё роднее, чем был. — Попробуем? — Антону уже не нужно уточнять, чтобы его поняли. Чувство вины он заткнул, так что теперь можно делать всё, что хочется, а ему хочется попробовать. Хотя он и знает, что это заведомо плохая идея. — Попробуем. — на выдохе, с лёгкой улыбкой отвечает Граф и оставляет невесомый поцелуй на лбу. — Иди работай, чудик. Вечером напишу. Антон кивнул, улыбнулся в ответ, немного подумав, слегка коснулся чужих губ своими и убежал. Мужчина смотрел ему вслед, по-доброму усмехаясь. Для него эти отношения станут чем-то предающим сил, чем-то знакомым, но давно забытым, что приятно вспоминать, и во что приятно погрузиться вновь. Для Антона же всё это будет поводом просыпаться по утрам, а потом каждую ночь загибаться от чувства вины, при этом всё больше нуждаясь в любви того, кого предаёт. Шаст сбегает по лестнице, поправляя рюкзак на плече. Он надевает ботинки, накидывает куртку и, настраивает пейджер, идя по предбаннику туннелей к выходу своего сектора. — Я жду каких-то объяснений. — голос Макара в тишине заставляет вздрогнуть, резко оторвать взгляд от пейджера и оглядеться. Илья стоит, облокотившись на дверь и выжидающе смотрит на парня. — Это оно как так получилось-то? — в своей быковатой манере говорит он. Звучит грубо, но все уже знают, что никого обидеть Макар не хочет. Хотя Антону кажется, что вероятность получить в еблет растёт. Парень вздыхает, подходит чуть ближе, тыкая что-то в планшете на стене, а потом трёт переносицу, опуская глаза. — Не знаю я, — он становится напротив, облокачиваясь на неработающий конвейер. — так вот как-то. Поговорили, пососались и поехало. Оно это всё завертелось ещё на новогодних, а там уже… — Шаст вздыхает, пытаясь подобрать нужные слова, — В общем, я ещё толком сам не разобрался. Сложно это всё, Макарыч. — Да, хуйня дело. — выносит вердикт Илья, отталкиваясь от двери, — Пойдём, нам всё равно по пути, побазарим. Не, всё-таки бить Антона никто не собирается. Вообще, глупо было думать, что будет иначе. Хотя, после того, что Антон натворил, знай об этом Макар, убил бы. Шаст и сам себя бы с удовольствием убил. Антон накидывает в рюкзак товара и идёт за Макаром, прикидывая, сколько ему топать до клиента. — Ты Графа давно знаешь? — спрашивает Шаст, убирая пейджер, на котором секунду назад рассматривал карту, в карман. — Да, нет, я в команде всего год, так что ничего конкретного сказать не могу. — Илья жмёт плечами, — Я, честно говоря, даже не предполагал, что он… Ну… — он пытался подобрать слова, но выходило не очень хорошо. Макар чел не глупый, но на такие темы скуп. — Гей? — зато Антон человек без комплексов. Илья кивнул, — Ну, может, он и не гей… — здесь оба прыснули со смеху, и Антон толкнул друга в плечо. — Я имел ввиду, что он, может, до этого с парнями не встречался. — глупо, конечно, так говорить после того, что уже произошло между ним и главой банды, но палить Графа с головой не хочется, — Я, ведь, тоже не ожидал, что меня к парням влечёт. — М-да, странно это, конечно. Я думал, это изначально как-то, само приходит. — Что приходит? — Ну, осознание это, — Илья чешет затылок и вздыхает. — В любом случае, разницы нет никакой, с кем ты там спишь. Осуждать смысла ноль. Граф — мужик толковый, ты свой просто уже, так что, не знаю, как другие, а мне по барабану. Я к вам хуже относиться не стал. — Оно радует, — Антон выдохнул и остановился у своего поворота. Мысль о том, что относиться к парню хорошо после всего, что он сделал может только тот, кто не знает ни о чём, на репите крутится в голове. — Ты только пока помалкивай, ок? Мы сами ещё не разобрались во всём этом, чтобы афишировать. — Без б, Тохыч, не парься. Я — могила. — Илья улыбнулся и хлопнул Шаста по плечу, — Давай, работа не ждёт, на телефоне. Антон отсалютовал пальцами и помчался налево. До клиента остаётся пять минут, и парень мчит на всех парах, отключая мысли и стараясь сконцентрироваться на работе. Он должен заработать как можно больше, чтобы, наконец, вырваться из этого всего. Ещё только второй день всего этого пиздеца, а Шастун уже готов загнуться от безысходности. Кажется, было что-то про похуизм? Нет, это, видно, не про Антона. Биполярка — вот это про него.***
Время восемь часов вечера. Жуткий холод, и Антон стоит на Повелецкой, ожидая последнего клиента на сегодня. Этот имбицил должен был прийти минут десять назад, но его всё нет. Обычно он не ждёт клиентов, но деньги нужны сейчас как никогда, так что придётся зарыться носом в воротник, сжать ладони в кулаки, запихнуть их поглубже в карманы и ждать, переменаясь с ноги на ногу. Телефон уже давненько отжил своё до следующей зарядки и валялся где-то на дне рюкзака. Одобрение от шантажистов и подтверждение того, что с Аней всё хорошо, были получены, нокиа выключена и убрана на своё место. Пейджер, походу, замёрз и жёстко тупил, заставляя Антона бесится и смачно ругаться на всю улицу, получая тумаков от проходящих мимо бабулек. Проходит минут двадцать. Понятно, что клиент уже не придёт, написать ему тоже не получится, и пора бы уже идти домой, но… Антон понимает, что не хочет. Перспектива прошататься всю ночь по городу кажется неплохой, и парень двигается вдоль улицы, чтобы не скопытиться от холода. Телефон сел, но зажигалка и сигареты не сядут никогда. Он закуривает, выходя на шумную и людную улицу, и чешет вдоль шоссе. Лица людей, идущих ему навстречу, быстро сменяются, не задерживаясь в его памяти ни на секунду. В мыслях детство, мама, Аня и Граф. Антон упустил момент, когда этот человек оказался в цепочке с чем-то особенно важным, с чем-то, что придаёт сил двигаться против сильнейшего течения обстоятельств. Проебал он и момент, когда без этого человека стало сложно. Когда один он уже перестал справляться. Арсений. Это имя как-то непозволительно часто стало вертеться в голове, непозволительно редко срываясь с губ. Только в самые важные моменты. Только, когда надо показать, как он ему на деле нужен. Только когда совсем невыносимо быть одному. Хотя, Граф и без того чувствует его каждый чёртов миг, в любой ситуации. А может, и не только его. Антон совершенно не знает и определённо точно не понимает этого человека. Скорее всего, ему и не надо. Меньше знаешь, крепче спишь. В его ситуации очень хочется не знать вообще ничего. Жизнь очень жестоко наказывает за излишнее любопытство, берёт за него очень большую плату. Антон платится за неё собственным временем, отведённым ему в этом мире, и доверием близких… Парень доходит до углового здания. Он хорошо знает город, но сейчас идёт чисто, куда глаза глядят. Ему не страшно попасться кому-то на глаза, не страшно затеряться в толпе, не страшно забыть дорогу домой и никогда туда более не вернуться. Страшно терять людей, утопающих в бесчисленном множестве лиц, наполняющих город. Страшно забыть о том, кто ты есть. Страшно предать любовь и лишиться рассудка. Страшно то, что тебе не подвластно. По сравнению со всем этим знакомый противный голос, доносящийся из темноты переулка, не так уж и страшен. Антон останавливается, чтобы обернуться, но сильная рука тянет его за капюшон в переулок. Ноги скользят по подтаявшему льду, парню не хватает сил, чтобы удержать равновесие. Он пытается вырваться, но уже две цепкие хватки держат его под подмышками и тащат в неизвестном направлении. Шаст пока не настолько отчаялся, чтобы пустить всё по течению, поэтому активно вырывается, пытаясь подтолкнуть и достать пистолет. В темноте не видно практически ничего, Антон слышит лишь скрип двери и гулкие шаги двух человек, что его тащат. — Куда, чёрт подери, вы меня тащите?! — прошипел парень, очередной раз ударяясь копчиком о какую-то выпуклость на полу. Ответа не последовало. Антон молился всем существующим и не существующим богам, чтобы эти идиоты не потащили его в таком положении по лестнице. Судя по тому, что стало гораздо теплее, они находятся в здании. Путь их заканчивается минуты через две, когда открывается ещё одна дверь, пол под задницей парня сменяется мягким ковром, а двое его «спутников» разжимают ладони так резко, что Шаст едва не бьётся затылком об этот же самый ковёр (не так уж он смягчил бы это падение, между прочим). «Похитители» уходят, и парень поднимается, почесывая зад, но замирает. Перед ним стоит высокий человек в костюме, сложивший руки за спину. Антон расплывается в ядовитой улыбке: — Привет, папуль. Время останавливается, словно в матрице. Шастун младший смотрит в упор на отца. Он не то, чтобы не боится его, или так сильно рад его видеть, нет. Просто, когда они находятся друг с другом один на один, Антон не должен показать слабость. Он знает, отец задавит авторитетом при любой удобной и неудобной возможности. Этого допустить нельзя. — Здравствуй, сын. — голос Андрея разносится громом по освещаемому лишь камином помещению. Антон едва удерживает себя, чтобы не вздрогнуть. — Знаешь, — парень делает самое наглое в мире лицо и вальяжно проходит по комнате, беря из вазочки на широком столе горсть орехов. Он бёдрами облокачивается на этот самый стол и закидывает один орешек в рот. — если хочешь поговорить с сыном, можно просто позвонить или, в крайнем случае, написать. Не обязательно выслеживать меня поздно вечером на пути домой. — Неужто, ты шёл домой? — недобрая улыбка на лице Андрея заставила мурашки пробежаться по антоновской коже. — Представь себе. — тем не менее, спокойствие сохранить удалось, и парень лишь раскусил ещё один мендалик. — Полагаю, тебя там ждал некто очень важный? — а вот это уже совсем не смешно. Страх зарождается в глазах, и скрыть его нереально сложно. Антон знает, на что способен его отец. Ему остаётся лишь надеяться, что Андрей не знает про ребят и, уж тем более, про Графа. — Всё может быть. — парень пожал плечами, — Только вот с каких пор ты стал интересоваться тем, кто и где меня ждёт? — С тех самых, с которых узнал, что тебя ждёт тот, кого я очень хотел бы посадить за решётку, — выдал мужчина, почесывая подбородок. Пазл в голове Антона сложился, и он чуть не выронил орехи. — Так вот оно что… — он засунул горсть в рот целиком, оттолкнулся от стола, отряхнул ладони и положил их в карманы. — Оказывается, всё это твоя большая игра. Интересно. И почему же ты решил, что я могу быть в ней пешкой? Может быть, Граф всё давно знает? — Шаст смотрит вызывающе, стоя прямо напротив отца и боясь лишний раз вздохнуть, чтобы не выдать блеф. — Не знает. — он уверен в своих словах, и парень знает, почему, но всё равно спрашивает: — Интересно, и почему же ты так уверен в этом? — Потому что в этой игре она. — удар поддых. Андрей видит его насквозь, и это даёт ему преимущества. Антон делает шаг назад. Ему больше нечем оппелировать. Он сделает всё, чтобы её не тронули. Отец об этом знает. — Что тебе ещё от меня нужно? — сквозь зубы цедит парень, сжимая кулаки до побеления костяшек. — Ты знаешь. — Андрей проводит рукой по столу, проходя вдоль комнаты и становясь лицом к камину. — То, что ты прислал мне — лишь верхушка айсберга. Ты знаешь больше! — он резко повышает голос, хватает со стола пульт и оборачивается, включая телевизор, весящий на стене, — И ты пришлёшь мне всё, — на экране появляется небольшая комнатушка. В ней не много мебели: всего две кровати и журнальный столик. Но в глаза бросается лишь девушка с ярко-рыжими волосами, укладывающая спать ребёнка, которого не видно за количеством подушек на меньшей из кроватей. — или ей больше не жить. — Ты не посмеешь, — кулаки сжимаются сильнее, сердце наливается кровью, и Антон не сводит глаз с экрана. — Я бы на твоём месте не был так уверен, — мужчина, жмёт на кнопку, изображение приближается, и становится видно, что съёмка ведётся с прицела автомата. Антон бегает глазами по экрану, судорожно пытаясь найти хоть одну деталь, выдающую фейк, но нет. Это съёмка в реальном времени. Аня под прицелом. Парень вздыхает, кулаки разжимаются, он опускает голову вниз: — Что именно тебе нужно?***
Снова пошёл снег, крупными белыми хлопьями слетая с небес. Он таял почти сразу же, лишь чуть коснувшись земли. Антон вышел из душного помещения в тот же самый тёмный переулок и понёсся к свету в его конце. Казалось бы, можно было бы вздохнуть полной грудью, пройтись спокойно, подумать, но нет. Парень бежит с бешеной скоростью от собственной тени. Бежит, обгоняя медлительных прохожих, против движения. Телефон подпрыгивает в пустом рюкзаке, стучит по спине, но Антон не обращает внимания и лишь ускоряется. Снег слепит глаза, заставляя их слезиться, и Шастун жмурит их, когда дорога перед ним пустеет на несколько мгновений. Всё сливается в белую массу, метель метёт всё сильнее, и сильнее, схватываются лужи на мокром асфальте, покрываясь ледяной коркой. Дышать становится физически больно, ноги заплетаются, толстовка вымокла почти насквозь, и только тогда Антон, наконец, остановился, оперевшись лодонями на колени. Разные люди по-разному справляются с нахлынувшими эмоциями, которые никак по-другому не выплеснешь. Антон бегает. Причём бежать нужно не куда-то определённо, а просто так, без всякого маршрута, по незнакомой дороге. Правда, такая пробежка имеет свои последствия. Шастун поднимает голову, отдышавшись, и оглядывается по сторонам. Небольшой спальный райончик окружил его своими невысокими эстетичными, словно с красивой картинки, домами. Антон не знает этого места, но ему не страшно, его не охватывает паника, и он не пытается найти выход из ситуации. Он просто стоит на том месте, где остановился, и рассматривает красиво припорошённые снегом декоративные деревья, высаженные вдоль узеньких дорожек. Шаст никогда ещё таких не видел. Он делает шаг вперёд и сам не замечает, как уже топает по одной из этих дорожек. По бокам от неё стелятся большие современные детские площадки, на которых не сидят бомжи и пьяницы, а качели не скрипят, раскачеваемые ветром. Антону всё это кажется неживым, не родным, не близким сердцу, не напоминает о детстве и не рисует в голове картинок, но вместе с тем кажется таким красивым и манящим, словно новая игрушка на ветрине магазина для пятилетнего мальчишки. В этом районе темно, светят лишь маленькие круглые фонарики, под каждым декоративным деревцем. Антон чувствует, словно попал в сказку, и от этого на душе становится спокойней. Всё, что мучительной болью отдавалось в голове, отошло на задний план. Оставался только сам парень и маленький спальный район, квартиры в котором наверняка стоили больше, чем две антоновских почки. В любой сказке, как известно, должны случатся чудеса. Сказка, в которую попал парень, исключением не станет. Свет, падающий откуда-то сзади, попал на Антона и отбросил на асфальт его длинную тень. Шум затормозившей не так далеко машины заставляет Шастуна обернуться и прикрыть глаза рукой, чтобы не ослепнуть от яркого света фар. От источника этого света к парню направлялся до боли и истеричного смеха (такие совпадения не могут не вызвать истерического смеха) знакомый силуэт в привычных сапогах чуть выше колена и длинном пальто. Фигура эта выглядела несколько угрожающе, шаги были быстрыми и резкими. Но Антон не боялся, наоборот, ему стало ещё спокойнее. — Какого чёрта я должен искать тебя по всей Москве?! — разгневанно прорычал Граф, подходя практически вплотную, сминая пальцами куртку и дыша прямо парню в лицо. — Какого, мать твою, ты не дома?! — Я гулял, — пожал плечами Антон. Его губы тронула улыбка, и он обхватил ледяными ладоням графскую шею. По коже мужчины пробежались мурашки, хватка чуть ослабла. — Почему ты не брал телефон, где твой чёртов пейджер? — уже тише, но все равно с толикой гнева в голосе спросил Граф. — Телефон сел, а пейджер затупил, я не мог его включить. Он у меня в рюкзаке, вы ж меня по нему и отследили. — парень улыбается ещё шире и сплетает пальцы на чужой шее в замок. — Напомни мне, обязательно купить тебе повербанк. — сказал Граф, а затем долгожданный поцелуй коснулся губ, и парень предпочёл раствориться в нём, чувствуя, как тёплые руки прижимают его ближе к крепкому телу, а в нос бьёт приятный запах одеколона.***
В машине тепло, шумит радио, тихо проигрывая мелодии девяностых. Граф сосредоточенно следит за заметённой снегом дорогой. А Антон также сосредоточено наблюдает за Графом. Теперь эта опция открыта для него. Теперь он может пожирать его взглядом, вылизывая каждую манящую черту чужого лица, утопать в синего цвета глазах, и никто не прервёт его. Антон чувствует, как сжимается его сердце от переполняющих чувств, нежности и скорби. Скорби по тем временам, когда он мог упиваться своей влюблённостью в Графа без угрызений совести. Вспоминает день, когда говорил с Серёжей на кухне в пять утра и, как обдумывал слова друга, считая, что достоин. Теперь слова Матвиенко кажутся угрозой, а не предупреждением. А фраза «я и тебе тоже не враг» приобретает обратный смысл. Антон отворачивается к окну и смотрит на проплывающий вновь зимний пейзаж. — Что сегодня произошло? — вопрос звучит неожиданно, но парень был готов к нему. Он молчит ещё несколько секунд, а потом отвечает: — А что-то произошло? — да, ответом это трудно назвать, соглашусь. Граф сжимает руль чуть сильнее. Естественно такое поведение вызывало подозрения, но он не хотел делать никаких предположений. Тем не менее, холодный металл пистолета, который мужчина никогда не оставляет дома, неприятно тёрся о кожу. — Антон, выключи дурака, ты прекрасно знаешь, о чём я. — мужчина устало вздыхает и сворачивает на загородную трассу, минуя светофор. — Почему ты не вернулся домой? — Я гулял. — Шастун понимает, что ему осталось всего пару шагов до того, чтобы вывести Графа из себя. Но по-другому он ответить не может. Так сильно ему не хочется расспросов, что он готов выкручиваться, как угодно. Хотя, пока у него не очень получается. — Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что ты не упустишь любой возможности поскорее оказаться дома. А тут вдруг спонтанное желание погулять? — голос его спокоен, но угроза чувствуется, кажется, за километр. — Да, — Антон пожимает плечами и поворачивается к мужчине, рассматривая его, ожидая реакции. — просто захотелось пройтись. — Просто захотелось, значит? — он вдавливает педаль газа в пол, машина несётся со скоростью сто километров в час, а лицо Графа непроницаемо, спокойно, лишь костяшки побелели от того, как сильно он сжал руль. Шастун смотрит в лобовое стекло, он не хочет отвечать. Его раздражает то, что он при всём своём желании, не может сказать правду. А Граф — один из немногих людей в его жизни, которым врать не хочется. Один из немногих, кто просто заслуживает правды, и, которого есть возможность потерять навсегда. Антон не хотел этого допускать, он всей душой был уверен, что никогда не предаст, не обманет, не скроет, а тут… «Никогда не говори никогда» — так сказал отец Рокфора в мультике про Чипа и Дейла. Парень запомнил эту фразу, наверное, на всю жизнь, но так и не научился следовать ей. Нельзя быть уверенным во всём. По крайней мере, в антоновской жизни точно. Парень ловит взгляд Графа, когда тот чуть сбавляет скорость. Дорога пуста, и мужчина может позволить себе переключить своё внимание на Антона. Парень смотрит несколько секунд, а потом касается плеча, щеки, проводит всё ещё прохладным пальцами и смотрит. Смотрит, наслаждаясь моментом, пока ещё может так просто коснуться этого человека, может пожирать его взглядом, а потом целовать. Граф сворачивает на обочину и тормозит, отстёгиваясь. Антон не теряет времени и тоже отстёгивается, отодвигая кресло и откидывая назад его спинку. Мужчина перелезает и нависает сверху, расставляя руки по обе стороны от головы парня. — Вьёшь из меня верёвки, как хочешь, — говорит он, оставляя без внимания губы и сразу присасываясь к шее, покусывает тёплую тонкую кожу, втягивает её и зализывает. — Засосы же останутся… — шипит Антон в ответ и упирается руками в чужую грудь, но не отталкивает, лишь сжимая тонкими пальцами белую рубашку, натягивая её на плечах. Колени потряхивает от нахлынувшего возбуждения. Тёплые, уже знакомые, губы исследуют его ключицы. В машине безумно тесно, и чужой пах невольно трётся об антоновское возбуждение, заставляя парня льнуть ближе. Граф игнорирует единственную фразу, которую смог выдавить из себя Антон, садится на его колени, расставляет свои по бокам от бёдер парня, и запускает руки под объёмную толстовку, вырисовывая пальцами узоры вокруг антоновских, сосков, наблюдая за реакцией. Парень чувствует себя какой-то нищенкой, что не в силах сопротивляться каким бы то ни было действиям предмета своего обожания. Антону становится тошно от этого. Он включает свой эгоизм, желание взять ситуацию в свои руки берёт верх. Шастун рывком встаёт и чуть приподнимает спинку сидения, отталкивая Графа, чтобы тот спиной облокотился на тарпедку. Мужчина в недоумении смотрит на парня, но не сопротивляется. Антон расстёгивает чужую ширинку, специально побольше задевая бугорок в штанах пальцами, чтобы вызвать большее возбуждение. Он освобождает член из трусов и проводит по всей длине, слегка надавливая на уздечку. Сосать в таком положении банально неудобно (у Антона же всё-таки не резиновая шея), поэтому он наклоняется и медленно обводит головку кончиком языка, ещё больше раздразнивая, а потом обильно смачивает слюной собственную ладонь и, чувствуя на себе пристальный, затянутый пеленой возбуждения взгляд, начинает быстро и рвано дрочить, то ускоряя, то замедляя темп. Граф откидывает голову назад и, тихо постанывая, толкается в антоновскую руку, стараясь поймать общий темп. Понадобилось всего несколько минут, чтобы мужчина толкнул Антона в плечи и заставил снова опустить спину кресла, параллельно стягивая штаны. Граф открыл подлокотник и достал оттуда тюбик со смазкой. Антон вопросительно поднял бровь, приподнимаясь на локтях. — Купил сегодня. — непринуждённо пожал плечами мужчина, откручивая крышечку. — А что? Ты думал, я вёз тебя домой, чаи гонять? Он выдавил немного смазки на руку и размазал её по стоящему колом и жаждущему внимания члену, а после добавил ещё немного на пальцы и наклонился к Антону, вводя в него сразу три. Не сказать, что было слишком больно (питаться неделями дошираком, а потом высирать каменные цветки — дело не из приятных, но парень привык. Ощущения практически те же), но приятного пока что мало. Антон откидывает голову назад, пытаясь привыкнуть к новым ощущениям. Он выгибается, вцепившись руками в спинку кресла, подняв руки, пока пальцы внутри поглаживают и растягивают мягкие стенки. — Терпи, казак. — фраза повисает в воздухе, вырывая рваный смешок. Граф снова присасывается к чужой шее и засовывает пальцы глубже, чем заставляет парня застонать в голос и чуть ли не порвать ногтями обивку. Мужчина заканчивает растяжку минуты через три, возвращая внимание своему члену. Он проводит по нему рукой несколькими размашистыми движениями и приставляет головку к аналу. — Готов? — спрашивает, ловя помутневший взгляд. Антон кивает, закусывая губу, и мужчина входит на половину, заставляя парня прогнуться и замычать. Граф подхватывает его за поясницу и пытается найти нужный угол движений, чтобы хоть как-то облегчить боль Антону. В машине это не так уж и легко сделать. Ноги уже затекли, голова неприятно трется о крышу. Всё это хуйня, что в фильмах показывают. Лучше уж до дома доехать, чем так мучиться. Тем не менее, назад пути нет. Граф продолжает двигаться, одной рукой, держа парня за поясницу, другой упираясь в стекло. Антон, тем временем, обхватывает свой член, начиная дрочить в такт толчкам, доводя себя до исступления. Белёсая сперма капает на живот парня, и Граф, не церемонясь, высовывает в самый последний момент и кончает туда же. Антону хватает минуты, чтобы прийти в себя и оскорбленно посмотреть на мужчину, уже слезшего с него и растекшегося по водительскому сидению. — У вас хоть салфетки тут есть? — выдыхает парень, поднимая спинку кресла. — В бардачке. — отвечает Граф и лениво наблюдает за тем, как Антон возится с упаковкой, а после вытирает живот и выкидывает салфетку в окно. Они сидят так ещё пару минут, периодически обмениваясь усталыми взглядами. К Антону постепенно возвращается чувство вины, и он уже начинает подумывать о том, чтобы выпить чего-нибудь крепкого по приезде домой. Не факт, что в холодильнике есть что-то крепче липтона, но надеяться стоило. Честно, Антон старался не думать о том, что сейчас произошло, но застёгивающий ширинку Граф не дал ни единого шанса отвлечься. Машина трогается и гонит по пустой трассе со скоростью восемьдесят километров в час. Оглушающая тишина не даёт нормально вдохнуть в течении всей поездки. Лишь сплетённые вместе пальцы выдёргивают из убивающих, жутких мыслей и заставляют вернуться в реальность. Говорят, молчание — золото. Не в их случае. Сейчас обоим важно хоть о чём-то поговорить, услышать хоть одно слово из чужих уст, чтобы удостовериться в том, что всё это не было больной фантазией одного из них. Но увы и ах… Начать разговор сложнее, чем кажется, и никто так и не решается преодолеть барьер тишины. Они лишь периодически сжимают чужую руку в своей ладони и перебрасываются короткими взглядами.***
— Я покурю, если ты не против. Иди к себе. — говорит Граф, паркуясь на заднем дворе их старого дома. Антон кивает и выходит из машины, направляясь к парадному входу. Он видит горящее окно кухни и знает — ребята ещё не спят. Они ждут и волнуются за него, возможно даже не меньше, чем волновался Граф. От этой мысли становится тяжелее переступать порог уже родного дома. Парень хлопает дверью и слышит топот минимум двух пар ног, бегущих к лестнице по коридору второго этажа. — Антон! Ёбанный ж ты в рот! — кричит Оксана, перегоняя Иру на ступеньках и врезаясь в Шаста со всей силы. «Как ж ты верно подметила» — подумал он, позволяя себе улыбнуться и прижать девушку к себе ближе. Ира примостилась сбоку, Антон погладил их обеих по спинам, смотря на парней, стоящих на лестнице, облокотившись на перила. Кажется, они начинают что-то подозревать. — Мы переживали, вообще-то, гадёныш мелкий. — хмыкает Макар, наблюдая за этой картиной. А может, и не начинают. Может, у Антона уже началась паранойя, а ребята, на самом деле, всё также верят ему. — Где ж носило твою тощую задницу? — спрашивает Серёжа, делая глоток из своей кружки, с которой стоял рядом с Ильёй. — Я гулял… — отвечает Антон и тут же чувствует, щепки от девочек на своей спине. — Антон, ты идиот? — спрашивает Ира, отрываясь от него и задирая голову, чтобы посмотреть в глаза. — Мы тут места себе от волнения не находим, а он гулял. — Предупредить не мог? — бурчит ему в толстовку Оксанка. А после отлипает от него и добавляет: — Граф сказал, что, как только найдёт тебя, размажет твою голову о ближайшую стенку. — Поверьте мне, он не соврал, — вздыхает парень, подталкивая девочек обратно к лестнице. Он снимает куртку и поднимается следом. — я голову по асфальту в слепую собирал. Макар с Серёжей смеются, идя следом. Антон заходит в кухню и обнаруживает там Диму, Тамби и Рустама, попивающих чаи. — Нашлась пропажа. — восклицает Дима, хлопая Шаста по спине, когда тот проходит мимо. Объяснить ребятам спонтанное желание прогуляться, получилось не сразу, но они всё же поверили в то, что Антон просто захотел пройтись по местам, где когда-то гулял с матерью. Да, сочинять не внушающие доверия легенды — это основной талант парня. Как бы не было прискорбно осознавать, что приходится врать людям, которые весь вечер переживали за него. Участвовать в дальнейшем разговоре не давал образовавшийся внезапно ком в горле. Никто особенно не заметил этого, списав молчание со стороны парня, наверное, на усталость. Лишь Матвиенко изредка покачивал головой, смотря на Антона, будто что-то знал. Шаст не подавал признаков паники, тревоги или смятения, но чувствовал, что Серёжа понимает — что-то не так. Он именно такой человек. Матвиеныч видит всех насквозь. Он знает Графа давно, он прошёл с ним много, Антон помнит это из их диалога на кухне тогда. Он знает, что Серёга сканирует всех, кто становится Графу чуть важнее остальных. А уж то, что глава банды выделяет Антона, не заметит только слепой. «Только бы остальным до этого не было дела» — пронеслось в голове у парня, и он тут же вспомнил, что двое из команды уже в курсе. Кажется, всеобщего осведомления о том, что происходит между Графом и Антоном, не избежать. — Ну, чего? Надавали уже пиздюлей этому засранцу? — спрашивает Граф, заходя в кухню и облокачиваясь на столешницу. — Решили, что всё же казнить нельзя, помиловать. — улыбнулся Лёха, толкая Антона в плечо под общие смешки. Парень не обратил на это внимание, пытаясь скрыть виноватый взгляд, которым смотрел на Графа. Разошлись по комнатам ближе к двум ночи. Антон очень долго боролся с желанием подняться к Графу и уснуть в тёплых объятиях. Всё же переборол и уснул в своей постели, думая, что надо заканчивать с этим, как можно скорее, и сваливать отсюда как можно дальше.***
День «Х» наступил тогда, когда его совсем никто не ждал. Таких дней вообще никто никогда не ждёт, но такого никто не ждал особенно. Никто не подозревал, не боялся, не держал ухо востро. Особенно Граф. Граф не ждал выстрела в спину больше всех. Любовь затмила его разум, заставляла оправдывать любой странный поступок, любую задержку, любой приватный телефонный разговор. Он оправдывал все это, потому что Антон всегда возвращался к нему, всегда смотрел в глаза так, как не смотрел никто. Доверял сам и заставлял Графа верить себе. Граф видел в его глазах любовь, но всё время гадал, почему с этой любовью не считается счастье. Предосторожность заставила догадаться. Ударом под дых она сообщила о том, что в их семье есть предатель. Такую боль Граф испытал лишь однажды. Такую боль он похоронил глубоко в себе уже очень давно и пытался всячески себя уберечь от всего, что может вызвать её снова. Не получилось.***
— Доброе утро. — Антон улыбается, проводя носом за ухом ещё спящего Графа, целует в затылок. — Просыпайся, Арс, нам пора. Да, теперь сильный, загадочный Граф стал просто Арсом. Теперь они ночуют друг у друга по-очереди, Антон выходит на кухню рано утром в графских рубашках. Теперь они бесцеремонно целуют друг друга на глазах у всех, а после Шаст выходит на улицу и практически рыдает навзрыд, пока его никто не видит. Чувство вины не утихло спустя недели, не утихнет спустя месяцы и годы. Оно будет преследовать вечно, до самого конца, даже если ребята смогут его когда-нибудь простить. Граф мычит что-то невнятно, переворачивается и сгребает Антона в охапку, прижимая ближе. Парень вздыхает и позволяет себе прижаться и оставить лёгкий поцелуй где-то на арсовой ключице, а после начинает ворчать и пихаться. — Хватит уже, нам пора подниматься. — кажется, он скорее упадёт сам, чем спихнёт Арсения, но это уже мелочи. — Давайте сегодня как-нибудь без меня. — бурчит мужчина, всё-таки отпуская брыкающегося Антона и зажмуриваясь, когда тот, запутавшись в одеяле, таки наворачивается с кровати. — Жив? — Нет. — другого ответа ожидать не стоило. В Арсения на всех парах полетела подушка, а сверху на неё упало одеяло. — Когда-нибудь я придушу тебя во сне. — причитает Антон, но тут же осекается. Для Графа это не более чем туповатая шутка, но сам Антон понимает, что, учитывая все обстоятельства, ему так шутить лучше не стоит. Парень хватает полотенце со спинки стула и шлёпает в ванную, бросая на ходу: — У нас осталось двадцать минут! Щелчок двери и характерный шум воды, доносящийся из ванной, заставляет Графа всё же отлепить голову от подушки и сесть на кровати. Он сейчас ещё слишком сонный, чтобы сразу почувствовать что-то холодное и липкое под задницей, но когда жопа начинает чувствовать, что что-то не так, мужчина всё же вскакивает и чертыхается. Он сел прямо на тюбик со смазкой, добрая половина которого теперь красуется пятном на простыне антоновской кровати. — Антон! — кричит Граф, судорожно открывая и закрывая ящички прикроватной тумбочки. — У тебя есть влажные салфетки? — В рюкзаке посмотри! — доносится ответ сквозь шум воды и закрытую дверь. Мужчина кидается к рюкзаку и шарит по карманам. Липкая смесь уже начинает течь по ногам. Арсений перерыл уже весь рюкзак, вытряс всё борохло, салфеток нигде нет. Он уже понимает, что вряд ли найдёт их, но на фарт залезает в потайной карман со вставной железной пластинкой. Он знает, что там лежит лишь пистолет, но мало ли… всякое же бывает. Вдруг, Антон нечаянно положил салфетки туда? Внутри всё сжимается, когда рука нащупывает в кармашке не только пистолет. Граф достаёт старый, побитый жизнью сенсорный нокиа. Небольшой экранчик рассекают длинные трещены. Мужчина нажимает на кнопку включения. На экране блокировки высвечивается надпись, занимающая пол-экрана: «У вас 1 новое сообщение». Арсений готов поклясться, что не стал бы читать, даже мысли о чем-то нехорошем не возникло в его голове, если бы, обернувшись, он не увидел антоновский телефон, мирно лежавший на тумбочке. Конечно, возможно, что Антон завёл второй телефон на случай, если тот разрядится или просто, потому что хочет поддерживать связь со своими с другого номера (хотя, с кем это со своими), но в бизнесе, в котором они оба подвязаны и зависят друг от друга и от ребят, верность в коллективе не должна подвергаться сомнению. Граф не думает сейчас о том, что Антон изменяет ему или второй телефон как-то иначе связан с их отношениями. Нет, он думает только о том, что опасности может быть подвержен бизнес. Здесь нет личного пространства. Граф должен быть уверен, что Антон не имеет даже мысли о предательстве. Арсений нажимает на уведомление: «Введите пароль__________________» — Нашёл?! — доносится из ванной. Граф вздыхает и блокирует телефон. — Нет! — отвечает он, ища свои джинсы. — Подожди минутку, я сейчас выйду! — отвечает Антон, и Арсений слышит, как выключается вода. Он кладёт телефон в карман своих джинс, берёт туалетную бумагу, чтобы не изгадить всё пролитой смазкой. Антон выходит из душа, когда Граф, уже надевал рубашку. Джинсы с телефоном в заднем кармане уже были на нём. — Что случилось? — спрашивает парень, вытирая голову полотенцем. — Да, я на смазку сел, теперь вся простыня в этом. — отвечает Граф, откидывая одеяла и снимая простыню. — Бля, да, забей. — говорит Антон, выдыхая и натягивая толстовку. — Кинь её в стирку и не парься. Арсений пожимает плечами и делает, как сказал Антон. Шастун ещё не знает, что тайное уже через несколько часов станет явным. Он не знает, что соломинка его жизни скоро надломится ещё в одном месте.***
На кухне стоит характерный шум. Стук вилок и ложек по тарелкам, смех, шум воды, всякая будничная болтовня. Ребята ещё не знают, что среди них есть предатель. Они не знают, что происходит с предателями. Не знают, что вскоре в их коллектив придёт разлад, что один лишь человек вынудит их усомниться друг в друге. Этот день они будут помнить поминутно, он разделит их жизни на «до» и «после». Сейчас же, Оксана загружает посудомойку, Тамби с Ирой спорят на тему каких-то реакций, Лёха с Нурланом показывают Макару какое-то видео в ютубе, Серёжа воюет с кофемашиной, Дима пытается заварить чай сразу в шести кружках, понимая, что варить только на себя не канает, а Рустам ещё, кажется, спит. В общем, это утро ничем не отличается от сотен других с того момента, как в их доме поселился ещё один долговязый курьер, который практически сразу стал семьёй. — Гуд морнинг. — зевает Антон, проходя в кухню, вслед за ним входит и Граф, который лишь поднимает руку в приветственном жесте. — Гуд. — отвечает разношёрстный хор. — Кофе машина сегодня взяла отгул, так что как-нибудь без кофе сегодня. — сдаётся Серёжа, переставая мучать бедную машину. — А ты капсулы проверял? — спрашивает Антон, вливаясь в бой, на помощь Матвиенко, и вот, они уже вместе разбирают этот неразбераемый прибор. Граф раздаёт поручения, озвучивает планы на день, спорит с Димой по поводу закупки новых CD-карт, потому что, по словам Позова, этих уже не хватает, и поручает девочкам разобрать их «кладовую» на крыше и подготовить больше места для следующей партии товара. Собрание заканчивается сегодня в девять часов, и кухня пустеет. Все разбредаются по рабочим местам, курьеры выходят к туннелям, разбирая клиентов, Тамби с Димой уходят в компьютерную. — Антон, — окликает Граф, когда парень уже практически покидает дом, выходя к туннелям. — Можно тебя на пару слов? — Конечно. — Шастун хлопает Макара по плечу. — Жди меня у нашего сектора, я мигом. — бросает он и подходит к Графу. — Ты что-то хотел? Мужчина кладёт ладони ему на щёки и нежно целует, смакуя губы. Антон позволяет себе улыбку и отвечает на поцелуй. Он знает, что это будет стоить ему ещё нескольких часов самобичевания, но сейчас он даёт волю чувствам, как делает это последний месяц. Они отрываются друг от друга спустя секунд тридцать. Антон кладёт руки на чужие плечи, чувствует, как тёплые руки обвивают талию. — Напишешь мне, где у тебя последний клиент, я приеду за тобой. — говорит Граф, прижимаясь своим лбом к антоновскому. — Зачем? Я по туннелям гораздо быстрее доберусь. — хмурит брови Антон. Он сегодня должен передать сведения человеку своего отца, и поэтому не может допустить, чтобы Граф приехал за ним. — Я знаю. Но мне сегодня надо в клуб, хотелось бы, чтобы ты составил мне компанию. — Хорошо, я наберу тебе. — Антон касается носом чужого носа, а после оставляет кроткий поцелуй на губах и, выбравшись из объятий, бежит к железной двери. Граф вздыхает, провожает его взглядом, вертя в руке старую нокию. Он очень надеется не найти там ничего, что заставит его пойти на ужасные вещи. Надеется, что там не будет ничего такого, что заставит пистолет, холодящий всё время арсеньевскую кожу, направить дуло на своего. — Дим! — окликает мужчина, догоняя Позова и заходя с ним в компьютерную. — Ау? — оборачивается Димка, садясь за свой компьютер. — Слушай, а ты можешь старенькую нокию с блокировки снять? — Граф кладёт телефон на стол. Дима осматривает его, достаёт из маленького шкафчика под столом провод и подключает к компьютеру. — Попытка — не пытка, Граф Графыч. — он придвигается ближе и пробегается пальцами по клавиатуре. — Где ж вы такую допотопную штуку нашли? — Да так. — отмахивается мужчина, внимательно наблюдая за всплывающими на экране окнами. Неприятное, тянущее чувство в животе становится всё сильнее. Арсений готов молиться всем богам, чтобы всё было чисто. — Готово… — тянет Дима, отсоединяет провод и передаёт телефон Графу, выводя на экран шесть цифр пароля. Счёт идёт на секунды. Мужчина нажимает кнопку включения, тыкает на уведомление с новым сообщением и вводит пароль. «Принято» — гласит короткая смс-ка от неизвестного номера. Граф листает всю переписку. Пальцы предательски дрожат, пока глаза бегут по тексту, читая названия файлов, короткие перебросы информацией о местах встречи, фотоотчёты с секретными материалами, доступными только тем, кто может свободно пользоваться графским компьютером. — Нет… — срывается с губ, пальцы судорожно листают к началу переписки. +7-816… 09.01.22. 20:22 Жду информацию по поставкам этого месяца.Вы
09.01.22. 20:25
В 00:00 будет.
Граф просто не верит собственным глазам. Это тот самый день, когда они… — Нет… — уже шёпотом повторяет он. В голове складывается пазл, который долгое время очень не хотел складываться. Граф упорно не желал подозревать Антона в чём-либо, но теперь правда бьёт в лицо самым сильным образом. Злость наполняет каждую клеточку тела. Арсений не ожидал такого выстрела в спину. Антон любил его лишь наполовину. — Что там? — аккуратно спрашивает Дима. Всё это время они с Тамби смотрели на Графа, не отрываясь. Они бы сами заглянули в телефон, не спрашивая, но волнение сковало конечности. Лицо Графа говорило им очень многое. За время, что их команда существует в таком составе, они научились читать друг друга. Особенно Графа, который мог отдавать приказы одним лишь взглядом. А у мужчины перед глазами вспышки воспоминаний. Эту ночь он вспоминает часто. Она значила для него начало новой жизни. Перед глазами стоит мирно спящий парень. Вспышка, и по его щекам текут слёзы, которые сам Граф стирает большим пальцем, пытаясь разбудить. Он бы и сам сейчас заплакал, если бы гнев и чувство ответственности за ребят не давали ему поддаться эмоциям прямо сейчас. — Тамби, включи камеры везде по периметру всего дома, отслеживай всех, кто приближается. Отслеживай наших и не наших, фиксируй каждую птицу. Никого не впускай и не выпускай, кроме наших. Как только в поле зрения появится Антон, сразу напиши мне. — Ему угрожает опасность? — спрашивает Дима, тревога в его глазах растёт с каждым графским словом. — Он сам — опасность.***
Антон хватился телефона в шестом часу вечера, когда уже почти дошёл до места встречи с человеком отца. Он перекинул адрес на свой основной телефон и даже не вспоминал о маленькой нокие. Паника накрыла сразу, как только парень не нащупал мобильник в кармашке с пистолетом. Он просто не мог положить его в другое место, не мог оставить в комнате или в куртке. Не мог поступить так опрометчиво. Он скрывался и мучался этот месяц не для того, чтобы так глупо спалиться. Он просто не мог потерять бдительность. Или всё же?.. — Где тебя черти носили? — спрашивает тот самый Эмиль, который работает их с отцом личным курьером, принимая из рук Антона небольшую папку. — До тебя не дозвонишься. — Простите, этот телефон быстро садится. — оправдывается Шаст, поправляя лямку рюкзака. — Здесь всё? — игнорируя отмазку, спрашивает Эмиль и кивает на папку. — Да, всё, что вы просили. — Доступ к камере наблюдения за твоей Аней откроется через — он смотрит на часы. — пять минут. Иманов разворачивается и садится в чёрную иномарку, что тут же трогается с места. Антон уже давно перекинул приложение с камерами на свой основной телефон, на всякий случай. Он запускает приложение и закуривает. Плохое предчувствие не даёт покоя, и парню хочется броситься домой со всех ног, найти телефон и убедиться, что всё хорошо. Но сейчас нельзя, надо дождаться доступа к камере, который даётся на пару минут и убедиться, что всё хорошо. За пять минут ожидания Антон успевает настрочить Графу сообщение на пейджер: Shast 18:20 Жду тебя на Комсомольской, возле метро: * Парень открывает камеры видеонаблюдения. Доступ открыт. Он видит Аню, спокойно сидящую за своим столом на работе. Она что-то печатает на компьютере. В её густых рыжих волосах засел карандаш, на рукаве блузки маленькое пятнышко от утреннего кофе. Антон улыбается, видя её сосредоточенное лицо. Аня жива, с ней всё хорошо. Значит, Антон не проебался, значит, всё сделал правильно. Чувство вины ненадолго отпускает. Голова наполняется грёзами об их с Аней встрече. Да, он до сих пор надеется, что сможет увидеть её, обнять и сказать, как же сильно он виноват и как раскаивается перед ней. «Доступ закрыт» — высвечивается на экране. В кармане пищит пейджер.Graf
18:25
Планы изменились. Иди домой и поднимайся ко мне.
Это немного напрягает. Антон сразу чувствует, но не хочет делать поспешных выводов. Он выкидывает сигарету и облокачивается на ближайшую стену. Снега нет, хоть всё ещё холодновато, но Шастун сейчас этого не замечает. Shast 18:26 Что-то случилось?..Graf
18:26
Всё хорошо, просто иди домой.
Предчувствие чего-то нехорошего усиливается. Антон отталкивается от стены, убирает пейджер в карман и направляется ко входу в туннели.***
Дома подозрительно тихо. Нет ни шума из кухни, не коротких переговоров. Не слышно звуков даже из прожекторной. Просмотр фильма оправдал бы тишину в доме. Но нет. Ничего подобного. Двери в компьютерную и лабораторию были запреты. Никого. К горлу подкатил ком. Что-то точно произошло. К сожалению, Антон не хочет верить в свои гипотезы. Он, конечно, понимает, что отрицать самый логичный вариант — глупо, но, если предположения окажутся верны, то это последние минуты жизни Антона Шастуна. Парень сбрасывает обувь с ног и бежит к себе, надеясь, что найдёт нокию, лежащей на тумбочке. Он так сильно надеется, что никто не нашёл мобильник, что готов молиться всем богам, лишь бы это было правдой. Антон забегает к себе в комнату, бросаясь к тумбочке, потом к полкам. Он перерывает всё, заглядывает под кровать, в шкаф, выгребает шкафчики с бельём, сметает весь хлам со стола, заглядывает в ванную, в туалет. Телефона нет нигде. Парень садится на краешек кровати, обхватывая голову руками. — Нет, нет, нет… — судорожно шепчет он, пытаясь вспомнить, куда мог деть этот чёртов телефон. Он прокручивает свой день с самого начала, анализирует каждое слово, движение, каждый взгляд. Осознание приходит не сразу. — Арс… — сердце пропускает удар, конечности становятся ватными, в ушах звенит. — Нет… Антон не может поверить. Это просто не может быть правдой. Перед глазами всё плывёт. Пейджер вибрирует в кармане. Трясущемися руками парень достаёт его из кармана. Дышать он перестаёт вообще.Graf
18:56
Я знаю, что ты дома. Поднимись в мой кабинет.
Антон не отвечает, он знает, что не выйдет оттуда живым. Знает, что Граф уже в курсе всего, что нашёл эту долбанную нокию. Антон понимает, как сильно виноват, но резкое желание жить заставляет помедлить. Шаст знает, что идти всё равно придётся. Он понимает, что ни одно слово о любви не помешает Графу пустить ему пулю в спину. И Граф определённо точно будет прав. Антон это осознаёт. Его пугает то, что он не завершил работу и, что Ане снова будет грозить опасность. Он понимает, что Граф… что Арсений никогда не простит. Антон снова проебал всё, что у него было. Но теперь это неважно, теперь Антон никому не испортит жизнь, теперь он никого не подставит, никто не пострадает по его вине. Никому больше не придётся любить его. На ватных ногах парень плетётся на третий этаж. Он хочет посмотреть Графу в глаза в последний раз. Извиниться за своё предательство, хотя бы одним взглядом. Сказать, что любит. Это единственное, что будет правдой. Он не может сказать, что жалеет о своём поступке. Он спасал родного, слишком близкого и дорогого человека. Он не может сказать, что жалеет об этом. Но он может сказать, что любит. Любит по-настояшему. Так, как не любил, пожалуй, никого. Оправдать и доказать свою любовь он не смог. В глазах Графа он теперь предатель. Рука немного подрагивает, когда парень стучит в дверь и слышит до боли резкое и хриплое «войди». Антон еле сдерживает слёзы, когда нажимает на ручку и входит в кабинет. Граф стоит за своим столом. На деревянной поверхности ничего нет, кроме чёрной сенсорной нокии и пистолета. Парень закрывает за собой дверь и смотрит Арсению в глаза. Они всё такие же синие, но сквозят пустотой. В них ничего. Ни разочарования, ни гнева, ни слёз. Арсений также смотрит в упор. Его снова невозможно прочесть. Он скрыл всё за маской, как делал это раньше. Теперь он полностью хладнокровен. — Здравствуй, — говорит Граф, вздыхая и отталкиваясь руками от стола, на который опирался. — ты уже, верно, понял, что я нашёл твой телефон? Антон сглатывает. — Да. — голос его не дрогнул, он смотрел прямо, стараясь не отводить виноватого взгляда. Он не считает себя виноватым и должен выглядеть соответствующе. — Знаешь, — Арсений взял со стола пистолет, вертит его в руках. — я, когда телефон нашёл, сначала взревновал жутко… Идиот. Думал, что нашёл ты кого-то на стороне. — он, конечно, врёт. Ничего подобного. Он был уверен в Антоне до последних секунд. — Потом начал тебя оправдывать, мол, мало ли что. Вы же все право на личную жизнь имеете. На секреты там всякие. — он открывает ящечек стола и достаёт оттуда полный потрон магазин. — Я хотел было отложить этот несчастный мобильник, но потом… что-то побудило меня взять его. Представляешь, какой из меня ужасный парень! — «Самый лучший» — проносится в голове у Шастуна. Граф усмехается и заряжает пистолет. — Я был бы очень зол, если бы нашёл там любовную переписку. По крайней мере, я так думал. Любовной переписки я там не нашёл. Но ты, ведь, и сам это знаешь. — дуло смотрит прямо на Антона. Внутри у парня все сжимается. Сердце бьётся в ушах. Делает свои последние удары. — То, что я нашёл было гораздо хуже любовной переписки. Ты не меня предал. Ты умудрился предать нас всех. С помощью одного телефона. Гениально, Шастун! Я апплодирую стоя. — снова смешок, и пистолет плотнее сидит в руке. В руке, которая гладила по щеке, которая исследовала тело, касалась самых чувствительных мест, доводила до исступления. Рука, которая кормила, теперь держит пистолет. — У меня один лишь вопрос. За что? Антон молчит несколько секунд. Он, кажется, забыл, где находится. Он, кажется, не понимает, что происходит. Он не знает ответа на вопрос. — Я должен был. — отвечает Шастун. Ни нотки сомнения в голосе. Антон всё ещё не считает себя неправым. Внутри всё каменеет. — Ах… Ну, конечно. — Арсений чуть опускает пистолет, чтобы посмотреть в глаза парня. — Получается, мы оба должны. Мой долг убить тебя. — Стреляй. — адреналин зашкаливал в крови. Сейчас уже бояться нет смысла. Сейчас надо сделать всё, чтобы Графу было легче его убить. — Я всего лишь бездомная шавка, которую ты презрел. Я потребитель. Предатель. Ты же был со мной лишь из жалости, я знаю это. Я тебе не нужен. — Антон подходит ближе. Дуло пистолета касается его шеи. Рука Арсения всё ещё не дрожит. Пистолет не двигается с места. — Ты не любил меня. А впрочем, и не должен был. — он так не думает. Нет. Он знает, что это неправда. Арсений единственный, кто подарил ему любовь. Но сейчас об этом говорить нельзя, иначе Граф не сможет сделать то, что должен. Мужчина не отвечает. Он лишь снимает оружие с предохранителя. Антон на миг прикрывает глаза и вдыхает полной грудью. Он проходит по комнате и снова поворачивается лицом к Арсению. — Мы лишь играли роли. Моя сыграна. Теперь твоя очередь. Стреляй. — Шастун смотрит в самое дуло пистолета. Он ни с кем не попрощался, не сказал такое необъяснимое «прости», он не сказал ребятам, как сильно их любит. Не сказал правду. Даже сейчас он врёт любимому человеку. Врёт единственному, кто верил до последнего. Единственному, кого любил так, как никого до этого. Тому, кем пожертвовал ради… а, в прочем, уже не имеет значения. — Стреляй же! Выстрел отдаётся эхом в ушах и болью где-то в районе живота. В глазах темнеет. Антон бьётся головой об пол. Он больше не чувствует страха, вины, обиды, злости. Ничего. Перед глазами лишь чёрное пятно. Гигантское, закрывающее собой всё живое. Антракт. Занавес.