Кровь и шелк

      Он так и знал, что этим всё закончится! После прилива бодрости Дана слегла и больше сама уже не вставала. В короткие периоды без сна или боли она едва открывала глаза, но продолжала лежать вялой, слабой и выглядела совсем больной. Давид снова не отходил от её постели, хоть девушка и не всегда узнавала его, чаще просто смотрела затуманенным взглядом в темноту. Не реагировала на него, не просила есть, не плакала и не злилась. Только лежала: тихая и обессиленная.       — Котик, ну что ты? Как ты себя чувствуешь? — Давид заглядывал ей в лицо, пытаясь поймать взгляд, но Дана тут же закрывала глаза. — Хочешь чего-нибудь? Может, ты голодная? Или тебе открыть окно?       Девушка никак не реагировала, и Давид делал всё так, будто это просто очередная его пациентка, но то и дело заглядывал за полог. Дышит ли? Она почти не шевелилась, так что не было слышно даже шуршания шёлка. Она почти ничего не ела, и Давид решил пока перевести её только на свою кровь, не замечая, что и сам стремительно теряет силы. Всё это было не важно, лишь бы она только выжила!       Прошло уже пять дней с той страстной ночи, но Давид не переставал себя корить. Если бы он тогда не сорвался, если бы он смог сдержаться… Более того, он ещё и напугал её, и в первые дни Дана едва слышно, но так жалобно к нему обращалась, будто боялась прогневить его. Глупенькая! Он простил бы ей всё, лишь бы она хоть как-то реагировала, лишь бы снова улыбалась!       Внешне она почти не изменилась: не похудела, кожа оставалась такой же упругой, вот только Дана то краснела, то бледнела, то металась в горячке, то её пробивала дрожь. Судороги больше не мучали её, Дана даже не говорила, что именно у неё болит. Просто лежала измученная и обессиленная. Сейчас уже не было ярко выраженных периодов в её превращении: казалось, что теперь ей плохо всегда, даже во сне. Но зато она и не кричала от боли, лишь потихоньку угасала.       Давид перестал выходить из комнаты, и это не осталось незамеченным. Первым понял, что что-то идёт не так, именно Яр. Он вертелся вокруг комнаты даже вне своей смены, подслушивал под окнами, как бы невзначай выпытывал у братьев, как прошли их дежурства. И почти сразу же обо всём догадался. Его надежды подтвердились: эта девчонка оказалась слишком слабой! Чего и следовало ожидать от подобрыша из подворотни. Ничего, ещё несколько дней — и Давид освободится от этой ноши.       Ярослав улыбнулся. Соблазнительная мысль о том, что он сможет заполнить пустоту в сердце Отца после смерти этой девчонки, разогрела его кровь. Он ведь, несомненно, лучше её. Кстати, Яр так и не увидел её, может, она стала красивой? Он не особо любил женщин, но вампирши всегда привлекали его взгляд. Что-то такое невыносимо притягательное было в них, будто они были созданы только для того, чтобы быть украшением этого мира. Стоило-таки взглянуть на неё, пока она ещё жива, пока ещё есть чем полюбоваться.       — Есть какие-то новости? — спросил он, появляясь в уже до боли знакомом коридоре. Сегодня снова дежурил Эд. Неутомимый Эд. Как всегда выслуживался!       — Никаких. Тишина.       Эд говорил всё так же лениво и тихо, едва раскрывая рот. Он уже начинал уставать, но не мог надолго покидать пост — только ему Отец позволял входить в комнату.       — Кровь не надо?       — Разве что мне? — фыркнул Эд, устало откидывая голову на стену. — Отец не ел уже сутки. Да и она тоже.       Это звучало тревожно. Да, у вампиров не было потребности в ежедневном употреблении крови, но, пока идёт превращение, Отец должен поддерживать силы. Что же там происходит?       Яр бродил по коридору, неслышно ступая и почти не меняя позы. Как заведённый, он машинально делал пять шагов в одну сторону, потом разворачивался, снова делал пять шагов и снова, и так бесконечно. Он выжидал подходящее время. Пусть Отец и считает его пылким, несдержанным, склонным к необдуманным поступкам, но охотился он отменно. Выслеживал жертву, ждал удачного момента для нападения и никогда не промахивался. Не промахнётся он и теперь. Нужно только немного подождать.       — Котёнок, ну как ты?       Давид лежал рядом, он уже давно не отстранялся от неё даже в постели, старался обнимать и утешать её, успокаивать. И сейчас в его голосе было столько ласки, столько тревоги, которую он тщетно пытался скрыть, и столько заботы!       — А…А… Отец! — она даже не сразу смогла позвать его, хоть он и так всегда был рядом. Дана не открывала глаз, только ткнулась головой ему в грудь, как слепой котёнок.       — Я тут, я тут, моя маленькая, я никуда не уйду. Что такое?       Давид прижал её к груди, осторожно, бережно, боясь причинить ей лишнюю боль. Дана замерла: в объятиях Отца ей было спокойнее, но от боли это не спасало.       — Что болит, малыш? Что у тебя болит?       Дана едва слышно всхлипнула:       — Всё…       — Всё? — Давид не особо понимал, как такое может быть, ведь превращение должно идти по определённой схеме. — Как ты?       — Я не смогу… — Давиду пришлось наклониться к ней, чтобы разобрать слова в её тяжёлом, свистящем дыхании.       — Как это не сможешь? Ты такая сильная! Ты уже столько всего выдержала! Ты сможешь!       Кого в тот момент убеждал Давид? Дану или себя? Она сильная, это он знал точно. Слабая бы умерла в той подворотне ещё до того, как он почуял её кровь, а она была в сознании, даже когда он пришёл. Но превращение шло совсем не так, как он ожидал, и это пугало.       — Я слабая. Я подвела Вас…       Он не сразу понял, что Дана плачет: она даже не всхлипывала, только слезинки текли по лицу, и Давид принялся их вытирать.       — Ну что ты, моя любимая! Мы с тобой сможем пройти через это. Я с тобой.       Её взгляд снова затуманился, Дана ненадолго затихла, и Давиду пришлось отстраниться, чтобы взглянуть на неё. На её уже таком точёном, аристократичном лице теперь была гримаса страха и боли. Она умирает! Его маленькая, его единственная дочь умирает!       Давид ещё раз прижал её к груди и поцеловал в макушку. Может, дело в его крови? В той крови, что он ввёл ей в вену? Он никогда такого не делал! Насколько он знал, никто из вампиров его ранга на такое не решался. Вампиры уровня Яра могли бы себе такое позволить, потому что их «дети» действительно слишком слабые, чтобы быть полноценными вампирами. Тогда переливание крови шло на пользу. Но Дана… Дана должна была стать только сильнее от этого!       Он не помнил, каким было превращение его братьев, отчасти потому, что был одним из младших. После него у его Отца было ещё два сына и одна дочь. Вот эта дочь устроила им неприятности! Давид косо посмотрел на Дану, чувствуя некую схожесть ситуации. Эта история была неприятной, и Давид многие столетия не вспоминал о ней, но сейчас… Может, он сможет найти подсказку?       Его Отец был по своей натуре нелюдим, именно поэтому он рано отделился от семьи и отправился на поиски своих собственных детей. Он предпочитал жить в отдалённых лесах на Балканах, избегал людей, изредка совершал вылазки на охоту, и поэтому среди местных слыл ночным монстром. Но всё же жить в одиночестве не мог даже он, поэтому начал похищать молодых людей из ближайших селений. Сначала просто держал их в плену, наслаждаясь коротким общением с обычными людьми, но скоро обращал их, и они больше никогда не возвращались к прежней жизни. Всё, что они знали, было вложено в них Отцом, и они не понимали, как без него существовать. Годы шли, дети взрослели, учились самостоятельности, но всё равно держались семьи. Семья — это святое. Этот девиз Давид пронёс сквозь века и старался привить всем своим детям.       Так и было, пока не появилась она. Отец любил девушек, но никогда не доверял им настолько, чтобы обратить и оставить с собой навечно. Но только одна покорила его. Давид помнил, что она пришла к ним сама, никто её не похищал. Она была знахаркой в одном из селений, дикой, дерзкой, самоуверенной настолько, чтобы заявиться в логово к вампирам. И Отец оценил её порыв: она не просила её обратить, но было очевидно, что так просто она не уйдёт. Либо смерть, либо новая жизнь. И Отец одарил её. Он был в восторге от её напора, от её характера.       Вот только своим появлением она внесла беспокойство в размеренную жизнь их семьи. Развратная и страстная — она покорила Отца, стала не просто его дочерью, а женой. И взялась руководить его детьми. Именно тогда Давид понял, что следует быть предельно внимательным, если хочешь выжить, даже в кругу семьи. Самый младший сын, Петер, был ярким примером того, что происходит, когда хоть один член семьи настроен против. Петер был изящным, красивым юношей, очень сообразительным, но слаб телом. Даже Дана сейчас казалась Давиду сильнее, чем Петер тогда. Сестра сразу же воспротивилась появлению новых «детей» и даже не пыталась скрывать это. Во время превращения Петеру требовалось внимание, но вместо Отца возле него безвылазно сидел Давид — тогда ещё совсем молодой и неопытный. Именно после этого случая он решил изучать вампиров и помогать им в их превращении, до этого никто не интересовался закономерностями этого процесса.       Всё закончилось сравнительно хорошо: после долгого, утомительного, вялотекущего превращения, почти как у Даны сейчас, Петер всё-таки пришёл в себя, оживился, встал с постели и казался уже совершенно здоровым. Вот только сестра не оценила этого. Она ждала, когда наступит следующий критический момент — когда у Петера начнут резаться клыки. Ждала не просто так: она отвлекла Отца привычным способом, а Петер снова остался на попечении Давида. И его крови не хватало, чтобы спасти брата. Совсем больного, ослабленного, его надо было убить. И никто не посмел сделать этого, кроме их сестры, конечно же. Ревнивицы и собственницы. Почти такой же, как и его младший сын Яр.       — Папа… Папочка… — Дана полуспала, полубредила, и Давид не сразу понял, что она его зовёт. Она продолжает играть или действительно считает его сейчас своим отцом?       — Я тут, моя маленькая, моя хорошая.       Дана вдруг широко распахнула глаза, но будто и не увидела его. Только продолжала жалобно звать и цепляться ногтиками за его плечо.       — Что такое? Тебе плохо?       Она его не слышала, твердила своё, возможно, и сама не понимая, что говорит это вслух.       — Не бросай меня!.. Мне так страшно… Плохо. Я умираю?       — Ну что ты! Ты не умираешь! Я с тобой, я здесь, я никогда тебя не брошу.       Как его Отец поступил с Петером. Он не только не отойдёт от неё ни на шаг, но и не допустит, чтобы кто-то ей навредил. Впервые он подумал, что его собственные дети могут быть для неё угрозой! Если она не будет достаточно сильной, они могут просто убить её. И съесть, как это случилось в итоге и с его сестрой, когда лопнуло терпение и братьев, и Отца. Времена тогда были жестокими, сейчас бы никто не посмел так поступить. Но всё же… Его малышка была в опасности. И срочно надо было что-то предпринять.       Если долго ждать, то обязательно дождёшься. Эд, и так уже потерявший бдительность от бесконечных дежурств, куда-то отлучился. Ярослав мельком увидел, что его позвал второй сын, но сделал это как-то подозрительно незаметно, будто они оба что-то задумали. За ними стоит проследить. Но это потом, а сейчас…       Ярослав метнулся в соседнюю комнату, где заранее спрятал чашу с кровью. Это будет отличным предлогом, чтобы войти в спальню. И всё-таки перед массивной дубовой дверью он замер на несколько секунд — входить вот так без приглашения было страшно, но Отец давно не ел, он ослаб, нужно о нём позаботиться. Да, всё так и есть.       Он даже не постучал, вдруг Отец спит, тогда он просто оставит чашу на столике или на комоде. Или прямо на тумбочке возле кровати, как можно ближе к девчонке. Привычка таиться сыграла с ним злую шутку: он даже не заметил, насколько бесшумно открыл и закрыл дверь, как крался к кровати в привычной темноте. Несмотря на ночь, шторы были плотно закрыты, как и во все прошлые дни, так что в комнате только мягко горел огонь в камине и мерцали с десяток свечей. Ярослав шёл, чувствуя, как каждый шаг отдаётся гулким ударом сердца. И всё-таки он слышал шёпот, едва отличимый от простого дыхания. Девушка жалобно поскуливала, будто больной щенок, и Яр не сдержал улыбку. Ему до безумия хотелось увидеть её умирающей, и это желание заглушило инстинкт самосохранения. И он сделал непозволительное — дёрнул плотную ткань полога без разрешения и без спроса.       Яр увидел её только мельком — секундная картинка, которая отпечаталась в его памяти. Красный шёлк, тёмные волосы, белая кожа плеч. Девушка громко вздохнула, даже не вскрикнула от испуга и отвернулась в плечо к Отцу. Отец. Ярослав совсем забыл о нём, и то, что произошло дальше, напугало его едва не до смерти.       Белая громада сильного тела на алом шёлке повернулась к нему, но не это повергло его в ужас. А алые зрачки, вспыхнувшие в интимном полумраке спальни, и безумный голодный оскал хищника. Ещё некогда сладострастный рот теперь стал похож на пасть медведя или тигра, вот только клыки его были тоньше, острее и опаснее. Он мог как осторожно проколоть жертву, так и разорвать её на куски. И сейчас явно был настроен на второе.       Хищного зверя потревожили, и он стал в защитную позу. Ничего удивительного. Вот только Яр никак не ожидал такой реакции, он побледнел, отшатнулся, едва не вылил на себя кровь, но попытался оправдаться:       — Отец, я…       Он даже не успел договорить, «я» закончил выдыхать уже в полёте спиной в комод — Отец отшвырнул его, не касаясь, одним только взглядом. Чаша со стуком упала, звонко покатилась по тёмному паркету, заливая всё вокруг кровью. Яр вскочил и одним прыжком вылетел из комнаты до того, как закончился грозный рык Отца. Из спальни ещё слышались жалобные всхлипы испуганной девчонки, но Яр их уже не различал за безумным биением сердца. Что он натворил?!       — Совсем дурак, да? — насмешливо уточнил Николас — тот самый второй сын, который только что увёл Эда из коридора.       — Иди ты… — рыкнул Яр, осматриваясь. Футболка всё же была залита кровью, хорошо, что не его.       — Ну уж нет! — захохотал брат, уводя его от двери, за которой снова воцарилась тишина. — Ты совсем уже, ворваться вот так в логово зверя? Как ты жив остался?       — В логово зверя? — ошарашенно переспросил Яр. Перед глазами всё ещё стояла эта жуткая картина красных глаз и острых клыков. Он никогда не видел Отца таким!       — Да. А ты как думал? Он же бережёт своего ребёнка. Залезь к матери-медведице в берлогу и попытайся выжить.       Николас откровенно смеялся, и Яр понял, что невольно краснеет: и от стыда, и от ярости. Николас издевался над ним! Но пусть лучше будет он, чем надменный Эд. Второй сын был натурой творческой с лёгким весёлым нравом, и с ним всегда было приятно общаться.       — Но я его сын тоже! — яростно выдохнул Ярослав, но тут же замолчал — в коридоре появился Эд, целенаправленно идущий в спальню. Значит, Отец позвал его.       — Пойдём, тебе надо переодеться, — Николас схватил его за руку и потащил в одну из комнат. — Сколько у тебя детей?       — Один.       Николас хмыкнул:       — Тогда понятно, почему ты сунулся к ним. Мой тебе совет: не заводи больше детей. Так больно их терять! Наш Отец — счастливчик! Он не потерял ни одного из своих детей! А вот мне уже пришлось это пережить… — Николас машинально запустил руку в чёрные кудри, будто придерживая голову. — Да. Это тяжело. И Отец сейчас очень переживает, что его дочь умрёт. Он тебя ещё и накажет за то, что ты её напугал.       Ярослав помолчал, ему требовалось время, чтобы потушить ярость в груди, чтобы не выдать себя. И всё же он сделал вид, что переживает:       — Она действительно может умереть? — Николас его вопрос проигнорировал, только чуть приподнял бровь. — Да ладно тебе! Отец уже пять суток не выходит из комнаты! Это же плохой знак!       Николаса он не проведёт, это ясно. Но даже то, как он ловко игнорировал его вопросы, уже о многом говорило.       — Яр, мой тебе совет. Уходи из дома прямо сейчас и не появляйся, пока Отец сам тебя не позовёт. После этого дурацкого поступка — ты в опале.       — Из-за чего? Я только зашёл к ним без спроса! — он вдруг вспылил как мальчишка. Это было несправедливо! Умом он понимал, что оплошал, что его теперь ждёт наказание, но не мог с этим смириться. За что? Почему Отец так её опекает?!       Новая волна ревности захватила его, и Ярослав, не в силах с ней справиться, буквально выскочил на балкон, грациозно спрыгнул и скрылся в ночном саду. Ему надо было остыть! Но эта картина, как какая-то девчонка лежит в объятиях его Отца… прижатая к его обнажённой груди! Это было невыносимо! Пусть она умрёт, пусть даже Отцу будет больно, но она никогда не станет частью их семьи! Никогда! Он этого не допустит!       Николас вернулся к спальне лёгким прогулочным шагом. Не хватало только трости, которой он привычно поигрывал при ходьбе, но сейчас ему пришлось от многого отказаться. Даже сменить привычный изящный костюм на джинсы и фланелевую рубашку. В последние дни у него было много хлопот.       Эд был в спальне — Отец мог позвать его телепатически — но не закрыл за собой дверь, и Николас остановился на пороге, не решаясь войти. Следовало сначала оценить ситуацию.       Полог снова был плотно закрыт, но окна распахнуты, и комната быстро наполнялась запахами и звуками осенней дождливой ночи. Давид был только в трусах, и его массивная фигура угрожающе белела в полумраке. Он устало опирался на спинку кресла у камина, и в отблесках огня его лицо казалось ещё более изнурённым и постаревшим.       Николас пришёл как раз вовремя — Эд только начал разговор.       — Отец, Вы в праве злиться, но мы кое-что организовали. Это потребует от Вас буквально несколько минут, но может помочь.       Давид поднял густую широкую бровь, и по высокому лбу пробежали морщинки. Своим старшим он доверял настолько, что мог бы оставить и Эда, и Николаса дежурить у постели Даны.       Эд произнёс всего два слова, машинально наклонившись и понизив голос, чтобы девчонка ничего не услышала.       — Жертвенная кровь.       Эти слова подействовали: Давид выпрямился и наклонил голову в приятном изумлении.       — Кто?       — Молодая мать и… — Эд покосился на кровать и деликатно умолк.       — Где?       — Седьмая комната в подвале. Буквально три минуты Вашего времени.       Эд был до невыносимости учтив: в этот момент английский лорд больше походил дворецкого. И у него были на это причины: только что Давид, едва успокоив испугавшуюся вторжением Яра Дану, приказал изгнать своего младшего сына и ни в коем случае не впускать в дом без его позволения.       — Я сейчас, — Давид уже отходил от камина к креслу, когда, не поворачиваясь, сказал: — Николас, можешь войти. Ты будешь мне полезен.       Давид наскоро одевался, то и дело бросая тревожные взгляды на полог. Дана не спала: он слышал её беспокойные движения, появление Яра её напугало, а реакция Давида на это — ещё больше. Хорошо, что он успел быстро уткнуть её лицом в своё плечо, чтобы она не видела, но она всё-таки слышала! Слышала его рык и до сих пор не могла успокоиться.       — Малыш, ты как? — Дана к нему не повернулась, только ещё сильнее уткнулась в подушку. — Я должен ненадолго тебя оставить, буквально на пару минут. Но ты не бойся, с тобой посидит твой старший брат. Николас, подойди. Котик, ты должна на него посмотреть — он принесёт тебе свежую кровь, и ты должна будешь всю её выпить.       Дана с трудом перевернулась и нехотя подняла голову. Ей так хотелось покоя! Этот день так её измучил, что даже знакомство с первым вампиром, кроме Давида, её не впечатлило. Молодой мужчина с аристократичными чертами лица и удивительно красивыми волосами смотрел на неё с такой неловкостью, будто увидел её голой, и это позабавило Дану. Девушка даже улыбнулась. Этот мужчина вампир? Он совершенно её не пугал.       — Это Николас. Мой второй сын. Он позаботится о тебе, — Дана едва кивнула, откинулась обратно на подушки, и Давид снова закрыл полог. Николасу он доверял.       Подвал в его доме был многофункциональным: там были и палаты, и комнаты для сдачи крови, и вот такие вот пыточные. Седьмая комната была пустоватой — там просто держали пленников, если была такая необходимость, и сейчас там стояли только железная кровать с тонким матрасом и несколько тяжёлых стульев.       И к одному из стульев была привязана молодая женщина. Давид не стал тратить время на ходьбу — просто телепортировался, и женщина вздрогнула и глухо закричала от неожиданности. Кляп глушил крик, но испуг в глазах был достаточно красноречивым.       — Как давно она тут?       — Меньше суток. Мы ничего не вводили ей, чтобы не испортить кровь. Только время от времени усыпляли магией, чтобы она не сильно уставала, — Эд всё так же лебезил и едва сдерживался, чтобы не рассыпаться в поклонах.       Давид обошёл пленницу, внимательно её осматривая. Молодая, до тридцати лет, выглядела она хорошо, свежо, здоровая кожа, роскошные волосы — на первый взгляд она казалась абсолютно здоровой.       — Это ведь не всё?       — Не всё. Привести сюда?       На этих словах женщина встрепенулась и задёргалась в верёвках, будто её било током. Её жалобный вой начал раздражать Давида.       — Да. Пусть она видит. Кровь будет сильнее, — Давид усмехнулся и холодно посмотрел на неё.       Самка будет до последнего защищать своего детёныша. Как и он. Пусть знает об этом. Поэтому Давид сел на стул напротив и попытался поймать её безумный взгляд.       — Смерть твоего ребёнка не будет бесполезной — моя дочь умирает. Твой ребёнок — ради моего ребёнка.       Женщина вскинула голову и посмотрела на него с такой ненавистью, будто пыталась прожечь взглядом.       — Признайся, если бы я сейчас предложил убить любого другого ребёнка, лишь бы твой остался в живых, ты бы согласилась не раздумывая?       Женщина оцепенела, но буквально на секунду, потому что дверь открылась, и Эд занёс маленького белокурого мальчика.       — Он просто спит, мы не хотели его пугать.       Давид встал ему навстречу и перехватил ребёнка — совсем маленького, лет пяти, но тоже здорового на вид, и сел уже на кровать. Женщина выла не переставая, билась, как безумная. Она всё понимала, но ничего не могла сделать. Даже рухнула вместе с тяжёлым стулом и теперь смотрела на происходящее снизу вверх. Давид удобно устроил ребёнка на коленях, и эта картина казалась бы даже милой, потому что его лицо в тот момент буквально лучилось заботой. Вот только думал он в этот момент о своей малышке. Стоило поторопиться!       Эд предупредительно вложил в руку Отца сосуд специальной формы, больше похожий на кувшин, чем на чашу. Артериальная кровь била сильно и неконтролируемо, и её не так легко было собрать. А ценной крови мальчишки будет так мало! Нельзя потерять ни капли. Поэтому в ход и пошёл этот искривлённый сосуд.       — Ему даже не будет больно, — пообещал Давид, приподнимая мальчика и наклоняясь к его тонкой шее. Сосуд уже был наготове, и Давид только быстро вонзил клыки и тут же их вытащил. Эта кровь не для него. Всё, до последней капельки должно достаться Дане! Вот только она никогда не узнает о том, что ради её спасения пришлось убить невинное дитя. Но эта кровь — лучшее, что он может ей дать.       Мать билась в истерике, рыдала, извивалась у его ног, но Давид даже не смотрел на неё — его интересовала только кровь. Когда поток крови ослаб, он отнял от шеи сосуд.       — Позаботься о мальчике — слей с него всю кровь! До последней капли! Николас! — Второй сын появился мгновенно и тут же потянулся за сосудом. Он уже знал, зачем он здесь. — Пусть выпьет хотя бы триста миллилитров за раз. А ты прекращай истерить — у тебя сердце остановится.       От его ледяного тона женщина замерла. Давид мгновенно изменился, последние признаки человеческого слетели, обнажая монстра. Он был голоден! Он и сам не знал, насколько он голоден! Насколько устал за эти дни. Пора позаботиться и о себе. Давид поднял женщину рывком, вместе со стулом, её голова нелепо мотнулась, и Давид перехватил её за шею.       — Уже ничего не изменить. Это твой единственный ребёнок? Тогда ты должна меня понять. Моя девочка тоже у меня одна.       С ней он долго не возился — быстро прикусил и пил долго, с наслаждением. Во взрослых намного больше крови, пей хоть упейся. Спиной он чувствовал нетерпеливый взгляд Эда, что ж, его старшие сыновья его порадовали и поэтому заслужили награды. Жертвенная кровь — самая мощная, она — сильнейший стимулятор, намного эффективнее любых наркотиков и без неприятных последствий.       Давид выпрямился, зажимая артерию пальцами, и немного отдышался. Надо будет оставить немного этой крови для Даны. Пока она ещё не имеет своих клыков, поэтому не может почувствовать этого пьянящего чувства, когда человеческая жизнь вытекает под твоими зубами прямо тебе в рот.       — Эд. Набери немного для Даны, на завтра. А остальное я оставляю вам. Вы очень мне помогли.       Старший сын мгновенно занял место Отца, перехватывая пальцами окровавленную шею. А Давиду стоило поспешить к своей малышке! Но прежде всё-таки вытереть кровь с лица — Дана что-то заподозрит и испугается. А ей пока рано знать, какой ценой им даётся сила и жизнь.       — Как у вас тут дела?       Его голос был бодрым, весёлым, таким молодым! Как и его шаги: впервые Давид не крался, как хищник, а шёл широким пружинистым шагом. И Дана с любопытством выглянула ему навстречу. Николас же мгновенно испарился, едва услышал голос Отца.       — Николас очень милый, — заметила Дана, делая крошечный глоток. Чашу она держала двумя руками и пила так осторожно, будто это был горячий чай.       — Тебе лучше?       Давид присел на самый краешек и не мог оторвать взгляд от Даны. Её глаза блестели и уже совсем не от лихорадки, а кожа снова стала приятно розовой, нормальной, здоровой. Его дочери уже намного лучше!       — Да. Спасибо. Я не очень хотела есть, но эта кровь оказалась очень вкусной. Не могу остановиться.       Она улыбалась после каждого слова! Смотрела таким лучистым взглядом, что Давид не удержался и быстро, будто мальчишка, поцеловал её в губы. Девушка засмущалась, чуть отстранилась от него, едва не разлив кровь, но всё равно лукаво взглянула из-под ресниц.       — Я так рад, что тебе лучше! Но тебе всё равно требуется отдых. Так что допивай и отправляйся спать.       Куда там спать! Его самого трясло от возбуждения! Жертвенная кровь вызывала самые тёмные, самые потаённые желания, и Давид изнемогал от безумной страсти. И Дана, осторожно пьющая по одному глотку, то и дело облизывающая губы, только ещё больше разжигала желание. С глухим рыком Давид встал и отошёл к открытому окну. Холод заполнял комнату и немного снимал это волнение. Эта девчонка — невыносимый соблазн! Как же он хотел её! И как боялся даже прикоснуться к ней!       — Пап, я уже всё, — от этого «пап» у него мурашки побежали по спине. Этот тонкий голосок, эта наивная интонация… Она снова с ним играет?       Она скользнула к нему уже почти бесшумно, обычный человек мог бы и не услышать её шагов. Приблизилась, потёрлась о плечо, прижалась, заглядывая ему в лицо.       — Ты не замёрзнешь? — Она отрицательно мотнула головой и снова потёрлась о Давида. — Дана, нам нужно поговорить.       Девушка посмотрела на него испуганно, и Давид поспешил смягчить тон.       — Я тебя люблю, и ты для меня как дочь, это правда. Ты можешь называть меня Отцом или Давидом. Но я тебе не папа. Будь осторожна, не заигрывайся, — снова испуганный взгляд, растерянный и виноватый, и Давид поспешил утешительно погладить её по волосам. — Ты же взрослая девочка, ты всё понимаешь, ведь так?       Дана кивнула, но губки надула. Он ведь сам начал эту игру, и она просто запуталась! И Давид понял свою оплошность, поэтому поспешил исправиться: широкой ладонью скользнул по шее, в густые волосы, чуть закинул ей голову, заглянул в глаза. Она снова смущалась, даже стыдливо прикрывала глаза — его взгляд был невыносимым!       — Тебе станет лучше, и мы продолжим воспитание. Ты же помнишь наш первый урок? — Девушка покраснела и попыталась опустить голову, но Давид поднял её лицо двумя руками. — Ты помнишь?       — Помню.       — Всё будет хорошо, доверься моему опыту.       Он поймал её колкий взгляд и догадался, что она приревновала. Да, зря он это сказал. Её теперь будут терзать жгучие ядовитые фантазии. Но, может, оно и к лучшему? Эту девчонку ещё укрощать и укрощать, а пока пора спать и набираться сил.       В этот самый момент в номере отеля, в самом сердце города, сходил с ума от ярости Ярослав, и Тим даже не решался подойти к нему.       — Что случилось? — робко спросил Тим, когда Яр только ворвался в номер, но до сих пор так и не получил ответ на вопрос.       Больше всего его пугало пятно крови на белой футболке, и Тим уже несколько раз взглядом проверил, нет ли на Ярославе ран. Но ничего не видел. Да и сложно было что-то разобрать, когда Яр носился по комнате кругами. Время от времени он что-то выкрикивал, проклиная девчонку и Отца, и по этому Тим понял, что всё очень плохо.       Вдруг он остановился и остро посмотрел на Тима:       — Знаешь, что? Он выгнал меня! Из-за неё! Из-за этой дряни, которую ты подобрал в какой-то подворотне!       Тим побледнел и испуганно сглотнул. Отступать ему было некуда, да он и не собирался. Он знал, что провинился тогда, знал, что Яр на него злится, но чтобы так… Он и так уже почти две недели не появлялся, пропадая в доме у Отца. И лучше бы не появлялся и сегодня! Тим никогда не видел Ярослава таким! Испуганным, вот каким, хоть Яр и маскировал страх яростью, но ужас от происходящего всё равно пробивался за маской негодования.       — Яр, послушай, — жалобно начал Тим, глядя на своего любовника широко распахнутыми глазами, снизу вверх, как он любил. — Ты — его любимчик, он простит тебя! Вот увидишь! Он сам тебя позовёт!       Он говорил и сам понимал, что делает только хуже. Даже он догадался, что у Давида появилась новая любимица. Что ж, этого стоило ожидать: каждый новый обращённый вампир становился особенным, потом надоедал, и родитель заводил нового. Так было с каждым, не только с Давидом. Такая участь когда-то постигнет и Тима, он это знал. Но вот Яр этого не ожидал.       — За что он её так любит? Скажи мне, Тим, за что ты выбрал её? Почему именно она? — Яр перехватил его за шею, запрокидывая голову и злобно выдыхая прямо в лицо. — Скажи мне!       Тим покорно смотрел ему в глаза. Что ему сказать? Яр не поймёт. Такие, как он, не поймут. Да и Давид не столько понимал, сколько чувствовал. Эта девчонка была сильной, действительно сильной личностью, весёлой и жизнерадостной, вот только что-то произошло в её жизни, что заставило скрываться, стараться быть неприметной. Что-то заставило её стать жертвой, почти что добровольно взять на себя эту роль. Вот только дай ей возможность, дай ей крылья или острые клыки, и она проявит себя, покажет во всей красе так, что даже такие как Яр застынут, разинув рты. Но как ему это объяснить? Он ведь и так уже это чувствует, иначе бы не сходил с ума от ревности и зависти.