Умение прощать

Выбраться с женской половины дворца, миновав любопытных служанок и настырных телохранительниц, переодеться в мужские одеяния, добыть коня из конюшни и сбежать до наступления рассвета стоило Амбхикумару немалых сил и изобретательности. Он сумел вздохнуть с облегчением, только отъехав на значительное расстояние от Паталипутры. Отсюда ему предстоял долгий путь к горе Рамбха. Следовало срочно придумать, у кого купить либо украсть лодку, достигнув реки. Конечно, было бы здорово взять с собой Чандрагупту. У бывшего воспитанника Лубдхака не возникло бы сложностей с незаметной кражей плавательного средства, однако Амбхикумар подозревал: если он попытается тайно увести возлюбленного у Дхана Нанда, сделав из него своего временного попутчика, смерти от руки самраджа по возвращении ему не миновать. А рисковать царевич Таксилы не желал. «Дэви Амбхика, — губы искривились горькой улыбкой, когда он взглянул на свою пышную грудь и перекинутую через плечо рыжую косу. — Вот глупая! Надо ж было так меня назвать, — Амбхикумар яростно ударил коня по бокам и ещё раз пощупал меч, свисающий с пояса. — Я приставлю лезвие к его горлу и потребую, чтобы превратил меня обратно. Никуда не денется, превратит!» И, решившись, царевич отправился в путь. *** Дорогу к хижине Амбхикумар почти не помнил. Однако возле берега ему попался благочестивый рыбак Бхаскар лет сорока с небольшим, который всего лишь за один поцелуй, проигнорировав плату монетами, согласился довезти страдающую дэви до вечноцветущих кустов. Через некоторое время Бхаскар подобрел ещё больше и обещал к вечеру вернуться и возвратить дэви обратно, а коня оставить возле своего жилища привязанным к изгороди, чтобы потом непременно в целости и сохранности отдать хозяйке. В течение всего пути Бхаскар, не в силах сдержать раджас, сладострастно пялился на округлые перси спутницы, прикрытые колеблемой ветром уттарьей. Правда, рыбак не позволял себе ничего лишнего, только пыхтя и отдуваясь, торопливо грёб против течения. До красных кустов они доплыли быстро. Бхаскар обозначил эти растения так: «Бхут их знает, что за дрянь, но выйти из лодки здесь можно». Когда Амбхикумар наладился ловко выскочить на берег, не расплатившись, Бхаскар не стал его упрекать. Просто поймал за талию, притянул к себе и страстно облобызал, безжалостно исколов бородой. Раньше такой поворот событий лишь порадовал бы царевича, страдавшего от нехватки внимания, но только не теперь. Несчастная Амбхика, отплевавшись, тщательно вытерла рот уттарьей и, всхлипывая, побрела в сторону торчащей на горизонте горы. Злость царевича ничуть не убавилась, наоборот, изрядно возросла, пока он упрямо карабкался вверх по острым камням, раня босые ноги. Кожаные сандалии потерялись где-то на середине восхождения. Время перевалило за полдень. Едва не теряя сознание от палящего солнца, взмокший Амбхикумар с ручьями пота, стекающими по лицу, умирая от жажды, наконец, на карачках вполз на вершину. Он едва не падал от усталости, но желание пустить в ход угрозы и меч, чтобы добиться цели, всё равно не исчезло. Он осторожно заглянул в хижину. В нос и горло немедленно ударило каким-то густым смрадом, и царевич закашлялся. Сквозь испарения, исходящие из центра хижины, тяжело было понять, что происходит. Приглядевшись, Амбхикумар увидел, как Ишвар Прасад, очертив вокруг себя круг, стоит, воздев руки вверх, и читает неизвестные мантры. Внутри круга горели многочисленные лампады. Курительницы источали приятный аромат, однако смрадный дух, распространявшийся из угла хижины, перебивал все благовония, воскуривавшиеся хозяином жилья. Неожиданно дым сгустился, из него сформировалась омерзительная рожа с клыками и красными глазами. Морда презрительно пялилась на Ишвара, читавшего мантры. — Чего надо? — вдруг нагло спросило существо, обращаясь к брамину. — Я, по-твоему, без дела торчу? Можно по любому поводу дёргать? — Заткнись и слушай, — холодно оборвал его Ишвар, и от властного голоса, которого никак невозможно было ожидать от старика, у Амбхикумара мурашки побежали по телу. — Опять твои подопечные рыщут по этим землям? — И что? — Пусть уходят. Иначе есть у меня средство одно для всех разом, и я его применю. — Кишка тонка, — не испугалась морда. — Всю Локу разрушишь. — Это вряд ли. Я предупредил, имей в виду. Ты знаешь, земли Бхараты под моей защитой. Здесь охотиться нельзя. Уговор был. — Да кто охотился? Разве я? — заюлила морда, подобострастно улыбаясь и демонстрируя частокол из острых зубов. — Кто — не знаю, но точно твои, — не меняя тона, продолжал Ишвар. — Брамина вот недавно в Гандхаре сожгли. За дело, но жаль, что до меня не довезли… Впрочем, я виноват, самраджу не сказал в прошлый раз про таких, как ты, а следовало. Исцелил бы я того брамина, да что теперь говорить! На перерождение пошёл и не на самое лучшее. Хочу знать, кто подчинил его в детстве, до моего появления здесь? — Балам, — довольно сообщила морда. — А я ни при чём. — Юношу по имени Чандра, который дважды сюда приходил, кто преследовал, когда его душа и тело болели? — Трое наших, ага, было дело! Парень сильный оказался, никого глубже кожи не впустил. Более того, сам Балама едва не выгнал из ачарьи своего. Но обошлось. Силёнок не хватило. Ведь он — не ты, — морда ухнула, скривив страшную гримасу и выставив напоказ клыки. — Ещё вопрос: самрадж Дхана Нанд кому надобен? — Да всем кому не лень! — захохотала рожа. — Лакомый кусок такой, обожрать бы со всех сторон. — Но не дотянуться, — умело парировал Ишвар. — Тех, кто поработил душу самраджа в детстве, оплетя страхами и гневом, Дхана Нанд изгнал, когда Чандрагупта к нему вернулся. То-то вы мешали их воссоединению! Знали, что так будет. Вместе они сильнее, чем по отдельности, это и есть любовь, которую вы всегда стремитесь разрушить. Особенно мне нравится ваша наглость, когда вы, приходя к людям, выдаёте себя за милосердных богов. Только ведёте себя потом совсем не милосердно. Хорошо, что многие уже научились видеть вас в истинном обличье. Вероятно, поэтому вы теперь предпочитаете оставаться невидимыми и пользоваться только голосом, либо являться в снах, а не приходить наяву в сиянии света, золотых одеяниях, но при этом пряча рога под кокошниками? Рожа с досадой скрипнула клыками. — Вон, — скомандовал Ишвар, взмахнув рукой. — И не забывай про предупреждение. Дым в хижине постепенно развеялся, и вместо смрадной вони быстро распространился свежий аромат трав и цветов. — А ты что тут делаешь? — не оборачиваясь, спросил Ишвар у едва живого Амбхикумара, вжавшегося в притолоку и боявшегося шагнуть внутрь. — Стоишь, того гляди в обморок свалишься. Заходи, — целитель наконец повернулся к своему гостю и приветливо улыбнулся. — Воды хочешь? Амбхикумар кивнул и жадно набросился на предложенный ковш с водой, выпив его до дна. — Говори, чего надобно? — ласково спросил Ишвар, и Амбхикумар снова поразился тому, что старик, беседовавший в начертанном круге со страшной рожей, и вот этот брамин, беседующий сейчас с ним — два абсолютно разных человека. — Вы меня не помните? — спросил царевич, растеряв всю свою решительность и передумав махать мечом перед носом у Ишвара. — Отчего ж не помнить? Помню. Отец твой и ты сам очень хотели, чтобы тело твоё соответствовало тому, какая ты внутри. Оно теперь соответствует. В чём трудность? — Я… хочу вернуть обратно прежний вид! — выпалил Амбхикумар. — Упрямая! — Ишвар хлопнул себя по коленям. — Сама посуди, что хорошего тебя ждёт в прежнем теле? Ты ж девица. Зачем тебе лингам? — Я вовсе не девица! — оскорбился Амбхикумар. — Девица-девица, — засмеялся Ишвар. — Хорошая притом. Настоящий воин, прекрасная наездница, чуткая сердцем, умом не обделённая. Немного капризная и эгоистичная, так амбхираджево воспитание дало свои горькие плоды! Гирлянды тебе, конечно, не нанизывать, детей не рожать, а вот воевать — самое то. Носи мужские одежды, коль нравится, езди верхом, сражайся. Разве там, где ты сейчас живёшь, тебе это делать запрещают? Амбхикумар задумался. Дурдхара таскала ему каждый день новые сари, накидки, туфли и украшения, но он ведь ни разу не пытался ей сказать, чтобы она перестала. Может, если попросить, она прекратит? Тем более, царевна заметно подобрела по отношению к нему после того, как он стал Амбхикой. И сама расцвела, словно ей общаться с ним теперь стало не в тягость, а в радость. — Вот видишь, — будто прочитав его мысли, промолвил Ишвар, — никто тебе и не мешает продолжать делать то, что по нраву, находясь в правильном теле. — Да какое ж оно правильное?! — снова возмутился Амбхикумар. — Вот это, например, зачем выросло? — он указал пальцем на грудь. — Про то, что у меня ниже пояса, вообще молчу! Я не привык к такому. — Могу пригласить помощника, — Ишвар указал кивком на круг, — и он тебя попробует во второй раз изменить, но это опасно. — Опять позовёте ту жуткую тварь с вот такими глазищами, похожими на тарелки? — испуганно сжался Амбхикумар. — Ты видела? — почему-то обрадовался Ишвар. — Моего помощника? — Ещё бы! — у царевича буквально зашевелились волосы на затылке от одного воспоминания об увиденном. — Кто это был вообще? Данав? Пишач? — Пусть будет данав, если говорить по-вашему, — миролюбиво усмехнулся старик. — Мне такой помощник не нравится, — резко ответил Амбхикумар. — Мне и самому — нет, — согласился с ним целитель. — Ужасное существо. — Зачем вы тогда с ним общаетесь? — Амбхикумар неопределённо махнул рукой в сторону круга с курительницами. — Я не общаюсь, — брови Ишвара сошлись над переносицей, — а управляю. И я вынужден поступать так. — Но почему этим заняты именно вы? — недоумевал царевич. — Кто-то должен делать грязную работу, — признался Ишвар. — Не я, так другой. Кто умеет, тот и делает. А этот данав таков, что если его периодически не призывать и не показывать свою власть над ним, он отбивается от рук. У него непременно должен быть хозяин. Если он решит, что нет никого, кто способен сладить с ним, то в вашей Локе страшный беспорядок будет, словами не описать. Надеюсь, я проживу достаточно, чтобы найти преемника и передать ему эту работу — контролировать целую орду данавов, вытесненную мной за грань и способную натворить неправедные дела, если им удастся однажды влезть обратно. — А какие дела они творят? — живо заинтересовался Амбхикумар. — Разные, — уклончиво ответил Ишвар, явно не желая распространяться на эту тему, но потом всё-таки разоткровенничался. — Вот, к примеру, живёт человек и думает: «Почему я не царь Магадхи? Я умный, способный, а на троне сидит другой, и он гораздо хуже меня». И тут же ма-ахонький голосок изнутри: «Да-да, ты достоин! Убей плохого царя. Только сам на трон не садись, чтоб узурпатором не назвали. Найди юного мальчика, чьим умом ты сможешь управлять, сделай его царём, а сам будешь управлять тем мальчиком. И вместе вы овладеете не только Магадхой, а ещё и другими государствами». И как только согласится человек с этим голосом, приняв его за свой — беда. Всё, что он дальше сделает, будет не его выбором, а поступками данава, сидящего в нём. Хуже того, каждый, кто последует за этим человеком, будет служить, сам не ведая, всё той же нечисти, и это будет продолжаться, пока данав из пленённой души не будет изгнан, либо пока не умрёт тот, кто носит его в себе. — Но ведь Триада защитит? — заметил Амбхикумар. — Кто поклоняется Махадэву или Нараяне, с теми ничего такого не случится? Ишвар подкинул ароматных трав в огонь. В жилище запахло чем-то горьковато-сладким. Некоторое время он молчал. Потом заговорил: — Я не знаю ничего про Триаду, ибо никого из них не встречал. Зато много раз собственными глазами видел тварей, желающих сожрать меня и других. А ещё мне известно, что, защищая вашу Локу, я могу рассчитывать лишь на себя. Хорошо, если есть помощь, я всегда помощникам благодарен, но если нет — я и один справлюсь. Пока я безупречен, следую пути и сам себя не позволяю жрать, данавы те против меня ничего не могут. Кроме знания этих вещей ничего не требуется, чтобы управлять ими. Даже Триаду выдумывать для собственного успокоения не надо. Но жить в такой абсолютной свободе и защищать себя, не перекладывая ответственность на богов, не многие могут, а потому непросто мне преемника найти. Или преемницу, — и старик внимательно посмотрел на сидящую рядом дэви с мечом на поясе и в мужских одеждах, а потом снова уткнул глаза в очаг, горящий в земляном полу. — Погодите, — Амбхикумар жестом остановил откровения Ишвара, — почему вы так странно сказали насчёт Триады? Справляться с данавами и асурами — это ведь их обязанность. И они точно существуют, потому что так сказано в писаниях! Ишвар с мягкой улыбкой посмотрел на царевича. Внезапно что-то дошло до Амбхикумара, и он упал ниц, сложив обе ладони над своей головой. — Вы Индрадэв? — Да какой из меня Индрадэв! — развеселился Ишвар. — Да, прежде я действительно носил другое имя, но я его оставил в предыдущем мире. Теперь меня зовут Ишваром. Если надумаешь когда прийти ещё — добро пожаловать. Вот, кстати, сандалии новые. Я для себя их сделал, но отдать буду рад. Ты все ноги себе исколола, пока шла сюда, а так нельзя! Тебе назад надо. Теперь ступай, а то до темноты не успеешь. Твой рыбак уже приплыл и ждёт. Не разочаруй его. Амбхикумар залился краской. — Откуда вы про рыбака знаете? — Я многое знаю, — усмехнулся целитель, — но обычно не выставляю напоказ и половины из известного мне, чтобы сильно не пугать людей. Вы и так в страшном мире живёте, но не ведаете об этом. Защищают вас пока хорошо, и пусть так будет дальше. Ступай, а то твой преданный и влюблённый рассердится и уплывёт. Как потом добираться будешь? Коней у меня нет. Впрочем, я способен позвать помощника… — Не надо! — мгновенно воскликнул Амбхикумар. — Только не того красноглазого! — Но именно тот красноглазый, несмотря на его пакостный характер, способен давать то, чего больше никто не даст. Впрочем, об этом в другой раз. — В другой? — округлил глаза Амбхикумар. — Иди, — махнул рукой Ишвар. — И всё-таки, — обернувшись на пороге, спросил Амбхикумар, — почему именно такое тело вы дали мне? — Разве я дал? Ты сама сделала. Да, с небольшой моей помощью, но именно твоё желание создало его. — Неужели таким было моё желание? — окончательно растерялся царевич. — Ты словно сама себя не знаешь, — улыбку Ишвара почти невозможно было заметить из-за густой растительности на лице. — О ком думала, пока для тебя держали дверь открытой, то и получила. — Про Арью думала, — начал загибать пальцы Амбхикумар, не заметив, что впервые, смирившись с превращением, заговорил о себе в женском роде. — Вот потому интонации твоего голоса теперь похожи на голос того юноши, — пояснил целитель. — И это не к месту, ведь я — дэви! — рассердилась Амбхика. — Мне нужен нежный и мелодичный голос! — Так осторожнее надо быть с желаниями, особенно когда открывается дверь в межмирье, — Ишвар бросил ещё небольшую охапку трав в очаг, и приятный запах усилился. — Там возможно всё: менять миры, тело, судьбу — да что угодно. Что ещё мелькало в твоей голове во время превращения? — Про Селевка думала, — продолжал Амбхикумар. — Ясно, потому и волосы теперь рыжие… И про самраджа вспомнила! Ну а как иначе? Он прекрасный, как Сурьядэв. — И глаза получила, как у императора… А о взаимной любви разве не мечтала? — хитро спросил Ишвар. — Да, — Амбхика потупилась. — Хотела поскорее… Хоть кого-то. — Так в чём дело? Или царевна Дурдхара недостаточно нежна с тобой? — Но я хотела мужчину!!! — Чем не мужчина та, полюбившая тебя сейчас? Амбхика оторопела. — Не понимаешь? — засмеялся Ишвар. — А и понимать нечего. Дурдхара должна была родиться царевичем, но супруга Махападмы возжелала родить дочь, ибо воспитание сына и семи пасынков утомило её. Царице захотелось хоть раз вырастить девочку. Её желания переплелись с намерениями ребёнка — и вот что вышло. И у твоей матери получилось всё схожим образом, только в обратную сторону. Она отчаянно хотела сына, а ты сама намеревалась родиться дэви. Вот всегда говорю я людям: не надо продавливать реальность там, где лучше позволить изначальному потоку течь свободно, иначе плохо будет. Два намерения, одинаковых по силе, смешиваются, и в итоге не счастлив никто. Но люди не слушают, — сокрушённо покачал головой целитель. — Ты-то счастлива теперь, просто сама этого не понимаешь. Коли сильно желаешь, спроси свою Дурдхару, надобно ей мужское тело? Если надобно, привози сюда. Я сделаю с ней то же, что и с тобой, и вы станете идеальной парой. — Нет!!! — Амбхика наконец опомнилась и ринулась к выходу, забыв про изначальное намерение угрожать Ишвару, требуя возвращения прежнего тела. Оглянувшись напоследок, произнесла твёрдо. — Моя Дурдхара никогда не узнает, что это такое — уснуть девушкой, а проснуться парнем, да ещё чтобы в промежутке между этими двумя состояниями её трогало чудовище! Лапами! Нет-нет! Ни за что! Пусть остаётся собой. «Чудовище, исшедшее из межмирья, обычно не лапами трогает, а хвостом, хоботком, жвалами или щупальцами», — хотел поправить её Ишвар, но дэви Амбхики уже и след простыл. — Что ж, — оставшись снова наедине с собой, целитель принялся жечь в очаге следующий пучок трав. — Дело сделано. Спустя двадцать лет вернётся. Придёт сюда со своей царевной, и обе займут моё место на этой горе, чтобы хранить переход. А я опять сменю облик и двинусь дальше. Есть ещё множество миров, где людям требуется помощь… И старик потрогал серебряную табличку на груди с изображением незнакомого в Магадхе и Таксиле символа, состоящего из одной горизонтальной чёрточки, двух вертикальных и прилепленных к ним снизу галочек, лежащих на боку. «Никто больше не назовёт меня Эном и не скажет, что речь моя трудна для понимания. Как жаль», — но печали в его мыслях не было. Ишвар Прасад просто продолжал делать свою работу. *** — Красавица, я заждался! — Бхаскар окликнул рыжеволосую девушку с редким оттенком глаз, едва завидев её на берегу. — Благодарю, — Амбхика сложила руки возле груди, а затем шагнула в лодку. — Боги благословят тебя. — А плата? — с надеждой спросил рыбак. — Заплачу золотом, — быстро согласилась Амбхика. — Если этого мало, — она протянула рыбаку небольшой мешочек, — то пришлю слугу из дворца, и он привезёт ещё. — Мне мало уже потому, что хотелось бы плату, как в прошлый раз, — улыбнулся Бхаскар, но деньги взял. — Или чуть больше, — и он осмелился подмигнуть понравившейся дэви. — Эти красные кусты весьма удобные, ты не находишь? Расстелим на траве под ними мою уттарью и… — Значит так, — решительно промолвила Амбхика. — Ставлю тебя в известность, что мой возлюбленный — царь Магадхи. И наместник Селевк тоже во мне заинтересован. И если я им обоим скажу, что ты покушался на мою честь, то тебе придётся плохо. Да я и сама, как видишь, могу за себя постоять! — Амбхика указала на меч, висящий на боку. — Поэтому бери деньги, идиот, и не пяль глаза куда не следует. Ясно? Испуганный рыбак кивнул и сел на вёсла. — Вези меня к моему коню! — Слушаюсь, госпожа. Удовлетворённо хмыкнув, Амбхика осторожно опустилась на дно лодки и стала любоваться проплывающими мимо прекрасными пейзажами.