Умение прощать

В подготовленную купальню Дхана Нанд приказал не впускать никого, даже служанок, обычно помогавших императору совершать омовение. Только аматье было известно, какова причина такого распоряжения. — Величайший, с вами будет он? Ракшас всё ещё не мог заставить себя назвать Чандрагупту по имени. Говорить же о бывшем ученике Чанакьи как о подлеце, заговорщике и предателе ему категорически запретили, поэтому первый советник выбрал нейтральное «он». — Да, — коротко ответил Дхана Нанд. — Надеюсь, ты примешь меры, чтобы никто не вошёл и не увидел? Ни одна живая душа, понимаешь, аматья? — Будет сделано, Величайший, — Ракшас откланялся и попытался уйти, но его окликнули, и он покорно замер, ожидая, что ещё скажет царь. — Перестань считать его врагом. Ты знаешь, кто был виноват. — Знаю, — в глазах советника появились слёзы. — Но я не могу забыть, как он поднял на вас меч, придя в Паталипутру с войском Селевка и с Чанакьей. Смерть раджкумара Говишанаки и генерала Бхадрасала тоже на его совести. Как забыть такое? — Он тоже потерял друзей в Хава Мехел, — напомнил Дхана Нанд. — Они были ему так же близки, как мне Гови и Бхадрасал. Одного из троих я убил своими руками. После того, как в нашу жизнь вмешался Чанакья, мы оба сотворили много такого, о чём тяжело даже думать, и эти неправедные деяния навсегда останутся с нами. Но, аматья, если я буду продолжать жить прошлым, то не смогу двигаться вперёд. А стоять на месте — хуже, чем заживо сгореть в огне. Попытайся и ты простить ему содеянное. Ради меня. Ракшас недолго колебался. Он заговорил почти сразу, но в голосе его слышалась боль: — Ради вас я сделаю что угодно, Величайший. Прощу даже худшего грешника в Мритью Локе, пусть это и разорвёт мне сердце! Разрешите идти. — Иди. Дхана Нанд провожал уходящего первого советника глазами, понимая, что прежде чем Ракшас сумеет без гнева смотреть на Чандрагупту, пройдёт ещё много времени. *** Пальцы Чандрагупты коснулись края накидки Дхана Нанда, чёрной, как беззвёздная ночь, с вышитыми на ней золотыми и серебряными виноградными листьями. — Позволишь раздеть тебя? Дхана Нанд склонился и поцеловал Чандрагупту в губы. — Мой ответ — да. Только шаровары оставь и сначала разденься сам. Не спеша, чтобы я успел насладиться, любуясь тобой. Думаю, это совсем простые условия? Ответом ему была знакомая улыбка — дерзкая и нежная, уголком рта. Как император желал её увидеть снова, как скучал по ней! Неужели сбылось? От кожи Чандрагупты пахло сандалом и жасмином. Он не был разгорячён, однако его взгляд говорил, что ему, несомненно, приятно заниматься тем, ради чего он явился. Одно за другим он снимал с себя одеяния и украшения, пока не остался полностью нагим перед взором царя. Затем приблизился к Дхана Нанду. Тот не шелохнулся, позволяя медленно стянуть с плеч свою уттарью. За накидкой последовало ожерелье и драгоценный пояс, собранный из узорчатых золотых пластин с крупными сапфирами. Чандрагупта показал жестом, что просит отдать ему чалму. Дхана Нанд наклонил голову. Тюрбан с алмазной брошью оказался в руках юноши, а локоны императора свободно рассыпались по плечам. Пальцы Чандрагупты скользнули вдоль правой руки Дхана Нанда, освобождая её от тяжёлых браслетов. Затем то же самое он повторил и с левой рукой. Встав на колени, он снял с императора сандалии из мягкой белой кожи, украшенные розовым жемчугом. Усевшись на край купальни, изваянной из мрамора и лазурита, свесив ноги вниз, босой и почти нагой Дхана Нанд жадно смотрел на то, как его возлюбленный забрался по пояс в воду, начав снимать с него ножные браслеты. Руки Чандрагупты коснулись щиколоток, и от первого же лёгкого прикосновения Дхана Нанд ощутил, как горячая дрожь побежала по телу. Скоро он перестанет владеть собой… И хорошо, если бы наблюдая за ним, Чандрагупта тоже воспылал! Снимая многочисленные украшения одно за другим и складывая их на край купальни, Чандрагупта не забывал поднимать глаза и призывно смотреть на Дхана Нанда. Он слишком хорошо знал, как его взгляд действует на того, кому предназначен! Наконец, император оказался перед ним полностью раздетым. Нетронутыми остались только шаровары из полупрозрачного шёлка, не скрывающие того, насколько повелитель Магадхи воодушевлён касаниями любимого. С предвкушающим вздохом Дхана Нанд положил ладонь на голову Чандрагупты, задумчиво играя с прядями его волос. Руки юноши, увлажнённые горчичным маслом, выплеснутым из сосуда, принесённого в купальню служанками, заскользили от стоп до коленей императора и обратно, старательно делая массаж. — Ты невероятно гладкий! — вдруг не выдержал Чандрагупта. Его голос дрожал от восторга. — Нигде ни волоска. Как ты делаешь это с собой? — Разве я не цирюльник? — удовлетворённо улыбнулся Дхана Нанд. — Кроме того, я люблю ухоженные тела, и своё постоянно привожу в порядок. — Значит, такой, как я, не может нравиться тебе, — печально вздохнул Чандрагупта, продолжая касаться ног царя. — Обросший со всех сторон. Забыл вообще, когда стригся. И я ни разу не брил ноги! Дхана Нанд рассмеялся. — Не говори глупостей. Ты мне нравишься любым и всегда можешь смело рассчитывать на взаимность, даже придя обросшим и небритым после десяти лет аскез. — Любопытно, если бы ты вытащил меня из Карта, каким я был до первого омовения в ручье, со свалявшимися лохмами, в рваной одежде, я всё равно мог бы рассчитывать на взаимность? — заинтересовался юноша. — Ещё как мо-ог, — последнее слово Дхана Нанд произнёс с придыханием, сорвавшись в стон, ведь пальцы, делавшие ему массаж, скользнули выше, подобравшись к внутренней стороне бёдер. Плоть восстала, опасно натянув шёлк, больше похожий на призрачную дымку. Дхана Нанд отнял ладонь и перестал перебирать волосы Чандрагупты, вместо этого крепко вцепившись в край купальни и борясь с желанием грубо схватить эту взлохмаченную голову и прижать её к себе. «Нельзя. Только не сейчас, когда между нами и так всё зыбко!» — пронеслось в голове. — Почему ты не делаешь то, чего желаешь? — услышал он тихий вопрос, а затем ещё более неуверенную просьбу. — Я следил за движениями твоих рук. Сделай всё, чего хочешь — и мне тоже тогда будет хорошо. — Будет ли? — не на шутку взволновался Дхана Нанд. — Я никогда не говорил, но мне хотелось, чтобы ты не только принимал ласки, которые я готов дать, а повелевал и бывал грубым. Прошло много лет, и ты, наверное, изменился. Или нет? Покажи, чего ты желаешь. Направляй меня. Пожалуйста, Дхана. Не дослушав, император порывисто обхватил его и привлёк к собственной отвердевшей плоти, едва прикрытой тканью. Жадные губы немедленно поймали и вобрали его, увлажняя вместе с дымчато-прозрачным муслином, и этого оказалось достаточно, чтобы тонкая ткань не выдержала, расползшись пополам. — О, — виновато прошептал Чандрагупта, — прости. Это была красивая вещь. — Неважно, — простонал Дхана Нанд, избавляясь от бесполезных лоскутов. Он ёрзал и весь дрожал от возбуждения. — Просто продолжай, прие! Я умоляю. И Чандрагупта продолжил. Дхана Нанд из последних сил удерживался, чтобы не разочаровать юношу. Выгнувшись, запрокинув голову и стиснув зубы, он старался продлить игру, чтобы разжечь в любимом ответный огонь. Лингам пылал, словно лес, объятый пожаром после удара молнии. До встречи с Чандрагуптой Дхана Нанд был уверен, что умеет владеть собой в совершенстве. Много раз он без особого труда удерживал себя на грани по две-три мухурты подряд, чтобы доставить удовольствие женщинам, однако никогда его естество не было столь чувствительным, а ласки не казались настолько опаляющими. Каждая пульсация превращалась в невидимый цветок, а внутри распускались ещё тысячи бутонов. Бескрайнее наслаждение, нескончаемое, невыразимое словами… Не удержаться. Дхана Нанд передвинул одну ногу ближе, чтобы щека Чандрагупты, заросшая щетиной, тёрлась о его кожу, и от этого удовольствие возрастало многократно. — Прие, спасибо… Сокровище моё… Это волшебно, — бессознательно шептал он. Вершина приближалась неотвратимо. И мир исчез, свившись переплетениями невиданных красок и ощущений. Перекликаясь между собой, искры блаженства перетекали друг в друга, осыпались падающими звёздами, плавно качали его на мягких волнах. Опомнившись, он увидел Чандрагупту, обнявшего его обеими руками и отдыхавшего щекой на его животе со спокойной улыбкой. — Ты никогда так громко не кричал прежде, — откровенно признался Чандра, приподняв голову и тепло глядя на императора. — Такое чувство, что и правда ожидал меня и никого не подпускал к себе все пять лет. — Я же говорил, — расслабленно пробормотал Дхана Нанд. — А ты думал, я лгу? — Сильно истомился? — А то. Глаза слипались. Казалось, даже на омовение сил нет, но вдруг иглой в висок вонзилась болезненная мысль о том, каково сейчас Чандрагупте. Дхана Нанд резко подскочил и выпрямился. — Что ты чувствуешь? — спросил он взволнованно. — Я получил своё с лихвой, но как же ты? Чандрагупта молча соскользнул в воду, отплыв на середину купальни. — Ничего страшного, — заговорил он, обернувшись и не подавая вида, что расстроен, но Дхана Нанд сразу заметил это. — Я же понимаю, надо запастись терпением. И целитель так сказал. — Ты прав. Это всего лишь первый раз после долгой разлуки. Всё наладится, — попытался утешить его и себя император. — Я позабочусь об этом. Чандрагупта изобразил улыбку. — Я и не переживаю. Когда я смотрел на тебя, ты был великолепен! Каждый твой стон отзывался во мне, и я купался в твоём блаженстве. Я видел, как тебе хорошо, и мне этого довольно. Если даже я никогда не исцелюсь, твоя любовь согреет меня. — Но ты исцелишься! — от желания спать не осталось и следа. — Непременно. Дхана Нанд тоже погрузился в воду, очищая себя от последствий их игры, а затем доплыл до своего возлюбленного и, поймав в объятия, вжался мокрым телом в него, находя полуоткрытые губы своими, сминая их напористо и жадно. Колено скользнуло меж ног юноши, осторожно лаская лингам, пока ещё не проявляющий признаков заинтересованности происходящим. «Ведите себя, как прежде, — вспомнил Дхана Нанд совет Ишвара. — Делайте всё так, как если бы он был здоров». Ладонь императора нежно, но при этом требовательно приласкала безразличную к касаниям плоть. Никакого отклика. Дхана Нанд усилием воли отогнал прочь горечь и разочарование, вымел их из себя, как нежеланных гостей. Он не сдастся. Это просто попытка, одна из многих! А их будет столько, сколько потребуется. Несколько ахоратра, пакши или несколько лет — не имеет значения, но он дождётся, когда тело Чандрагупты ответит ему. — Дхана, я хочу тебя, — услышал он вдруг грустное признание, — но тело не подчиняется. Я вовсе не безразличен, как, наверное, тебе кажется. Я чувствую тепло, когда ты трогаешь меня, но не жди, пока я стану твёрдым. Ничто не мешает тебе насладиться мной прямо сейчас. — Как скажешь, — ласково раздалось в ответ. — Погоди немного. Я уже отдал твоим губам всё, что мог, но скоро тело восстановится, и я буду готов продолжать. Сделаю всё, что ты попросишь, клянусь, лишь бы ты снова стал прежним! Поймав один из лотосов, плававших рядом, Дхана Нанд взял цветок и накрыл его лепестками упрямую плоть, не желающую слушаться хозяина, сделав несколько неторопливых движений. — Что-то ощущаешь? — спросил он, внимательно изучая выражение лица Чандрагупты. — Может, попробуем так? Лепестки цветов очень нежны, и их прикосновения распаляют. Правда, не всех, но некоторых — точно. Чандра прислушался к себе. — Да, они нежные, но холодные и неживые, — вымолвил он. — Мне нравится, когда ты сам ласкаешь меня. Каждое твоё прикосновение словно возвращает мне часть сил, отнятых кем-то прежде. — Кажется, я понял, — подытожил Дхана Нанд. — Ночевать будешь отныне у меня. Я верну тебе браслет со львом и кольцо, чтобы никто не посмел спрашивать, почему ты приходишь в мою опочивальню. Ты охраняешь покой императора, вот и весь ответ! Продолжай называть себя Арьей. Никого не должно касаться, что у меня теперь новый телохранитель. — Но если… — Не беспокойся. Ракшас всем заткнёт рты. И я заткну, случись кому-то грязно говорить о нас, — решительно проговорил Дхана Нанд. — Омовение тоже будешь принимать со мной и за столом сядешь справа. Ракшас надуется, но своё место уступит, я не сомневаюсь. Если мои прикосновения возвращают тебе силы, их будет много. К различным частям твоего тела в зависимости от времени дня и уместности моего поведения я буду прикасаться постоянно. Да, на глазах у всех я не смогу делать то же, что в опочивальне, однако вполне сумею накормить тебя с руки, обнять, прикоснуться к твоим волосам или щеке. Главное, чтобы ты всегда был рядом. — Дхана, — радость Чандрагупты была слишком очевидной, — ты действительно готов возиться со мной? — Возиться? О нет! Это разумный вклад в наше совместное будущее, — с улыбкой ответил император, — которое мне дороже всего на свете. *** Крепко зажмурившись, Чандрагупта отчаянно прикусывал нижнюю губу, вспоминая, как когда-то делал то же собственными руками, грубо и неумело. Сейчас его телом бережно и со знанием дела занимался Дхана, вооружившись запасами смягчающих снадобий, но ощущения по-прежнему оставались далеко не лучшими. — Сам просил, — сочувственно взглянул на него Дхана Нанд. — Может, остановимся? — Нет, продолжай… — Пять лет — это немало. Можешь считать, что всё происходит, будто впервые. Ты отвык от меня, и я подозревал, что будет непросто. — Ох-х, — выдохнул юноша, отреагировав на слишком глубокое проникновение пальцев. — Впрочем, — на устах императора заиграла лукавая улыбка, — я знаю, как сделать, чтобы ты перестал прокусывать губу и мысленно посылать нашу затею к бхутам. — И как… — он не успел закончить вопрос. Его ловко перевернули на живот, бесцеремонно раздвинув ягодицы. — Любишь пожёстче? Готовься! — с притворной угрозой в голосе пообещал Дхана Нанд. Не успел Чандрагупта сообразить, что последует за этим обещанием, как туда, где жгло невыносимой болью, скользнул язык, унимая жжение и сладостно лаская. — О-ооо, — застонал Чандрагупта, беспомощно извиваясь по ложу, — Дхана-ааа… Что же ты делаешь? Правая рука царя внезапно скользнула меж его ног, стоило ему слегка приподняться, и Дхана Нанд удовлётворённо рассмеялся. — Что? — спросил Чандрагупта, не понимая, чему радуется император. — Ты действительно любишь внезапность! И ты уже далеко не так равнодушен, как прежде. Моя рука говорит, что ты оживаешь, прие, — горячо проговорил Дхана Нанд, ложась сверху, накрывая юношу собой и позволяя ему почувствовать своё возбуждение. — Ещё немного терпения, правда? — Да… Он боялся надеяться, опасался подпустить даже кроху веры близко к сердцу, чтобы потом жестоко не разочароваться, но так хотелось думать о лучшем! *** С того дня он не пропускал ни одной ночи, ни единого омовения или приёма пищи, находясь постоянно возле императора. Они спали обнажёнными в одной постели, обнявшись и соприкасаясь телами. Чувствуя зов плоти, император не подавлял его, позволяя Чандрагупте почувствовать, как сильно он желает его, и юноша охотно ласкал любимого. И к нему в ответ прикасались так, словно и он горел, желая разрядки. Ни разу Дхана Нанд не подал вида, что устал или его расстраивают постоянные бесплодные попытки. Он не пытался найти утешение с кем-то другим, и эта его неизменная, безусловная верность трогала Чандрагупту до глубины души. Время шло, но значительных улучшений не наблюдалось, пока однажды Чандра не вспомнил фразу лекаря про игрушки из золота и сандала. Спросив у Дхана Нанда, имеются ли у него таковые, и пользовался ли он ими, получил ответ о том, что да, но давно и с иными целями. — Я играл с наложницами до встречи с тобой, впрочем, ни разу не использовал их для проникновений в собственное тело. А как я понимаю, — тут его голос изменился, став насмешливым, — вдохновившись фантазиями Ишвара, ты задумал сотворить со мной именно это? Вопрос звучал провокационно. Чандрагупта побоялся отвечать, но по его лицу было заметно, что он действительно воодушевился опасной идеей. — Хочешь стать тем, кто лишит императора Магадхи невинности? — прямо спросил Дхана Нанд, даже не пытаясь смягчить фразу. Покраснев как закатное небо, Чандрагупта смотрел на него, и в глазах юноши Дхана Нанд читал преступное желание попробовать именно то самое, запретное. «Сейчас меня убьют, и я получу то, чего желал все эти пять лет, сидя в колодце», — быстро пронеслось в мыслях у Чандрагупты. Вместо этого Дхана Нанд, порывшись в сундуке, спрятанном за изголовьем кровати, извлёк оттуда три умело выполненных из золота и сандала лингама разных размеров и протянул ему. — Только тебе я могу позволить совершить нечто подобное. Любого другого пронзил бы мечом за подобное дерзкое предложение, даже не сомневайся, — серьёзно сказал император. — Но если тебе это поможет, то я согласен. *** Готовить чьё-то тело к первому проникновению оказалось куда труднее, чем своё. Чандрагупта опасался причинить Дхана Нанду малейшую боль, но император ободрял его и направлял, и, в конце концов, цель была достигнута. Юноша жадно смотрел на то, как его любимый, раскинувшись, раскрасневшись и потерявшись в удовольствии, наслаждается его ласками. Ему удалось поймать нужный ритм, а теперь оставалось только смотреть и смотреть бесконечно, ловя отзвуки наслаждения. Равнодушное ко всему тело неожиданно пробудилось в тот миг, когда разгорячённый император выстанывал его имя, мечась по смятой, влажной постели. Чандра чувствовал, как жар в животе стремительно нарастает, становясь тяжёлым, собираясь в тугой, упругий шар, а потом будто огненная стрела ввинтилась в тело, пронзив его насквозь, и с испуганным изумлением юноша увидел, как, молниеносно отвердев и содрогнувшись, сам изливается одновременно с императором, только что получившим блаженство от его рук. — Боги… Никогда бы не подумал, что смогу наслаждаться ещё и так, — Дхана Нанд не договорил. До его слуха донеслись глухие всхлипывания. Приподнявшись на постели, он заметил, как Чандрагупта, припав губами к его коленям, почему-то рыдает, успевая покрывать его тело быстрыми поцелуями. — Что такое? — Дхана Нанд заботливо обнял юношу. — Я ужасно выглядел? Отвратительное зрелище? Да, могу представить… Таким ты меня ещё не видел. Стыд и сущий кошмар. Никому не рассказывай, ладно? Шутки не помогли. Тот, кто подарил ему новый прекрасный опыт, почему-то плакал, а не радовался. — Что всё-таки случилось, можешь сказать? — Дхана Нанд заглядывал Чандрагупте в лицо, искренне недоумевая, что могло вызвать такое расстройство. — Это… неправильно, — в голосе Чандры звучала нешуточная обида на весь мир. Он зло смахнул слёзы. — Первый раз за пять лет, а я даже ничего понять не успел! Хотел сказать тебе, но всё уже закончилось… Пара мгновений всего. Словно я подросток, а происходящее здесь — мой утренний постыдный сон. — Погоди, я правильно понял: ты получил удовольствие? Вместе со мной? Сейчас? — боясь поверить услышанному, спросил император. — Да, получил, но этого до обидного мало, Дхана… Его губы вдруг оказались смяты и запечатаны самым страстным и долгим поцелуем, а потом Дхана Нанд вскочил с постели и, рухнув на колени, воздел руки вверх, истово благословляя Камадэва и Триаду за то, что снова помогли обрести им счастье. *** — В будущем это не будет происходить так стремительно, имейте же терпение, — Ишвар Прасад разливал по сосудам прозрачное снадобье, пахнущее перцем, анисом и мускатным орехом. Он уже выслушал жалобы Чандрагупты и вопросы Дхана Нанда, и только качал головой, посмеиваясь. — Вы и без того совершили невозможное всего за пять пакши, а всё вам мало! — упрекал он гостей, снова приехавших на гору за советом. — Пусть юноша прекратит пить возбуждающую настойку, она своё дело сделала. Вон как всё пошло… А вы молодцы оба. Вижу, хорошо старались, потому всё и случилось, как надо, — похвалил он императора и Чандрагупту. — Но как можно вернуть происходящее… в нормальное русло? — выбирая выражения, спросил Чандрагупта. — Чтобы стало, как пять лет назад? Старик снова усмехнулся в бороду. — Вот скажи, юноша, если ты заткнёшь водопад и не дашь ему течь на протяжении пяти лет, а потом внезапно отодвинешь камень, которым его заткнул, как вода потечёт: быстро или медленно? — Да она сметёт всё вокруг! — догадался Чандрагупта. — И как долго будет бушевать стихия? — напирал Ишвар Прасад. — Наверное, пока вся накопленная вода, которой не позволяли течь, не схлынет, водопад не вернётся к привычной скорости течения. — Ты сам ответил на свой вопрос. — Значит, пока сделать ничего нельзя? — всё никак не мог успокоиться Чандрагупта. — И снадобий никаких пить не надо? — Нет, — потрепал его по волосам Ишвар Прасад. — Только ждать, когда природа возьмёт своё. Сейчас в твоём теле бушует стихия, но скоро она уймётся. Главное, что водопад может течь. Вы убрали камень с пути, а это и было самое трудное. Ждите, пока скорость течения выровняется. В Паталипутру они возвращались намного дольше трёх дней. Когда они вернулись, Ракшас не преминул язвительно поинтересоваться, не переместился ли отшельник с горы Рамбха в Чжунго. Дхана Нанд отшутился, но так и не рискнул сказать правду о том, что через каждую четверть йоджаны ему с Чандрагуптой приходилось спешиваться и уединяться в лесу, чтобы усмирить водопад, укротить который было под силу только им двоим.