Умение прощать

— Обязательно ему было тащиться за нами? — Чандрагупта старался грести, попадая в ритм с Дхана Нандом. Каждый раз, когда он оглядывался, ему становилось не по себе, поскольку следом за их кормой на небольшом расстоянии двигалась целая флотилия лодок. На носу ближайшей, украшенной вдоль борта пластинами из слоновой кости, стоял неподвижный Ракшас и не сводил напряжённого взгляда с императора, словно боялся, что Чандрагупта вот-вот выбросит повелителя Магадхи за борт. — Уединиться невозможно, — продолжал ворчать Чандрагупта. — Ты же сказал аматье, что мы сами справимся, и нам сопровождающие не нужны? Эта поездка — только для нас двоих? — Сказал. Но он всё равно поплыл, даже рискуя потерять голову. Говорит, моя жизнь ему дороже собственной. И, поверь, был бы жив Бхадрасал, случилось бы то же самое. Ну и как после такого я могу убить аматью? Нет, не могу. — Он по-прежнему мне не доверяет, — с обидой произнёс юноша. — Смотрит, будто на закоренелого преступника. — Тебя это не должно беспокоить. Аматья скоро привыкнет к мысли о том, что ты жив и больше не представляешь угрозы. Продолжай грести. — А почему ты так уверен, что отшельник поможет? — задумался Чандрагупта. — Если он спас тебя, когда ты был отравлен нагпушпой, стало быть, к нему надо обращаться и сейчас, прежде чем мы начнём ходить по другим ашрамам. Нагпушпу все считают смертельным ядом, от которого нет спасения, однако Ишвар Прасад сумел тебя поставить на ноги почти мгновенно! Я доверяю ему. Если он однажды спас тебя от одной отравы, то вылечит и от другой. — Мура сказала, он умер. Якобы ты его убил, — Чандрагупта вздохнул. — За то, что он не пускал тебя в хижину. — Мура? — хмыкнул Дхана Нанд. — Откуда ей знать, что случилось после того, как она сбежала, прихватив тебя? Да, я ранил старика, и рана была довольно глубокой. Но, опомнившись, я приказал Ракшасу забрать брамина в Магадху, где мои лекари выхаживали его четыре пакши подряд. Я предлагал ему остаться во дворце, но он сказал, что если будет жить не на своей горе, то потеряет связь с какой-то силой. Кто его знает, что у него за сила такая? Я не стал удерживать отшельника против воли. Отпустил. Хотел наградить, но он ни золота, ни камней драгоценных не взял. Даже одеяния шёлковые и сандалии из кожи антилопы назад вернул. «Не надобно мне, — сказал. — Я беру, что даёт богиня Притхви, а сверх того мне ничего не требуется». И ушёл, — император вздохнул. — Жаль! Уникальный целитель. При дворе он бы очень пригодился. Некоторое время царило молчание. — Ты не злишься, что я запретил тебе присутствовать на площади, когда вспыхнул костёр? — спросил вдруг Дхана Нанд. Чандрагупта отрицательно мотнул головой, но при этом отвернулся и стал пристально смотреть на воду. И на весло налёг сильнее. — Всё-таки злишься, ибо хотел пойти и увидеть его живым в последний раз, — снова недолгая пауза. — Чандра, это был вопрос твоей безопасности. Брамины обожают проклинать врагов в миг смерти, и эти проклятия, к сожалению, сбываются. Я не хотел, чтобы перепало тебе. Чанакья вполне мог это сделать, если бы ты стоял прямо перед ним! Он бы не сдержался. А нам сейчас только проклятий не хватало. Ракшас вон пришёл чернее тучи после того, как прах Чанакьи развеяли над Гангой. Ему тоже тяжко было, они же дружили в детстве, и только потом их пути разошлись. Аматья долго отмалчивался, а потом выдал, что ему предрекли смерть в забвении, а империи Нандов — крах и гибель. Вроде того: «Я умираю, но явится другой, сильнее меня, и он сокрушит тирана Магадхи!» Ну, я всё сделаю, чтобы такого не случилось, конечно. — Я тоже, Дхана. Пока жив — не позволю. Чандрагупта с остервенением заработал веслом, и Дхана Нанд следом за ним удвоил усилия. — Можно было приказать грести кому-то из слуг, но я так хотел побыть с тобой без лишних ушей под боком… После всех этих лет я страшно соскучился. Хочу каждый миг проводить рядом. Правда, чаще всего это не получается, прости. Чандрагупта наконец поднял голову и посмотрел Дхана Нанду прямо в глаза. — Не надо извиняться, Дхана. Всё, что ты делаешь, я поддерживаю. И я, между прочим, тоже страшно скучал! Обняться и соприкоснуться губами на глазах у всех они не рискнули, и Чандрагупта до самого завершения их путешествия ощущал непреодолимое желание сделать это. *** Они миновали излучину и остановили лодку возле кустов, цветущих красными цветами круглый год. Названия этих растений, скупо торчащих из воды, никто не знал, разве что, возможно, отшельник, к которому они прибыли? Воины Ракшаса расчистили им путь, и путники беспрепятственно прошли через заросли терновника, начав своё восхождение. На гору они поднимались все вместе, но по приказу Дхана Нанда воины и аматья остались снаружи на значительном расстоянии от жилья брамина. В хижину вошёл только император и Чандрагупта. Ишвар Прасад был занят тем, что, сидя на циновке, пел незнакомые мантры и измельчал мелкие зелёные плоды, похожие на фасоль, в глиняной ступке. По жилищу плавали ароматы тмина и гвоздики. — Намасте! — Дхана Нанд поприветствовал брамина, сложив руки возле груди. — Наверное, вы забыли, кто я? Ишвар Прасад обернулся и расплылся в улыбке, поднимаясь с места и учтиво кланяясь. — Намасте! Как забыть императора Магадхи, который сначала едва не лишил меня жизни, а потом своим сильным стремлением вернул моё дыхание обратно в тело и даже хотел сделать меня старшим лекарем? Я всё помню. И юношу тоже, — старик указал кивком на Чандрагупту. — Он — тот, кого принесла на своих плечах страдающая мать, умоляя спасти его. Змеиный цветок — опасная штука. Ещё немного, и парень бы погиб, — покачал старец головой, вспоминая прошлое. — Я рад, что успел тогда приготовить лекарство. Чандрагупта склонился перед целителем, коснувшись его стоп. — Я вам вечно благодарен. В прошлый раз мне пришлось исчезнуть, ничем не заплатив за своё спасение, но сейчас я готов исполнить любое ваше желание. Скажите, что вам угодно? Любую посильную помощь я окажу. Ишвар Прасад пригладил седую бороду и снова уселся на циновку. — Да о чём мне, старику, просить? Даже и богов-то молить больше не о чем. У меня есть жилище, еда, вода, гора Рамбха, давшая мне приют. А больше ничего не надо. Лучше говорите, что привело вас ко мне. Я чувствую, кому-то из вас снова требуется помощь? — Да, — Дхана Нанд, уняв дрожь нетерпения, вынул из-за пояса свёрнутый пергамент и подал его отшельнику. — Прошу, взгляните на рецепт снадобья и скажите, насколько оно опасно, если пить его непрерывно в течение года? Ишвар Прасад тревожно взглянул на Дхана Нанд, потом на Чандрагупту, развернул пергамент и некоторое время безмолвно его изучал. Неожиданно переменился в лице. — Кто из вас двоих пил это? — взволнованно спросил он, утирая краем накидки обильный пот, выступивший на лбу. — Я, — признался Чандрагупта. Брамин уронил пергамент, в ужасе воззрившись на юношу. — Ты, конечно, не ведал, что творишь? — задал он вопрос, и на сей раз в его лице не было и намёка на улыбку. — Нет, я знал. — Тогда ты получил желаемое. И мне не понять, зачем ты пришёл сюда? — Ишвар развёл руками. Чандрагупта встал на колени и низко склонился перед отшельником. — Я не могу рассказать всего, но когда я решился на такой поступок, мне хотелось умереть, и было всё равно, что случится с моим телом. Теперь я сильно сожалею. Умоляю, если есть хоть малейший шанс исцелиться… Научите, как исправить содеянное! — Вас умоляю также и я, — трудно было поверить, что великий император Магадхи способен просить кого-то, но Дхана Нанда сейчас не волновало чужое мнение. Тем более, рядом не находилось никого, кроме старого отшельника и самого любимого на свете человека. Ишвар Прасад снова оценивающе посмотрел на внезапных гостей, покряхтел и поднялся с места. Достал с одной из полок, приколоченных к стене хижины, стопу пальмовых листьев и долго рылся в них, выискивая что-то. Дхана Нанд и Чандрагупта, не имея сил сдерживать волнение, несколько раз обменивались мимолётными касаниями рук, чтобы успокоиться. Старик, казалось, на их невинные ласки не обращал внимания, но когда заговорил, посетители одинокой хижины убедились — Ишвар заметил всё. Подняв глаза на Чандрагупту, отшельник вдруг спросил: — Прикасаясь к ладоням императора, что ты сейчас чувствуешь, сынок? И второй вопрос: когда вы остаётесь наедине, каковы твои ощущения от ласк, подаренных твоему телу? Мне необходимо это знать, чтобы назначить лечение. Чандрагупта утратил дар речи и поначалу не смог издать никаких звуков, кроме невнятного мычания. Дхана Нанд тоже оторопел и лишь во все глаза смотрел на любопытствующего аскета. — Но как вы узнали?! — наконец, вымолвил Чандрагупта. — Мы же ничего вам не говорили! — А то я слепой, — засмеялся брамин. — Ваши взгляды и касания говорят куда больше, чем ваш язык. — Проклятие, — застонал Дхана Нанд, чувствуя, как краска бросилась ему в лицо едва ли не впервые в жизни. — Надо с этим что-то делать! Я не желаю, чтобы вся Паталипутра узнала… — Но кто посмеет судить императора? — успокоил его старик. — А даже если бы и посмели. Грехи нелюбящих куда тяжелее, чем любой из проступков, совершённых по любви. Сама по себе любовь — и вовсе не проступок. Хорошо, я спрошу иначе. Может быть, вы, самрадж, скажете, что чувствует этот юноша, прикасаясь к вам? — Мне это неведомо, отец, — голос Дхана Нанда звучал испуганно, словно у подростка, впервые застигнутого кем-то из родителей за непристойным занятием. Чандрагупта понял, что сейчас просто сгорит от стыда, но отвечать было необходимо. — У меня становится тепло внутри, — заикаясь, проговорил он, глядя на то, как ярко-розовый цвет лица Дхана Нанда от таких речей начинает стремительно превращаться в красный. — В животе словно звезда вспыхивает, а потом гаснет. Это не похоже на возбуждение, но приятно. Хочется, чтобы повторялось. — Хорошо, — удовлетворённо кивнул отшельник. — А как давно истёк срок, в течение которого ты пил снадобье? — Четыре года назад я перестал его пить. — И с тех пор ни разу не употреблял? — Нет. Было незачем. — Прекрасно, сынок. Хоть здесь ты не совершил ошибку! Чандрагупта воспрянул духом, почувствовав по реакции Ишвара Прасада, что положение не безнадёжное. — У тебя есть неплохой шанс вернуть утраченное, — спокойно вымолвил брамин, и от этих его слов сердце Чандрагупты едва не выскочило из груди. — Точнее, твоё утраченное уже возвращается, давая о себе знать мимолётными ощущениями, однако на это могут потребоваться годы, ведь ты здорово тем снадобьем себе навредил. К счастью, есть способ значительно ускорить дело. Дхана Нанд порывисто накрыл руку юноши своей ладонью, едва удерживаясь от желания прижать Чандрагупту к себе. Отшельник наблюдал за ними с отеческой теплотой. — Теперь слушайте меня внимательно, — снова заговорил целитель. — Я напишу рецепт настойки, усиливающей влечение и возвращающей мужскую силу. Но пить эти травы каждый день перед сном на протяжении восьми пакши — только половина дела. Очень многое зависит от другого. Тело каждого из нас имеет собственную мудрость. Если оно чувствует, что нежеланно, ненавидимо, презираемо, то умирает даже без яда. Но если его пробуждают любовью, то и смертельно раненый способен исцелиться. Какие именно прикосновения вы позволяете себе по отношению к своему возлюбленному, самрадж? Дхана Нанд смешался окончательно. Он не привык обсуждать свои чувства и действия с другими. И за такие откровенные вопросы любой другой его подданый умер бы на месте. Однако перед императором сидел целитель, желающий помочь. — Говорите, — отшельник сложил руки перед грудью. — Я спрашиваю не из праздного любопытства, не оттого, что мне хочется сунуть нос в запретную область чужой жизни. Это важно для исцеления вашего возлюбленного. Но Дхана Нанд не мог заставить себя говорить, как ни пытался. Чандрагупта понял затруднение императора. Тяжело взять и рассказать почти незнакомому человеку подробности того, что происходит между ними наедине. — Самрадж целует меня в губы или в лоб, — осмелев, заговорил Чандрагупта. — Гладит моё лицо и обнимает, словно друга или брата. Иногда мы лежим рядом, и я касаюсь его груди. Это всё. — Но почему так? — искренне огорчился целитель. — Ведь вам обоим хочется большего? — У нас было большее. До того, как… — краем глаза Чандрагупта отметил, что Дхана Нанд стискивает руки в кулаки, сдерживая себя из последних сил, чтобы не вспылить и не натворить беды. — Но самрадж сказал, что будет всё по-прежнему, когда моё тело проснётся, — быстро добавил парень, уткнув глаза в пол. — А я желаю того, что было раньше. Мне хочется доставить ему радость, но Дхана… самрадж… не желает получать наслаждение один. — Какая огромная ошибка! — воскликнул отшельник и снова обратился к Дхана Нанду, который сейчас цветом лица напоминал крепко заваренный чай из гибискуса. — Император, вы должны вести себя так, словно ничего не случилось. Помните: всё, что было между вами, должно продолжаться. Пусть ваш любимый пьёт настойку, — отшельник начертал на обратной стороне пергамента Чанакьи свой рецепт и протянул его Дхана Нанду, — а вы ведите себя с ним, как прежде. Не запрещайте ему ласкать себя руками, ртом, игрушками из нефрита или сандала, — от подробных перечислений Дхана Нанда внезапно бросило в жар. — Пусть он смотрит на вас, как вы достигаете вершины. Ваше удовольствие воспламенит его кровь. Чем чаще он будет видеть ваше блаженство, тем скорее вспыхнет его собственное. У браминов, живущих в лесу, исцеления обычно не происходит, потому что они, отравив себя этим снадобьем, уже не возвращаются никогда к любящим их людям. Но если бы они могли вернуться в мир к прежней жизни, они бы восстановились. Зелье давно вышло из тела юноши, и даже отложенное действие, которое оно произвело, закончилось около года назад. Но ваш любимый настолько привык быть глухим к зову собственной плоти, что сам не позволяет телу проснуться. Это просто привычка, и её надо сломать, на что способны вы один, ведь ваша любовь безгранична. Надеюсь, теперь ваш меч не снесёт мою грешную голову за то, что я осмелился настолько откровенно говорить с вами, — и отшельник опустился на колени, склонившись перед Дхана Нандом. Неожиданно старик почувствовал не острое лезвие, приносящее смерть, а сильные руки могучего воина, подхватившие его и заботливо поднявшие на ноги. — Благодарю, — взволнованно прошептал Дхана Нанд, и в глазах императора Ишвар увидел пелену слёз. — Я никогда не забуду того, что вы для нас сделали.