Умение прощать

— Вижу, даже пылкому Амбхикумару неподвластно растопить льды Кайласа в сердце бравого Арьи! Как жаль, — этой шутливой фразой поприветствовал Чандрагупту ранним утром Селевк, проходя мимо него по коридору в сопровождении Филиппа. Телохранитель, оценив шутку господина, засмеялся, а Чандрагупта вспыхнул, но быстро взял себя в руки. «Этот юнец просил меня ничего не говорить Амбхираджу, а сам рассказал Селевку. Вот же идиот!» Хотелось пойти и хорошенько врезать глупому царевичу, не способному держать язык за зубами, но Чандрагупта сдержался. Ещё не хватало за день до битвы оказаться в темнице за нападение на особу царской крови. Перед тем, как отправиться искать себе новое убежище, Чанакья приказал Чандрагупте не высовываться во время боя, тихо отсидеться позади войска и просто понаблюдать, как три тигра сами порвут глотки друг другу. Согласно плану, Каутилья со своими учениками должен был явиться позже, чтобы собрать сливки с отстоявшегося молока. «Этот брамин кажется таким мудрым, но иногда ведёт себя глупее Амбхикумара, — криво усмехнулся Чандрагупта, вспомнив наставления ачарьи. — Неужели он думает, что я способен отсиживаться где-то, если прямо передо мной возникнет тот, кого я не видел целых пять лет?» И тут же другая мысль догнала первую: «Я ведь — рядовой! В первых рядах армии будут находиться Селевк, Амбхикумар и Амбхирадж. Меня как новичка в самом деле поставят где-нибудь сбоку или сзади. Таким образом, мне никогда не добраться до самраджа. Его вызовет на бой сначала Селевк, а потом Амбхикумар, ведь он собирался это сделать, а я останусь ни с чем. Как же быть?» Некоторое время Чандрагупта стоял неподвижно посреди коридора, а потом его лицо озарилось радостной улыбкой, и он стрелой помчался в покои Амбхикумара. *** — Точно не обманешь? — Амбхикумар с неверием вглядывался в лицо Чандрагупты. — Клянусь всем, что мне дорого! — искренне восклицал Чандрагупта. — Их трое, и они изголодались, проводя время в аскезах. Вы даже сможете выбирать, господин. Ну, или забирайте всех троих, коли одного мало. Их только отмыть надо, приодеть и причесать, уж больно грязны ребята. Но сидя в лесу, остаться чистым невозможно. Сейчас они стали получше, потому что купаются. А сначала, когда я только познакомился с ними, — Чандрагупта демонстративно зажал нос, — жуть! — Небось, глупы как земляные черви? — презрительно скривился Амбхикумар. — Глупых не люблю. — Вовсе нет! Грамоте обучены. Не зря с ними возился тот брамин, угощавший меня лепёшками, пока я нёс службу в лесу. — А если они такие же, как ты? — подозрительно спросил царевич. — Ты тоже выглядел многообещающе, а когда я приблизился, то был сильно разочарован. Короче, мне не нужен каменный столб! Таких столбов и в храме полно… Я мечтаю о живом теле, которое отзовётся на мои ласки. Понятно? — Да, со мной вышло не слишком хорошо, — согласился Чандрагупта, — но я — исключение, а с теми ребятами — порядок. — Ладно, — буркнул Амбхикумар, — но смотри! — он угрожающе поднял вверх указательный палец. — Если обманешь, я… — Не обману! — Чандрагупта сложил руки у груди и низко поклонился. — Благодарю вас, раджкумар! Вашей бесконечной милости я никогда не забуду! Ликуя, он покинул покои своего господина. Дело было сделано: теперь его не запихнут в задние ряды армии, он будет стоять впереди рядом с Амбхикумаром, сидя на красивом и ухоженном коне из царской конюшни. Дхана Нанд его непременно заметит! А дальше уже только от Чандрагупты зависит, сумеет ли он произвести на императора должное впечатление и случится ли желанный поединок. *** Дхана Нанд заметил этого парня сразу, как только тот выехал с гордо поднятой головой на чёрном, будто безлунная ночь, коне с блестящей, словно намазанной маслом, шерстью и остановился рядом с наследником Таксилы. Император Магадхи не припоминал, чтобы у царевича когда-либо имелись настолько близкие друзья, кузены или родные братья, которым он мог бы позволить стоять рядом с собой. Парень, занявший место возле Амбхикумара, смотрел на повелителя Магадхи в упор, не сводя с него своих нахальных глаз. Волосы на темени юноши были заплетены в тугую косу, а ниже затылка спускались до пояса волной крупных локонов. Он не носил шлема, а доспехи надел кожаные, самые простые, прикрывавшие только грудь, бока и живот. Судя по всему, спина его совершенно не была защищена. Вероятно потому, что сей юный воин, явно не так давно отрастивший усы и бороду, чтобы казаться старше, не собирался никому показывать спину. «Молод и самоуверен до предела», — понял царь. Раз взглянув на юношу, Дхана Нанд поймал себя на том, что почему-то не может отвести взгляда. Он пытался отвлечься и оценить размеры армии противника, смотреть на Селевка и Амбхираджа, но словно магией якшей его голову снова тянуло повернуться к этому парню на чёрном коне. — Кто это? — не выдержав, спросил император у аматьи Ракшаса, сидевшего рядом с ним в колеснице и ожидавшего сигнала к началу боя. — Вы о ком, Величайший? Дхана Нанд указал пальцем на незнакомого воина. — Вон тот. Ведёт себя самоуверенно, будто царевич! Да и встал рядом с Амбхикумаром. Он ему друг или брат? Или какой-то родственник? — Впервые вижу его, — пожал плечами аматья. — Не удивлюсь, если Селевк возвысил парня, подобрав среди рядовых воинов. У юноши яркая внешность. Поступок Селевка можно понять, если вспомнить о его предпочтениях. — Парня мог возвысить и Амбхирадж. — Нет, Величайший. Царь Таксилы — не любитель юношей. Но вот его сын… Про Амбхикумара мне мало известно. Да, этот неизвестный вполне может оказаться любимчиком Амбхикумара! «Любимчик Амбхикумара» продолжал пронзать огненным взглядом Дхана Нанда. Его конь рыл копытом землю, в ожидании начала схватки. — Я только раз в жизни видел такие же пронзительные, наглые глаза, — пробормотал Дхана Нанд, чувствуя, как в груди начинает полыхать огонь, изведанный им всего единожды. — Этот парень похож на Чандрагупту. Если бы сын Муры выжил, то, вероятно, выглядел бы так же. Поразительное сходство. Дэвами бы поклялся, что это он и есть! — Нет, — рассмеялся аматья, — вам мерещится, Величайший. Чандрагупта давно сгорел, он больше не побеспокоит вас. Напряжение и тревога всё росли, сплетаясь с необыкновенно сладким чувством, подступавшим к горлу. — После боя, как бы ни повернулись дела, я непременно узнаю, кто он. И неважно, выживет этот юноша или умрёт. Громко протрубила раковина, возвещая начало боя. Селевк ударил по бокам своего коня и ринулся вперёд самым первым, устремляясь к колеснице Дхана Нанда, но прежде, чем он успел домчаться до цели, кто-то насадил флаг Магадхи на длинное копьё, поджёг его и кинул вперёд. Наконечник копья, описав дугу в воздуге, вонзился в землю между двумя армиями, не долетев половины пути до колесницы Дхана Нанда. Император Магадхи с гневом смотрел на горящий флаг своего государства, а потом поднял голову и увидел широкую ухмылку на лице наглого парня. — Я вызываю вас, император!!! — прокричал юноша. — Сразитесь со мной, простым ратником!!! Или признайте, что боитесь!!! Звонкий голос разнёсся над полем боя, где пока ещё царила тишина, и не слышался ни лязг оружия, ни крики раненых. Каждое слово незнакомого юноши разносилось в воздухе, отражаясь от скал, окружавших лес, и повторяясь эхом. Замер не только Селевк, не добравшись до Дхана Нанда, — замерли все. Император Магадхи тоже застыл, а потом с львиным рыком обнажил меч, выскочил из колесницы, прыгнул на спину одного из коней, перерубив упряжь, и помчался вперёд. — Величайший! — аматья Ракшас повторил царский манёвр и бросился догонять императора. — Величайший, остановитесь! Что вы делаете?! Наш план был совсем другим! Советник не мог поверить, что его господин, обычно идеально владевший собой в предыдущих войнах, способен вот так легко потерять самообладание из-за слов какого-то рядового кшатрия. — Убью наглеца!!! — кричал Дхана Нанд, мчась вперёд и сшибая мечом всех, кто попадался на пути и пытался помешать его продвижению. — Проткну насквозь!!! Лучники Таксилы начали пускать стрелы, стремясь выбить императора Магадхи из седла, но, казалось, все стрелы кто-то отводил от Дхана Нанда. Они летели мимо. Амбхикумар с ужасом смотрел на счастливо улыбающегося Арью, который по-прежнему сидел на коне и выглядел так, словно ему предстояла не опаснейшая битва, а праздничный пир. — Ты спятил? — вполголоса спросил Амбхикумар у своего нового воина. — Зачем ты сделал это? Теперь тебе точно не жить. Дхана Нанд тебя убьёт! — Ради этого я и явился, — сияя глазами, ответил ему смуглокожий безумец, а затем пустил своего коня в галоп и тоже помчался навстречу Дхана Нанду, уже почти достигшему первых рядов армии. — Я здесь!!! — кричал он, и слёзы блаженства текли по щекам. — Попробуйте проткнуть меня!!! Я просто жажду отведать вашего меча!!! Две армии, казалось, превратились в два рукава бурлящей реки, слившихся воедино и перемешавших воды. Македоняне и воины Таксилы врубились в ряды кшатриев Магадхи, и земля окрасилась первыми струями крови. Тишина нарушилась. Крики людей, ржание лошадей, трубный рёв слонов, мечущихся в рядах сражающихся, оглушили и взбудоражили Чандрагупту. Но даже опьянившись начатой битвой, он видел перед собой только царя Магадхи, а тот, как Чандра того и желал, в свою очередь смотрел лишь на него. Селевк попытался влезть между ними и сразиться с Дхана Нандом, но император с яростным рыком вышиб наместника из седла. Пока Селевк, оправившись от удара, пытался встать на ноги, а его защищал примчавшийся на помощь Амбхикумар, Дхана Нанд вернулся к главной цели — наглому парню, посмевшему поджечь флаг и бросить ему вызов. Ракшас никогда не видел своего господина в таком состоянии. Дхана Нанд рубился с неизвестным юношей с остервенением, с налитыми кровью глазами и в то же время — с невероятной страстью. Отбиваясь от атак, Ракшас успевал оглядываться по сторонам, ища глазами императора, снова и снова убеждаясь, что тот жив и по-прежнему сражается со своим противником. Жаркий бой исключал размышления. Ракшас чувствовал напряжение мышц, уходил от атак и наносил удары, но продолжал видеть танец смерти тех двоих, исход чьей схватки волновал его более всего на свете. Вскоре Дхана Нанд и юноша оказались на земле, потеряв своих коней, а ещё через некоторое время утратили мечи и схватились врукопашную. Их битва напоминала танец Рудры и объятия Кали. Лица раскраснелись, исказившись животной яростью, и Ракшас не мог отделаться от чувства, что кроме желания нести взаимную смерть между этими двумя тянется что-то светлое, трепетное, животворящее… Но советник не мог поймать это странное чувство и придумать ему подходящее определение, поэтому отгонял иррациональную мысль о том, что неизвестный воин из Таксилы и Величайший, словно Шива с супругой, несмотря на кажущуюся ярость, на самом деле танцуют танец любви, стремясь слиться в едином порыве. — Кто ты? — спрашивал Дхана Нанд, упираясь руками в ладони соперника, пытаясь завалить его на лопатки и ощущая, как пьянеет от аромата разгорячённого, вспотевшего тела врага. Ярость сменилась на миг нестерпимым желанием овладеть тем, кто вызвал его на бой — грубо, жёстко, ткнув лицом в пыль, заломив ему руки и вонзившись меж его ягодиц, и от этого неправедного порыва, несвойственного ему, Дхана Нанд ярился только больше. — Я — Арья! — услышал он в ответ. — Если не убьёшь меня, я всегда буду стоять на твоём пути, потому что я — твоя судьба! Всё перевернулось внутри от этих слов. Это было так знакомо. Подобное уже происходило с ним прежде, но почему повторялось сейчас? Ведь тот, кто некогда говорил ему похожие слова, давно мёртв! Императору удалось оттолкнуть от себя Арью и, воспользовавшись недолгой заминкой, подобрать с земли упавший меч. Но и Арья, улучив момент, вернул себе оружие. А дальше осталась только пляска смерти, скрещивающиеся клинки и эти карие глаза, ни на миг не отрывающиеся от его лица, следящие за каждым движением. Они оба не расслышали сигнал к окончанию боя. Дхана Нанд вдруг почувствовал, как кто-то пытается оттащить его от противника. Он инстинктивно ухватился ладонью за лезвие чужого меча, пропоров руку до кости, но почти не ощутив боли. И — о, чудо! — он заметил, как Арья сделал то же самое: вцепился в его меч, чтобы не позволить утащить себя назад. — Хватит! Довольно! — словно из другого мира доносился голос аматьи. — Величайший, нельзя нарушать правила боя! Дхана Нанд разжал пальцы, опомнившись от горячечного дурмана. Они стояли с Арьей на расстоянии нескольких шагов один от другого, не понимая, как так вышло, что день пролетел за мгновение. Только теперь Дхана Нанд ощутил, как сильно болят мышцы рук и ног и страшно хочется пить. Тело кипело и клокотало, словно проснувшийся вулкан… Почему я не проткнул этого юношу, как остальных, за половину калы или скорее? Почему этот Арья, как безумный, сражался со мной целый день и всё ещё жив? Чандрагупта, опомнившись, осознал, что едва не падает на землю, но смертельная усталость накатила лишь сейчас. Пока же их с Дхана Нандом не прервали, ему казалось, он может биться вечно. Хоть тысячу лет! Лишь бы с ним лицом к лицу, лишь бы прикасаться ладонями, обмениваться взглядами, пусть полными ненависти, но только это и называется жизнью! — Арья, выпей. Держи, — кто-то совал ему в лицо сосуд с водой. Кажется, впечатлённый его безумной храбростью Амбхикумар. — Ну ты даёшь, парень! — царевич подставил своему ослабевшему воину плечо. — Как тебе удалось так долго продержаться против императора Магадхи? И он не проткнул тебя, и ты даже не сильно ранен… Как ты смог?! — Не знаю, — ответил Чандрагупта сухими губами. — Не знаю. Он всё ещё с тоской смотрел в ту сторону, куда телохранители и аматья Ракшас увели Дхана Нанда и понимал: нельзя пойти следом, как бы сильно ни хотелось. Последние солнечные лучи мелькнули и исчезли за горизонтом. Пришло время возвращаться в лагерь. Чандрагупта и Амбхикумар отправились в свой шатёр, чтобы переодеться, поужинать и принять омовение.