Ванильный сахар

В черноте ла-платской ночи, побеждаемой вничью огнями фонарей, всё будто вырезано из цветной бумаги тонким, как наваха, макетным ножом. Витиеватые французские и итальянские фасады бок в бок с плоскостями лаконичного баухауса, психоделически расписанного тропиками из баллончика; неспящие витрины спящих бутиков; пустынный сквер с полуторасталетними деревьями, усыпанными непристойно крупными и розовыми лилиями; квадратные плитки тротуара, влажные на стыках, то и дело западающие под ногами, чтобы брызнуть памятью позавчерашнего густого ливня. В белизне искусственного света вычерчены две фигуры: стройно-чёрная – пером, приземисто-оливковая – акварелью. Долю разгильдяйства чопорным костюмам придают эргономичные кроссовки и наброшенные через плечи вещмешки из шёлка и брезента, с безошибочно читаемыми очертаниями туфель. Небольшая загорелая рука сжимает вытянутую и бледную. Безветрие, избавленное от дневной жары, колышет мягкий смех. У входа в «Ла Вируту» не тусили, не курили. Местные тангерос и двужильные туристы – все или убрались по домам до новых суток танцевального запоя, или томно близили к развязке умирающую ночь. Отзвучат надорванные похотью и одиночеством мелодии, изученные до последнего рубато. Кто-то в той же компании отправится завтракать вкуснейшими луноподобными рогаликами с номинальным кофе. Кто-то наскоро переобуется, чтобы исчезнуть первым, и вальяжно двинет по прямой, считая перекрёстки и надеясь, что его сейчас догонят. Когда Джон с Шерлоком миновали офисное прикрытие холла, и ступеньки в подвал, и пустую билетную стойку, и остывшую эстраду, перед ними открылось синевато-чёрное пространство ног и спин, подсвеченное отдалённой нишей бара и мистическими отблесками кафельного пола. Звуки вступления предпоследней композиции подмигивали звёздами, холодным зовом невозможной ностальгии по тому, что не случилось и не с ними. Шерлок почувствовал, как сильное предплечье с тёплой ямкой локтевого сгиба обвивает его поясницу, обтянутую пиджаком, и в следующий миг обнаружил себя среди танцующих, в плотном и дышащем объятии грудь в грудь. Джон по-прежнему предоставлял ему вести, но вкладывался так, что в каждом перекате мышц по корпусу, в каждом отталкивании мощных ног и в каждом повороте, туго скрученном спиралью, только чтобы махом отпустить натянутое тело – брал партнёра, перемалывал в себе и отдавал с процентами. По обычаю безбашенного afterparty, свет, и так более чем интимный, погас совсем. Шерлок задержал дыхание, досадуя от плановой банальности момента. В мозгу роились вариации сценариев снисхождения. Нота за нотой, чувственной и трогательной. Он не отстранялся. Джон не целовал. Каким угодно, но банальным этот отставной вояка не был. - Вообще-то я не танцую «Кумпарситу», – вместе с освещением вспыхнул недочемпион, раззуженный настоящим разочарованием. Оно не походило ни на что изведанное ранее. Страшней, чем от предвзятого судейства; обидней, чем ускользающее первенство. – Так что… спасибо, Джон. - До завтра, Шерлок. То есть, до сегодня, – улыбнулся тот. Поймал жизнерадостный взгляд лысого бармена (диджея, совладельца, мировой танго-звезды), и отправился здороваться. - Борхес и Парагвай,* – внезапно и невозмутимо бросил Шерлок, подмигнув. Он подхватил туфельный мешочек со своими «хавьерами», без которых только что впервые обошёлся самым безоглядным образом, вышел из клуба и, застыв лопатками, вальяжно двинул по прямой. Вежливое покашливание ударило в спину на пятом перекрёстке. Шерлок мявкнуть не успел, как уже целовался. Две руки, вокруг пояса и на затылке, уложили его стоймя на прохладный жилет и горячее тело под ним, вросшее в стену со слоящейся, растрескавшейся краской. Губы распахнулись звёздной пустотой, и он летел, как сквозь скринсейвер Through the Universe на своём первом компе, а в реальном небе, повидавший всякое, благословенно реял Южный Крест. Аналогичным образом они отметили каждый светофор до улицы Борхеса, и открытие кованой двери подъезда, и решётку лифта, раздвигающуюся вручную, и свежеокрашенную дверь в трёхкомнатное средоточие хай-тека с антиквариатом, и освобождение от элегантных тряпок перед тем, как рухнуть навзничь в свежую постель. А потом зелёные колодцы некогда сухих и серых глаз на раскрасневшемся лице лишь немо вопрошали – как же это, Джон?!. – и Шерлок поднимался подбородком, шеей, грудью, опадал и снова стягивался на живую нитку в беспощадно сладких муках. Джону знакомо это выражение. С таким же сам он силился вместить цветение жакаранды вдоль проспекта Либертадор** – огромно-пышные, небесно-фиолетовые кроны, облаками уходящие до горизонта, ощетиненного небоскрёбами. Тогда, впервые в Байресе, прожжённый бывший военврач и будущий гроза милонг трёх континентов испытал «синдром Стендаля»: эстетический оргазм, уничтожающую экзальтацию сиюминутного перед предвечным. И, наверно, так же он сейчас вбирает Шерлока – ожившего кумира, неподступного и безоружного, только его. Резкий, нежный, опрокинутый профиль изнеможённо покачнулся, вытесанной нервным истощением скулой утоп в рассыпанных кудрях, и Джон раз за разом проводил ладонью по их шёлковой длине, не уставая смаковать переход с твёрдого шара головы на плавную горизонталь подушки... * Проснулся Шерлок от шкворчания из кухни. Джон, переодетый в синие джинсы и чёрный с надписью «Аплодисменты асадору»*** фартук наголо, шаманил над тяжёлой чугунной сковородой. Этот человек обладал даром из любого помещения сделать дом, а из продуктов – еду. Шерлок залюбовался ровной серо-золотой волосяной штриховкой на мускулистых предплечьях, дёрнул аристократичными ноздрями на дурманный аромат переворачиваемых кровавых стейков с розмарином, оперся-присел на барный табурет. - Мясо? С утра?! – он поплотней закутался в простынку, напуская безразличный вид.  - Что касается меня, я голоден как зверь, – отозвался Джон, – а ещё один из нас вчера был близок к обмороку. Как для ваших чемпионских нагрузок, я бы откормил тебя получше. - Сказал милонгеро, который не интересуется чемпионатами, – не остался в долгу Шерлок. - Чемпионатами – нет, а одним чемпионом – так очень даже, – Джон вывалил два восхитительно парящих ломтя аргентинской говядины на заранее подготовленные тарелки. – С кем-то из местных выступать приехал? - Если бы, – Шерлок горестно осклабился. – К их необязательности ты, по крайней мере, готов. - Так что, тебя британец кинул? – простодушно сдедуктировал Джон и, заметив дальнейшее помрачение в лице Шерлока, поспешно добавил: – Ох, извини. Я просто увидел, что ты один... - Твоё полное имя? – оборвал Холмс. - Ватсон. Джон Хэмиш Ватсон, если вдруг ты захочешь воспользоваться здешним брачным законодательством. - Телефон, – в драпировках простыни того предсказуемо не оказалось, так что Шерлок, глядя прямо перед собой, протянул открытую ладонь в сторону Хэмиша Ватсона. - Пожалуйста-спасибо, – Джон дотронулся до тонких пальцев, похищая первую за утро ласку. Шерлок открыл браузер и вбил адрес страницы регистрации на мундиаль в категории социального танго. – Что?! Почему ты думаешь, что я... Мессенджер слабо тренькнул. Рысьи глаза, обращённые к Джону, блеснули шалостью и торжеством: - Ты забыл в «Каннинге» свою трость.