Миссия, длиною в жизнь

Внутри всё опять дрожит. К счастью, на этот раз от радости и облегчения. За последние четверо суток Зехра Балабан пережила очень много отчаяния, ужаса, страха, паники и невыносимой, острой тревоги. Первое чувство было диким страхом — когда пришло сообщение о том, что Сердар не выбрался из западни. Статус «предположительно, мёртв» просто заставил её разум выключиться, а хваленый профессионализм — полететь ко всем чертям как можно дальше. Полная паника и чувство пустоты были поистине ошеломляющими, затмевающими всё, что только вообще было в её разуме. Во второй раз, как и после похищения Ягмур, Зехра не смогла работать и попросту — жить, она буквально заледенела и могла только нервно ходить по помещению, в панике переспрашивая новости. И когда предположили, что Сердар мёртв — это были самые долгие два часа в её жизни. Чувство потери его уничтожит её. Зехра была в полном и абсолютном ужасе. Её не просто трясло — она была в полной и абсолютной панике. Спустя два часа забрезжила слабая надежда. К тому времени Халит уже был в Крепости, а Узай и Гюрджан деликатно не расспрашивали Зехру, хотя она и знала — весь ужас буквально был написан на её лице. Пришли сообщения о переговорах с террористами и обмене пленными и стало ясно, что скорее всего — Сердар жив, но в плену у опасных головорезов. Глава Халит сразу получил разрешение на операцию, они вместе с Зехрой, Серметом и отрядом бойцов выехали в Ирак — чтобы спасти Сердара. Три мучительных дня заняла разведка, подготовка и сама операция. Три мучительных дня Зехра буквально сходила с ума от шока и ужаса, представляя пытки. Но больше всего представляя то, что больше никогда не увидит Сердара живым и что… Об этом он говорил, да? Что в их работе всегда будет опасность, но не дать шанс чему-то между ними — значит этот шанс никогда не использовать и не прожить? Никогда не поцеловать его, а теперь потерять? Об этом она и говорила? Что их работа — это не для любви и не для отношений, что вокруг них много опасностей и любить друг друга — это значит и невыносимо бояться однажды потерять друг друга? Они могут потерять друг друга? Она может потерять его? Только от осознания правды совсем не легче. Было наоборот, невыносимо, остро, до боли страшно, сердце билось неровно и быстро-быстро, дикое напряжение во всем теле и паника при каждом телефонном звонке. Зехра была в каком-то своем мире, в своём тумане, в своей реальности, замедленная и опустошенная. Команда явно заметила происходящее, но даже Глава Халит оставил на «потом» свои мысли об этой ситуации, сосредоточившись на спасении Сердара. А потом Зехра увидела его и сама будто бы умерла. Он лежал на полу той тюрьмы, грязный и мертвенно-бледный. Она ворвалась туда первой и упала на колени, крупная дрожь в руках и во всём теле — страх прикоснуться и почувствовать, что он умер. — Сердар! — шепот, руки, которые кое-как дотрагиваются до его лица, ладони, которые гладят его щеки и губы, — Сердар! Сердар, очнись! Сердар, просто посмотри на меня! Сердар?! Он был жив. Тёплый, но такой бледный. Зехра трясла его отчаянно, капли слёз падали на него, пока он смутно не приоткрыл чуть-чуть глаза. Но там был плохой блеск, лихорадочный, опасный блеск. Взгляд — такой мутный, он сумел схватить её руку своей ладонью… — Зех… — хрипло и тихо. — Сердар, я здесь, — тихо поцеловала его в лоб, борясь с истерикой, — я здесь Сердар. Я больше никуда не уйду. -------------------------------------------------------------------------------------------------------- Глава Халит приказал ей возвращаться в Анкару с остальным отрядом намного раньше. Сердара отправили в военный госпиталь. Глава бросал на Зехру многозначительные взгляды, когда она докладывала обстановку, а потом писала рапорт о произошедших событиях. О том, как они вычислили подземную тюрьму террористов. Как расчистили вход. Как нашли Сердара. Как уничтожили врагов. Молчал, но потом задал вопрос: — Это всё, Зехра? Она знала, что именно Глава вкладывает в этот вопрос: — Нет, Башкан. Тот в ответ молчал ещё дольше. — Сердара сегодня привезли в Анкару, — сдержанно ответил он, — его можно навестить. Зехра, — строго и совершенно четко продолжил Глава Халит, — у нас у всех будут проблемы из-за вас. Пока ты свободна — можешь помочь Сермету перевести Сердара до его квартиры. У него вынужденный отпуск. Зехра плохо понимала то, что вообще сказал Глава Халит. Кивнула и вышла из кабинета, отправилась искать Сермета и узнавать, как найти Сердара. И вот сейчас она стоит в его палате, вернее, из его палаты есть дверь в другую комнатку — с одним диваном и столиком, это для посетителей, если кто-то захочет ночью побыть рядом с близким больным. Паника подступила к душе, когда палата оказалась пустой, но выяснилось, что Сердар отправился на контрольный рентген. Сермет уехал в Штаб, а Зехра пообещала, что сама доставит Сердара до его квартиры. Она крепко сцепляет руки и впервые чувствует себя такой уверенной. На этот раз всё точно будет иначе. На этот раз Зехра не отступит и не будет от него закрываться. На этот раз она попытается объяснить Сердару всё более чётко и ясно, что именно она чувствует и чего боится. Она знает — он её так и не простил, отстранился и даже не хочет быть с ней друзьями. Она знает — всё между ними сейчас так плохо и так напряженно. Она знает — на этот раз нужно будет перестать бегать, прятаться и расставить все точки над «и». Дверь открывается, и Сердар появляется. Зехра оборачивается и пытается или не закричать, или не упасть. Держит себя в руках, крепко вцепившись в дверной косяк одной рукой, а второй — в краешек своей футболки. Нервничает просто до ужаса, потому что сейчас, может быть повторение тех самых жестоких и неприятных сцен, повторение напряжения или даже ссоры, боли или разочарования. Но она не уйдёт отсюда, пока не объяснит ему хоть что-то. Сердар замечает её практически сразу. Закрывает дверь и разворачивается, встречаясь с ней своим взглядом. Зехра не знает, что никогда ещё не была красивее в его глазах, чем в этот самый момент. В джинсах, майке и рубашке, с волосами, убранными в тонкий хвост на затылке, с нервно приоткрытыми губами и глазами, сияющими на её лице так ярко и так взволнованно. Он смотрит прямо на неё, будто бы не сразу осознавая, что происходит. Смотрит и на его лице появляется удивление, понимание, осознание. Он смотрит прямо на неё, но такое чувство, будто бы её не видит, а смотрит сквозь неё. Вот оно. Зехра нервно сглатывает. Нужно начать говорить. Сердар закрывает дверь, поворачивая замок. Зехра остро чувствует, как дверь закрылась, отгородив их двоих от окружающего мира. Тонко чувствует, как они будто бы остались в мире совершенно одни, провалившись в этот неосязаемый кокон единства и взаимосвязи. Связи только между ними двоими. Она опять сглатывает, когда Сердар вновь смотрит на неё, сделав шаг ближе. Нужно открыть рот и хоть что-то сказать. Зехра не осознает, что всё это происходит какие-то буквально две-три секунды, но кажется, будто бы эта сцена длится вечность. Он делает шаг вперёд, пока Зехра открывает рот и глубоко вдыхает, собираясь с силами… Не успевает ничего сказать. Потому что Сердар хватает её за руку, рывком притягивает к себе и жадно целует. Его рот на её губах и Зехра словно выпадает из реальности. Его тело — плотно и так близко к её телу, когда Сердар впечатывает её в стену и целует. Жадно. Горячо. Голодно. Они оба очень голодны до прикосновений, до касаний и до… друг друга. Зехра целует Сердара в ответ не менее сильно и интенсивно, чем он её. Отвечает на поцелуй сразу же, до конца так и не осознавая своего счастья и умопомрачительного, дикого облегчения от того, что весь этот хаос закончился. Закончился этот период пустоты между ними, закончилось чувство острой тоски и боли, закончился их разлад. Сердар рывком подтягивает её выше, крепко сжимая ладонями тело, проводя ими выше, обвивая рукой за талию и наклоняя голову вбок. Чтобы поцеловать Зехру более глубоко и жадно, страстно и горячо. Чтобы она чувствовала, как тает в его руках и как долбанное счастье охватывает и тело, и душу, и разум. Но Зехра отрывается. Отрывается от поцелуя, чтобы обхватить его лицо руками и лихорадочно прошептать, на этот раз искренне и честно, на этот раз открыто: — Я люблю тебя, — просто шепчет ему в губы, а потом целует те так быстро и сладко, мягко и нежно, — я люблю тебя, Сердар. Я люблю тебя. Зехра хочет говорить это ему попросту бесконечно. Потому что Сердар заслужил. Потому что он ждал этого тогда, когда говорил свои честные и искренние признания, с тем выражением полной правды и открытости на лице. Он ждал от Зехры этого всего тогда, в тот момент почти два месяца назад, но говорить правду Зехра готова только сейчас. — Я люблю тебя, — выдыхает ему в губы и прижимается лбом к его лбу, часто-часто дыша. Сердар в ответ своими не менее трясущимися руками проводит по её лицу, большим пальцем ласкает губы и отчаянно дышит. Наверное, просто, потому что дико и умопомрачительно счастлив. Он не ошибся в ней и в её чувствах. В своих чувствах. — Зехра, — ласкает одним словом, на этот раз целуя нежно и глубоко, неторопливо. На этот раз медленно вжимаясь в её тело, в её объятия, в её губы и в её руки, абсолютно мгновенно забывая о происходящем в последние недели, забывая о их разладе и о той боли, что висела между ними с той ночи в Париже. Отпускает всё. — Сердар, ты… — они стоят, в плотных и тесных объятиях, переплетаясь телами и руками, и губами, возле двери. Сердар закрывает вторую дверь, ведущую в ту комнату для посетителей больных родственников, окончательно отсекая внешний мир от них двоих, — ты был там, и я так испугалась. Что умрёшь. Я просто… Я так испугалась, что потеряю тебя. — Ты об этом говорила тогда, — перебивает он, — ты говорила, что боишься, — целует ещё раз, глубоко, но недолго, потому что насытится невозможно, — ты говорила, что боишься меня потерять. И я боюсь тебя потерять, Зехра. — Я так испугалась, что с тобой что-то случится, — выдыхает она в его поцелуй, — я молилась только чтобы увидеть тебя ещё раз живым, Сердар. Чтобы сказать, что я люблю тебя. Я тоже тебя люблю так сильно. Очень сильно. Это пугает меня. Разрывает на части. Любовь меня пугает, я всегда считала, что после развода навсегда закрыла своё сердце и оставила там только любовь к Ягмур и к Родине. И так всё и было… Пока не появился ты… Ты появился и просто заставил меня забыть обо всём, обо всех моих мыслях… Ты пробил брешь в моем сердце, и я не могу просто больше дышать без тебя. Сердар… Может быть, ты был и прав, говоря о том, что я боюсь. Может быть, нам надо… Попробовать. — Ты тоже была права, Зехра, — он говорит честно и искренне, чувствуя, как огромный груз падает с души и исчезает навсегда, — я тоже боюсь потерять тебя. Если бы ты была на моем месте, а потом что-то случилось, я бы не смог жить дальше и служить Родине. Зехра тихонько усмехается, а потом Сердар крепко обнимает её. На этот раз — впервые — обнимает крепко и совершенно точно — по-романтически. Обнимает, прижимая к себе отчаянно и на надрыве, но — с огромным облегчением. На этот раз Зехра в его руках — это что-то совершенно правильное, искреннее и постоянное. Она утыкается в его грудь и крепко держится руками за рубашку. Он в ответ обвивает её тело своими ладонями и оба замирают, полностью погружаясь друг в друга. Нервная дрожь медленно утихает, уступая место тому самому облегчению и спокойствию. Нервозность последних недель исчезает быстро, на самом деле это совершенно ожидаемо. Они нежатся в объятиях друг друга несколько минут, пытаясь привыкнуть к новой реальности, пытаясь осознать эту самую новую реальность. Потом Зехра отстраняется первой, мягко проводит рукой по его щеке, лаская Сердара. Ему нравится это, потому что он наклоняется ближе и чуть прикрывает глаза в удовольствии. — Как твоя нога? Сердар, ты выглядел очень плохо. Что сказали врачи? Что… — Что я жить точно буду! — огонек задора разгорается в его глазах сильнее, когда Сердар наклоняется и мягко целует Зехру в щеку, потом — в шею. Желание постоянно касаться её — попросту невыносимое, острое, жёсткое, сильное. Мощная волна возбуждения вдруг появляется буквально из ниоткуда, от одного только её выдоха, от вздоха, слетевшего с губ Зехры. Чувство обладания этой женщиной — это ни с чем не сравнимое удовольствие и то самое насыщенное удовлетворение. — Глава Халит сказал мне отвезти тебя в твою квартиру… — Мне рекомендовали провести эту ночь в больнице, Зехра, — хриплый шепот ей на ухо, в то время как его ладони забираются под её рубашку и чуть приподнимают тонкую ткань майки на пояснице, — но я бы сказал, что уже почти здоров. Знаешь, в последние десять минут стало намного легче. Зехра негромко усмехается, а потом почему-то тоже шёпотом продолжает, наклонившись к его уху и буквально касаясь губами того: — Что нужно сделать, чтобы ты окончательно выздоровел, Сер-дар? — Скажи моё имя ещё раз таким тоном, чтобы я совсем перестал сдерживаться, — хрипит он в ответ, но тоже шепотом. Они здесь только одни. До утра медсестра или врач не придут его проверять. Может быть, эта мысль приходит им в голову одновременно. Сердар опять чуть толкает Зехру в сторону стены, прижимая спиной к той. Потом медленно осматривает — в комнате уже сумрачно, вечер, на окнах — закрытые жалюзи. Приятный сумрак, в котором видно её лицо и горящие глаза… Набрасываются друг на друга с голодным отчаянием. Синхронно. Зехра вцепляется в его рубашку, которую тянет вниз, но у него другие планы. Он впечатывает её в новый поцелуй, а потом резко приподнимает за бедра. Два шага — и усаживает на какой-то столик у входа, садит и, разведя её ноги, встаёт между ними, стаскивая с неё рубашку. Швыряет ту, в то время как она пытается расстегнуть мелкие пуговички на его рубашке. Сердар ладонью резко распускает её волосы и наклоняет голову, чтобы опять дотянуться губами до кожи на шее. Прикусывает ту, чувствуя, как мгновенно возбуждается до жёсткого и напряженного состояния, до дрожи и до лихорадочного нетерпения. Теперь между ними словно искрит электричество. — Ты знаешь, как я тебя хочу? — рычит в шею, поднимая майку. В ответ чувствуя, как Зехра наконец-то расстегивает его рубашку и швыряет ту в сторону, — как давно я хочу тебя? — Как давно? — женские ладони, проворно бегающие по его груди, потом ниже, опускающиеся к животу. Мало. Мало прикосновений и ласк. Мало обнажённой кожи, мало друг друга. Дальше — какой-то полный хаос и потеря контроля. Движения — острые, напряженные, пронзительные и сладостные. Отрывочные мгновения, когда Сердар рывком снимает с неё майку, оставляя в одном бюстгальтере. Мгновения, когда Зехра, жадно вдыхающая его дыхание и принимающая острые, напряженные поцелуи, расстегивает его лёгкие штаны, пытаясь приспустить те… Мгновения, когда Сердар расстегивает её бюстгальтер и холодный воздух заставляет грудь покрыться мурашками, но ровно до того мгновения, пока Сердар губами не посасывает соски, заставляя Зехру вцепиться в его волосы и перестать соображать. Мгновения, когда он лихорадочно и беспорядочно-нетерпеливо пытается стащить с неё эти чёртовы джинсы, так плотно облегающие её ноги. Мгновения, когда это ему наконец-то удаётся и он за бедра притягивает Зехру к себе ещё ближе, уже освободившись от своих брюк. — Я хочу тебя, — рычит отчаянно и напряженно, нервно-нетерпеливо, окончательно обнажая её перед собой, — я хочу чувствовать тебя, Зехра. Я хочу войти в тебя глубоко и слушать твои стоны. Ты будешь знать, что это я… занимаюсь с тобой любовью. Только я один. И больше никто к тебе не будет прикасаться, понятно? — Сердар, — полу-стон, полу-мольба, когда она чувствует его член прямо между своих ног. А потом он притягивает её берда ещё ближе и мягко входит, совершенно не задерживаясь ни на что. Входит внутрь и именно так глубоко и плотно, как она и хотела. Как они и хотели бы. Стон. Сначала её — такой наполненный и насыщенный. Потом его — возбуждённый и острый. Оба дышат друг в друга, вновь прижимаясь лбами друг к другу, только на этот раз их тела тоже соединились в единое целое. На этот раз Сердар её берёт, медленно, но глубоко и так полно, насыщенно и давая буквально прочувствовать своё присутствие именно там и именно так, как ему и нужно. — Я люблю тебя, — следующая его фраза, которая заставляет сердце Зехра замереть, а возбуждение усилиться и стать ещё и ещё сильнее, — ты моя женщина. — Я тоже тебя люблю, Сердар, — развязные и бесстыжие поцелуи, откровенные игры их языков во рту и не прекращающиеся движения Сердара, толчки которого становятся чуть более частыми и сильными, — я… Мне хорошо. Очень хорошо. — Моя, — его рука ласкает её всё сильнее и сильнее, заставляя Зехру напрячься и еще сильнее податься вперёд, навстречу его глубоким толчкам. Напряжение становится осязаемым, пот стекает с его лба, разгоряченные тела дышат друг другом и этим дичайшим напряжением, пока жёсткая разрядка не заставляет обоих вцепиться друг в друга, отчаянно поглощая стоны. Достигают удовольствия одновременно. Синхронно и с освобождением, вдыхают друг друга, тяжело дыша. Крупная дрожь по телу Сердара сменяется мягким удовлетворением и расслабленностью, а нервные движения Зехры в желании быть ещё ближе — на приятную сладостную дымку. Разгоряченные, продолжают обнимать друг друга, задыхаясь от наслаждения и от удовлетворения, которое теперь разливается по телам чувством полного насыщения. Он мягко целует её в висок, расслабленно тянет к себе. На мгновение приподнимает за бедра, а Зехра в непонимании вцепляется в его плечи. Но оказывается, его цель — донести её до того самого дивана и мягко опустить на спину, чтобы навалиться сверху и рассматривать ещё ближе. — Что? — мягко спрашивает Зехра, проводят рукой по его лицу, задевая ладонью губы и просто невероятно остро чувствуя — вот оно, счастье. Вот он — тот краткий миг их личной истории и личной ласки друг для друга. Вот оно — нежное блаженство и чувство совершенного уединения. Этого она боялась когда-то, но сейчас было удивительно легко. — Ничего, — Сердар подтягивается ближе, лениво целуя её живот и двигаясь губами выше, — хочу запомнить этот момент, Зехра. Когда ты признала, что я был прав. — Эй, я тоже была права, — шутливое возмущение, на котором трудно сосредоточиться, потому что Сердар не перестаёт ласкать её тело своим ртом. Мягкое похныкивание — и огонь страсти разгорается между ними вновь, ещё сильнее, чем в первый раз. На этот раз Зехра ловко переворачивается и толкает Сердара на спину, садясь сверху на его бёдра. Он шипит от удовольствия, вцепившись руками в её талию: — Командуешь даже в постели. Ожидаемо, госпожа Зехра. Я это исправлю. — Я бы посмотрела на это, — звучит как вызов. Потом они больше не разговаривают, занимаясь более приятными и тесными вещами. Поздней ночью лежат, наполовину одетые, на этом самом диване. Сердар нашёл в тумбочке покрывало и теперь они устроились под тем, как совершенно влюблённые и нежные подростки. Устроились, лежа лицами друг к другу, крепко обнимаясь и боясь нарушить этот самый счастливый кокон личного уединения. — Ты сказала что-то про Главу Халита? — спрашивает Сердар, легко убирая с её лица выпавшую прядь волос. — Он знает про нас, — тихо рассказывает Зехра, — да и остальные тоже знают. Я была просто не в себе те дни, когда ты был в плену. Работать даже не могла. Мягкая боль в её глазах вызывает у Сердара чувства острого желания забрать эти страхи и больше никогда не позволять ей страдать. Его возлюбленная больше не будет страдать и переживать из-за него, он сделает всё для этого. — Я всегда буду возвращаться к тебе, Зехра Балабан, — мягко целует её в губы, поглаживая по щеке медленно-медленно, запоминая каждый нежный выдох, — я обещаю. — Сердар, обещай, что не покинешь меня. Просто пообещай. Сердар чуть приподнимается, нависает над её лицом и целует. На этот раз спокойно. Медленно-сладостно, неторопливо и мягко, сладко-сладко, так, что в груди всё словно переворачивается от острого нежного счастья и надежды на что-то действительно хорошее в будущем. — Обещаю, — тихий выдох, запечатывающий их связь навсегда, — я люблю тебя. Я люблю тебя, Зехра. Даже не представляешь, как сильно. — И я люблю тебя, Сердар. Они повторяют эти слова друг другу много-много раз. До самого рассвета.