Somebody to love

       Безумные мысли, захватывающие голову словно иней на плачущих всю ночь тонких веточках травы, пробуждают в душе жажду действия. Воплощать в танце яркие образы и впечатления, вновь и вновь переживаемые сердцем—и есть мотивация, главная цель, что заставляет кружиться в белом танце. Уверенные пальцы партнёрши переплетаются с моими нежно, точно держат хрупкий стебель молодого полевого цветка. Затаив дыхание, боясь с новым вздохом совершенно забыть как дышать, я с огнём восторга в глазах расплываюсь в кривой, от доли испуга в сердце, но блаженной улыбке. Подобая внутреннему ритму, женщина словно подбрасывала меня в воздух, ловко ловила за талию и, играя дикой кошкой со мной, вела кругом. То, как изящно двигается сильное тело, как ловко соблазняет совершенная невозмутимость на лице и то, каким удивительным образом в чёрных камнях, выразительно подчеркнутых длинными ресницами, угадывалось любопытство и что-то таинственно грубое, животное—всё это точно вырванная страница из толстой книги. Одинокая свеча, дрожа девственным весенним листиком, пробиваясь редкими вспышками огня, обнимает гибкие тени, хороводом танцующие на стенах, затихших на всего лишь один вечер голых половицах—по которым отбивается скорый ритм скромных-низеньких каблучков и шуршание подошвы, словно шёпот. Не было ни единой щели в этом тёмном полотне, сквозь которую можно было бы заглянуть в скромную обитель жаркой, страстной и горько-сладкой как винный привкус на кончике языка, поздней вечерней встречи. Сверкнув счастливой улыбкой, я прижимаюсь лицом к груди—клетке, в которой голосит и бьётся алая птица. К середине танца, силы начали покидать меня, дыхание сбилось и, вся красная и радостная, я сбавляю темп, позволяя погрузиться в умиротворённое течение танца двух любящих птиц. Да, мы не обладали переливающимися серебром перьями, и не было на наших плечах вьющихся плащей, но наши тени, слившись в одно чёрное облако, передают стремительные движения как зеркало—Елена ранее гналась за мной, то настигая и слегка душа, то обгоняя меня, заставляя самой гнаться и желанно тянуться к ухмыляющимся губам. У нас был свой вихрь, а сейчас настало затишье. Глухой шум прерывистого дыхания сливался с музыкой моей души. Я осторожно повторяла движения длинных, изящных как искусство, женских ног, ничего не видя, кроме самой себя в смолисто-густом безбрежном чёрном море. Без малейшего признака напряжения, Елена спокойно вела меня по всему периметру комнаты, бархатно шепча мне на ухо:       —Ты отлично справляешься.