Новая Миртана

Не спала Окара долгую ночь, бессонны были аркахары всех грурхов. Ярость и гнев придавали им столько сил, что не дай боже ни одному человеку испытать их чувства, коими одержимы стали все, от самого малого до старейших из них. Кузни извергали столько дыму, будто здешний лес охватил гектарный пожар. Тренироваться аркахары натренировались, собирались охотно огромные рюкзаки, возле чум в предместье Окары готовили тяжёлые возы. Деревянные колёса стойко выдерживали массу топоров и мечей орочьих, тяжёлые арбалеты, а болты пачками в кожаных мешках укладывались всеми без разбору. Кто сколько имел с прежних походов, кто заручился от отцов или братьев старших из молодняка, вносил вклад в общие обозы, полные всякого добра: тёплые шкуры, мракорисовы, варжьи и овечьи; сена для отловленных и прирученных бизонов, запряжённых в оглобли; различную кухонную утварь — железные стаканы, бочки с водой. Пойло клали в отдельный обоз, да наказ Тарса каждому аркахару был строжайший: не сметь в походе и во время сражений вливать в себя ни капли «живицы» орочьей. Пригодилось бы пойло только для двух целей: чтоб напиться с горя при скором поражении под стенами Трелиса, либо выпить за победу уже в крепости. Наутро потянулись длинной колонной из Окары в Трелис. Мимо Монтеры идти не решились, дабы не вызвать опасений у местного сброда, потому пошли окольными путями. Теми, что пришли Гор-Таш с сыновьями и Гор-Харом. В Окаре остался тот необходимый небольшой отряд, что способен был выдержать любую атаку. Десять аркахаров, пара кузнецов остались в Окаре, с войском из двухсот двадцати пяти аркахаров отправились добрые ученики шаманские, коих Гор-Хар за неделю научил варить лечебные эссенции не только из лечебных трав, но из лесных ягод и корешков. Пьяные ягоды Гор-Хар запретил использовать им в качестве ингредиента для зелий, поскольку после такого лечения туманился ум орочий, а это на войне и в сражении означало неизбежную смерть либо позорный вражеский плен. Три ученика шаманских принялись собирать возле Окары как можно больше лечебных ингредиентов, чтобы затем наварить сколь получится эликсиров, от которых затянутся любые раны. Матерь Аркахарская укрыла женщин с детьми, пока их мужчины шли воевать с врагом. Но не все сидели няньками с детьми. Юные девы также рвались в бой, желая присоединиться к своим мужьям, братьям и отцам. Но Тарс не дал им оставить детей, не только без матерей и сестёр, но и без тех, кто мог хоть что-нибудь поведать о военном ремесле мужей, братьев и отцов. Как только мужчины покинули Окару, принялась добрая половина женщин учить своих детей, мальчиков и девочек. Опустела Матерь Аркахаров, а женщины стали бьющимся сердцем Её, глубоко желавшем возвращения всех своих возлюбленных мужчин. Предки сотворили добрую погоду по утру: безоблачное тёплое солнце; ветер ночной стих, птицы активно верещали в округе, смело расправляли крылья и летели так высоко, что слышал сквозь скрип колёс и ржанье лошадей всякий аркахар. Гор-Таш с сыновьями ступали молча, неспособные говорить. Взоры их были обращены далеко за горизонт, в сторону Трелиса. Гор-Хар не последовал с воинами, стар слишком, всё чаще слыхал слова Матери-Земли и куда меньше собственного вождя. Нет, не потому что стал глух от глубокой старости, иль же умом тронулся. Ходила в среде аркахаров примета: «Кто слышит Мать-Землю нашу слишком ясно и сердечно, того скоро направит она к Предкам». Никто не обвинил старого шамана в трусости пред врагом, ибо в юности, знают многие старики и те орки, что помоложе, с каким боевым азартом рвался Гор-Хар в гущу сражения. В то время использовали не древние знания для колдовства, но рунную магию, и рунами многими успел овладеть орочий колдун, огнём отправил к Белиару многих морра. Но когда война приняла противный оборот, когда войска орочьи побитыми бежали из городов миртанских, укрываясь в лесах и горах, и с ними бежал шаман, когда Робар Третий одолел Орду вместе с королевскими повстанцами и магами Огня, и отчаяние достигло немыслимых пределов, — тогда-то объявился Арках, первый Фатгар, сколотивший осколки Орды в несколько грурхов и объединил те под мудростью старейшин — а с появлением Аркаха и Мать-Земля глас доносить стала до блудных детей своих. Изменился в характере Гор-Хар, взял под опеку свою обширное племя, сколоченное из остатков трелисских, гельдернских и отчасти монтерских орочьих семей. И сейчас Мать-Земля пророчила ему в уши горькие неутешительные слова. И сердце его сжалось слишком сильно, а из глаз разнеслась по щекам красная горькая правда — умер в тот же день Гор-Хар. Забрала шамана к себе, а дух его вознёсся высоко-высоко к Предкам. Один аркахар спешно ринулся бежать из Окары вдогонку к войску с горькой вестью. Воины же с терпеньем ФАТГАРСКИМ шли горными и холмистыми бездорожными тропами, приближаясь к реке. Переправа находилась недалече, годная для обозов. Со свежими силами решились идти войска в битву — на следующий день. Охочие, прыткие и воинственнейшие из войска отрядились с одобрения ФАТГАРА, обрушив весь свой гнев на здешние фермы и одиночные крестьянские поселения. Несильно одобрял их поведение Тарс. Гор-Таш, невзирая на вскипавшую в собственных жилах кровь, промолчал, ничем не возразив фатгару. Тарс прекрасно ведал: лучше буйные горячие головы остынут и выплеснут пламя на прочих, нежели вечером, желая притупить жаркие чувства, напьются и начнут устраивать драку в собственном войске. Ныне всякий аркахар, будь самый норовистый иль же инфантильный, ценился на вес золота. Гор-Таш же убеждён был стойко, что не стоит разбрасываться дурманящим разум гневом, и придержать его до завтра, направив затем на ополченцев и рыцарей Трелиса. Расположились небольшим лагерем, укрытые возвышенностью с прибрежной стороны так, что ни один морра, шедший по западному тракту из Сильдена до Трелиса, не завидел бы их. Разве что десяток струек дыма, высившихся к чёрным небесам. К ним же спешил один из окарских бойцов. Да не пешком всё же отправился, а в компании. И повезло тому аркахару быть с молодым морра, проезжая по тому самому тракту, где здешние люди вдоволь переполошились. Воз не останавливался, пока им не заинтересовался миртанский патруль. — Чего везёшь? Почему этот орк с тобой? — спрашивал капитан в рыцарской броне. — Слыхали мы, — слукавил тут же хитрый дункель, уже переодетый в мантию начинающего мага Огня, — как доблестно рыцари опустошили Немору, быстро, без многих потерь. Истинные умелые бойцы, командир, ей-боже умелые! Орка этого подобрал я давным-давно, брошенного собственной семьёй. — Почему он с оружием тогда? Не выглядит твой воспитанник безобидно, — подозрительно глянул на аркахара, но тот не поддался и смолчал. — Он — хороший защитник мне. Взгляни, господин, на мои мускулы под смявшейся робой, и увидишь, что ни топора, ни даже кинжала толком не удержу. А чуть что другие орки? Или грабители всякие? Погибну позорной смертью, и мои товары пропадут ни за что! — Так чего везёшь? — ты так и не ответил, — хмыкнул один из ополченцев, — И куда едешь? — спросил другой ополченец. — В Трелис еду. Рыцарям и ополчению предложить хочу совершенно новые клинки, по такой низкой цене, какие ещё не видывал никто в Миртане! Ещё молоты кузнечные, стали партию, мало ли что может пригодиться благородным воинам и их кузнецам, — молвил Кант без запинки, быстро, как пущенный болт из добротного арбалета. — Ладно, — махнул рукой капитан и отпустил дункеля с миром по дороге. Сам же оказался тоже не дурак рыцарь, и повелел своим подчинённым, как только шагов на сто отъедет воз, пойти за ним, убедиться в честности ряженного болтуна. Колёса скрипели так, что аркахар аж уши заткнул и скорчил такую рожу, будто родить собирался. — Знаешь, куда везти воз дальше? — спросил спутника Кант. — Видишь каменную дорожку под тонким речным слоем воды? Вот мы и поедем по ней. За горами должны находиться браты, — и чтобы заглушить слуховую муку от колёс, решил заговорить: «С чего это дункель, едва не убитый после йхманша вчерашнего, желает торговать с нами? Не боишься ли топора в спине или болта во лбу?» — Боюсь, аркахар, уж до дрожи боюсь, да не могу не рискнуть и не помочь бывшим собратьям по вере, не могу не отблагодарить полковника и его сына за жизнь спасённую от горячих голов. Цены самые благодушные для аркахаров, никому за столько не продам, разве как защитникам моей деревни. Сколько лет Окара и мы жили в мире, и не забыл я из-за одного вчерашнего поступка горького о милости аркахаров и их желании торговать. — В общем, золотом хочешь набить карманы, — равнодушно махнул на него рукой аркахар. Нечаянно бросил взгляд вправо и увидел, как пылают средь деревьев огороды, пшеничные поля и хутора одинокие. И заметил мельтешащиеся точки, донельзя похожие на братов. Это же заметил и напрягшийся возница-дункель. — Ох, зря это они. Накажут их страшно в Трелисе, коли узнают об этом, — молвил тихо Кант, помолившийся про себя трёхкратно — каждому богу по разу. — А это, часом, не наш патруль-то? — показал дункелю воин на следом шедших за ними тот самый патруль. Как вдруг ополченцы с капитаном своим схватились за мечи и двинулись… но не к возу, мирно остановившемуся перед журчащей речкой. Ринулся отряд людской к тем самым буйным головам, творившим всякие противные богам беззакония и чудовищность с поселением и фермой. Дёрнул резко за поводья Кант и кони по-тихому преодолели переправу. Но, оказавшись вскоре на другом берегу, дальше вверх ехать конт в одиночку не могли. — Что застыл на месте? Давай, езжай дальше, дункель! — Не могу ехать. Воз тяжёлый, кони не вытянут его. Быть может, добрый воин поможет его толкануть до самого лагеря? А за это позволю выбрать хорошее оружье тебе, да ни единой монетки не потребую! — быстро молвил Кант. — Хах. Знаешь, чем пронять воина, хитрый дункель! Идёт! — звонко крикнул на радостях молодой вояка, выскочил на землю и с пыхтеньем да старанием неуёмным помогал дункелю с возом.

***

По пути сожгли пять или семь ферм аркахары, ещё не дошедши до Трелиса. Спускали всю ярость, как цепного цербера на всякого морра. Убивали всех без разбору, не только мужчин, но и детей с женщинами. Жестоко рубили, сжигали, вымещали затаённую злость на всякого миртанца. Этим славились молодые орки в малых отрядах. Старшинами их были старики, отвлекали на себя внимание патрулей, дабы те не зарубили ещё малоопытных молодцев. Аркахары не были Ордой, нет! Отнюдь не прежней Ордой! Но войском, достойным подвигов и славы, разогревавших свою кровь и остужавших головы перед завтрашним сражением, набирались опыта, а их клинки и топоры пробовали вкус подлой вражьей крови, подобно вину, а что не могли заглотить — окропляли землю. Во славу Предков, взиравших на справедливо мстивших вероломным людям! Южную Миртану охватил ужас. Не смогли предупредить патрули ближайшие города и крепости, не успели разнести весть о жестокости орочьей. Все до единого умирали, жестоко умирали, сходясь в битве с единственным ветераном, превосходя числом, но не умением. А вот горожан несколько уцелело, спасаясь, бросили всё нажитое, в огне погибавшее, бежали неповинные в гибели Неморы и расхищении прочих грурхов люди в Трелис — в ту самую крепость, где комендантствовал Лорд Хаген, вернувшийся три месяца назад из Хориниса, окончивший своё задание с успехом, но без всякой радости; в ту самую крепость, откуда отправилось войско, убившее аркахаров в Неморе. Самонадеянное решение старого ветерана, тайно, в обход закона короля, наказать решил наглецов-аркахаров, устраивавших вылазки и грабя, а то и убивая людей. Хаген, узнав о наступающих аркахарах, созвал военный совет поздним вечером. На совете присутствовали рыцари Трелиса и те, кого прихватил по старой памяти сослуживцев своих из Хориниса. — Враг уже орудует в наших землях. Нападают на безвинных подданных короля, — заявил один из малоприметных рыцарей. Ей-боже, все они, как один, облеклись в сталь расписную, на нагрудниках сверкал красный крест, чепец кольчужный сиял стальным серебром на голове у каждого благородного воина. Даже клинки все, полуторные одноручники, выкованы были однообразно, разве что у самого Хагена за спиной красовался двуручный меч с волнистым лезвием. Однако могучи были эти мечи — кузнецы смастерили их из чистой магической руды, добываемой в Миртанских шахтах Гельдерна, минентальских на Хоринисе, и заказанных из Нордмара у кузнецов из Клана Молота. Доспехи, в коих закованы были статные воители, ковались из того же материала, потому пробить их арбалетным болтом или мощным ударом топора с одного удара было крайне затруднительно. — Это не враг. Не люди, и даже не те орки, которых мы знали лет тридцать назад, — высказывал соображения другой рыцарь. — Нынешние — подобие дикарей; варвары, вандалы и душегубы. — Известно, где они разбили лагерь? — спросил хмурый ветеран. — Нет. Отряды небольшие, действуют независимо друг от друга. — И что прикажете, милорд? — возмутился один из рыцарей, — Окапываться в крепости? Надо показать этим тварям, где раки зимуют! Выступить всем войском из крепости. Солдаты скучают на страже, уж совсем разжирели на постах. А воинов меж прочим две сотни. И все бывалые бойцы. — Хорошая была бы идея, да не забывайте, что это варвары! — наотрез отказался от идеи советника Хаген, — А варвары, как известно, непобедимы в чистом поле. Зато крепости им не взять! Коли действуют хаотично и несобранно, они разобьются о наши стены, как воды о скалу. Пусть идут к нам, — затем нахмурился донельзя, дрогнула седина на усах от пламенной ненависти, в глазах сверкнула грозовая молния, — Это чудовища, обезьяны, животные. Пусть придут, тогда мы их жестоко накажем, — и брови опустил и сделался вид его чернее чёрного, мрачнее самой густейшей тьмы, — За всё накажем. Внезапно прервалась бравада гневная и хульная в адрес проклятых аркахаров меж рыцарями и комендантом. Опираясь с трудом о вытесанные камни крепостного военного штаба, к ним вошла дева, в белом, как цвет её собственной болезненной кожи, платье. — Зачем? — в судорогах прошипела она, ибо сил гласно молвить не было сил, малейший ветерок казался ей нордмарской бурей. — Зачем ты напал на их поселение? — Девочка моя, что ты здесь делаешь? — обеспокоился тут же Хаген, сорвался с места и быстро приблизился к девушке, — Ты должна отдыхать. Он щёлкнул пальцами и совет молчаливо кивнул, согласившись подождать возвращения паладина. Он приблизился к ней, и, извинившись перед командующими, вознамерился сопроводить внучку обратно в лазарет, где раньше находилась сокровищница. — Ответьте, милорд. Ради чего всё это? — Они грабили наши торговые караваны и наших партнёров, ассасинов. Знаю, не по чести вести дела с белиарскими выродками, но не торговать с ними — значит, голодать всей крепостью. С монтерскими фермами выходят перебои, а столичные торговцы находятся далече. Мы — отшиб Миртанский, окраина миртанская, и проще из Браго заполучить нужные нам товары, милая внучка. Орки же лишают нас пропитания, жизни наших подданных. С каких пор рыцари должны молча стоять в стороне и смотреть, когда клятый король воротит нос от нашей мольбы, от наших слов?! — сжал невольно через платье её и без того хрупкие плечи, и девушка издала тихий стон. — Каких слов? Убивать тех, чьё доверие Его величество намерен заслужить? — одномерно звучал её голос, отдавался слабостью неимоверной. — Девочка моя, король молод, потому недальновиден. Скажи, чем орки заслужили твоё доверие? Твоё понимание? — мягко говорил он с нею, прижимая аккуратно к себе и ведя осторожно по лестнице вниз к лазарету. — Чем они ближе нас твоему сердцу? — Тем, что живут нынешние орки затем, чтобы выжить. А Трелис живёт, чтобы выживать прочих… Он погрузил её на её мягкую перину, укутал одеялом, взглянул в её мертвеющее цветом лицо, что с каждым новым днём становилось всё блёклее, безжизненнее. — Девочка моя, внученька, однажды ты поймёшь меня. И надеюсь, простишь. Я исполняю свой долг перед Инносом. Хотя бы этот долг могу исполнить. Другой… — блеснули в глазах его слёзы, он держал её ледяную нежную руку в своей, пытаясь согреть, передать хоть крупицу своего тепла. — В том нет вашей вины, милорд… — откашлялась она страшно, прикрыв высохшие от болезни губы платком, и увидела на нём очередную порцию крови. И совсем сипло проговорила: «Я приму судьбу. Без страха. Потому что даже забоялась бы я грядущей скорой гибели своей, но слишком слаба телом и сонлива духом, чтобы испытывать страх». — Все белиарские отродья поплатятся за это! — побагровел от пущей внутренней злости Хаген, — Всякое его чудовище, всякий враг Инноса, что проклясть, что предать, что оставить на погибель способен — каждого ждёт жестокая участь! И… не дай Инносу случится то, что я думаю, и проклянёт меня за это Огненный Бог, но коли вылечить не смогу тебя… мстить буду беспощадно! — Не в мщении кроется добродетель, дедушка… — всхлипнула Ангелина, — Милосердие… любовь, но прежде всего — милость и чистое сердце, необременённое болью, отчаянием и жаждой чужой крови… И, ослабев от собственных речей окончательно… уснула. Столичные Маги Огня по просьбе Хагена, адресованной королю, отчаянно искали лекарство, пробовали различные алхимические рецепты, да ни один не способен был исцелить её больное тело и несчастную душу… Не свезло на Хоринисе ангелу! Смерть постепенно тянула руки к её прелестному облику! Паладин напел что-то давно позабытое… давно детское… что самому напевали когда-то родители, заботливо и нежно ласкали его слух. Колыбельную собственную напевал Хаген и внучке. Вернулся назад к заждавшимся воеводам и быстро окончил совет словами: «Готовьтесь к осаде. Завтра мы их встретим. Крепость эту им не взять. Не теперь!»