Новая Миртана

Ни свет, ни заря пробудили всех аркахаров, молодых и стариков, почётно принявших вчера в свои ряды и тех, кто растерял счёт походам и дням быстротечного пребывания под кровом Матери Аркахарской. Переполох устроили, спросони выдумали многие, не протерев ещё глаза, что морра неисчислимой армией приближались, да и подняли тревогу. И так по цепочке, пока не увидели западного грурхарта на деревянном помосте. — Что за шуточки грурхарт и его молодцы устроили в Окаре? — возмущённо спросила парочка элитаров из других грурхов. Хотел кто-либо из аркахаров уйти дальше дремать и видеть чудный сон, да уж собрались они кольцом вокруг деревянного высокого настила, на коем стоял Барад. — С какой целью потревожили остальных в такую рань, будто война уже у порога? — А затем, аркахары, — гласно начал Барад, да ладонью вытянутой вперёд привлёк вниманье всех, заставив самых баламутных замолчать, — Что отложить придётся атаку на Варант, подождать ещё с освобождением наших товарищей, сёстр и детей из ассасинского рабства! — Это ещё почему? — едва не взбунтовалась ещё не оклемавшаяся до конца от своих сновидений толпа, — Говори, собака! — А затем, что враг на нашем пути завёлся. Достойный противник, сильный, уважением и храбростью не уступает никому из нас! Да как ударит в наши тылы, когда будем меньше всего этого ждать! И сгинем все понапрасну, по глупости, коли не сосредоточим внимание сначала на нём! Тут выбрался на свет под решётчатой крышей Гор-Таш с сыновьями, нахмурился при виде ясно изрекавшего речи Барада на деревянной трибуне. Как раз подтянулись и Гор-Хар с Тарсом, и удивились не меньше старого полковника, ради чего собрал все грурхи западный грурхарт, притом остальных старейшин не позвал. Смекнул Гор-Таш, что Барад решил сыграть на опережение, пока ещё не поздно. — О ком толкуешь, грурхарт? — спросили некоторые из толпы. — О паладине, что окопался в Трелисе! Наш заклятый враг вернулся из Хориниса и теперь собирает злые думы, запершись за непроходимыми вратами крепости и толстыми стенами! Разогрелись молодые спозаранку, а вот старшие воины потребовали от Барада подробностей. — Говори конкретнее! — молвили они. — Хаген в Трелисе. Все затихли мертвецки. Нет, не страхом облачились аркахары, но ледяной ненавистью. У многих вспотели ладони от негодования, у прочих захолодели жилы от поднимающейся в груди бури. Выходцы из Неморы также встревожились. Тарс, ещё мальчишкой, слыхал про старого лорда, успешно воевавшего против орков в Хоринисе, затем в Миртане. Гор-Таш же был уверен, что старый ветеран-морра от старости сморщился, уполовинился, дряхл стал да сыпался с него песок пережитых времён. Гор-Хар не раз слыхал о нём, хоть и не сталкивался в прошлом лично. — В дурном расположении духа возвратился, да сосредотачивает всю злобу и ненависть на нас! — добавил после минутной тишины Барад. Сборище зарычало по-звериному, молодая сотня, за исключением пары-тройки, включая Шакхара с Ур-Грохом, поддаваясь порыву тут же ломануться в крепость вражью, где окопался паладин, и снести её всем, чем можно, что под руку подвернётся, да самим собою, если понадобится. — Откуда такие вести, Барад? — выступил вперёд Гор-Хар, опираясь на жезл свой. Аркахары расступились перед мудрым Сыном Духа, а за ним проследовали и Гор-Таш с сыновьями, и Тарс. — Один из дункелей вернулся в Окару вчерашней ночью. Поведал обо всём, слово в слово передаю вам, — ответил Барад. — А с каких пор грурхарт опирается на слова белиарского отродья? — возмутился Тарс. — С каких пор этих изгоев-торгашей стоит воспринимать больше, чем странствующих торговцев? — Правду сказал Тарс! Прав грурхарт Матери Нашей! — восклицать теперь стали из толпы, обращая гнев на Барада и всевозможных морра-дункелей, коим не дай Иннос посчастливилось бы показаться перед одурманенной словами грурхартов толпою! — А если прав Барад? Если паладин действительно там и предательски нанесёт нам удар в спину? — другие из толпы заговорили, и тут половина толпы едва не начала напирать на другую, тесня собою собравшихся сыновей Неморы. Зазвучали угрозы кулаками доказать правоту, эхом разнёсся на все четыре стороны звон мечей, вынутых из ножен. — Постой. Постой! — выступил на трибуну Гор-Хар, за ним взошёл Гор-Таш, что вытащил меч и прорычал командирски. Рык стоял страшный, бутылки стеклянные полопались от ужаса, и толпа притихла, переведя серьёзный взор на своих грурхартов. — Ты противишься воле предков? Неделю назад подали они знак всей Окаре, куда направить нужно наши мечи, топоры да арбалеты! Все лицезрели в Окаре повеление Матери-Земли! Или считаешь, что можешь идти против Предков? Впервые за всё время Шакхар и Ур-Грох, стоявшие ближе всех к трибуне, поразились гневу старика. Гор-Хар всегда сохранял миролюбие, спокойствие и терпеливость. — Или позабывал Барад наставлений Аркаха нашему народу? «Предков глас ясный не требует сомнений, наставлявший орков на путь жизни и процветания» — так он говорил. — Да, правда! — проревели несколькие аркахары. — Выбрать иной путь, неугодный Предкам — значит, выбрать путь, неугодный оркам; и сгубит последних глупостью усомнившихся, гордыней и властностью! — доцитировал слова Аркаха Гор-Хар. — Мудрости твоей, Гор-Хар, уступаю я, да вижу и в твоих глазах сомнения насчёт Трелиса. Вижу колебания и в его глазах! — указал Барад на Гор-Таша, — Все мы узрели демонстрацию Гор-Ташем воли Предков! Не мне, старейшине, оспаривать её, да будь хоть даже Сыном Духа не посмел бы оспаривать пути Предков, но точно ли трактовал их Гор-Таш? А вы? — обратился наконец ко всей толпе, — Готовы рискнуть своей головой из-за направления ветра? Не ошибочно ли принял старый полковник обычное дуновение вместо иного знака? Посмотрите, сколько пропало аркахаров наших в Реддоке, в моём грурхе! Или позабывали грурхарты и полковник, кто десятилетиями врагом заклятым был всегда? Ассасины в прошлом наши союзники. Да, ловили парочку, случались похищения, но то, что я ведал вам неделю назад и сейчас, стоя здесь, это дело рук наших заклятых врагов — миртанцев! Ур-Грох и Шакхар представили себя на месте отца, и, честно, растерялись, чем бы можно было возразить Бараду. Да вот ничем и не получилось бы возразить — всё честно и точно говорил грурхарт, но Гор-Таш не поверил в убеждённость собственными речами Барада. — Коли миртанцы на тебя напали, почему не принёс с собою в мешке труп одного из подлецов? — неожиданно выступил Тарс. — Несомненно, грурхарту незачем обманывать аркахаров, однако ж если здесь таится скрытый обман — лучше б доказать свою правоту! Я и Гор-Хар — грурхарты, старейшины своих племён! И мы не имеем права совершать ошибку, ибо совершив её — обескровим собственный народ ни за что! Не отправлю я своих бойцов умирать на войну с теми, с кем делим мы землю, страну, кому вверяем наших детей на обучение в Кап Дуне и Гельдерне! Не стану губить молодцев и стариков, воинов и элитаров своего грурха ради тешенья твоей гордыни, Барад! — сердито выплеснул, подобно яду, старейшина Окары. Звучало это мощно, словно вызов на смертельный поединок. Толпа ещё пуще прежнего разошлась в словесной перепалке, стремительно грозившей перерасти в междоусобный махач. Одна половина ещё больше прониклась словами Тарса и Гор-Хара, то были аркахары Окары, дети Гор-Таша, сам Гор-Таш и старики из Реддока. Другая половина ещё жутче набычилась, убедить её боле не представлялось возможным. — Я также отказываюсь вести Немору на гибель под стены Трелиса из-за твоей самонадеянности! — воскликнул Гор-Хар и стукнул своею палкой, едва не разломав её ударом. — Несправедливо вы судите о моём виденьи ситуации, грурхарты! И низовое войско наше также расходится во мнении слишком широко! — заговорил уверенно Барад, не выказывая никаких злых эмоций. — Что плохого в том, чтобы не получить удара в спину? Что плохого в том, чтобы напомнить морра, что такое аркахарская сила! Воевать мы не сможем на две стороны! Как мы можем позволить себе войну с Варантом, оставив Окару и Немору без защиты? Поворотимся, и уже не будет Неморы, не будет Окары! Всего лишат нас миртанцы, дай только им повод! Разве забыли, какое они — подлое племя? Чего только стоило отребье, прозвавшее себя «Наёмниками»? Ни чести, ни совести, ни крепости! Но даже эти слова не произвели на Гор-Таша с прочими грурхартами должного впечатления. А вот аркахары Реддока уже приняли мнение Барада к сердцу — все до единого. — Предлагаю избрание фатгара! — вдруг громогласно объявил Гор-Таш. — Да не сейчас решать предлагаю: горячие головы ничего дельного не решат! Проявите мудрость и хладнокровие аркахары! Сегодняшний йхманш окончательно определит наш путь, коль мнение низового войска разнится крепко, как наше грурхартское, — закончил полковник, и спросил воинов, замолчавших и подумавших секунд десять: «Согласно низовое войско? Согласны ли старейшины избрать фатгара?» — Да, полковник! — один за другим раздавались глухие и звонкие, хриплые и гладкие, старые и юные голоса, сердечно восклицая. Медленно расходились опущенные головы в тяжёлом раздумии. Избрание фатгара, второго за тридцать лет новой жизни, было трудным. Прав Гор-Таш, ибо избрать фатгара не по годам, не по мудрости, но по уму, знанию, военному делу и прочему-прочему — «вождя», по-орочьему, — значило иным грурхам и их старейшинам безоговорочно подчиняться, как всякое тело повинуется приказам собственной головы. Разошлись в молчании и грурхарты, ни слова не промолвив. Барад в необъяснимом другим старейшинам спокойствии удалился куда-то в дальние пещеры, остальные же старейшины выбрались на свежий воздух по ступеням наверх. — Как ж сильно его желание возглавить нас, — хмыкнул Гор-Хар. — Ораторству, видать, у своих же врагов научился. Усмехнулись на миг Тарс с Гор-Ташем. Последний отправил своих сыновей в чуму их также обдумывать, кого будут выбирать. Знали прекрасно Ур-Грох и Шакхар, что это будет точно не Барад. — Пустословы всегда убеждают, и правда, такая простая и недалёкая, порой, неспособна развязать их словесный узел, — вдруг проговорил Тарс, и Гор-Таш расхохотался, подобно старому безобидному добряку. — Хах, почаще общайся с нашим мудрецом, и переплюнешь моего старейшину! — вытащил трубку, вырезанную плотником из Мора Сул — знатный трофей после атаки на караван ассасинов. Развернул болотную сигарету, пересыпал туда перемолотый болотник, и, как бы с наглостью молодого орка, спросил шамана: «Эй, шаман! Огоньку не разожжёшь?» — Отчего это ты такой весёлый, Гор-Таш? — удивился шаман, по-товарищески зажёг в ладони огненную искорку и отправил ту в травку. Сладостным дымком потянуло из трубки трофейной, и полковник добротно втянул его в себя лёгким вдохом. — Отчего ж не веселиться, старче? Долго ж Барад пробыл в изоляции со своим грурхом. Хех, плохо знает нынешних молодцев западный старейшина! — уверенно объявил полковник, благостно выдыхая приятный зеленоватый дымок из ноздрей. — Не свалила тебя, учитель, трава? Не туманит ли она разум? — скептически отнёсся к доброй браваде Тарс. — Его ничего не свалит, — радостно ответил Гор-Хар, ухмыляясь, — Никогда не падал на землю: ни один морра, будь-то ассасин, нордмарец или паладин, не сбивал его с ног. Ни трава, ни пойло. Крепок сын Матери-Земли, Предки его сильны. Не то, что нынешний молодняк, включая тебя, ха-хах. — Ты на что это намекаешь, старче? — нахмурился невсерьёз молодой грурхарт. — Не выдержу силы травяной? — А её не телом должен побороть, а умом. Силён твой ум, молодой? — спросил Гор-Таш, оставив на один выхлоп бывшему ученику. — Пожалуй, нет, — не принял Тарс трубку из рук учителя, не желая более слушать его хохот в свою сторону. И потом знал юный грурхарт, чем закончится всего один прикур болотной травы. — Так что же делать будем, полковник? — вернулись к исходной проблеме грурхарты. — Приходите на йхманш сегодня, да ведите себя, как подобает грурхартам, — хитрый прищур и лукавая улыбка Гор-Таша воодушевили старейшин.

***

И во время йхманша Гор-Таш стоял не подле грурхартов на трибуне, как было утром. Стоял посреди молодняка и стариков, простых вояк да элитаров. Один из аркахаров всем представил старейшин, как того требовала традиция. А далее всякому аркахару велено было огласить имя достойнейшего из достойных стать фатгаров по его мнению. Гор-Таш дождался своего часа. Начали хаотично выпаливать сердечно имена грурхартов. Сначала высказались за Гор-Хара-мудреца, да молодняк и те, что немного старше, воспротивились, и грохотом из уст выпущенным на всю Окару стали горячо выбирать между Тарсом и Барадом. За последнего же набиралось всё больше и больше. Тут-то и принялся старый полковник подначивать молодцев, пробился к ним, подлез спокойно. — Тарса давай! Кричи «Тарс»! Толпа настолько упилась собственными криками, что, как и ведал Гор-Таш, позабывала уже, зачем нужно кричать за Барада. Столь горячо смешались голоса орочьи, что эхом вскоре отзывалось только одно имя громче, чётче и звонче: «Тарс». Растерялся в тот момент Барад, изумлённый, почему аркахары, лютовавшие за него, неожиданно спустя всего пять минут переменились и стали называть Тарса фатгаром. Не смог он выглядеть и Гор-Таша, что перед йхманшем снял свои доспехи и закупился у одного из дункелей наплечниками рядового воина, в кои были одеты многие аркахары. «Барада подвела излишняя самоуверенность уже сейчас», — прав оказался старый полковник. Время закончилось, спросил глашатай орочий: «За кого решили аркахары?» — имя «Тарс» звучало громогласнее. Выступил в середину трибуны молодой грурхарт. Глашатай вынул из-за спины топор-Брокдар, старое топорище с зубчатым лезвием — в прошлом символ военного вождя Орды. Фатгар отказывался от своего традиционного оружия ближнего боя, будь то меч или любой другой добротный топор. Топор-Брокдар ничем не уступал прочим орочьим оружейным изыскам, остр, как бритва, имеет вкрапления магической руды. Фатгар взмахнул им, словно пёрышком, над своею головою, и аркахары приветствовали своего полководца. Теперь все решения сосредоточились в его руках. По традиции другие грурхарты опустили свои головы и почтительно поклонились. Недоволен был Барад, понял, что обдурили его прочие старейшины, но не посмел возразить. Возражение традициям означало презреть и племена, всякого товарища. Старый орочий топор вожака, времён войны с людьми, ясно блеснул серебром лунного света. И орки, охваченные неведомым чувством, заорали во всю «ВАРРОК ГАШ ТАХАР!» (что значило: «Оружие принял достойный!»). — Каково повеление Тарса будет аркахарам? — спросил мудрейший шаман по традиции аркахаров. — Войско собирать! На Варант пойдём — до самого Мора Сула и Бакареша!!! — восторженно приняли предложение ветераны, молодые орки. — Но сначала — праздновать! — соблюдил положенную традицию новый фатгар. И откупорили огромные бочки и стали испивать пойла, приправленного красным перцем с южных островов — Быструю Селёдку. Пили его в том случае, когда готовились на войну идти на следующий день. Да не на набег простой, какой-нибудь жалкий караван с неумелой стражей, но на серьёзную военную кампанию против поработителей детей и женщин орочьих — ассасинов. Но не суждено было идти оркам в пустыню, умирать под солнцем пустыни, утопая в песках, от жары. Даже при изобретательности всей Гор-Таш не предполагал, что новая беда в безумном страхе спешила в Окару! Стража Окары привела к ещё неполно разошедшимся оркам вестников недобрых. С Неморы — разорённой… — Слово! Слова мне дайте, браты!!! — отчаянно и протяжно провопил изморённый, уставший, едва стоявший на ногах аркахар. Мгновенно признали в нём Ур-Тарада — и Гор-Хар, и Гор-Таш. Сыновья последнего побелели при виде соплеменника, по виду внешнему словно скитавшегося по пустыне несколько месяцев. — Откуда такой прибыл? — спросил его Тарс, изумившись. Расталкивая всех локтями на своём пути, спешно выступил к Ур-Тараду Гор-Таш. — Что произошло? Ты один?.. — Один, полковник. Неморы больше нет… — сдавленно протянул молодой аркахар. — Как Неморы больше нет? Что он несёт? — единицы всполошились. То были Шакхар и Ур-Грох. Остальные орки стали в тревоге перешёптываться между собой. — Разорена, разграблена, перебита Немора! Аркахары, жёны их, и дети их… все мертвы! Я и… — показал он на троих аркахаров Неморских, выглядевших ещё хуже, молвил Ур-Тарад. — В живых остались лишь мы да вы! — пытался отдышаться усталый аркахар. — А… жена моя.? Б-Бекка?.. — даже заикнулся от ужаса, обомлел Гор-Таш. — И Бекку тоже. Убили и сожгли в хижине. Мы укрылись в ущелье посреди ночи, нас не обнаружили. Знаем, как чтят старейшины истину, и, вот она — истина всем вам, орки прочих грурхов! Выжившие аркахары принесли завёрнутое в полотно тело Бекки. Вся Окара онемела с горя. Гор-Таш ничего не сказав, отправился хоронить жену. Беженцы из Неморы вручили ему тело, тот развернул полотно и с глубоким прискорбием убедился в правдивости сказанного… Шакхар, увидев изуродованную кровавыми полосами да немыслимыми ожогами родную мать, воспылал праведным гневом на подлость людскую, орки, что пропускали Гор-Таша, брали землицу в руки и обсыпали перед стопами полковника — забытую орочью традицию вспомнили аркахары, когда их предки ещё не приняли Белиара за Бога своего. И сейчас, провожая скорбными взглядами полковника, молились они Предкам бессловесно. Ур-Грох скорбел не меньше отца, но ярости не чувствовал — только горечь от утраты… Другой из полка Гор-Таша попросил слова перед Тарсом, и тот позволил говорить, чтоб все его слышали. Рассказал этот другой о северных землях, близ границ Нордмара. Разрытые могилы орочьи, и не ассасины виноваты в этом, но тёмные послушники, служители Белиаровы, осквернившие их. — Да вдобавок орков в крупных городах пленяют наших молодцев! Заковывают в цепи! Я вернулся за день до нападения на Немору — попросил меня старейшина Гор-Хар, — и шаман кивнул воину и всем в знак подтверждения сказанного, — разыскать наших товарищей с севера у нордмарского перевала! Да сам по возвращению едва не попал в плен. В Сильдене, в Фаринге ополченцы и рыцари хватают наших молодчиков да ведут не в столицу к королю, а в Трелис! Явно, паладин тамошний творит с нашими братами ужасные вещи, истребить задумал, будь он проклят! А ещё праведниками зовутся, и Маги Огня усердно способствуют Трелису и милуют тех рабовладельцев Инносовых! А орков-пилигримов ополчение тайно пленяет по всей Миртане, заковывает в цепи и отправляет на рудники, в самые их дальние уголки, дабы никто из аркахаров и видеть не смел наших товарищей: изголодавшихся, белых, как привидения, слабых и заморенных надзирателями-рыцарями. Страшно рассвирепели воины. Скулы на их лицах побагровели от ненависти, что такое попустительство позволяют себе морра, что подлости вовсе не сменили на добродетель. — И что же на севере конкретно случилось? — возмутился фатгар. — Да сами орки, предав заветы Аркаха, участвовали в этом! Добровольно заковывали в цепи и вручали рыцарям, будь они прокляты! На севере пленили старейшину, и замучили до смерти в проклятом Трелисе! — ЧТО? Поступать так подло, нападать на наши селения, притом бросают нам в лицо слова дружелюбия?! Таков их подлый король! Да за такое мало мальских всяких пыточных дел! Освободим братов и сёстр! Освободим! Накажем Трелис! — А кто посмел напасть на Немору? Ассасины или же рыцари миртанские? — спросил поугрюмевший Тарс. — Миртанцы! Рыцари и ополчение! Чудом избежали смерти, браты! Миртанцы! Из ТРЕЛИСА! Да не то ещё расскажу вам, браты! Дункеля получили кругленькую сумму за то, что поведали тамошнему коменданту, где находятся того злейшие враги! Восемь мешков с золотом, целую телегу дал им комендант Трелиса, да охрану знатную приставил к ним, чтобы никто не посмел на них напасть. — Перебить прислужников Тьмы! Казнить дункелей! ЧЕТВЕРТОВАТЬ, КОЛЕСОВАТЬ КАЖДОГО! Пусть знают, каково грабить наши могилы, отвращать мёртвых от предков, продавать наших соплеменников! — крикнули из толпы и навестили вскоре поселение тёмных магов, расположившееся отчуждённее на холмах, выше Окары. Развели настоящий погром, подожгли их хижины, самых недалёких перебили, а одного дункеля чуть не изрубили топорами. Дункель бежал сломя голову, куда только глаза глядели. Да всем телом врезался нечаянно в спину Гор-Таша, что молчаливо просил прощения у жены покойной, Бекки, а заодно чтобы встретила его предков и те придали ему сил мстить за жену, а сыновьям — за мать. Последнее выглядело безмолвной молитвой. Сыновья уткнули носы к земле горестно, пока не заслышали позади отца громкие беспощадные вопли аркахаров. Холодно взглянул сквозь ночной сумрак в глаза дункелю Гор-Таш. Тот дункель не был тёмным магом — скорее послушником, носил робу, чёрную, как пелена ночная, укутавшая здешние леса. Припал со страху к сапогу полковника, и отчаянно взмолился: — Добрый полковник! Умоляю, не выдавай меня! Умоляю-умоляю всеми добрыми богами тебя и твоих братов, стоящих здесь, и Предков твоих умоляю! Немолод был послушник тёмный, лет тридцати человеческих отмерила ему жизнь да в секунды вот-вот грозилась оборваться. Щуплый, слабый, сутулый, с горбом в правой лопатке. Особо не слышал его слов Гор-Таш, удручённый горем, познанным похожим слишком давно. Разожглись со смертью Бекки старые раны на сердце, в уме и душе, но принял беглеца-дункеля с молчанием, завидев с факелами и топорами бежавших в его сторону братов. — Отдай его нам, полковник! Слыхал бы ты и твои сыновья о том, что он натворил. Ведь это по его вине разграбили Немору и погубили северный грурх! — Ей-боже, Белиар, забери их гнев!; Иннос, образумь их! Коли слышите меня, Боги всеведующие, не я это, клянусь, чем можно и чем не можно! Вовсе не я, аркахары! Совсем не я! Другие дункеля, из Трелиса они, а они сами знаете какие, родного брата, мать, сына продадут, да не за гроши, а подороже, ещё поторгуются, лишь бы златом потешиться! А золото это Белиару отдадут-продадут за чёрную магию! Даже не дункеля они, а чёрти что такое!!! — быстро лепетал палачам своим морра, серый, как оживший скелет, даже рёбра проступили от нервов через тощую кожу. Трясло несчастного дико, вот-вот сгубился бы со страху, коли б не решились устроить самосуд над ним аркахары. — Ни один окарский дункель не поступает так, не крадёт мертвецов и не продаёт потом их живым семьям этих мертвецов! — Гор-Таш, не слушай его! Все эти морра — подлюки, каких не сыскать нигде, ни в одной среде! — молвили браты. — Гор-Таш?.. — удивлению не было предела дункеля. — Я вашу жену знал, Бекку. Хорошая женщина была, для орчихи очень добра и мила. Ведь это я уговорил губернатора Кап Дунского, чтобы взял он ваших сыновей в город и позволил учиться. Пятьсот золотых — такой добротой одарил его взамен. По просьбе твоей жены, полковник! Просто так помог ей, ничего не потребовал взамен, клянусь! Хорошей орчихой была, да пусть земля ей будет пухом, добрый полковник! Прошу, смилуйся! — Подождите, — тихо пробормотал Гор-Таш; только воины собрались за шкирку взять дункеля и вернуть в Окару на самосуд. Сыновья несколько озадачились. Шакхар, не будь рядом отца и брата, немедля сам бы потащил за шиворот проклятого отступника Инносова, поклонника Бога всего мёртвого и убиенного. Ур-Грох был слишком подавлен, чтобы представлять себя на месте отца и решать чью-либо судьбу. — Так это ты — тот самый дункель… Она хорошо о тебе отзывалась. Неморе ты нравился, да вот умерла она вместе с Беккой… — Нет, прошу вас, милосердный Гор-Таш! — так страх сдавил горло дункелю, что он едва мог говорить шёпотом, не то что ровным гладким голосом. — Отец, стой. Клянись своими предками, дункель! — подошёл к отцу Ур-Грох, подняв голову. Пробудилось в нём сердоболие. — И жизнью своей клянись! — Клянусь сыну полковника, клянусь предками, матерью и отцом покойным, дедом и прадедом, давно почившими в земле, жизнью своей клянусь, да чтоб пропал я во тьме, коли обманул милосердного аркахара! — взмолительно пал ниц дункель. Безразлично бросил Гор-Таш этот балаган и ничего не значившие для него слова пустослова-дункеля, что клялся лишь ради спасения собственной жизни, а не по правде. Нельзя доверять морра — убедился лишний раз старый безутешный полковник. Нельзя доверять особо злато охочим, и дункеля были как раз такими, какими описали вкратце прибывшие за одним из них браты. Но не в силах был возразить просьбе младшего сына. — Ступайте, да прекратите балаган. Дункелей не троньте, — взглянул без эмоций на него Гор-Таш. — Горячие головы ничего не способны решать здраво. Ступайте и забудьте дорогу к деревне окарских дункелей. Пригодятся ещё, наверняка пригодятся. Фыркнули и плюнули буквально на землю, в сторону дункеля, и направились в Окару. Позднее и Тарс не одобрит подобного поведения братов, ибо здешние дункеля всегда могли выручить аркахаров из плена за своё золото, за что находили если и не уважение, то милость, позволяли с собою торговать дункелям, а те взялись под честное слово никогда не практиковать тёмную магию в Окаре и прочих грурхах и ни в коем разе не обращать некромантские взоры на могилы аркахаров, свежие и старые. — Как тебя зовут? — спросил глухо Гор-Таш. — Кант я. Спасибо вам! Ещё раз спасибо! И полковнику, и сыну полковника спасибо! Да уберегут вас ваши Предки и… — лепетал подобострастно и жалобно, благодарил Гор-Таша и Ур-Гроха за спасение своей никчёмной жизни. — А теперь заткнись и возвращайся в своё поселение, — холодно отозвался на его благодарности Гор-Таш, — пока я не передумал. Встал с колен Кант, поклонился ещё раз низко, пожал руку спешно Ур-Гроху, что с сожалением потом глядел в сторону убегавшего обратно наверх в свою разбитую лачугу, где разъярённые аркахары побили всё, что можно было побить: горшки глиняные, бочки и столы деревянные со стульями, разбили окна. Но затем спустился в подвал, кой не обнаружил ни один аркахар, и отлегло как от сердца, что не нашли ни золота, ни серебра, ни всякого орочьего оружья, припрятанного на чёрный день, добытый у торгашей городских честными и нечестными сделками. Вид добротного оружья, не затупившегося, арбалеты с неоцеревшими тетивами и болтами — всё уберегли боги человечьи! С войной в Миртане намечались новые сделки с аркахарами, и предприимчивый Кант не мог не воспользоваться этим. Принялся спешно заготавливать уцелевшие обширные телеги, раздобыл пару коней, что не тронули аркахары, и принялся с сердцем корыстолюбивым укладывать будущие «товары». Ибо шанс восполнить потери, да ещё преумножить текущий капитал, вселял приятные мысли, отчего Кант даже улыбнулся. Гор-Таш вскоре вернулся с сыновьями в Окару, где узнал лично из уст Тарса о принятом решении наказать презренных и вероломных миртанцев, фанатиков Инноса за их вандализм и былую ненависть. Но Гор-Таш не выказал никаких эмоций, как и Ур-Грох — скорбь затмевала все прочие чувства. Шакхару же не терпелось схлестнуться в открытом бою с первым миртанским морра и отсечь тому голову без раздумий.