Новая Миртана

Йхманш наступил слишком внезапно для аркахаров. Старейшины и полковники, а их всего четверо, окружились двумя с половиной сотнями орков, половина из которых выглядела изрядно подавленной. Не было покоя среди бешено бьющихся сердец, чьи чумы достались морра, чьи имущество: оружье, пища, алкоголь, многое и многое другое — забылись беженцами в спешке. На йхманше женщины да дети не участвовали, не присутствовали на сборе, хоть частью племён аркахарских были, но не признавали их роли в важных решениях, потому укрыли в дальних пещерах, коль в случае чего всякий враг встретится с рядами из топоров и мечей, что обрушатся на него под свистом арбалетных болтов и стрел. Всякий новобранец, всякий аркахар, грурхарт и полковники, даже ученик шаманский участвовал в балагане, собранном своими лидерами из остатков грурхов. Только балаганом это сборище называлось условно, ибо невозможно было различить на йхнманше кого-то из знакомых. Многие бойцы перемазались ритуальными раскрасками, белыми, чёрными и красными — традиция, служившая символом исключителньности. Красный подразумевал важность сбора, белый и чёрный — будущее решение, которое обязан принять каждый орк в течение йхманша. В такие минуты последователи Тьмы предпочитали схорониться в собственных домах, подальше от Окары, ибо нередко разогретые своими грурхартами орки могли в случае недовольства выместить всё на дункеля. Да и рисовали аркахары на своих лицах угрожающие рисунки. Жёны аркахаров, сёстры и дети видели в этом ритуале иное послание, что готовились аркахары послать всякому грабителю и убийце, всякому похитителю и работорговцу. Гор-Таш являл собой исключение из традиций Окары. Грурхарты, в том числе его друг-шаман, позвали его на трибуну, разрешили встать в один ряд с ними (хотя по традиции, на деревянной трибуне выступали только старейшины племён), и вчетвером, Гор-Хар, Гор-Таш, Барад и Тарс огласили собравшимся слова приветствия. Аркахары без разбору гомоном оглушали пещеру, над которой зарезонировали решётки от силы их утробного баса. Кузнецы также прекратили работу, сосредоточили внимание на старейшин. В руках кузнецов запели б молоты ещё звонче о наковальню и сравнились бы с силой грома из уст братов при виде полковников и грурхартов. Новобранцы остолбенели, ощущая непривычную для Окары атмосферу гнева и сердечной боли, большая часть из которых прочувствовала, покидая земли, ставшие им родными. Небольшие клочки, да, но это была их земля, и, спасая племя, оставили её, и ощущали, что предательство совершили… по отношению к дому своему, к убитым и угнанным, к больным и старикам, кого не смогли привести в Окару… Оттого сердились страшно, и топоры старших поколений возвысились над головами. — Что толку сбор собирать! Пошли воевать! — кричал один. — Войной! Рубить бесчестных морра! Сожжём их города! — кричал другой. — В Окаре полно дункелей, Белиаровых сыновей! Начнём с них! — поддержал второго третий. — А, ну, ПРЕКРАТИТЬ!!! — всколыхнулся Гор-Таш, хриплота его разошлась громогласным эхом. Затихли вмиг аркахары. Слово старого полковника не могли обругать — уважаем был народом. Его холодный взгляд, обращённый к болтунам крикливым, остудил их пыл. — Вас собрали здесь не для болтовства (как говорили орки), не ради того, что даже обсуждаться не будет! — заговорил Барад. То был высокий орк, крепкий, как скала, а ликом напоминал огра. Нет, не уродским видом, но мощью, ибо однажды пробил собственной головой здоровенный булыжник на спор с одним из воинов, когда в прошлый раз заявлялся в Окару, отдавая сына, чей топор и вкуса крови вражьей испробовать не успел — умер сын сразу, да не от клинка морра. От болезни сгинул… Со смертью сына, Барад стал хладнокровней и безжалостней, сердце его горело жаждой мести за свой западный грурх, за сына, за всех родичей, братов и сёстр, коих не могла без шаманского зова отослать к Предкам Матерь-Земля. — Как это не будет?! — возмутилась группа молодых аркахаров. — Что же это такое? Война не случится?! Не отомстим мы собакам подлым?! — Война будет в любом случае! Ей-боже, обещаю: будет! — раздражённо и сердито обрубил Барад. Поджал он губы, да прикусил нижнюю от злости, аж до крови. — Никто не отвертится от войны! Биться будем! Этими словами зажигал адское пламя в сердцах аркахаров грурхарт. Вперёд выступил Гор-Хар, ладонью вперёд притянул на себя внимание и заставил замолчать. — Труден выбор, с кем биться конкретно нужно. Есть морра миртанские, с которыми у нас мир. А есть морра-ассасины, коих видели в Миртане, угонявших орков в плен. — И что?! ВСЕ МОРРА ВРАГИ НАМ! ВСЕГДА БЫЛИ! — орали старые элитары, чем молодняки отчасти пришли в замешательство. — КАКОЙ ЕЩЁ МИР?! Охотятся на нас, как на зверей в чистом поле, а мы обязаны соблюдать мир и пылинки с них сдувать? ЭТО вы предлагаете, браты-грурхарты?! — возмутились ещё орки. — Правы браты, — поддержал их Барад, обращаясь напрямую к Гор-Хару. — Не застал я больше времён, как ты, уважаемый шаман. Не видал мирных зим и лет, быть может в Неморе зимы и лета спокойны и цветисты, но я и мои воины на собственной шкуре испытали подлость людскую! Пришлось бросить всё, что мы нажили за восемнадцать лет, бежали в Окару налегке. — Отчего ж грурхарт не погиб за своё племя? — встрял Гор-Таш и набросился на Барада осуждающими словами, — Отчего ж не защищал своих соплеменников от бандитов, а бежал трусливо вместе с женщинами и детьми? — Старый полководец забыл главный завет Аркаха? — возмутился Барад, — Нет чести гибнуть напрасно! Кому приказал бы защищать племя? Младенцам? — Каким ещё младенцам? Среди вашего брата немало молодняка в Окаре! — заметил старый полковник. — Именно. Отправились они сюда, а я — единственный воин, остался в грурхе. Погибли все аркахары во время набегов однажды… своим повелением отправил сюда всех юнцов учиться держать оружье. Но спустя три дня, племя подверглось атаке. — затем обратился ко всем аркахарам. — И не ассасины вовсе, хоть и одеяния и оружье из отравленных мечей да ножей, как у ассасинов! — Коли так, почему не ассасины? — не уразумел народ. — А потому, браты! Рожи морра не пустынных! Рожи морра миртанских, и кричали команды, как миртанцы, и сражались, как миртанцы! Слух у меня хороший: ассасины с акцентом говорят, а эти — без единой запиночки, без единой помарочки! — от злости чёрные глаза Барада налились кровью. — ЧТО?! — взбеленились абсолютно все собравшиеся. Только сыновья Гор-Таша смотрели на всё выдержанно. Грурхарты, кроме Барада, помрачнели. — Вот подлые твари! Чтоб Белиар их всех побрал! Двуличные монстры! — А ты уверен, Барад, что видел именно миртанцев? Что это были солдаты, а не какие-то разбойники, что убивали твоих соплеменников? — не поверил ему Гор-Хар. — Очень жаль, что великий Гор-Хар не верит мне. Отвечу, дабы оправдать честь и имя своё перед всеми аркахарами: это были солдаты! Ополчение и рыцари! Не сбродом обрушились на грурх, говорю вам, браты, не саранчой, что в одиночку легко бы оттеснил, а потом бы догнал и уничтожил! И команды солдатские, и выучка миртанская, и коварство миртанское. — грозно глядел на шамана Барад. — Разрешите и мне высказаться, браты! — попросил неожиданно Ур-Грох, рукою поднятою на себя обратил внимание и грурхартов, и отца, и всех племён собравшихся. — Говори, коли есть, что сказать. — А почему грурхарт западного племени не допускает мысли, что солдаты, напавшие на его племя, действовали в обход указа Короля? Вновь гомон нескончаемый обрушился на Окару. Особо радикальные едва не начали тянуться к Ур-Гроху, чтобы избить за слова не в пользу грурхарта, но в пользу людей, словно продажной королевской сволочью являл себя младший сын Гор-Таша. Дорогу к нему преградил тут же Шакхар, вынул мгновенно топор и размахнулся им вокруг себя. Отгородилась толпа от братьев, несколько ошеломлённая. — Продолжай говорить! — молвил Гор-Хар, чем окончательно прекратил вновь начавшийся гомон. — С приходом на трон Короля Робара Четвёртого, аркахаров перестали преследовать. Перестали устраивать засады, подло рубить нас. А мы прекратили воевать с ними. — Вот именно! Потому они и решили, что могут запросто в спину нанести удар! — кто-то крикнул ему, несогласный, из толпы. Большинство встретило эти слова криком: «ДА!». — Среди морра остались люди, которые ненавидят нас! Что, если они действовали в обход повеления своего же короля? Разумно ли объявлять войну Робару Четвёртому да и всему королевству из-за кучки грязных морра? — Хочешь поплакаться королю, так беги к нему, паскудная крыса!!! Собачонка дворянская! — обрызгали на него весь свой яд и ад аркахары. Особенно старательно разразились негодованием юные аркахары западного грурха. Побледнел Гор-Таш, похолодел, сжал нервно кулаки. Не верил ушам своим, ибо никогда не доверял морра, особенно ряженным церковным служкам. А тут собственный сын молвит противные воинству и всему народу орков. «Уж явно без внимания короля подобные действия не остались», — думал полковник про себя. — Что предлагаешь, молодчик? — спросил один из элитаров, что стояли середине толпы. — Представь на секунду, прислушаемся к тебе. Уразумеем твои слова, примем к сердцу и на ум, да отправим самого талантливого и мудрого из нас в Венгард, к миртанскому Королю пошлём. И что же ты думаешь, молодчик — слушать станут мудреца? — покивали наиболее мудрые воины из толпы, согласны были с речами элитара в тёмной кольчуге. — А ни черта! Гвардейцы к нему не пропустят! А теперь представь, на миг всего, что король ВЕДАЕТ обо всём. Знаешь, что случится с мудрецом орочьим? Если повезёт, и так близко к замку подпустят. А коли ж нет? У ворот Венгарда вывесят труп его, иль посадят его голову на пику за одно лишь явление, опрометчивое и безрассудное. Салютовали и аплодировали элитару воины. Согласно покивали элитару и Тарс с Барадом. Гор-Таш чувствовал себя опозоренным на глазах у всех, ибо его младший сын ни сердцем говорил, ни разумом, но глупой наивностью ребёнка. Серчал безмолвно — лишь скулы нервно подрагивали его. Гор-Хар ссутулился как бы от тяжкого груза, морщины на лбу вырисовывались чересчур явные, здоровые. Огорчился шаман, да не из-за мнения Ур-Гроха. Напротив, расстроился — не хотелось иметь войны со всеми морра. Ассасины — дело ясное и привычное уж много лет. Воры они да работорговцы. Миртанцы при Робаре Четвёртом — куда терпимее, куда умнее, куда добрее. Шептала Гор-Хару Мать-Земля слова во время йхманша, лишь ведомые ему, потому и мне сложно описать, чем он озадачился больше. Видел и я, что мудрее всех в тот йхманш был именно Ур-Грох, но тот элитар — умнее. Трудно предполагать, что орк мудр настолько, насколько о нём судит другой человек или аркахар. Одни Предки ведали обо всём, лишь они — истинные мудрецы, оберегли Ур-Гроха от после вечернего растерзания. Ибо многие собрались на йхманше с горечью и ненавистью в сердце, не знали ни делом, ни словом, как правильней поступить. Элитара же умного знали многие аркахары из других племён, потому верили слову его, а Ур-Гроха на собрании сочли «мечтателем, позорящим к Предкам отосланных Матерью Землёй аркахаров». Видел Гор-Хар, что не убедить братов словами Матери-Земли. Сердца и умы братов покорились горечи и отчаянию, а как в таком состоянии можно было услышать мудрость Предков? Словно сам Белиар посетил йхманш, доверху наполнив аркахаров водою ярости, словно пустые сосуды. Ур-Грох же замолчал, не зная, чем убедить братов, в своём сердечном убеждении. Отступил в словесной дуэли он, и грурхарты вновь заговорили. — Итак, браты! Настала пора выяснить, что думаете о битве с морра? С кем пойдём воевать — с ассасинами или с миртанцами? — объявил гласно Тарс. — Что считают грурхарты? — адресовали обратно хором по традиции рядовые воины и элитары в толпе. Теперь каждый из грурхартов обязан был высказаться. Предложили Гор-Хару взять первое слово. — Мать-Земля, вопреки вашему ожиданию, не желает, чтобы её верные сыны шли воевать с миртанцами! Ассасины — вот, на кого давно должны идти войной всеми грурхами! Хотелось аркахарам спросить да возмутиться, но не решились оспорить итоговое решение старейшин, особенно Сынов Духа. — Мой грурх дольше всех несёт бремя борьбы с пустынными захватчиками! Немора — это тыл прочих грурхов, аванпост аркахарский на границе с Варантом! Не думаю, что именно миртанские полководцы виновны в подлом нападении на племя Барада и Реддок. Оттуда скольких аркахаров похитили? Никого не нашли, так? И не найдут! «Что такое он говорит?» — перешёптывались меж собою аркахары. — Миртанцы на материке работорговлей никогда не славились! Наши бывшие враги даже в период войны во времена Робара Третьего, брали нас в плен! Да, было дело! Но в рабов нас не превращали никогда! На Хоринисе островитяне, сами ведаете, какой суровый народ — уж там не чурались замарать руки местные правители да бывшие заключённые из Колонии, чтобы надеть на пленных братов цепи! Нынешний враг, похищающий наших соплеменников из Реддока, напавший на западный грурх — ни кто иной, как пустынное отребье! Не простили они оркам, что отступились от Белиара и возвратились к обычаям Предков! Потому и мстят подло, ибо знают, что миртанцы не станут вмешиваться, не станут защищать наших детей! Пожалуй, мудрее речи аркахары не слыхали ни на одном йхманше прежде. Да половина уже пропиталась ядом гнева. Реддок же склонился к правоте шамана. Черёд настал говорить Тарсу. — И Барад, и Гор-Хар — оба уважаемые грурхарты с честью равные. Не вижу позора в том, что в одиночку уводил своё племя Барад, когда множество воинов обрушилось на западный грурх с мечом и огнём. Оба мудры и честны с аркахарами, хоть и занимают противоположные мнения. Потому не дам я гласа, против кого войной пойдём. Ассасины долго досаждают нам, спору нет, однако, если подозрения Барада окажутся справедливыми, война наша будет на два фронта. Нельзя допустить этого! Предлагаю решить нашему почётному, пожалуй, самому опытному мастеру военного дела, Гор-Ташу. Его интуиции полковничьей доверюсь. — Соглашусь с Тарсом, — не посмел выступить против него и его учителя Барад. — Пусть самый опытный решит, на кого войной пойдём! Застыло в ожидании всё аркахарство. Решение предстояло немыслимо трудное. Нахмурился, прищурив очи, Гор-Таш. Обдумывал походу слова своего товарища, ученика и грурхарта западного племени. Не чувствовал подвоха в словах Барада, умел различать полковник ложь и правду. Все аркахары сердцем говорили по его уразумению, ни один не кривил душой. Сомкнул он очи, хоть и хулил порой шаманские суеверия и всех, кто верил в них, да сам обладал суеверием — никогда ещё его не подводившим. Во времена тяжких решений, взывал он мысленно к Матери-Земле и Предкам, прося их о милости, чтобы направили через него друзей, полк, Орду (как было в прошлом) на лучший путь, негибельный для всего рода. Мать-Земля колыхала раскинувшиеся ветви древ, а Предки через них посылали ветер, судьбоносный ветер. К удивлению аркахаров, выступил он с трибуны к лестнице, ведшей наружу. Последовали за ним, словно заговорённые, грурхарты и воины. Переглядывались друг на друга, в недоумении, не понимали, что происходит. Гор-Хар одарил товарища незаметной улыбкой, видя, что Гор-Таш не всколыхнулся пламенем ярости. Сердце билось его за Предков и племена, а не за месть и нещадную воинственность. Только ступил на верхнюю ступень, как ощутил южный ветер, колючий, как еловые ветви иль шипы розовы. Не сменялся поток воздушный, чувствовал сквозь поношенную кольчугу — то был ветер знамений. Указал он, не размыкая глаз, собравшимся вокруг племенам на направление. — Юг нас ждёт. Ассасины ждут. Ну что, браты? Сметём их города? Заставим заплатить десятками жизней за каждого похищенного ребёнка? За каждую угнанную жену! За Реддок и Немору! За Западное племя! За Окару — Мать нашу! Более не позволим пустынному народу красть наших детей из яслей! Дойдём до самого Бакареша! Разрушим их святыню, доберёмся до самого Иштара! Освободим наших родичей, браты! — ДА!!! — сердцами кричали аркахары, дажь не умом. Почти у каждого из соплеменников имелись счёты с коварным пустынным народом. — Согласны, воины? — спросил их повторно Гор-Таш. — Да!!! — вторили аркахары. — Война с ассасинами! Повторяю в третий раз, все согласны? — по традиции Гор-Таш третий раз спросил соплеменников. — ДА!!! — крикнули все: как воины рядовые, так и элитары, так и грурхарты. — Тогда сегодня празднуем! Празднуем начало войны с ассасинами! Завтра начинайте усиленную тренировку новичков — недели, думаю, хватит им обучиться ремеслу! — объявил могущественно Гор-Таш, поглядев на старейшин. — Согласны браты-грурхарты? — Согласны, полковник! — полурыком воскликнули грурхарты хором. — А чур, новичок, что за людей кричал, будет разносить нам бутыли самогона! — припахали Ур-Гроха сразу Элитары, и все без исключения поддержали идею. Только Гор-Таш поугрюмел, поглядев на младшего сына. Не стал возражать, и кивнул в знак согласия. — Я помогу, — поддержал брата Шакхар, хоть энтузиазма особого не прозвучало в его устах. Когда все спустились обратно в головную пещеру, одни принялись собираться у костров, а кто-то в чумы направился, что понастроены уже давно воинами Окары. Сыновья же встретились с Гор-Ташем. — Ну, что, сынок?.. — угрюмо, полушёпотом проворчал старый, обращаясь к Ур-Гроху, — Ступай… Услужи братам на раздаче. — Отец, я не жалею о сказанном, — подавленно, но решительно отозвался младший, понурил плечи. — Знаю. — Тогда, почему не поддержал решение Барада и Тарса? — удивился старший сын. — А сами как думаете, сынки? — пробормотал ветеран тихо-тихо, словно собирался поведать им секрет. — Ассасины хуже миртанцев! — предположил Шакхар, неуверенный в предположении почесал затылок. — Чтобы защитить Немору? — думал, что приблизился к истине, Ур-Грох. Ибо Арках завещал всякому бравому и доброму воину «в первую очередь, беречь своё племя». Помолчал пару секунд Гор-Таш, и лишь когда зашумела листва полуночная на деревьях, а кроны их склонились к северу, поведал им: — Никогда не слушайте других — имейте своё мнение. Никогда не слушайте сердце — сегодня скажет одно вам, завтра — совсем иное. Как и ум ваш — тоже переменчив. Не слушайте богов — их слова прельщают, порой ослепляют. Слушайте только глас Предков — они всегда подскажут вам, как поступить. — А Предки… они вокруг нас? — показал ладонью на всё окружающее Шакхар. — Да, сынок. Помните эту мудрость, — завершил Гор-Таш. — Теперь ступайте. Ур-Грох всю ночь разносил под всеобщий гогот, смех, и пьяные всплески гнева бутыли самогона. По правде даже испытывал радость, поскольку не желал пить с братами. Хранил ясность мыслей, обдумывая параллельно отцовские слова, уразумев, что нелюбовь Гор-Таша к суевериям напускная. Шакхар же успел чуть прикинуться к одной из бутылей во время разноса — угостил один из элитаров его, будущих однополчан. Не серчал на брата Ур-Грох, опять же радостный, что вышло так, ибо в одиночку рассуждать про себя о сегодняшнем йхманше ему было куда легче, нежели слушать в ответ пьяные бредни.