За счёт заведения

      Антону двадцать шесть, и он официально ненавидит это утро.       Он пытается распахнуть глаза, но каждый раз что-то с силой давит на веки, заставляя их закрываться вновь, погружая зрачки в желанную темноту. Он борется сам с собой, постоянно натирая руками все лицо, но попытки на подъем становятся все неудачнее и неудачнее. Его голова будто и вовсе не его. Управлять ей — невыносимо сложно. Позвоночник будто осыпался в нижнее белье, и из-за его отсутствия нет возможности даже приподнять собственное тело. Он лежит на боку, бездумно сбросив одну руку на пол и думает о том, что нельзя пить так много.       Или можно?       Глаза так или иначе открываются, и у него, наконец, выдаётся возможность рассмотреть комнату, в которой он пытается выживать.       Это спальня Арсения. Антон хоть и нажрался, но явно не до потери памяти, поэтому понять «где» и «что» не так сложно. Она по-настоящему мрачная, но солнце пытается пробиться из-за штор, и Антон радуется тому, что она такая. Ему хочется начать рассматривать детали, но в пределах комнаты толком ничего не обнаруживается, кроме нескольких личных вещей и пары ваз. Отсутствие захламленности — определённый плюс, но судя по Арсу быть иначе и не может.       Он видит дверной проем прямо напротив кровати и вспоминает, что там — кухня. Желудок начинает скручивать узлом. Антон начинает думать, что его может вырвать на самом деле, поэтому он заставляет себя подняться рывком, откинув голову на ледяную стену. Считает до трёх, пытаясь понять, придётся ли ему срываться с кровати, но все проходит, а он облегченно вздыхает. На кухне начинает мелькать силуэт. — Доброе утро, что ли, — Шастун заставляет быть себя максимально приветливым. Неважно, что внутри разрывает. — Утро? Время три часа дня, Антош, это утром даже с натяжкой нельзя назвать, — хозяин квартиры что-то мешает в стакане, и Антон вспоминает, что у этого даже дома есть весь набор идеального бармена. Он помнит, как Арс учил его делать коктейли вчера, — Я не думал, что ты такой алкаш. Мешать столько видов… сильно даже для меня. — Сам ты алкаш. — Давай-ка не дуйся. Водку в качестве опохмела хочешь? — Арс трясёт бутылкой у проема, а Антону будто бы на физическом уровне становится больно. — Ты ща серьезно, бля? — А почему нет? Могу ещё джин предложить, вполне себе вариант. — Да уж, ты прав, — Антон вспоминает прозвучавшую вчера фразу, решая играть по своим собственным правилами, — Шлифануть похмелье жидкостью с ароматом бензина…       Арсений как будто взвизгивает, а потом в несколько секунд проходит расстояние между ними, нависая над Антоном и щуря свои океановые глаза в щелочки. — Я тебя сейчас ударю и даже не посмотрю, что тебе плохо.       Ещё за секунду глаза начинают блестеть, а рот раскрываться в улыбке. Антону тоже становится смешно. — Бармен из тебя так себе, — отдышавшись, — а как человек ты вообще чудовище.       Арсений начинает смеяться вновь, несколько раз тряхнув головой. Антон смотрит на него, на очевидно неуложенные волосы и думает о том, что Арс — ебаный актёр. Он просто существует у себя в квартире, не прилагая никаких усилий к созданию внешнего вида, а все равно выглядит так, будто только вышел от стилиста и гримёра. Ещё зубы такие идеально белые, вот же сука.       Антон пропускает момент, когда бармен выходит из комнаты, оказываясь на кухне. Он видит, как Арсений что-то достаёт, постоянно хлопая ящиками и дергая за ручку встроенный холодильник. — Давай, вставай. Мне на самом деле нужно уехать по делам, а ключи я тебе пока не дам!       Это «пока» вводит Шастуна в непонятный ступор, будто бы он на секунду позволяет себе задуматься о том, что это вовсе не шутка. Он не отрывает от Арсения взгляда в тот момент, когда его накрывает.       Ира.       Вчера его бросила девушка. Хотя, на самом деле нихуя это было не вчера, но Антону проще думать так, чем осознавать размеры вероятного вранья. Он приедет в пустой дом. Прямо сейчас он начинает надеяться, что Люка она не забрала, иначе впервые в жизни он будет готов поднять руку на девушку, даже не жалея. — Антоша! Ну вставай! Я даже похмельный алкогольный фреш тебе сделаю! — Сам ты Антоша, бля. Встаю. А позавтракать что-нибудь?       Он не врет и действительно поднимает своё тело с кровати, с трудом переставляя собственные ноги. Минус высокого роста: конечности слишком тяжелые. Плюс высокого роста: у них большой размах. Общий вывод: просто не надо бухать.       Антон проползает мимо Арса, который стоит с высоким стаканом в руках. Последний натирает его белоснежной салфеткой, а Шастун начинает задумываться о том, что Арсений по-настоящему счастлив. По-настоящему любит то, что он делает. По-настоящему живет, превращая в работу собственное хобби. Антон завидует, но делает это так по-доброму, что от картины перед глазами и мыслей в голове на лице проступает улыбка. Еще одна. И она тоже по-настоящему. — Позавтракать — омлет сделаю, голодное ты животное. Я вообще-то не кулинар, — бармен смущенно опускает взгляд, — Но про похмельный напиток я не шутил. На самом деле, принято пить что-то с яйцами, но я московским курицам не доверяю, а убить тебя сальмонеллой в мои планы не входит. Цитрусы тоже неплохо помогают, хочешь, сымпровизирую? — То, что и повар ты так себе, я еще вчера понял. Сжечь в микроволновке лазанью? Талантище, бля, — Антон смотрит прямо в океановые, где азарт перекликается с огнем, а у самого в своей зелени — ничего, — А на тему похмелья. Было бы неплохо. Да. Только можно без водки? И омлет хороший вариант.       Арсений молча кивает, а потом рассказывает о местонахождении полотенца, запасной зубной щетки и нескольких крутых шампунях для волос в ванной. Антон думает.       Думает о том, что совсем скоро он уйдет из этого внезапно обретенного мирка обратно — в жестокую и липкую реальность. Ему предстоит проехать через всю Москву, чтобы попасть домой, быстро переодеться и ехать на съемки. Придется столкнуться со взглядом Димы, в котором обязательно будет немой вопрос. Придется жить.       Антону двадцать шесть, и он совсем не хочет вылезать из скорлупы Арсеньевской квартиры.       Только тут Антон остается собой, без груза проблем и потерянного маршрута. Здесь он просто не умеющий пить парень. С дурацкими шутками. Ужасно танцующий. Наглеющий. Живущий.       Добраться до ванны оказывается так же сложно, как и встать с кровати, но финальный босс в виде протянутой к верхнему ящику руки проходится успешно, и он уже трет свои волосы мягким полотенцем, раскидывая их на макушке во все стороны.       Его ноздри ощущают знакомый белково-молочный запах, киты в желудке начинают концерт, а слюна подкатывает слишком близко к губам. Антон внимательный ублюдок с опытом, выходя из ванной, он отмечает отсутствие чего-либо типичного для девушки в доме. И у него теперь также?       На кухне слышен джаз. Арсений держит в двух пальцах бокал с чем-то прозрачным (псевдо-утром? Вино?), плавно двигаясь под музыку, разлохмачивая волосы еще сильнее. Белая ткань футболки повторяет его силуэт каждым движением с опозданием на секунду, а голые ступни будто и вовсе не касаются камня на полу. Антон смотрит на картину завороженный. Антон завидует природной грации и умению быть таким подходящим ко всему вокруг. Антон радуется тому, что просто может наблюдать за всем этим.       Арсений все наслаждается музыкой, и прямо в движении перекидывает омлет со сковородки в тарелку, посыпая завтрак сверху сыром и специями. — Это плейлист «барная карта» для чего-то нового. Ты знал, что в Лондонской культуре пить принято именно под джаз? Считается, что только он позволяет провести полноценное знакомство с коктейлем, не теряя при этом собственных ощущений и лишь усиливая их с помощью музыки. Обычно используют джаз 20-30 годов, но я предпочитаю что-то помоложе, да и повод не самый значимый — просто открыл новую марку вина, — Арсений выдает это так легко, что Антону становится немного не по себе. Невозможно быть настолько гармоничным, — У тебя сегодня тоже кое-что новенькое, вероятно. — Что? — Домашняя вариация «текилы санрайз». Полный стакан льда, но вместо 50 мл текилы, 100 мл вермута, все тот же гренадин и апельсиновый сок с несколькими каплями лайма. Не думаю, что твой организм оценит всю прелесть градуса оригинального рецепта, да и в почти четыре дня странно как-то. В общем, держи, наслаждайся.       Арсений добрасывает идеально ровные кубики льда прямо на глазах Антона, после чего протягивает ему стакан. Шастун опасливо делает пару глотков, переживая за состояние своих внутренностей, но хуже ему совершенно не становится, а потом он продолжает пить, постепенно и сам втягиваясь верхней частью тела в музыку. Он соврет, если скажет, что ему некомфортно. Прямо сейчас он готов никуда не уходить, готов выпросить у бармена ключи, поискать рецепты в интернете и самому начать делать что-то из всех доступных видов алкоголя. Антон начинает думать, что хотел бы себе жизнь Арсения, ту часть, что ему открылась — так точно.       Омлет быстро заканчивается, а чужая рука обновляет напиток в стакане, и Шастуну кажется, что у него прямо сейчас получится остановить время в этом моменте. Вокруг идеально все: продолжающееся с вчера солнце за окном уже не злит вовсе, а приятно греет одно попадающее под окно плечо. Арсений ловко моет посуду, точными действиями вытирая ее сразу после, а Антон оглядывается по сторонам, всматриваясь расфокусированным взглядом в доступные углу обзора поверхности. — Арс, а где сигареты? Я настолько нажрался, что выдумал, будто принёс их с балкона?       Арсений наклоняет голову в левую сторону, направляя улыбку прямо в Антона. — Они и правда на балконе, я забрал их с утра, — океановый вытягивает вперёд руки, хрустя суставами, — Мои закончились ещё ночью, я встал в десять и пытался не помереть от желания. Как ты вообще куришь чёрное собрание? — А я и не курю. Не было винстона.       Антон поднимается со стула, хватая рукой стакан, натягивает белые мохнатые тапочки прямо на голые ноги, оборачивается, смотрит внимательно на Арсения и поднимает уголок рта. Второй ловко перепрыгивает кухонную стойку (как?) и молча убегает на балкон.       Вид у бармена красивый, конечно. Антон привык к своему — парк, хозяева с собаками, вдалеке шум дорог, а ещё дальше типичный для Москвы полулес. У Арсения иначе — центр обязывает смотреть в упор на древние здания, вывески заведений и плитку от Собянина. Шастун думает, что смог бы курить на таком балконе постоянно. Считал бы желтые машины такси, толкал бы Ирину в плечо за каждую, смеялся и пытался убежать. Ах, стоп. — Ты как себя чувствуешь вообще? — Голова болит неимоверно. Но получше, чем утром. Спасибо.       Они курят медленно, разговаривая о неважных вещах, а сигареты горят быстрее, чем делаются затяжки.       Когда приходится собираться домой, Антону становится невыносимо холодно. Вчера его накрыло тепло, ещё там — в баре, поэтому он сорвался с занозой-барменом в его дом, поэтому продолжал пить, смеяться, пытался танцевать. Теперь же холод наполняет его изнутри, как воздух наполняет лёгкие, и ощущение похмелья на фоне стресса возвращается с утроенной силой, вынуждая ехать на метро.       Антон сидит в гостиной, наблюдая за тем, как Арсений снова переодевается на ходу и начинает думать, что тот просто никогда не может устоять на месте. — Кстати, почему я не слышал, что ты проснулся?       Воспоминания приходят в голову неожиданно, а вопрос звучит вслух сам по себе, но Шастун точно помнит, что они долго решали, кто спит на левой стороне кровати, и так уж он устроен, что любое пробуждение человека рядом тревожит и его сон. — Потому что ты — редкостный говнюк, — шутливо отвечает Арс, — Ты во сне начал бурчать, а потом и вовсе вертеться так, что дважды чуть не уронил меня. Какой-то слишком беспокойный сон, я психанул и ушёл на диван. — Бля, прости. — Забей, я привык к нему — постоянно там вырубаюсь.       Антон думает о том, что Арсений слишком уникальный. Он бы сам просто разбудил человека, возможно, прогнал спать в другое место, но с кровати бы не встал. А Арсений так легко все принимает, не пытаясь даже переиграть под себя?       Они сталкиваются взглядами в зеркале, и Шастун зачем-то достает кончиком языка до носа. — Тебе на самом деле пятнадцать, и ты просто пубертатный подросток? Господи, меня посадят. — Мне на самом деле шестьдесят восемь, и я — Бенджамин Баттон.       Арсений начинает смеяться, прямо в процессе надевания новой футболки, поэтому случайно застревает в ней головой. Антон подхватывает чужой смех, но все равно встаёт, чтобы помочь, и у него почти получается, да только Арсений задевает один из его браслетов своим кольцом и все запутывается между собой окончательно. — Блять, Арс, стой смирно и не дергайся. — Я… — Я тебе жопу на глаз натяну нахуй, ты, гиперактивное лохнесское чудовище. Дай мне минуту.       На самом деле Антон справляется гораздо быстрее, а Арсению все же удаётся надеть на себя футболку, и они очень скоро оказываются зашнуровывающими кроссовки в коридоре.       Дверь снаружи захлопывается щелчком, и только тогда Арсений начинает убеждаться в том, что ничего нужного не оставил дома.       Лифта в здании нет, это Шастун ещё вчера понял, но пятый этаж пугает не так сильно, как мог. Вопросы о физической форме бармена испаряются сами собой.       Из подъезда Арс буквально вылетает, разворачиваясь на все 180 градусов, его глаза щурятся от солнца, а лучи этого самого солнца подсвечивают будто бы изнутри стоящие во все стороны волосы. Прямо сейчас Арсений похож на юркую ласку или впечатлительную куницу, но то, как он радуется самому факту улицы и нового дня, не перестаёт удивлять Антона. — Проснись и пой, такое солнце! Кстати, номер дашь?       Шаст и радовался бы, если бы продолжал сидеть в квартире, но вот когда все вокруг тебя ослепляет, а холод продолжает распространяться по телу, возникает чуть ли не желание заплакать. Он уже собирается диктовать цифры, но в последний момент понимает, что не хочет.       Арсений и есть солнце. Он просто появился из ниоткуда, начал преследовать в хорошем смысле этого слова, загнал Антона на чистое поле и лишил какой-либо возможности уйти в тень. Арсений и есть солнце просто потому, что около него ощущаешь тепло, но жить надо уметь и в зимние холода.       Шастун смотрит на океанового в упор, а в голове разбивается по кадрам вчерашний день, и он просто хочет времени — хотя бы немного — поэтому затевает новую игру: — Солнце у него, ага, — шутливый тон, — А вот не дам. Жди меня в баре, может, зайду.       Антон забавно дёргает в качестве прощания рукой, улыбается, как в первый раз, и бежит в другую сторону от Арса — к метро.       Ему пора домой. Желания золотой рыбки превращаются в разбитое корыто.