***
Вечер понедельника пришёл быстрее, чем кто-либо мог ожидать. Всё было окончательно спланировано: все сценарии были продуманы; заранее подготовлены заклинания, которыми Лютов и Берти смогут воспользоваться; указано место в Руинах Харакса, откуда можно попасть в мир замка Тавра и тому подобное. Хотя готовыми к этому событию чувствовали себя не все. В одиннадцать часов вечера в Львином зеве всё ещё горел камин. Напротив сидела Эмили и, не отрываясь, смотрела на горячее пламя. — Ты не хочешь уже пойти спать? — раздался позади голос Берти. Он сам не столько хотел спать, сколько понимал, что ему это необходимо, так как до рассвета осталось недолго, а большинство предыдущих ночей прошли практически бессонно. Эмили не отозвалась, и Берти подошёл ближе. — Эй, не плачь, — сказал он, заметив застывшие в её глазах слёзы. Он попытался её обнять, успокоить, но выходило нелепо. — Глупо так умирать, — удивительно твёрдым для своего настроения голосом заявила Эмили. Берти отпрянул. — И почему же ты решила, что я точно умру? Эмили повернулась к нему и вытерла слёзы. — Потому что предпочитаю быть реалисткой, — выпалила она тихо. Берти вздохнул и молча лёг на диван. Ответ Эмили его только злил, но он решил, что уж сейчас точно не время злиться. Несколько минут он тоже смотрел в особенно зачаровывающий сегодня камин, а потом быстро уснул от усталости.***
Этой ночью Миле снова не спалось. Но на этот раз она была поспокойнее и просто сидела на кровати. Она уже передумала миллионы мыслей, и теперь думать было просто не о чем. Периодически она дремала, но просыпалась от коротких обрывков каких-то знакомых кошмаров. Все сны за последний год словно пронеслись у неё в голове в этих обрывках: и сны о Берти и Эмили, и Гарик, который каким-то волшебным образом перевоплощался в Лютова. «Лютов. Лютов. Лютов». Мила изо всех сил старалась волноваться только о Берти, думать только о нём, но воображение всё же повторяло знакомые, уже наизусть выученные, черты Лютова. За все эти ночи его губы бесконечное количество раз накрывали её губы где-то в голове Милы, но она не могла позволить себе насладиться этим хоть чуть-чуть. «Лютов. Лютов. Лютов». Ведомая подобными фантазиями-воспоминаниями, Мила вскочила и быстро оделась. Очнулась она, только когда вышла из Львиного зева и направилась куда-то. Минут через десять она уже была на пороге Чёрной кухни, гадая, там ли Лютов. Была глубокая ночь, и Цицерон спал. Чисто интуитивно Мила поднималась в комнату Лютова, размышляя, найдёт ли она его там. Такие помутнения бывают от усталости и когда долго не спишь. Мила тихо постучалась, никто не ответил. Тогда она забыла о всех законах вежливости и толкнула дверь. Та поддалась. На удачу или на беду Милы, Лютов действительно остался сегодня в Чёрной Кухне. Он снова не планировал спать, но чтение уже выученной наизусть страницы и эмоции, вызванные ею, утомили парня, и он уснул, опустив голову на книгу. Так, наверное, было даже лучше. Мила протянула руку и дотронулась до чёрных волос Лютова. И тогда она поняла, зачем пришла. Она пришла попрощаться. Что-то внутри Милы говорило ей, что это будет действительно… прощание. Но через секунду фигура Лютова перестала её волновать. Она больше не смотрела на его бледную кожу, закрытые глаза, ресницы, губы. Теперь её взгляд притягивали только буквы в книге, на которой он лежал. Мила пыталась сложить из них слова. «Уничтожение магических неуничтожаемых артефактов», — прочитала она заголовок и неосознанно потянулась к висящей на шее метке. «Любой магический артефакт, имеющий непосредственную связь с хозяином и выполняющий защитную или информационную функцию, является трудноуничтожаемым или неуничтожаемым вовсе. Это означает, что вышеупомянутый предмет не может быть уничтожен посредством физического или магического воздействия, или, в более редких случаях, может быть уничтожен на время или энергия этого артефакта может быть перенесена в другую оболочку. При этом артефакт всё равно считается существующим, так как магический артефакт — это только магия, привязанная к определённой особе. Оболочка предмета имеет гораздо меньшее значение. Неуничтожаемый или трудноуничтожаемый артефакт можно окончательно уничтожить обозначенным ниже заклинанием». Мила внимательно вчиталась в заклинание и напрягла свою память до предела, но в конце концов поняла, что ничего похожего никогда не встречала. Она продолжила читать: «Указанное заклинание — единственный существующий способ уничтожить неуничтожаемый артефакт. Оно должно быть произнесено хозяином артефакта, при сохранении с артефактом прямого физического контакта на момент прочтения. Правильно прочтённое заклинание изымает из артефакта бо́льшую часть его магии и применяет её для его уничтожения. Количество этой магии всегда сильно превышает ту, которая требуется для уничтожения данного магического предмета. Это вызывает мощный выброс энергии — взрыв. Сила подобного взрыва может варьироваться от смертельно опасного до всеразрушающего. Так как подобный взрыв по природе своей волшебный и исходит от магического предмета, защита практически не представляется возможной. Подобное количество волшебства не может быть остановлено волшебством в меньшем количестве, а создать столько же волшебства в один момент времени и при этом удержать его на всё время взрыва удалось лишь нескольким людям в Истории Магии при длительной подготовке. Именно поэтому магические артефакты принято скрывать в надёжных местах или же находить им полезное применение, дабы не понести потерь вследствие уничтожения. Существует ложный слух, что есть и другие, более простые способы уничтожения неуничтожимых артефактов, но, как указано выше, эти слухи полностью ложны». Мила выглянула в окно. Было всё ещё темно, но уже нужно было спешить. Мила осторожно, пытаясь не разбудить Лютова, подняла его лицо и выудила из-под него книгу. Схватив её в охапку, воровка уже собиралась улизнуть, как вдруг какое-то свечение на столе остановило её. Мила обернулась. Скоро из свечения сформировалась небольшая сфера. Она была похожа на стеклянную. Внутри бились разные заклинания, похожие на разноцветные струйки газа, пытающиеся вырваться из сковывающего их сосуда. «Сфера с защитными заклинаниями», — догадалась Мила. Берти упоминал, что будут созданы готовые заклинания для него и Лютова, чтобы на первое время не нужно было тратить магическую энергию. С этой же целью было принято решение, что до портала они доедут первым утренним дилижансом, а до дилижанса пойдут пешком. Мила осторожно подошла к столу, словно боясь, что сфера рассыплется в пыль от её приближения. Убедившись в том, что этого не случится, Мила протянула руки к шару и остановила над ним ладони. Она не знала, как изымается магия из подобных приспособлений, но магическая интуиция и природная догадливость помогли ей. Мила накрыла шар ладонями, и десяток защитных заклинаний хлынули по ним. Вскоре шар совсем опустел, а в комнате остался только спящий на столе Лютов.***
Мила выбежала из Чёрной кухни как ужаленная и направилась в Львиный зев. Она бежала и бежала, почти задыхаясь, и думала только о том, что прочитала в книге Лютова. Несмотря на ночной мороз, она даже несколько раз остановилась по дороге, чтобы увериться, на месте ли заклинание для уничтожения магического артефакта. Таким образом, когда Мила вернулась в свою комнату, она уже знала наизусть это заклинание. Там она опустилась на стул, повторила его ещё раз и закрыла книгу. Больше ни за что она её не откроет, больше не будет задерживаться. Она хотела уйти, но в то же время не хотела. Смерть снова подступила к её порогу, угрожая кого-то забрать. Мила ласково взглянула на Белку. Она спала беспокойно и как-то грустно. Вообще это была удача, что Белка таки уснула, потому что последние ночи она провела в слезах или в уговорах Берти не идти на задание. Мила вдруг представила его, Берти, мёртвым. Не дышащим, не улыбающимся, не смеющимся. Ей показалось, что если перестанет смеяться Берти, весь мир разучится смеяться. А что будет с Белкой? А что будет с Фреди? Немногого боялась Мила Рудик, но ничем нельзя было её испугать больше, чем потерей близких. Мила ещё раз взглянула на подругу, погладила её по плечу, словно на прощание. Она должна это сделать. Если есть хоть малейший шанс убить Многолика, спасти Берти и… и Лютова. Если он есть — она обязана была им воспользоваться. Неважно, какой ценой. Вспомнив о Лютове, Мила попыталась сконцентрироваться на спасении Берти, но её мысли упрямились. Что бы там ни было, а Лютов был неотъемлемой частью чего-то совершенно особенного, занимал особенное место в сердце Милы. Она пыталась обмануть свой разум, но в тёмную зимнюю ночь, когда осталась пара шагов до смерти и победы, она не могла врать даже мысленно. Вся каша, которая варилась в её мозгу долгие месяцы, вдруг решила выплеснуться в самый неудачный момент. Несмотря на всё это, Мила понимала свою задачу, хоть и не имела чёткого плана и порядка действий. На всю эту разработку времени уже не оставалось — пора было действовать. Мила вышла в гостиную. Там, как и ожидала, на камине она обнаружила сферу с заклинаниями, предназначенную для Берти. Вобрав в себя всю магию, Мила почувствовала, будто она — сосуд, в который может поместиться определённое количество магии. И со всеми содержащимися во второй сфере заклинаниями этот сосуд грозил скоро расплескаться, а то и перевернуться. Конечно, совсем не страшно было бы, если бы она потеряла несколько заклинаний. Страшнее то, куда могли бы улететь эти кусочки магии, кому достаться, что сотворить. Мила уже собиралась выбежать на лестницу и отправиться в путь, как чей-то громкий шёпот остановил её: — Стой! Мила медленно повернулась. Это была Эмили. На её лице словно застыла железная маска, настолько оно было неподвижно. В её глазах танцевали отражения от языков пламени в камине. Мила опустила глаза. Берти всё ещё лежал на диване и спал. — Ты идёшь в замок Тавра, да? — спросила Эмили, пытаясь говорить как можно тише. Не дожидаясь ответа, она добавила: — Я не могу пустить тебя! Это неправильно. Ты просто погибнешь зазря. Голос Эмили, как впрочем и она сама, мелко подрагивал. Она держала руки, направленные на Милу, и готова была сдержать последнюю силой, если это понадобится. — Эмили, успокойся, — как можно более тихо и как можно более ласково произнесла Мила, словно пыталась уговорить наставившего на неё пистолет преступника не стрелять. — Ты должна отпустить меня. Поверь, я сама не хочу идти туда. Но так надо. Я нашла способ, — прерывисто продолжала она. — Это не будет напрасно. Мила видела, что для Эмили её аргументы — не аргументы. — Или погибну я, или погибнут сотни, тысячи людей. Но дело даже не в этом. Погибнет Берти, — заявила она тихо, но твёрдо. Девушки стояли в полутьме на расстоянии нескольких метров друг от друга, но Мила всё же заметила блеснувшие слёзы на глазах Эмили. Мила её понимала. От мысли о смерти друга детства ей тоже хотелось плакать. — Какой мне смысл, — всё ещё дрожащим голосом сказала Эмили. — Если я отпущу тебя и он узнает, даже если выживет, до конца дней будет ненавидеть меня, — Эмили уже плакала, словно маленькая девочка. — Я не могу потерять его. Не могу. Мила пыталась сделать сочувствующий вид, но не могла сконцентрироваться на словах Эмили — её слишком волновало, что время идёт, а его так мало. Так мало!.. — Послушай, — сказала Мила. — Я не верю, что ты готова пожертвовать жизнью Берти, только чтобы не дать вам расстаться. Ты ведь любишь его! Любишь, — прошептала Мила в каком-то безумии. — Я тоже его люблю. Даже в этот момент глаза Эмили загорелись ревностью, но вдруг она пересилила себя и опустила руки. С её щеки скатилась слеза, и она молча отвернулась к камину, а уже спустя секунду снова лежала в объятиях Берти на диване. Поняв, что свободна, Мила возобновила бег и скоро была уже совсем далеко от Думгрота. Она не могла видеть, как Эмили забилась в конвульсиях от беззвучных рыданий и боли, из-за кипящих слёз на щеках и горячей крови.***
До рассвета оставалось ещё около часа, когда Мила выбежала из Львиного зева. Она дала себе около минуты подумать, как добираться до Руин Харакса. В такое время вряд ли можно было бы найти хоть какой-то дилижанс, который бы туда ходил. А даже если бы это было возможно, времени у Милы на это не было. Она с трудом удерживала украденные заклинания, к тому же Берти с Лютовым планировали выйти на рассвете. А они должны добраться до замка Тавра, когда всё уже будет кончено. В противном случае они её не поймут, остановят и вернут домой. Взвесив ещё раз все варианты настолько трезво, насколько это было возможно посредине ночи зимой, Мила решила потратить некоторое количество сил и телепортироваться к Руинам Харакса. «Всё равно нужно только пробраться к Многолику, а там меня вряд ли кто-то остановит, — решила она. — А для такой задачи вполне хватит заклинаний из волшебных сфер». После телепортации Мила больше получаса искала проход в замок Тавра. Она слышала о нём только на обсуждениях задания от Берти и Лютова, так что найти дорогу по тем скудным, непредназначенным для использования описаниям было не так-то просто. Наконец, когда она уже почти отчаялась, она нашла что-то похожее на нужный ей портал. Это была небольшая статуя, размером с грудного ребёнка. Присмотревшись, Мила поняла, что это и есть ребёнок — кто-то вроде купидона. Мила дотронулась до статуи, и Руины Харакса исчезли вокруг неё. На смену им пришла огромная, безбрежная и сухая пустыня, чёрное беззвёздное небо и небольшой замок с длинной остроконечной башней. Эта башня казалась настолько большой среди ровной, одинаковой со всех сторон пустыни, что сам замок выглядел детским шалашиком у её основания. Мила скинула куртку — здесь было очень жарко. Мила подошла к зданию вплотную, чтобы её нельзя было заметить из верхних окон или из башни. Вокруг не было ни души и стояла тишина. Только лёгкий, почти незаметный ветер порой прерывал её, поднимая облака песка. Входом в замок служила арка, двери там не было. Когда Мила подошла поближе, до неё донеслись голоса и шаги, по которым можно было судить, что в самом замке сравнительно немного людей: не больше тридцати человек. Она не могла знать, сколько людей находится в башне, но там явно была только одна комната на самом верху, где окно — слишком уж она была тонкая, пусть и высокая. Всё, что могло в неё поместиться — это лестница наверх. Чтобы пройти до этой самой лестницы незамеченной, Мила применила заклятие невидимости из своего арсенала. Однажды от Лютова она слышала, что оно работает не более часа, но сейчас Миле этого было достаточно. Лишь бы работало. На цыпочках Мила прошла через арку. Теперь она увидела замок изнутри. Зрелище было весьма скудное: всё нижнее помещение состояло только из одной комнаты, посередине которой возвышалась кручёная деревянная лестница, ведущая в башню. Мебель отсутствовала, на земле тут и там лежали обвалившиеся части потолка и стен, чёрные, словно уголь, как и сам замок. Из дыр, оставленных после этих обвалов, струился лунный свет. Больше тут не было освещения, так что комната находилась в полумраке. В комнате было несколько десятков человек, большинство из которых — мужчины от двадцати пяти лет на вид. Были также и женщины, но их количество значительно уступало количеству мужчин. Все эти люди активно взаимодействовали между собой: непринуждённо болтали, демонстрировали что-то друг другу или вели громкие и разгорячённые дискуссии. Чем-то это место походило на Менгир — там тоже все бегали, суетились, обсуждали, работали. Первые секунды Миле было страшно, что заклятие всё же не сработало, и её сейчас разорвут в клочья приспешники Многолика, но этого не произошло. Возможно, если бы они ожидали подобных гостей, они бы услышали её, учуяли. Но в замке Тавра, в маленьком, ничтожном, незаметном мире, им виделись отдых и безопасность. Мила лавировала между магами, стараясь никого не задеть. Вскоре она оказалась перед лестницей и взглянула наверх. В первую минуту ей показалось, что по такой лестнице не подняться. Спираль её, казалось, была бесконечной и уходила в небо — такой она была высокой. Мила вздохнула. Ей ничего не оставалось делать, кроме как попытаться. Она шагнула на первую ступеньку, и та прогнулась. — Чёрт… — беззвучно пролепетала Мила. Лестница скрипнула. Некоторые устремили к ней удивлённые взгляды. Мила немного подождала, пока те, кто обернулся, вернутся в свои первоначальные позиции, и ринулась вверх по ступенькам так быстро и одновременно так тихо, как только могла. На первых ступеньках лестница снова привлекла к себе внимание, но потом всё утихло. Несколько человек внизу подошли к лестнице, чтобы проверить, отчего произошёл скрип, но Мила уже поднялась достаточно, чтобы не смотреть вниз и не замечать их. Те десять минут, которые Мила бежала по спиральной лестнице, показались ей часом. Несколько раз она останавливалась, чтобы передохнуть и восстановить дыхание. Наконец лестница кончилась, и Мила оказалась перед огромной каменной дверью. Она сняла метку с шеи и повторила заклинание. Убедившись, что всё помнит, Мила, в надежде, что всё ещё невидима, прошла сквозь дверь с помощью одного из подготовленных заклинаний. Комната оказалась круглой и маленькой в диаметре, но гораздо светлее, чем нижняя, так как в ней было большое окно. У двери стояла небольшая односпальная кровать, рядом с ней — внушительных размеров письменный стол с огромным количеством самых разнообразных магических предметов: сфер, книг по практической и теоретической магии, старых, покрытых пылью сосудов с зельями. На стене висел огромный портрет мужчины во весь рост — порог Темперы. Этот же мужчина стоял у окна. Мила сразу узнала его, и последние её сомнения рассеялись. Как можно тише Мила прошла глубже в комнату, всё ещё осматривая её внимательным взглядом. Здесь было слишком спокойно, голосов снизу слышно не было, так что, как бы Мила не была бесшумна, превзойти повисшую здесь тишину она не могла. Мстислав обернулся, его глаза забегали в поисках источника шороха. Казалось, он совсем не изменился с последней их встречи: всё те же запавшие щёки, редкая седая борода, худоба и тёмные, как зимняя ночь, глаза. На секунду Мила почувствовала дежавю: ей снова показалось, будто в глубине этих глаз копошатся, плетут свою паутину пауки. Даже несмотря на то что Многолик сменил облик, Мила знала, Мила точно знала: это он. И никакая личина, никакая маска не могла изменить его суть и то, с каким наслаждением Мила пришла взорвать всё его гнездо вместе с ним. Чтобы больше никто не пострадал. Чтобы больше он никого не убил. Чтобы он поплатился. Многолик отошёл от окна. Он явно думал о чём-то важном, планировал что-то. Он и не знал, как скоро все его планы обратятся в прах. Мила встала на его прежнее место и припасённым заклинанием создала вокруг себя щит. Мстислав встрепенулся. Он почувствовал магию. Мила начала читать заклинание. Теперь Многолик услышал её, но ещё ничего не мог понять. Он вскочил и ринулся на голос. Тогда щит, словно еле различимый слой толстого стекла, остановил его. С каждым словом заклинания метка нагревалась всё больше, грозясь обжечь Миле руку. Постепенно магия, выделявшаяся из метки, поглощала невидимость, и Мила предстала перед Многоликом. Она, Мила Рудик, с горящими от ярости глазами и рыжими, словно тот огонь, волосами в лучах восходящего солнца. Многолик отправлял в неё бесчисленное количество огненных шаров, но всё было тщетно — первое время щит надёжно защищал волшебницу от подобных нападений. А когда магия метки поглотила и щит, было уже поздно. Мила закончила заклинание, но метка всё ещё не взрывалась. Но Мила точно знала — она взорвётся. Сейчас. Прямо сейчас. — Ты хотел это? — прошипела она Многолику, поднимая Чёрную метку. Только в этой фразе проявилось всё, о чём стоило сказать Многолику: Гарик, Горангель, смерти десятков, сотен невинных людей ради достижения эгоистичной, глупой цели. Маленькая, тихо произнесённая девятнадцатилетней девушкой фраза сказала всё, что нужно было сказать, наказала так, как нужно было наказать. — Тогда забирай! — и со всей силы Мила бросила в Многолика метку. Он получил, что хотел. Теперь и она попытается получить то, чего хочет. В миг Мила обернулась и выпрыгнула в оконный проём. Она уже ничего не ждала, как вдруг её спину пронзила жгучая боль: вслед за ней в окно полетел огненный шар. Но это уже не имело особого значения, ведь она стремительно летела вниз. Позади раздался взрыв. Воздух гулял в волосах и одежде Милы, земля тянула её к себе. И вдруг, в агонии, в момент, когда она уже не знала, жива она или нет, кричит она или нет, сможет ли сделать ближайший вдох, в голове у неё всплыл Лютов. Точно такой же, совсем как реальный, когда он вырвал её из объятий тьмы в одном из бесчисленных миров руин Харакса. Холодный, безжалостный, невозмутимый. «Тряпка! Тряпка! Тряпка!» — читалось на его лице. Мила упала на песок, освещаемая ярким солнцем бесконечной пустыни. Она лежала прямо возле логова своих злейших врагов, но никому не было до неё дела — обитатели замка Тавра разбегались. Они думали, что началось нападение и боялись следующего удара.***
Лютов и Берти встретились, когда солнце ещё не показалось из-за горизонта, но небо уже начинало светлеть. Оба были заспанные и злые. — В твоей сфере было хоть что-то, кроме чёртового воздуха? — без предисловий начал Лютов. — Нет. Я так понимаю, твоя тоже была пуста, — ответил Берти. — Но делать нечего. Мы слишком чётко всё спланировали. Мы не можем вернуться, когда уже почти дошли до цели. Лютов и так был зол, но теперь он просто рассвирепел. — Ты в своём уме, Векша?! Как мы можем пойти без этих заклинаний? — Так и пойдём, Лютов! Ты ведь умеешь создавать щит, заклинание невидимости, какие-нибудь защитные заклинания? Умеешь ведь. Вот и всё, — с этими словами Берти сделал несколько шагов по направлению к тому месту, где они должны были сесть в дилижанс. — Знаешь, это какой-то бред, — всё горячился Лютов. Берти проигнорировал высказывание спутника. — Ты, надеюсь, подготовился к телепатии с Владыкой Добролюбом? — спросил он. — Нет, — преспокойно заявил Лютов. — Он ведь терпеть меня не может. Впрочем, как и я его. — Идиотина ты, Лютов, — констатировал Берти в ответ. — Ладно, фиг с ним. Нам пора. Уже рассвет. Тем временем Лютову было явно не до того. Он смотрел на свою ладонь и хмурился, словно пытался найти решение ужасно сложной задачи. — Эй, ты идёшь? — позвал Берти. Вместо ответа Лютов скривился и коротко вскрикнул. Его спина вдруг выгнулась в дугу, голова закружилась, и Лютов угрожающе пошатнулся. — Рудик!.. — прорычал он сквозь зубы и упал на землю без сознания. Вряд ли Берти знал как, но где-то на подсознательном уровне он понял, что случилось. Тут же он перенёс Лютова в Дом Знахарей и, вручив последнего в руки врачей, как можно быстрее отправился в руины Харакса. Там он нашёл ту самую скульптуру купидона — портал в замок Тавра. Как и Мила, он сразу же оказался в пустыне, только теперь в глаза ему светило испепеляюще яркое солнце. Берти подбежал к замку с взорвавшейся башней как раз вовремя. Над лежащей под разрушенной башней Милой уже склонилось трое магов, которые поняли, что никакого нападения нет прежде, чем убежали. Несколькими заклинаниями Берти быстро блокировал всех троих. Телепортация из мира в мир была невозможна, времени позвать кого-то из Дома Знахарей у Берти не было, поэтому он как можно аккуратнее, стараясь не менять положения Милы, поднял её на руки и понёс обратно к порталу. Вскоре и она была в Доме Знахарей.***
Около девяти часов утра Берти зашёл в комнату Белки и Милы в Львином зеве. Он встал посреди комнаты и засунул руки в карманы. Солнце светило в окно вовсю, но Белка всё ещё спала. — Беляна, — позвал он негромко. — Беляна, — Белка проснулась, привстала на кровати, зевнула и протёрла глаза. — Фреди? — Берти, — поправил брат. Белка улыбнулась, ведь нахождение Берти здесь значило, что задание прошло спокойно. Но строгий взгляд самого Берти пресёк эту радость на корню. На вопрос в глазах Белки он только устало сел на её постель и закрыл лицо руками. Этой ночью он почти не спал. Спустя несколько минут молчания Берти громко выдохнул. — Мила в Доме Знахарей, — наконец сообщил он. Словно с неохотой, он добавил: — И Лютов.