***
Мила сидела на широком подоконнике у двери из Львиного зева, аккуратно держа стеклянный шар, в котором маленький мир жил крохотной жизнью со своими проблемами, метелями, невзгодами. Она держала в ладонях Троллинбург, который сейчас был словно оторван от мира существовал от него отдельно. «Чтобы где бы ты ни была, ты всегда была дома, Рудик», — прочитала она на потёртой записке, которую почему-то не выбросила сразу, когда получила. Не могла, не хотела, не должна была выбрасывать! Мила была уверена: несмотря на то что её прислал Лютов, содержимое записки никогда не стоило забывать. Мила перевела взгляд на улицу. За окном шептались деревья, шурша листьями, говорили о чём-то важном. От них веяло таким спокойствием, которого в последнее время катастрофически не хватало в Львином зеве. Но внезапно оно нарушилось и здесь. Мила встрепенулась. Ей показалось, что в зарослях среди ветвей что-то шевельнулось. Около минуты Мила присматривалась, и наконец увидев, что происходит за густой листвой, вскочила, как ошпаренная, и выбежала из Львиного зева, оставив дверь открытой. Через огромный проём в замок ворвался ветер.***
Берти снова корпел над книгами. Бессонная ночь не могла остановить его стремление спасти Фреди и Белку, но организм брал своё, даже заклинания бодрствования перестали получаться. Последний раз попытавшись наложить одно из них, Берти снова столкнулся с неудачей и бессильно опустил руку с кольцом на стол. Через несколько минут за рукой последовала голова, и он закрыл глаза. Берти почти провалился в сон, когда размеренный поток мыслей прервался осознанием реальности, и он резко вскочил. «Нужно хоть умыться, — решил он, — должно стать легче. Заодно к Рудик загляну». Берти вошёл в комнату, направился в сторону ванной, но возле двери наткнулся на Эмили, которую не заметил сразу из-за сонливости и задумчивости. Он поднял на неё глаза и мигом забыл об отрезвляющем умывании, о Миле, и даже о Белке с Фреди на несколько секунд забыл. Эмили стояла, придерживая небольшое белое полотенце, и смотрела на Берти удивлённо и подозрительно, потому что вид у него действительно был какой-то отчуждённый, будто он контролировал свои действия только частично и не мог отвечать за них. — Я подумала, что если приму душ, не будет хотеться спать, — нерешительно произнесла Эмили, словно оправдываясь. Повисла тишина. С длинных волос Эмили ей под ноги капала вода, иногда успевая стекать по плечам. Берти вспомнил, что направлялся в комнату мальчиков. Однако и эта мысль быстро сменилась другой. Он вдруг подумал: вот что поможет! Отвлечься, или сосредоточиться, или забыться — Берти не знал, как назвать состояние, которое ему было так необходимо. Душевное равновесие. Спокойствие. Ощущение, что будущее можно предвидеть, предотвратить проблемы, построить фундамент для счастья. Вера, что жизнь бьёт и будет бить ключом, не останавливаясь ни на миг… — Ты не против, если я использую тебя для небольшого эксперимента? — в голосе Берти слышалась непривычная для него хрипота. Он говорил тихо, будто боялся, что кто-то помешает ему осуществить задуманное. Эмили хотела ответить отказом, в лёгком испуге сделала шаг назад, но Берти не заметил эти мелочи. Он схватил её плечо. Пальцы предательски скользили по влажной коже, не давая ухватиться прочно. Но это не имело большого значения. Берти ощутил, как в голову ударило знакомое чувство. Не дав Эмили среагировать, он быстро приблизился к её лицу и поцеловал. Одной рукой он всё ещё крепко держал её плечо, а другой прикоснулся к щеке. Внутри жгло от того, как идеально они друг другу подходили, от крика внутреннего голоса, что именно так всё и должно быть. Именно так, и никак иначе. Берти нырнул в эти чувства, в тщательно скрываемые внутри воспоминания… И вырвался из них, осенённый идеей. — Рудик! — сказал он сначала тихо, но потом выкрикнул фамилию несколько раз. Теперь он смотрел не на Эмили, а быстрым взглядом оценивал комнату, искал Милу. Не обнаружив её тут, он выбежал на лестницу, а с неё — ко входу, где перед ним предстали распахнутые двери и одиноко стоящий на подоконнике стеклянный шар. — Нет, — сокрушённо прошептал он. Опоздал. Буквально на несколько минут опоздал. Берти выглянул на улицу, но, не выявив там ничего, кроме танцующих от ветра листьев, решительно закрыл двери. Затем прижался к стене, немного запрокинув голову. Сначала он хотел позвонить Лютову, но быстро отказался от этой идеи. Берти понимал: когда Лютов узнает, сдержать его в Золотом глазе будет невозможно. Какое-то время Берти стоял так. Мысли снова начали путаться, страх медленно и мучительно кочевал к горлу, угрожая образовать там ком, который не позволит сделать и вдоха. Послышались шаги. С лестницы показалась Эмили, теперь одетая и с завязанными наскоро волосами. Она окинула взглядом обстановку и не стала задавать вопросов — всё и так было ясно. Берти смотрел на неё несколько секунд и думал, что всё могло бы быть иначе, если бы он не совершил столько глупых ошибок и не сделал столько поспешных выводов. Теперь они остались вдвоём в своей крепости. Эмили прошла к окну, взяла в руки стеклянный шар Милы и тоже выглянула в окно. По её спине прошли мурашки. Она чувствовала опасность, скрывающуюся сразу за стеклом. — Я пойду за Милой. За ними всеми. Сейчас. — Что? — Эмили дрогнула, прерванная посредине мысли. Берти поднялся и подошёл к ней. — Пусть и меня похитят. Вытащу их. Нельзя больше без дела сидеть, — Берти старался говорить как можно спокойнее, но выглядело скорее так, будто он погрузился в какое-то беспамятство и кто-то другой чеканит вместо него эти короткие предложения. — Ты не можешь, — попыталась запротестовать Эмили, хотя понимала, что Берти не бросит всех вот так, сидеть и ждать не будет, когда есть выход, пусть и небезопасный. Берти ничего не ответил, достал из кармана телефон и протянул его ей. — Возьми, — попросил он. — Если кто-то из нас не вернётся в течении двух часов, позвони четвёртому из избранных контактов и объясни, что произошло. — Берти, — выдохнула Эмили, качая головой. Но настойчивость Берти заставила её сдаться. Она положила телефон на подоконник, а сама смотрела на Берти, не зная, что сказать... на прощание. Берти уловил этот взгляд, и ему стало ужасно жаль потерянного времени, сил, злости, раздумий. Но через секунду он уже возненавидел себя за это чувство: четверо близких в опасности, а его голова забита воспоминаниями и неожиданным поцелуем возле ванной. — Пообещай, что не пойдёшь за мной, — потребовал Берти. Эмили виновато опустила глаза к полу. — В ближайшие два часа не пойду. Обещаю. — А потом? — А про потом ничего не могу обещать. Берти вздохнул. Он видел: переубеждать Эмили бесполезно. К тому же он не считал нужным сейчас за неё бояться — в пентаграмме он не находил для неё места и считал, что похитителям она ни к чему. Берти последний раз взглянул на неё, погладил по плечу — это всё, что он смог выдумать — и поспешно ушёл. Эмили сидела на подоконнике и смотрела, как его фигура исчезает за деревьями.***
Берти больше часа бродил кругами по безлюдным местам неподалёку от Львиного зева, но ничего не происходило. Только злость захлёстывала его всё больше и больше. Он облокотился о какое-то дерево. Теперь версия о том, что у грабителей есть запланированная последовательность, подтвердилась. Берти закрыл лицо руками. Он уже был готов на что угодно, лишь бы не отдавать больше никого. К тому же он не мог понять: кого ещё забирать? Остались только семья Фреди, Эмили и… мама. Берти встрепенулся. Он избегал общения с матерью уже несколько лет и не вспоминал о ней в этот период почти никогда. Мысль быстро ушла из его головы, оставив лёгкое чувство облегчения — мать-то им ни к чему. Берти прождал ещё несколько минут, пытаясь увидеть что-то в небе за густой листвой. Очередная надежда на спасение близких рассеялась в воздухе, и Берти отправился обратно в Львиный зев. Там его встретила Эмили, всё ещё стоявшая у окна, будто и не сходила с места всё это время. На её немой вопрос Берти хмуро ответил: — Им нужен кто-то ещё. — Больше ничего не сказав, он поднялся в гостиную, взял одну из книг и опустился с ней в кресло. Переборов сонливость, он заставил себя открыть книгу, хотя уже не верил, что сможет найти в ней что-то стоящее. Его не покидало ощущение, что все мысли передуманы, все идеи использованы, и не осталось никаких путей, никакого выхода. Берти не заметил, как за ним последовала Эмили, как она села в кресло и тоже взялась за какие-то фолианты. Он вспомнил о ней, когда она опустила голову и уснула. Берти поднялся и сел рядом. Будить Эмили смысла не было — какие выводы она могла сделать из слов, написанных в магических книгах? Как могла понять, кто есть кто в судьбе Берти? Он сам вдруг чётко осознал: только ему дано разгадать эти загадки. Берти вздохнул. Мила была права — это слишком тяжёлая ноша. Под её тяжестью Берти склонился, немного облокотившись на Эмили и заснул, незаметно даже для самого себя.***
Давно стемнело. Берти резко очнулся и сразу бросился искать у Эмили свой телефон. Когда выяснил, что прошло пять часов, ужаснулся и вскочил. Спать уже не хотелось, однако чувствовал Берти себя весьма скверно. Не до конца понимая, что происходит, он отправился в ванную. Когда поднялся, поймал себя на том, что снова зашёл в комнату девочек. «Наваждение, что ли?» — заподозрил он. Берти умылся холодной водой, поднял глаза к зеркалу и сам себя не узнал. Растрёпанный, какой-то помятый, заспанный, по-прежнему с красными глазами и до жути уставший. Даже не от недосыпа, а от беспокойства и страха. Несколько минут Берти всматривался в своё отражение, но вдруг сорвался, выбежал в комнату. Он помнил, у сестры был небольшой семейный фотоальбом. В семье у них давно было неидеально, а всё-таки Белка старалась никогда не забывать: такая семья лучше, чем вообще никакой. Быстрыми движениями Берти открывал отделения, изучал содержимое и наконец нашёл, что искал. Пролистав старую фотографию отца, карточки с детскими лицами, результаты единственной семейной фотосессии ещё до рождения Белки, Берти остановился на развороте, посвящённом времени, когда они с братом окончили Младший Дум, а сестра только должна была поступить. Тогда они с Фреди много ссорились. Вплоть до того, что нашёлся человек, который успел запечатлеть их во время очередного спора. Берти достал фотографию из альбома и в памяти всплыли помутневшие от времени дни. На фото они стояли друг напротив друга: Фреди со злым, но всё же спокойным лицом, доказывал свою позицию чётко и вежливо; Берти, перебивающий речь брата криком и руганью. Если бы Берти сейчас спросили: о чём же был разговор, он вряд ли смог бы ответить. Но фотография… Такие разные, и при этом так похожи: противоположные характеры, словно у разных матерей воспитывались, но практически идентичные черты лица. Берти вернулся в ванну и снова стал перед зеркалом. После того, как им исполнилось по двадцать, Берти всё чаще говорили, как он изменился, как стал другим его взгляд… Похожим на серьёзный и вдумчивый взгляд Фреди. Даже Эмили не всегда могла понять, где какой брат, смотря на фотографии их детства и юношества. Берти вспомнил, как покинул мир По-Ту-Сторону, никому ничего не сказав… Как не явился на свадьбу; как соврал, что куда-то далеко уезжает; как узнал о появлении Софии. И как думал, что их с братом судьбы никогда не пересекутся. Теперь Берти смотрел в зеркало и ему казалось, что он не видит там больше себя. Видит Фреди. Осталась только одна загадка. На вопрос с огнём он уже ответил, правда, слишком поздно. Берти корил себя, что раскрыл роль Милы в своей жизни только после того, как она в очередной раз заговорила с ним о чём-то важном, заставила сдвинуться хоть в какую-то сторону, зажгла для новых действий. Теперь, когда он всё-таки позволил ей покинуть Львиный зев, он обязан был оправдать этот разговор и все предыдущие. И сделать так, чтобы были и следующие, даже если не с ним. Берти вновь поднял глаза на зеркало, и на этот раз увидел, что за его спиной стоит Эмили. Она немного смутилась, когда её заметили, но всё же подошла и положила руку ему на плечо. — Берти… — взгляд Эмили упал на фотографию, затем на зеркало, и она быстро всё поняла, однако не могла придумать, что сказать по этому поводу. Посочувствовать? Или, может, поздравить с очередной разгадкой? Эмили опустила голову. Не с чем было поздравлять. — Знаешь, я бы отпустил тебя домой, — начал вдруг Берти, — но боюсь. — Чего боишься? — встрепенулась Эмили. — Остался ещё кто-то. Один человек. Я не знаю кто и надеюсь, что ты непричастна к этому безумию… Но на всякий случай не позволю тебе выйти отсюда. — До какого времени? — вопрос прозвучал воинственно. Эмили и сама побаивалась выходить, но подобные заявления часто вызывали в ней желание выкрикнуть бунтарское «Нет». Берти уловил эти нотки. — Пока не разберусь. Не представляю как, но разберусь. — Он строго посмотрел ей в глаза и добавил: — Надеюсь, ты не будешь пытаться мешать мне. Эмили нахмурилась, но кивнула. — Поделись со мной своими догадками, — попросила она. — Вдруг я смогу помочь? Или просто рассказ тебя самого наведёт на мысль. В подобных методах Берти сомневался, но согласился, потому что рассматривал беседу скорее не как возможность придумать что-то ещё, а как способ вспомнить, каково это — снова говорить с Эмили начистоту. У них было не так много времени быть друг с другом по-настоящему честными, ведь стоило ему раскрыть свою тайну о магии, и всё пошло не так. Они сели на кровать Белки, и Берти рассказал Эмили всё о том, как разгадал знаки, как с Лютовым разоблачил Лину, только о подозрениях насчёт самой Эмили не смог рассказать. Хотя видел, что она не первый день догадывается. Ещё когда он утверждал это подозрение в голове, превращал его в неоспоримый факт, знал, что это станет предательством с его стороны. Но считал, что это оправданно, ведь Эмили уже предала его не раз. Когда Берти закончил, они несколько минут сидели молча, овеянные грустью происходящего. Тишина увеличивала грусть, угрожая сделать её невыносимой, смертельной, и Эмили заговорила, чтобы остановить процесс: — Берти… Думаю, они заберут тебя последним, чтобы не дать шанса сориентироваться. Но у тебя есть возможность победить в их игре — отдать недостающий кусочек пазла. Иначе придётся вечно здесь просидеть. — Нельзя ещё кем-то рисковать, у них и так уже четверо, — категорически не согласился Берти. — Если ничего не сделать, эти четверо так и останутся там. Что им, похитителям? Они могут в любой момент убить всех, когда поймут, что потеряли возможность составить пентаграмму. Пока мы ничего не делаем, они ничем не рискуют, а вот мы рискуем каждую секунду. И очень многим. Берти понимал: Эмили права, однако не мог принять, что должен будет так поступить, а у него самого ни одной приемлемой идеи не возникало. — Ты думал обо мне после нашего расставания? — спросила вдруг Эмили. Берти замер, растерявшись, не зная, что ответить. — Думал конечно, — произнёс он наконец. — И это делало твою жизнь хуже? — продолжала допытываться Эмили. Берти несмело кивнул. Он не планировал выкладывать перед ней всю эту правду. Тем более он не мог признаться в ней до конца даже самому себе. — К чему ты клонишь? — А до расставания? Ты часто думал, что если бы не я, жизнь была бы намного проще? На несколько секунд Берти впал в ступор, а потом нахмурился и повернулся к Эмили. Откуда у неё такие вопросы? Да, он часто злился, и порой даже казалось, что слишком уж сильно. Однако всё было не так, как звучало, не так, как казалось. — Иногда, — произнёс он через минуту размышлений. — Но это не значит, что я не любил тебя. Скорее, думал, как раз потому что любил. — А сейчас? Это по-прежнему отравляет твою жизнь? — Берти осенило, будто током ударило. Он неожиданно понял, к чему она вела. Он вспомнил, каким адом были для него воспоминания знакомства и развития отношений с Эмили в последний месяц, как мысль о её предательстве довела его чуть ли не до безумства. Как болезненно ненавидел её повторное появление в Троллинбурге и как задолго до всего этого разрывался между миром По-Ту-Сторону и Внешним, только из-за того, что в последнем она его ждала. И ещё так много боли, разочарований, лишений упало на него, но всё-таки они не могли разломать того, что он испытывал к Эмили. Ни сейчас, ни когда он хотел этого больше всего на свете. Он резво поднялся, побежал в гостиную и нашёл листок, на котором Лютов расшифровывал знаки. Взяв карандаш, Берти внёс туда все известные имена. Знак «Яд» остался без расшифровки, но ненадолго — на секунду Берти замешкался, и всё-таки записал под ним Эмили дрожащей рукой. Больше не над чем было раздумывать и работать, но действовать Берти тоже не мог. Страх за Эмили в один миг обострился в нём настолько, что притупились остальные чувства. Ночь прошла тревожно: оба не могли найти себе места, особенно Берти. Только когда небо осветилось в ожидании восхода солнца, Берти перестал маячить по гостиной и заламывать руки. Он подсел к полуспящей Эмили на диван, крепко обнял её и несколько часов не мог отпустить. И чем явственнее он понимал, что это придётся сделать для спасения остальных, тем крепче были его объятия. Когда Берти открыл глаза, было уже совсем светло. Он с досадой понял, что снова уснул. Эмили ещё спала у него на груди. Берти взглянул на неё с каким-то сожалением, осторожно отодвинулся, переместив её так, чтобы не разбудить. Он вышел на улицу и сел в нескольких метрах от входа в Львиный зев прямо на траву. Светило ослепляющее солнце, было тепло, только лёгкий прохладный ветер гулял по коже, пытаясь порадовать. Но Берти нельзя было порадовать — он ждал собственного поражения. В нём всё ещё горела надежда, что его могут украсть сейчас. Тогда не придётся своими руками отправлять Эмили к похитителям, беззащитную, не умеющую даже как следует управлять собственной силой. Берти крепко закрыл глаза. Нет, он не может этого сделать. Даже если жизни Белки, Фреди, Лютова и Милы под угрозой, не может! Не может! Не может! Он услышал зов Эмили с порога и молниеносно обернулся, крикнул отчаянное «Не выходи!», протянул руку, магией пресекая все её попытки. Убедившись, что заклинание сработало и Эмили действительно не имеет возможности покинуть Львиный зев, Берти встал и не спеша приблизился к ней. — Что ты делаешь? — недовольно спросила Эмили. — Зачем вышел? — Ждал, — просто ответил он. — Чего? Второго пришествия? Берти вернулся в замок и облокотился о дверной косяк. — Послушай, так больше нельзя, — тон Эмили сменился с насмешливого на серьёзный. — Я должна уйти. Берти покачал головой. — Мы придумаем что-то другое. — Как? Вряд ли сейчас появятся другие варианты. — Берти категорично покачал головой и ничего не ответил. Через несколько тихих секунд Эмили продолжила: — У меня ведь есть сила, я смогу защититься. Берти с трудом сдержался, чтобы горько не усмехнуться. Магов учат годами, и то далеко не все, кто окончил Думгрот, в состоянии защитить себя. Он сам его окончил, стал профессиональным боевым магом, набрался опыта, и всё равно не может даже несколько человеческих жизней защитить. Даже самых близких людей. Впервые Берти почувствовал, что его магия бесполезна, что она ничего не значит. А Эмили… Что она-то могла? Если бы тысяча людей, которых он не знал, стояли на кону, не отпустил бы Эмили. Просто физически не смог бы разжать пальцы, держащие её плечи. Что бы ни было, какое наказание бы ни ждало, он не способен был думать о всеобщем благе. С первого дня работы в магическом сообществе уверен был, что получится, даже если будет тяжело, но… Просто не мог. Однако тут дело обстояло другое: Белка, Фреди, Мила в конце концов. Лютов. Перед глазами постоянно возникали их лица. Предчувствие потери безжалостно кололо Берти, выворачивало наизнанку, не давая забыть о себе ни на секунду. Потеря Эмили оборачивалась только риском рядом со стопроцентной смертью остальных, если он ничего не сделает. Раздумья навязчиво выводили в его голове слово: обязан. Зубы скрежетали, казалось, сами, руки не слушались. Действительность сжигала Берти, но маленькая надежда тушила этот пожар. «Может, не всё ещё потеряно?» — шептала она. Берти вздохнул. Его кольцо загорелось и тут же потухло. Заклинание было снято. Больше Эмили ничего не удерживало, но она стояла на месте — слова прощания снова связывали их вместе, не давая разойтись своими дорогами. Она посмотрела на тропу, ведущую куда-то от порога Львиного зева. Прощаться Эмили не умела и, решив, что не стоит пытаться после всего случившегося между ними, уже хотела выйти, когда Берти это заметил и задержал, поймав её за локоть. Эмили обернулась, и их глаза наконец-то встретились. Берти так много необходимо было сказать: «Столько времени потеряно», «Всё ещё можно вернуть обратно», «Жизнь без тебя стала хуже», «Я хочу, чтобы всё было как раньше», «Я до сих пор люблю тебя». Слова мешались, путались, забывались, оставляя только чувство, которого было слишком много, чтобы о нём говорить. Берти понял: не хватит ни воздуха, ни времени, чтобы объяснить это. Тогда он второй рукой прижал Эмили к себе, целуя с надеждой, что через этот поцелуй ей передастся всё, о чём он думает, о чём сожалеет, за что хотел бы извиниться. Эмили попыталась обнять в ответ, но не успела — Берти отстранился. Он провёл ладонью по её плечу, опустил на миг веки до упора — ему казалось, так будет легче, — и буквально вытолкнул её с порога дворца. Не грубо, осторожно, а всё-таки собственноручно. Эмили подняла на него удивлённые глаза. Несколько секунд Берти не решался взглянуть в них, но когда сделал это, увидел то, чего давно ожидал — страх. Она боялась боли, гибели, как все смертные боятся. Не была она никогда смелой. Инстинкт самосохранения при любой, даже малейшей опасности бушевал внутри неё и кричал, как не стоит поступать. Но Эмили и Берти были похожи тем, что в логово зверя их обоих направляла обязанность. Берти тоже боялся. Никогда он не боялся сильнее, чем когда Эмили повернулась к нему спиной и сорвалась с места, побежала по тропе, ведущей прочь из Львиного зева. В этот момент старые принципы в нём разрушились, образовав пустоту, в которой только одиночество и всеобъемлющая ярость медленно бродили рука об руку. Он убьёт их всех! Сам поймает их по одному, как они всех его близких ловили, вырвет их внутренности, кровь медленно выпустит, разотрёт в пепел их кости. И вернётся на это же место другим человеком, чтобы начать жизнь заново. Берти следил за Эмили сквозь затемнённую пелену несогласия. Он не знал: показалось ли ему, или она действительно растворилась в нескольких метрах от порога прямо на тропе. А, может, она просто скрылась за деревьями — он уже не мог понять. Это и не имело значения — она в любом случае была обречена исчезнуть, если не сейчас, то тремя минутами позже. Самому Берти оставаться в убежище тоже смысла не было. Он вышел, закрыв за собой тяжёлую дверь, и отправился в ту же сторону, куда убежала Эмили. Однако похищать его никто не торопился. Берти казалось, что он безумно долго бродит между деревьями, но часы на телефоне упорно твердили, что прошло только тридцать минут. Ждать становилось невыносимее. Теряя терпение, он остановился и устало закрыл рукой глаза. И вдруг почувствовал незнакомое магическое влияние, а когда убрал ладонь, увидел перед собой не летний пейзаж, а окутанную тёмной пеленой комнату. — Берти?.. — послышался из-за спины знакомый девичий голос. Он обернулся. Глаза ещё не привыкли к полумраку, и он увидел только очертания лица сестры. — Белка, — прошептал Берти, и от сердца немного отлегло. Дышать стало легче. Когда он осмотрелся, увидел и фигуры остальных: с левой стороны от Белки Мила, с правой — Фреди, справа от него Лютов, а прямо напротив самого Берти Эмили. Он ужаснулся, остановив на ней взгляд. Повязка на глазах и странное положение рук… Связали сзади! Берти вскипел. «Да какого чёрта?!» — подумал он. Негодование мешало холодному расчёту, он не мог анализировать, оценивать ситуацию. Он видел только Эмили, отчаянно пытавшуюся понять, что вокруг неё происходит. «Зачем же?» — не понимал Берти. И вдруг перед ним ясно открылась последовательность похищений. От самого слабого к самому опасному! Белка, Фреди, Лютов с Милой, которых вообще можно было считать одной большой брешью в и так потопающем корабле. А Эмили… Берти ненавидел самого себя за то, что раньше не догадался. Он вспомнил, как начинал работать в магическом сообществе. Впервые Владыка Велемир говорил с ним, как с коллегой, а не со школьником. «Знаешь, какая сила самая опасная?» — Берти помнил вопрос, словно он прозвучал вчера. Тогда он не смог ответить, и Владыка улыбнулся. Не насмешливо, а как-то по-доброму поучающе. «Та, которая находится под безупречным контролем. Или та, которую никто не в состоянии контролировать» — сказал он. «Как ты думаешь, чем первая опасность отличается от второй?» — поинтересовался он после минуты тишины. На этот раз Берти знал, как ответить. «Маг может выбирать, кому причинить вред, только если в состоянии держать силу в узде». «Верно», — кивнул Владыка. Эмили была опасна для похитителей, потому что они не знали, чего ожидать от неё, как её сдержать. А вот способности остальных при хорошей подготовке подавить не стало большой проблемой. Берти всем своим существом ощущал, как комната сдерживает волшебство. Препятствовать было тяжело, но без магии шансы выбраться сводились к нулю. К Берти подошёл человек в маске, протянул пергамент и, выйдя из пентаграммы, которая была заблаговременно нарисована на полу, приказал ему читать заклинание. Раньше Берти даже не думал просмотреть это заклинание. Теперь-то он с ужасом обнаружил, что написано оно на французском. Берти оторопел. Читал он на этом языке прескверно, а ошибиться сейчас не мог. Внезапно Берти пришло в голову: он ведь может это использовать. Если с самого начала произносить заклятье неправильно, ритуал не начнётся, никто не пострадает, а у него будет немного времени, чтобы найти выход из положения. Недолго думая, Берти применил идею на практике. Он старался сконцентрироваться не на том, что говорит сам, а на происходящем вокруг. Он не мог понять: почему никто до сих пор не телепортировался? Сопротивление комнаты нельзя было назвать слабым, но и критичным тоже. Берти оглянулся на остальных. «Рудик? Лютов? Фреди? В чём проблема?» — спрашивал он глазами. Все отвечали хмурыми, скованными взглядами. «В первую очередь, — решил Берти, — нужно обезвредить похитителей. Сил должно хватить. Пусть даже на несколько секунд — этого будет достаточно». Он принялся присматриваться. Глаза уже привыкли к плохому освещению, поэтому Берти смог заметить, что за спиной каждого их пятерых участников пентаграммы кто-то есть. Эти люди были облачены в тёмные накидки с широкими капюшонами, и казалось, будто они только тени, лишённые тел. Однако, к большой неудаче пленников, призраками они не были и не только материальную оболочку имели, но и силу. Берти убедился в этом, когда заметил, что тени за спиной Фреди, Белки, Лютова и Милы поддерживают индивидуальные поля, полностью блокирующие магию. Тень, скрывающаяся за Эмили, просто придерживала руки девушки. Избранного тоже без присмотра не оставляли: человек в маске не стоял вплотную и поле ставить не собирался, но следил за Берти, находясь за границей пентаграммы. Берти приготовился. Шесть теней, шесть обездвиживающих заклятий и только один шанс спастись. Слова на пергаменте предательски расплывались, однако стремительно подходили к завершению. Берти захлестнула волна страха, он оцепенел, сомнения застали врасплох: стоит ли останавливаться? Но час сомнений прошёл — слова с самого начала были неправильными. На секунду Берти зажмурился, а когда открыл глаза, выпустил рвущуюся из кольца магию. Времени, чтобы проверить, сработало ли, не было. — Телепортируйтесь! Быстро! — выкрикнул он, не зная, откуда для такого крика нашёлся в лёгких воздух. Сам бросился к Эмили, не смотря ни на кого — времени мало, справятся, всё получится!.. Он представил гостиную Львиного зева настолько ясно, будто уже в ней находился. Через доли секунд схватил Эмили за плечо так сильно, как позволяли мышцы, когда в опасной близости от них промелькнула седьмая тень. Блеснуло лезвие ножа.***
Первым местом, которое пришло в голову Миле, была их с Белкой комната в Львином зеве. Небольшая, уютная и привычная, она стала спасением для них обеих. Не успела Мила прийти в себя после телепортации, как Белка уже окликнула её из-за спины. — Берти наверняка внизу, я спущусь, ты пока позвони Фреди, — протараторила она на бегу. Мила послушно достала телефон, но не успела найти номер Фреди, как из гостиной раздался крик. Отчаянный, переворачивающий душу, неожиданный и страшный. Мила кинулась за подругой, не упав на лестнице только по счастливой случайности. Взгляд Милы упал на Эмили. Её лицо было белое, как мел. Мила даже не представляла, что люди могут так бледнеть. Глаза Эмили, похожие на пустые стеклянные шарики, на дне которых осталось только тихое безумие, смотрели вниз. В них не было ни слезинки. Её одежда с плеч по живот испачкалась кровью. Повязка, болтавшаяся на шее, тоже была ею пропитана. Мила последовала за взглядом Эмили. На полу, в луже крови, которая постепенно расширялась, грозясь охватить всю комнату, лежал Берти. Из широкого разреза на шее струилась кровь. Возле него сидела Белка. Больше она не кричала, лишь аккуратно трясла брата за плечи, произносила его имя, словно пытаясь разбудить. Слезы водопадом текли по её щекам, а когда она смахивала их, на лице оставались алые разводы. Зрелище, представшее перед Милой, заставило её прикрыть рот ладонью, сдерживая тошноту. Раньше ей казалось, что она всё повидала, что она не боится смерти. Но теперь что-то в сознании Милы нарушилось. Случившееся с Берти нельзя было сравнить с исчезновением Горангеля или даже гибелью Гарика. На этот раз смерть сбросила маску, показала своё настоящее обличье, заставила задохнуться не от горя, а от стремительно приближающегося к горлу кома. И это было совсем другое удушье: естественное, непреодолимое, оно взывало к истокам человеческой природы, которую нельзя обмануть. Схватившись за что-то, Мила упала или опустилась по собственной воле. Она уже не знала, что происходило с ней или вокруг. Она не могла и головы повернуть к трупу друга, хотя должна была. — Берти, — ещё хныкала Белка, постепенно затихая. — Берти… Наконец Мила нашла в себе силы посмотреть в их сторону. Грудь сразу окаменела, голова стала свинцовой, живот скрутило, казалось, что и кровь в жилах замерла. Берти так же лежал на полу, его лицо даже не бледнело — мерзко желтело, теряя все признаки жизни. — Берти, — вновь прервал тишину тонкий голос Белки. Эмили выскользнула из комнаты тихим призраком, замеченная только Милой.***
Лютов оказался в Золотом глазе. Для повторного перемещения нужно было немного набраться сил, но сидеть на месте он не мог — отправился в Львиный зев привычным способом, ничего не ответив на приветствие Воронова. Перед глазами Лютова маячила Мила, стоящая в пентаграмме напротив него. Лицо освещено наполовину, но она всё равно узнаваема до дрожи по фигуре, по копне рыжих волос, да по всему! Безумное состояние, пронизывающее с головы до пят, из-за которого он в своё время Гарика не спас, половину её чувств забрал, из Золотого глаза вышел… Обещался ведь сутки с места не сходить и самого себя преодолеть не смог. Гордость кричала ему: позор, позор! Но что-то другое несло его по троллинбургским тропам вперёд, в Львиный зев, куда наверняка переместились остальные. Вдруг он резко остановился. Всё в нём сжалось, будто кто-то схватил за сердце, обрывая попутно нервы и сухожилия, задевая кости. На секунду ему показалось, будто он умер, однако реальность быстро переубедила его в обратном. Листья шелестели по-прежнему, сквозь деревья уже виднелись башни Львиного зева, облака мирно плыли по небу, оставляя остолбеневшего Лютова позади. Только что-то стало совсем не так в нём самом, в его голове, в его мыслях, в его страхах. Ему больше нечего было бояться, нечего было терять, нечего завоёвывать, не за что бороться. И понимание, что весь мир отныне пуст, терзало каждую клеточку его тела. Лютов поднял на миг опустившуюся голову. Сквозь забытьё он понял, что не его это горе и боль не его. Они были словно чужие его телу, впивались в него неестественно, хоть и рьяно. Тогда Лютов преодолел себя и сделал шаг. Затем ещё один. Через несколько секунд он уже бежал, отмахиваясь от длинных ветвей, чтобы узнать, что успело произойти за пару десятков минут, что случилось в тёмной комнате с нарисованной на полу пентаграммой. И как отвлечь от этого Милу, чтобы она больше его не мучила. Впервые Лютов в полной мере ощутил тяжесть чужой жизни. Даже суд Ордалий мерк перед неизвестной бедой. Лютов остановился у нерушимых стен. Дальше путь был ему заказан, и, как назло, никто не входил и не выходил из замка. Несколько минут он топтался на одном месте, поднимал голову как можно выше, словно надеясь, что сможет увидеть происходящее за окнами. Но жилые комнаты были слишком высоко. Наконец тяжёлая дверь скрипнула и немного приоткрылась. Из-за неё показалась Эмили с завязанными руками. Лютов подбежал к ней, на его губах застыл вопрос «Что случилось?», но задать его он не смог. Быстрым движением он сорвал верёвки. Эмили опасно покачнулась, схватилась за Лютова, но потом всё-таки упала, облокотившись на руки. Её стошнило. Лютов понял, что Берти не выпустил бы её оттуда одну, да ещё и в таком состоянии, измазанную в крови. Что бы ни произошло. Казалось, догадка яснее ясного — всё совпадает, всё логично. Однако сознание Лютова категорически отказывалось принимать подобное, как дети не хотят разуверяться в чём-то для них незыблемом. Лютов поднял Эмили с земли. Для этого пришлось приложить усилия — помогать она не собиралась. Поставив Эмили на ноги, насколько это было возможно, Лютов прямо посмотрел в её пустые глаза. Он и не думал жалеть её. — Что произошло? — спросил Лютов. Но Эмили обмякла в его руках, молчала и совершенно его не слышала. Ему приходилось самому поддерживать её, иначе она бы снова упала. Лютов оглянулся на Львиный зев, неприступный и навсегда для него закрытый. Затем снова посмотрел на Эмили и телепортировался вместе с ней. Сил набралось немного, магические способности будто покинули тело, не слушались, не подчинялись. Поэтому ему пришлось несколько десятков метров вести Эмили до двери Чёрной кухни. Цицерон явно хотел отметить распущенность Лютова, а заодно остальных молодых людей современности, но опасливо замолчал, заметив странное состояние очередной гостьи и красные пятна на её одежде. Лютов проигнорировал удивлённый взгляд гекатонхейра и вместе с Эмили отправился в свою комнату. Вечером Лютову позвонила Белка, предложила помочь в организации похорон Берти. Лютов просто согласился, быстро положил трубку и сделал очередной глоток коньяка. Голова болела. Он не знал, почему сказал «Да».