Грехопадение

      Дверь с треском распахивается и бьётся с грохотом об стену, рабыня, только успевшая спрятать дневник своей предшественницы, испуганно вздрагивает и прижимает руки к груди, в которой раненной пташкой бьётся сердце. Она знает, как бьются в страхе раненные птицы, видела одного воробушка, попавшего под копыта Палача и сейчас она чувствует себя тем самым воробушком, а бледный от злости сэр Бенедикт, стоящий сейчас в дверях, видится ей Палачом, готовым окончательно ее растоптать.       Сэр Бенедикт же не сводит с нее своих ведьминских глаз. Глаза сэра Бенедикта все такие же прекрасные и жуткие, как и в день торгов, все так же вызывают чувство беспомощности, но сейчас в них поселились тени. Тени эти в ее воображении принимают лики демонов и тянут к ней свои когтистые лапы чтобы завладеть и ее душой, как владеют душой инквизитора. Она смотрит в его глаза, слышит их зов и неосознанно делает шаг навстречу. Тонкие губы мужчины кривятся в насмешливой улыбке, он делает шаг к ней, раздается уверенный стук каблука, выводя девушку из транса, а рука мужчины вцепляется в ее волосы и тащит за них во двор.       Когда они проходят в сторону подвалов, пересекая двор и проходят мимо конюшен, рабыня радуется, что сейчас глубокая ночь и никто не видит, как Бен тащит ее за волосы.       Он же подводит ее к той самой стене, за которой находится ведьмовская лаборатория и за талию прижимает спиной к своей груди, сильнее стискивает волосы в кулаке и заставляет запрокинуть голову себе на плечо, шипит на ухо:       — Знаешь, зачем я тебя сюда привел?       Рабыня отрицательно мотает головой, жмурится от боли, когда мужчина дёргает за волосы.       — Врёшь! — Рявкает на ухо, убирает руку с ее талии, мазнув по бедру и выставляет так, что девушка оказывается зажатой меж стеной и им. Тело инквизитора сильное, горячее и пока тот не замечает, она прикрывает глаза, наслаждаясь.       Бен же все прекрасно замечает, чувствует, как рабыня сама того не осознавая, жмется бедрами к его бедрам, как ее тело трепещет в его руках отнюдь не от страха, слышит, как она вбирает воздух в лёгкие и сам улыбается, хищно и опасно. Он выпускает из кулака ее волосы, ласково, как гладит своего коня, гладит ее затылок и обнимает за талию, второй рукой касается шести кирпичей на стене и та со крежетом отъезжает в сторону.       — Все ещё не знаешь? — шепчет на ухо, опаляя горячим дыханием от которого ее сотрясает дрожь, а девушка напряжённо замирает, задержав дыхание.       — Я… — она нервно облизывает губы, ее подмывает заглянуть в глаза инквизитора, понять, о чем же он думает, но страх сковывает ее. Сэр Бенедикт жесток к ведьмам и колдунам, она это знает.       — Нечего сказать? — спрашивает мужчина на удивление тихо и спокойно, ладонь касается кирпичей в обратном порядке и проход закрывается. Пальцы инквизитора смыкаются на ее предплечье, причиняя боль, но рабыня боится и слова против сказать, а ее меж тем тянут в сторону пыточных. Бен шагает вперед стремительно, рабыня спотыкается, не поспевая за ним, но он не обращает внимания, затаскивает в камеру, запирает и вцепляется ладонью в волосы, становясь за спиной, больно дёргает.       — Ну, выбирай, — предлагает насмешливо, наклоняется к уху и на долгие секунды замирает, вдыхая глубоко в себя запах «грёз», которыми рабыня продолжила пользоваться.       — Что выбирать? — спрашивает та, шепотом, боясь спровоцировать своего хозяина и украдкой льнет к нему.       Бенедикт хмыкает, ведет носом за ухом, к шее, наклоняет голову и утыкается носом в затылок, туда, где запах самой девушки наиболее силён. Подталкивает к пыточному столу, стоит так долго-долго, оглаживает свободной рукой изгибы ее фигуры, вызывая трепетную дрожь и отстраняется, отступая назад на несколько шагов и оглядывает ее. Рабыня не оборачивается, но чувствует его тяжёлый взгляд на себе.       — Выбирай чем я тебя сегодня накажу, — роняет мужчина и ловит панический взгляд девушки через плечо, улыбается жестоко, склоняет голову на бок, разводит руками, словно призывая оглядеться, но они оба знают, что это всего лишь игра, он все решил, — но для начала… — облизывается хищно, — раздевайся.       Рабыня вздрагивает, все ещё стоя к нему спиной, тянется к шнуровке на спине, дёргает за края, распуская и едва успевает придержать сползшее платье у груди. Она слышит, как удовлетворённо-раздраженно, как бы парадоксально это ни звучало, усмехается Бенедикт, и от этого звука ее бросает в дрожь. Ей нравится, как это звучит. И она боится в этом признаться даже мысленно, но нравится то, что сейчас происходит. Она уверена, что и он это знает.       — Что ж, — инквизитор шумно выдыхает, — разомнемся? Заодно, может вспомнишь о той комнате. Десять ударов кнутом.       Рабыня резко оборачивается, смотрит испуганно, а Бен прикипает взглядом к части груди не скрытой тканью платья. Кожа там настолько белая, что просвечивают голубые венки. От этого вида у него сбивается дыхание и желание отхлестать негодницу растет вместе с желанием в паху.       — Я не выдержу! — врывается в сознание голос рабыни и Бенедикт едва сдерживает стон, поднимает темные глаза на бледное лицо.       — Отпусти платье, — приказывает охрипшим голосом и взгляд такой, проникающий в самую душу, пленяющую волю, что руки девушки разжимаются сами по себе, а платье бесформенной кучей собирается у ног. Сама она краснеет под этим демоническим взглядом, отводит глаза, слышит стук инквизиторских сапог, а в следующее мгновение рука затянутое в кожу перчаток накрывает грудь, сжимает больно, но до того сладко, что между ног становится влажно и она несдержанно стонет там, где до этого только кричали только от мучительной боли.       Бенедикт накрывает ее рот своей ладонью, заглушая крики и сам склоняется к груди, его горячее дыхание опаляет, вызывая трепет, а затем язык прижимается к соску. Рабыня всхлипывает, забывается и кладет ладонь, мозолистую от постоянной физической работы, на затылок мужчины и тот неожиданно прикусывает нежную плоть. Рабыня вскрикивает в его ладонь, но боль ее почему-то не отрезвляет, наоборот, только распаляет.       Бен отстраняется, разглядывает свою рабыню, неожиданно зло скалится и разворачивает спиной к себе, злясь и на свою слабость и на привлекательность, пленительность девушки. Но так становится лишь хуже. Вся ее спина испещрена шрамами от его кнута, на белой коже розовые рубцы притягивают к себе взгляд и появляется нестерпимое желание прикоснуться пальцами, губами, языком. Бенедикт стискивает зубы, отводит ее к вертикальной дыбе, не обращая внимание на сопротивление, подвешивает руки и отходит назад. Любуется, затаив дыхание и снова злится, отвешивает самому себе пощечину и снимает кнут с пояса и размахнувшись, опускает на девичью спину. Первые пять ударов почти не ощутимы, он не прикладывает силы, а вот следующие… На девятом ударе кожа на спине девушки в рубцах и крови, ее крики эхом разносятся по помещению, и Бенедикт не хочет, но откровенно наслаждается ее болью и криками, мольбами, впитывает в себя и испытывает плотское желание, греховное. Под всем этим его обеты падают, теряя на время силу. Он снова размахивается, но замирает, смотря на испачканные в крови ягодицы рабыни и следующая мысль туманит его. Окровавленный кнут падает на пол, он стремительно приближается к девушке, зубами стягивая перчатку с руки и замирает за спиной. Восхищение накрывает Бенедикта с новой силой, вот уж поистине леди, думает он, глядя, как несмотря на боль, держится его рабыня. Он касается пальцами в перчатке ран на ее спине, собирает кровь и ощущает дрожь рабыни.       — Сэр? — пытается обернуться та.       — Не оборачивайся, — одергивает он, — остался один удар, — добавляет, чувствуя как напрягается измученное тело. Он прижимается губами к кровоточащим рубцам и ладонью без перчатки бьёт, прикладывая силу, по ягодицам. Изумлённый крик девушки ласкает слух и вызывает улыбку, заставляет естество встрепенуться. И впервые он поддается этому, не глядя расстегивает штаны, одурманенный запахом женщины, ее тела, крови и ее криками, приставляет свою жаждущую плоть и толкается в неё, вырывая ещё один крик полный боли и замирает, оглушенный осознанием.       — Ты… — в ответ раздаётся всхлип, но она не пытается отстраниться, вздыхает судорожно, глубоко и медленно выдыхает. Отчего-то он даёт ей время, сжимает пальцы на ее бедрах причиняя ещё больше боли, но не двигается, хотя, Пятеро ему свидетели, хочется. Хочется врываться в нее, причиняяя ещё больше боли, вызывать слез и криков.       — Сэр, — зовёт она шепотом и в этом шепоте все невысказанное вслух и согласие. И это бьёт похлеще копыта Палача. Бенедикт срывается, вбивается в измученное тело, стискивает зубы на плече, оставляя очередную свою метку и кончает внутрь, забывая о возможных последствиях.       Некоторое время он стоит так, прижимает к себе совершенно обессиленную рабыню, зарывается лицом в ее волосы и дышит, наполняется ею и только потом отвязывает ее, подхватывает на руки, прежде чем она падает, относит к столу и осторожно укладывает. На вопросительный взгляд отвечает:       — Я забочусь о своих вещах, — берет ее руки в свои и растирает, добавляет: — никому не попадайся, иначе я собственными руками тебя убью.       Рабыня кивает, заглядывает в ведьминские глаза — что за ирония? — и демоны в них ей улыбаются, она улыбается в ответ и отворачивается.