Птичья Песня

Я проснулась еще до рассвета и не могла больше заснуть. Мне снился кошмар, но я забыла его, стоило открыть глаза. Осталась только тяжесть в груди и ощущение надвигающейся катастрофы. Я перевернулась в постели, закуталась в одеяло, но тело отказывалось пребывать в горизонтальном положении. Катенька, Катюша, уговаривала я себя давно забытыми детскими именами, ты же вчера набегалась, устала, отдохни. Ты же не знаешь, что сегодня придумает колдун и не припомнит ли, что ты вчера принесла дневник не с первого раза? Сон не шел, мысли прыгали, как бешеные белки. Я вспомнила, что когда-то читала про медитацию, но даже просто лежать спокойно не получалось. Как только я пыталась расслабить ноги, начинала чесаться рука, как только переключалась на руки, затекала шея. Пришлось вставать. Небо только-только посветлело на востоке, сгоняя звезды к противоположному краю. Перекрикивались, надолго замолкая, ночные птицы. Воздух был влажный, но уже теплый. Природа решила смилостивиться и готовила на сегодня летний денек. Стараясь не шуметь, я вымыла вчерашнюю гору посуды, помыла пол на кухне и заодно в своей комнате. За окном приглашающе расползлась зелень тени мира, значит, колдун уже ушел на свою ежедневную прогулку. Я высунулась в дверной проем, улыбнулась льву, который по-собачьи завилял хвостом, заметив меня. Выходить я не стала. Не хватало еще столкнуться с Джеем. Я совершенно не знала, чего ожидать от колдуна. Рынок еще не открылся, но я решила выйти из дома пораньше, пройтись по берегу реки и заодно отнести ящик с посудой господину Лифу. Тут я столкнулась с непредвиденным препятствием – за порогом была тень мира. Я закрыла дверь, сосредоточилась и представила сад в нормальном мире, снова открыла – нет, все тот же мох. Что ж, пришло время для моей личной магии! Я поставила воображаемое зеркало так, чтобы тень мира смотрела в свое отражение. В этот раз мне показалось, что я вижу тонкий дымчато-серый контур. Я закрыла дверь, подождала несколько секунд и открыла ее. Дорожка бежала через сад к калитке, львиные спины блестели от росы, а легкий ветерок играл с птичьими перышками, разнося их по траве. Я улыбнулась, и запоздало сообразила, что могла выйти через кухню. Ящик с посудой я оставила у двери ресторанчика, сунув под одну из мисок еще пару купюр. Ощущение надвигающейся катастрофы никак не хотело выветриваться. Гуляя по берегу Карне, я думала, о чем бы можно было поговорить Сетом. Надо разузнать, многие ли колдуны умеют ходить через миры и не занимается ли этим он сам. Тогда он спросит, зачем мне это знать и почему я не поговорю с Джеем. А я отвечу, что соскучилась по родителям, но колдун не отпускает меня домой... Я пнула подвернувшийся камушек и закусила губу. Так вот, Сет, я думаю, что если мне кто-то поможет на пару дней сбежать домой, то ничего страшного не случится. А обратно я как-нибудь сама вернусь, спасибо. Нет, Екатерина, без практики ты совсем разучилась придумывать альтернативные версии действительности! В такое топорное вранье ни один идиот не поверит. Мне совсем не нравилась идея сообщить незнакомому дяде, что я случайно принесла клятву, а теперь хочу сбежать домой. Я подобрала несколько камушков и по очереди кинула их в воду. Бульк, бульк, бульк. Внутри так же булькали и утопали мысли. Я довольно долго гуляла у реки, а когда наконец решила заняться покупками, рынок был полон посетителей. Я купила в два раза больше яиц, заполнила корзинку овощами, по большей части картошкой, приткнула по краям пакеты с хлебом и булочками, а сверху водрузила два пирога. По пути я съела пару булочек-пицц, потому что была уверена, что содержимого этой корзины не хватит до вечера. Дом был мрачен. Со стороны-то, конечно, он выглядел, как обычно, но стоило переступить порог, как внутри меня начал тлеть, дергаясь и коптя, неспокойный огонек. Я отмахнулась – это все не мое! Это дурацкая связь не только не дает мне жить своей жизнью, так еще и навязывает чужие настроения. Едва успев разложить продукты по полкам, я почувствовала вызов. В библиотеке были открыты окна, но аромат липового цвета перемешивался с запахом гари. В камине тлела тряпка. Колдун сидел в кресле, сцепив пальцы и положив локти на колени. Никаких писем или книг на продажу на столике не было. Я встала посреди комнаты. Колдун расцепил пальцы и поднял на меня взгляд. Его губы растянулись в напряженной улыбке, которая не предвещала ничего хорошего. – Представляешь, – с неестественном дружелюбием заговорил колдун, – сегодня утром в коридоре я увидел пятнышко крови у стены. Мы с Робином пропустили. Между словами Джей делал преувеличенно длинные паузы, как будто ему выдали роль в городском театре, и он впервые читал ее наизусть. Слова срывались с его губ тяжелыми камнями и одиноко падали в ватную тишину комнаты. – В кладовке все оказалось переставлено. И пока я искал тряпку, представь себе, вот это свалилось прямо на меня. Он потянулся за кресло, вытащил мои кеды и поставил на стол. Звякнули монеты. Ощущение катастрофы накрыло меня вязким облаком, в котором нельзя было ни вдохнуть, ни выдохнуть. Джей молча наблюдал за мной, как недавно за своим учителем – будто поймал жучка в банку и смотрел, как тот беспомощно барахтается. Я отступила назад. – Стоять, – мягко произнес колдун. Его тихий голос не мог обмануть. Через связь на меня обрушивались едва сдерживаемые волны ненависти. Колдун перевернул кеды. На стол полетели бумажки вперемешку с монетами. А ведь много, безучастно подумала я. – Есть еще? Я не могла заставить себя произнести хоть слово. – Неси. На негнущихся ногах я спустилась по лестнице, дернула ручку входной двери – она не поддалась. Да и некуда бежать. Я вытащила рюкзак из-под кровати, трясущимися руками вынула из внутреннего кармашка деньги. Их было гораздо меньше, чем в кедах. Перед лестницей я встала и никак не могла сделать шаг. Ноги отказывались шевелиться. «Допрыгалась», – пульсировало в голове. Колдун не торопил меня, не врывался в мою и без того гудящую голову комариным звоном. Не знаю, сколько я простояла так, пока не решилась подняться наверх. Без толку тянуть время, Екатерина. Не глядя на колдуна, я высыпала остатки денек в кучку. Я отошла от столика и устремила взгляд через балкон на кроны деревьев, не видя их. Мною овладело безразличие. Я только и могла, что безучастно отмечать звуки, доносящиеся с улицы. Колдун, положив руку на подлокотник кресла, покусывал костяшки пальцев. Да он же еще не ел сегодня. Может, раздумывает, не позавтракать ли мной? От этого глупого предположения лоб покрылся испариной. Колдун молчал, как будто ждал чего-то. Это что же, он ждет, чтобы я извинилась? Я вдруг заразилась его злостью. Ну нет, тогда пускай первый извинится за то, что обманом затащил меня сюда! Да ведь он опять просто смотрит, смотрит и ничего не делает! Я сложила руки на груди. Да и что ты можешь, господин колдун? Ведь я сразу пожалуюсь Робину, а Робин меня защитит! Колдун убрал руку ото рта и произнес: – Укради мне яблоко. Я нахмурилась, соображая, в чем подвох. – Иди на рынок и укради мне яблоко, – четко, разделяя слова паузами, повторил Джей. Я опустила руки. – Третий раз повторить? Я развернулась и вышла из библиотеки. Когда мне было лет шесть, я украла книжку из магазина. Это было летом, на море. Мама так долго выбирала себе роман в мягкой обложке, как будто от него зависела равномерность ее загара. Я успела перелистать все комиксы, сбегать на улицу и поглядеть, как мальчишки играют в футбол, а мама все перебирала книги в ярких обложках. Я болталась у входа. Прямо у дверей стоял стеллаж, и мне было страшно интересно, почему продавец не боится, что кто-то возьмет с него книжку и уйдет, не заплатив. С другой стороны, думала я, может быть, все не так просто? Может быть, сработает сигнализация? Поэтому продавец так спокоен? Я решила проверить: просто взяла книгу и вышла из магазина. Какой же был скандал! Оказалось, что продавец был спокоен только внешне. Он затащил меня обратно, начал орать на маму и угрожать, что вызовет полицию, мама стала пунцовой и принялась орать в ответ, что полицию вызовет она. Я в это время громко рыдала. В тот же день мне рассказали о том, как страшно и грустно бывает в специальных тюрьмах для маленьких девочек, которые воруют книжки из магазина. Я пыталась объяснить, что это был эксперимент, но какой взрослый поверит оправданиям ребенка, лишенного мороженого до конца лета! Первое время родители не спускали с меня глаз, но уже на следующий год забыли об этом происшествии. Поэтому я повторила эксперимент в другом магазинчике. На этот раз все прошло удачно. Сложнее оказалось незаметно вернуть книгу на место. Затем я одолжила книгу уже на пару дней и вернула, когда дочитала. Разве кому-то от этого плохо? Ведь я всегда возвращала книги на место, а понравившуюся обязательно покупала. Я медленно шла к рынку, засунув руки в карманы серых спортивных штанов и покусывая губу. Конечно, в моей теории о заимствовании книг было полно зияющих дыр, но для самооправдания она вполне годилась. Вот с яблоками – несколько другое дело. Яблоко на место не вернешь. С другой стороны, у торговцев целые ящики этих яблок, ну что будет, если пропадет одно? Да, Екатерина, давай каждый возьмет себе по яблоку, прозвучал в голове саркастический голос, который повадился комментировать происходящее после истории с Лорой. Я запихнула его обратно в глубины подсознания. Не лезь, и без тебя тошно. В паре шагов от рынка я окружила себя зеркалами со всех сторон. Я определенно видела бледные контуры, но кажется, больше никто их не замечал. Как и меня. Милая продавщица с румяными, как у ее яблок, щечками, непременно удивилась бы, что я вернулась. Ведь мы с ней сегодня поздоровались и поговорили о погоде. Я подошла к палатке сбоку, убедилась, что никто на меня не смотрит, и взяла красное яблоко из ящика. Сунув его в карман, я поспешила домой. Я была довольна собой, это-то я умею делать! Кажется, на этот раз я переиграла колдуна. Интересно, что он скажет! Когда я положила яблоко на стол рядом с кучкой денег, Джей взял его, повертел в руке и сказал: – Слишком мелкое. Я сжала губы и снова отправилась на рынок. Яблоки были все примерно одного размера, но в центре прилавка стояла корзина с крупными. Я дождалась, когда продавщица полезла достать что-то из под стола, схватила самое большое желтое яблоко с красным бочком и поспешила отойти. – Я хочу зеленое, – заявил колдун. Зеленое? Да пожалуйста, вот тебе самое зеленое во всем королевстве яблоко, да и крупное, к тому же. – Слишком кислое. Надкушенное яблоко полетело в окно, а я заскрежетала зубами. Колдун, казалось, находил эту игру забавной. Его злость теперь едва заметно пульсировала, спрятанная глубоко внутри, и меня перестало сбивать с ног волнами гнева. После двух следующих походов на рынок я уже сама генерировала такие волны. Джей вертел очередное яблоко в ладони, подняв на уровень глаз, как будто размышляя, есть или не есть. – На Южном рынке должны быть яблоки получше. – Как скажете, господин, – язвительно проговорила я, впервые с утра подав голос. На Южном рынке яблоки были абсолютно такие же. Оказалось, что мои защитные зеркала таяли довольно быстро. Я бродила по рынку, на всякий случай выбирая продавца с лицом подобрее – вдруг заметит, тогда можно будет ему поулыбаться, извиниться и придумать какую-нибудь правдоподобную версию, почему я сунула яблоко в карман и не подумала расплатиться. А вообще, может быть, просто попросить одно яблоко? Сказать, что деньги забыла и принести завтра. Хотя нет, свободные деньги у меня теперь вряд ли появятся. Я еще больше разозлилась, схватила первое попавшееся яблоко, а потом, подумав, взяла еще одно, другого сорта. Колдун и тут остался недоволен. Все с той же неприятной улыбкой он поинтересовался: – Я что, сказал принести два яблока? – Нет, господин, – ответила я ему в тон с преувеличенной вежливостью. Играть так играть. И вновь пришлось тащиться через весь город. День был прекрасный, солнечный, но не жаркий. Оглушающе пахли липы, растущие у русла Эллы. Легкий ветерок с гор шелестел сочными, свежими листьями. Вдоль реки меня несколько минут сопровождала кошка разбойничьего вида, но быстро убежала по своим делам. Ее хозяина нигде не было видно – и хорошо, ведь мне снова некогда болтать. На этот раз я взяла второе яблоко для себя и съела по дороге. Кеды, окруженные разнокалиберными яблоками, были сдвинуты на край столика, уступив место книгам. При моем появлении Джей оторвался от «Учения о всяких тварях неразумных» и смотрел на меня, словно на персонажа этой книги, а то и просто как на букашку. Что, если оторвать ей пару лапок? Уползет или нет? – Я хочу яблоко со Старого рынка. Я улыбнулась и кивнула, только что реверанс не сделала. В эту игру ты меня не обыграешь, господин колдун. – И вот еще что. Ни с кем не разговаривай, пока не вернешься. Неужели он решил, что я просила яблоки у продавцов? Ну тогда его ждет сюрприз! – Конечно, господин, – чуть ли не пропела я, не скрывая улыбки. В очередной раз пересекая Старый мост, я ненадолго остановилась полюбоваться на синюю гладь реки, пересекающую зеленые луга. На горизонте четко вырисовывались острыми силуэтами горы. Но нельзя задерживаться – колдун следит. Это будут мне баллы в минус в нашей странной игре. А я очень не хочу проигрывать. Сегодня у Дома всех богов маячили двое братьев Аида, но я сразу же отгородилась зеркалами. Спасибо, тетушка, что ты научила меня хоть чему-то полезному! Рынок уже открылся, но некоторые продавцы только расставляли товары и натягивали разноцветные навесы над столиками. Посетителей было немного, и они неспешно прогуливались между рядов, как будто участвуя в модном дефиле. Я в своих спортивных штанах выглядела серой птичкой, случайно залетевшей в клетку с попугайчиками. У стен Дома всех богов лениво отмерял шаги широкоплечий полицейский. Он то и дело останавливался, щурясь и подставляя квадратное лицо солнечным лучам. Наверное, он бы сейчас с радостью сменил черно-зеленую полицейскую форму на что-то посвободнее и сел бы в ресторанчике у реки с кружкой пива. Я прошлась среди рядов, пока торговка с обычными фруктами и овощами раскладывала товары на столе. Может, принести колдуну апельсин? Ой, извините, господин, я у вас такая тупая, что с утра так и не поняла, чего вы хотите. А еще в цитрусовых много витаминов, говорят, полезно для нервов. Если так много раздражаться, можно лопнуть. Интересно, какой у него план? До ночи заставлять меня воровать яблоки? А потом что, прикажет сварить компот? Я снова начала злиться. Торговка все наводила красоту у прилавка – строила пирамиды из фруктов и некоторые натирала тряпочкой, чтобы блестели на солнце. Правильно, надо же как-то выделиться посреди экзотики. Наконец, она закончила и тут же завела оживленный разговор с покупателем, успевая при этом здороваться чуть ли не с каждым прохожим. Да, эта задачка будет посложнее, ведь она непрерывно вертит головой! Но я, ободренная прошлыми успехами, смело подошла к палатке. Торговка не поздоровалась со мной, я сочла это хорошим знаком и взяла блестящее бордовое яблоко с вершины пирамиды. Может быть, Старый рынок был защищен магией от мелких воришек, в числе которых сегодня была и я. Но скорее, я просто устала. Я уже которую ночь плохо спала, провела весь вчерашний день на ногах, а сегодня почти ничего не ела. А ведь на магию уходит много сил. Зеркала как будто истончились. Но обо всем этом я размышляла уже потом. – Эй! – возмущенно крикнула торговка, когда я сунула яблоко в карман. Наверное, в тот момент еще можно было отдать яблоко, извиниться и никогда больше не возвращаться на этот рынок, но тогда пришлось бы прийти к колдуну ни с чем. А я не намерена была так просто сдаваться. Я бросилась прочь от палатки. – Полиция, полиция! – визжала торговка. Люди поворачивали головы, а я неслась к узкому переулку, через который можно было, сделав несколько поворотов, добраться до Эллы, а там недалеко и до торговой улицы, где будет просто затеряться в толпе. Но я не успела пробежать и нескольких метров, как меня за руку схватил тот самый широкоплечий полицейский. Я оступилась и чуть не упала. – Та-а-к, – лениво протянул он, – что у нас тут? Он вытащил яблоко и вывернул карман, затем второй, похлопал меня по талии и бедрам, проверяя, не спрятала ли я под узкой футболкой и спортивными штанами еще десяток-другой фруктов и овощей. К нам уже спешил его коллега, помоложе, румяный и длинноногий. Он отточенным движением застегнул на моих запястьях наручники. – Она, – сообщил он старшему, – значит, не показалось! Даже если бы колдун не приказал мне ни с кем не разговаривать, я бы не смогла вымолвить ни слова. Вы что, господа полицейские?! Это же всего лишь яблоко! Тем временем, молодой полицейский радостно обернулся к широкоплечему: – Я ее на Южном рынке заметил. Мне почудилось, что она и там яблоко взяла, но я сразу потерял ее из виду, а продавец ничего не заметил. – Что, – хмыкнул широкоплечий, – ворованное яблочко всегда слаще? Подбежала торговка, почему-то принялась меня защищать, говорила, что ей не жалко бедной девочке яблоко, даже два не жалко, вы посмотрите, какая худенькая, бледненькая. Попугаистые прохожие разгалделись. Часть публики соглашалась, а часть кричала, что так ей, то есть мне, и надо. Я опустила голову, чтобы челка закрыла лицо, и глотала слезы. – Все, – сурово шикнул на окруживших нас людей полицейский, – расходимся. Заберите свой товар, госпожа. Он сунул яблоко охающей торговке, которая вслух жалела, что позвала полицию, а меня передал молодому коллеге. – В старую тюрьму ее, вечером разберемся. Я испугалась, что сейчас придется идти через весь город в наручниках. А вдруг Элла увидит или кто-то из знакомых! Но полицейский подвел меня к стене Дома всех богов, у которой был припаркован неуклюжий велосипед с прицепом. Прицеп представлял собой широкий приземистый ящик. Полицейский открыл дверцы сзади и толкнул меня внутрь. В прицепе было грязно. На узкой лавочке, согнувшись, сидел лысый мужчина с выдающимся носом. Руки его так же были закованы в наручники. Пока я кое-как устраивалась напротив, мужчина презрительно бросил полицейскому: – Совет обязательно узнает об этом! – Узнает, – миролюбиво согласился тот и захлопнул дверь. Прицеп заносило на поворотах и отчаянно трясло, сквозь зарешеченное окошко в потолке проникал яркий солнечный свет и прыгал квадратиками по грязному полу. Я больше не плакала, а только тупо разглядывала наручники на своих запястьях, поворачивая кисти рук то вверх, то вниз. Вот я вижу пятно клятвы на ладони, а вот его как будто и нет. Вверх, вниз... Прицеп подскочил на очередной кочке, и мужчина что-то сказал, но из-за грохота колес слов было не разобрать. Он наклонился к моему уху и прокричал: – Обязательно пожалуйтесь! О да, когда меня выпустят, я обязательно пожалуюсь господину колдуну на полицейский произвол. Представьте только, ходишь себе по рынку, воруешь яблоки, и тут на тебе – хватают и везут в тюрьму! Мужчина решил, что раз я молчу, значит, жду продолжения, и вновь наклонился было к моему уху, но я выставила между нами зеркало. Мужчина удивленно кашлянул и уставился в пол, сразу потеряв ко мне всякий интерес. Может быть, проделать такой фокус и с полицейским? Только как я пойду по городу в наручниках? Стоило мне представить выражение лица колдуна, когда я предстану перед ним в таком виде, я тут же отдала предпочтение полицейскому участку. Может быть, я встречу Робина, он за меня заступится. Наверное. Станет ли для него весомым аргументом в мою пользу то, что я откладывала деньги на возвращение домой, а не просто так? Прицеп остановился, дверцы распахнулись, и молодой полицейский вытащил сначала меня, потом моего соседа, которого тут же передал подбежавшему пареньку в форме. Здесь во время курьерских прогулок мне еще не доводилось бывать. В моем воображении старая тюрьма представляла собой покосившийся деревянный домик у скалы с выточенными в камне камерами, темными коридорами, лужами, из которых пьют крысы и убегают, испугавшись света факелов и гулкого эха шагов. Пламя освещает скелеты в истлевших одеяниях, а из камер за толстыми решетками слышатся стоны тех, кому не суждено больше увидеть дневной свет. Угадала я только с толстыми решетками. Четыре высокие колонны из белого мрамора высотой в два этажа были встроены прямо в скалу. Светлые ступени с розовыми прожилками и белесыми пятнами вели к массивным дубовым дверям, за которыми открывался небольшой зал, уставленный столами. Под потолком висели светящиеся шары. Слева и справа от входа сидели двое мужчин, перед каждым лежала толстая книга. Меня подвели к левому столу, а соседа по прицепу – к правому. – Зарегистрируй в общую, – кивнул молодой полицейский на меня, – мелкая кража. – Имя, – бесцветным голосом произнес человек за столом, занеся карандаш над страницей. Я молчала. В зале было прохладно, и меня начала бить дрожь. Человек вздохнул всем телом и вывел в книге цифры. – Пять-девять-одиннадцать, – грустно сказал он полицейскому, два раза постучав по цифрам кончиком карандаша, – протяните руку, госпожа. Я вытянула обе руки вперед. Грустный человек постучал кончиком карандаша по внешней стороне моей правой ладони. На коже тут же проявились черные цифры. Я чуть не застонала – еще одна татуировка! Мало мне всех моих бед! – Видел? – бесцветно спросил человек полицейского, указывая на пятно клятвы. Тот ухмыльнулся: – Не учи ученого. Разберемся. Человек опять вздохнул и сгорбился над книгой, добавляя новые закорючки к строке с номером. Полицейский повел меня к двери, которая находилась за спиной грустного человека. За дверью обнаружился еще один зал поменьше первого, большая часть которого была отгорожена решеткой с толстыми прутьями. В углу за столиком посапывал усатый толстячок в форме. Полицейский снял с меня наручники и бросил их на стол. Усатый подскочил, разбуженный громким звуком. Из камеры раздалось ворчание. Охранник провел рукой рядом с решеткой, и пара прутьев разошлась, образовав проход. Стоило мне пройти внутрь, как прутья замкнулись за моей спиной. Полицейский ушел. Камера была освещена тусклым светом закрепленного под потолком шара. В одном углу в плечом к плечу сидели две женщины и, накрывшись одним покрывалом на двоих, тихонько перешептывались. Рядом, завернувшись в такое же покрывало, спала грязная старуха с растрепанными волосами. Молодая полная женщина сидела у решетки, обняв себя за ноги, и напевала, покачиваясь. Низкая деревянная стенка в другом углу скрывала туалетную яму. Меня замутило. – Первый раз, что ли? Я обернулась на голос. Усач-охранник качал головой. – Обед ты пропустила. Вечером отправят всех в новое здание. Бери, вон, покрывало из кучи и спи, что тут еще делать. Сам он зевнул и, прислонившись к стене, засопел как ни в чем не бывало. Я нерешительно потянула покрывало из кучи посреди камеры. От него несло псиной, но каменные стены распространяли холод, и мне пришлось, подавив отвращение, закутаться в потертую шерстяную ткань. В голове было настолько пусто и одновременно напряженно, что если бы можно было запустить туда теннисный шарик, он стал бы с нечеловеческой скоростью метаться от стенки к стенке. Монотонный шепот двух женщин незаметно погрузил меня в неспокойный сон, в котором я, увлекаемая тяжелым рюкзаком вниз, тонула в темной воде среди красных яблок. Я проснулась от того, что хлопнула дверь и охранник крикнул: – Па-адъем! Из-за искусственного освещения было невозможно понять, сколько времени прошло. Я с радостью кинула покрывало обратно в кучу. По крайней мере, оно выполнило свое предназначение и согревало меня, пока я спала. – По одной на выход, – распорядился уже знакомый румяный полицейский, – Ари! Тун, Тео! Эйк! Пять-девять-одиннадцать! Две женщины из-за агрессивного макияжа и роскошных темных кудрей казались близняшками. Они обе были одеты в черные шаровары и узкие кружевные кофты с низким круглым вырезом. Я ссутулилась и прошла последней в образованный разъехавшимися прутьями проход. Внезапно оживился тетушкин голос и посоветовал выпрямиться и идти с гордо поднятой головой, как королева к гильотине. Я споткнулась и случайно толкнула старуху, шедшую впереди меня. Та сразу заголосила, а полная женщина начала истерично смеяться. Полицейский рявкнул: – Молчать! Воцарилась тишина. Усатый толстячок качал головой, а я мечтала провалиться сквозь пол. Тоже мне, королева выискалась! Полицейский сковал нас одной цепью, вывел из здания и поместил в большую крытую конную повозку, разделенную решеткой на две узкие секции, в одной из которых уже толкалась дюжина мужчин. Тун и Тео вызвали в мужской половине возбужденные перешептывания, кто-то засвистел, и одна из женщин кокетливо повела плечами и послала в воздух поцелуй. Полицейский прикрикнул, что еще один звук – и завтра все останутся без еды. Старуха забеспокоилась, заметалась в узком пространстве, но женщина шикнула на нее, и та затихла. Небритый мужичонка все не унимался и шептал что-то, звал, прижавшись лбом к прутьям решетки, которые были слишком узкими, чтобы просунуть сквозь них руку. Кто-то беспрестанно чихал, в перерывах между чихом кляня всех богов. Повозку трясло меньше, чем прицеп, копыта лошадей размеренно стучали по булыжнику. Я прислонилась к стенке и выглядывала в узкое боковое окошко под потолком. Солнце только зашло, алое закатное небо освещало крыши. Я представила себе, как, отражая закат, бегут красные воды Чернильной реки сквозь темные холмы, а в низинах светятся желтыми огнями окна домов. Семьи сидят за столами, в кружках дымится мятный чай. Алина сейчас тоже пьет чай, смотрит, как в соседнем доме гаснет и загорается свет, и вдыхает аромат цветущих лип. Я закрыла лицо ладонями и постаралась не всхлипывать слишком громко. Я поняла, что мы проехали мост над рекой, потому что затихшая на время связь с колдуном снова дала о себе знать. Я ощущала, как приближается пульсирующий комок злости, ожидающий моего возвращения. Повозка свернула, вновь отдаляясь от дома колдуна. Я встряхнула плечами, сбрасывая с себя чужие чувства. В новом здании тюрьмы, похожем на большой упорядоченный муравейник, нас снова зарегистрировали и поместили в общую камеру больше предыдущей, которая уже была населена не менее чем тремя десятками женщин разных возрастов. Старуха, растолкав всех острыми локтями, первой подбежала к куче покрывал, схватила одно и пристроилась у стены. Все углы были заняты, и мне пришлось ютиться у туалетной стенки. Похоже, в новом здании была нормальная канализация, и запах стоял не такой ужасный, как в старом, но я была даже рада собачьему духу покрывала. Лампу под потолком выключили, в окно светил уличный фонарь. Я накрылась с головой и закрыла глаза. Сидеть на жестком полу было неудобно, я никак не могла устроиться. В голове проносились кадрами сегодняшние события, обрывки фраз, лица и имена, перемешанные с картинками из «Учения о всяких тварях неразумных». Птица с руками бежала за мной на длинных аистовых ногах, чтобы надеть наручники, а медведь с лицом полицейского светил фонариком в лицо румяной продавщице яблок. Я проваливалась в мешанину образов и резко просыпалась от того, что кто-то храпел. Только я задремала в очередной раз, как кто-то схватил меня сзади за шею, зажал рот рукой и прошептал: – Тихо, тихо, девочка, не шуми. Меня окутал приторный запах дешевых духов. Тут же второй человек сел мне на ноги. Это была одна из тех ярко накрашенных женщин из камеры в старой тюрьме. Я схватилась за локоть, зажимавший мою шею, вывернулась и пнула наугад, попав ногой во что-то мягкое. Раздался приглушенный вздох. Шею сдавило сильнее, и я захрипела, втягивая воздух. – Тихо, говорю же, – зашептал голос в самое ухо. Я замерла. Вторая женщина вывернула мои карманы, ощупала одежду, проверила, нет ли у меня цепочки на шее, колец или сережек, и разочарованно прошептала: – Говорила же, ничего. Оглянувшись, она добавила: – Смотри, какие тапки! Может, поменяться? Вторая женщина шикнула на нее: – Заткнись, Тун, потом еще с господином объясняться! – и тут же шепнула мне в ухо: – Ну извини, подружка, не держи зла. Мы уже уходим. Два силуэта отошли и сели у стенки. Одна из женщин тихо смеялась, а вторая пыталась закрыть ей рот рукой. Храп затих, кто-то проворчал, перебросился парой фраз с соседкой. Меня трясло, словно я вышла из воды на ледяной ветер, а сердце колотилось так, как будто перед этим я плыла наперегонки со стаей акул. Ну что, едко спрашивал злой голос в голове, тут лучше, чем у колдуна? Скучно было жить в отдельной комнате и гулять по прилизанному старому городу. Зато теперь как весело, делить тюремную камеру с проститутками и попрошайками! А это прекрасное вонючее, пропитанное потом сотни заключенных покрывало!.. Сидела бы тихо и дожидалась, пока окончательно надоешь колдуну, попросила бы Робина помочь. Теперь неизвестно, когда за тобой кто-то придет. Я снова заплакала. Как Робин узнает, что я здесь, если у меня только номер? Может, нарушить условие игры и назвать свое имя? И что тогда, они вызовут колдуна в тюрьму? Или отправят ему по почте письмо, которое будет лежать в ящике, пока не сгниет? Утром привезли огромную кастрюлю. Все по очереди, не толкаясь, подходили к открывшемуся в решетке отверстию и получали от жизнерадостного человека в сером фартуке миску, в которой посреди серой каши с комками торчал кусок хлеба. Комки в каше оказались картошкой. Каша была пересолена, картошка не доварилась. Если что, мрачно думала я, можно будет устроиться кухаркой в тюрьму и разнообразить рацион заключенных чем-нибудь горелым. Голова была тяжелая, заполненная мутным варевом вчерашних мыслей. Я выудила хлеб и жевала его. Подошла вонючая старуха и робко спросила, буду ли я доедать. Я протянула ей миску, а она щедрой рукой отломила мне половину своего хлеба. Скоро вернулся человек в фартуке и собрал миски в пустую кастрюлю. – Тео и Тун! – прокричал полицейский. – На выход! За вас внесли залог. – Я же говорила! – радостно воскликнула одна из женщин и побежала к выходу. При свете дня обе они выглядели гораздо менее привлекательно, чем вечером. Хоть они вели себя, как девчонки, обеим было за тридцать, да и ночь в камере не прибавляет красоты. Я расчесала волосы пальцами, помассировала виски. – Пять-девять-одинадцать! Я вскочила, сбросив покрывало. Ну скажите же мне, что вы решили, что ночи в камере достаточно за одно украденное яблоко! Я вышла к вчерашнему длинноногому румяному полицейскому. – Не надумала говорить? – спросил он, надевая наручники. – Нет? С господином начальником полиции сразу передумаешь! Светлые коридоры и лестницы привели нас к служебным помещениям. Мимо проходили полицейские, за дверями кто-то недовольно кричал, плакал, монотонно бубнил, переругивался. Мы остановились у двери с золотой табличкой. Полицейский постучал, в ответ донеслось приглушенное: «Заходите». Полицейский открыл дверь. – Живее, – прикрикнул он и подтолкнул меня в плечо. В широком кабинете выстроились у стен шкафы с книгами и папками. На маленьком столике у окна, выходившего на замок, блестела на солнце шахматная доска с незавершенной партией, всю противоположную стену закрывала географическая карта с резко прочерченными красным границами и гербом – короной поверх трех синих полос – в верхнем углу. За столом сидел крупный коротко стриженный мужчина с иссиня-черными бровями и усами с проседью. Усы были аккуратно уложены и, словно стрелки, указывали на погоны, украшенные тремя золотыми коронами. Он сделал приглашающий жест в сторону стула напротив, и я села, сложив руки на коленях. – Кирк, останься пока, – начальник полиции оказался обладателем мягкого бархатистого баса. Длинноногий полицейский молча встал у меня за спиной. – Итак, – пробасил начальник и открыл папку, лежащую на столе. – Пять-девять-одиннадцать. Не разговаривает, но язык понимает. Одета не по-местному. Возраст... Кирк, сколько ей лет, по-твоему? – Лет двадцать, господин Роминор. – Два-а-адцать, – протянул тот, как будто пробовал взять непривычную ноту. – Кража яблока на Старом рынке. Недоказанная кража яблока на Южном рынке, предположительно, с использованием магического щита. А на ладони что? Я посмотрела на ладонь. Там чернели вчерашние цифры. – Нет, госпожа пять-девять-одиннадцать, с другой стороны. Я повернула ладонь тыльной стороной вниз. Бесформенное пятно клятвы, что же еще. – Во-о-от, – пропел господин Роминор. – Иностранка с магической меткой. Может, вы еще что-то украли, госпожа, а наши славные патрульные не заметили? Я смотрела на ладони. – Лучше, госпожа, если вы будете смотреть на меня, когда я задаю вопросы. От его тона я сжалась, подняла голову и уставилась на усы-стрелки. – Смотри-ка, Кирк, приказам подчиняется, а отвечать, даже кивком – не отвечает. Может быть, ей есть, что скрывать? – Определенно, господин Роминор. – Господин патрульный Кирк считает, что вас, госпожа, подослали враги, поэтому настоял на разговоре со мной. Усач облокотился на стол, приблизив ко мне лицо, и задумчиво произнес: – Но неужели враги не снабдили бы шпиона средствами к существованию? А, Кирк? Что-то твоя теория трещит по швам. – Горцы переживают не лучшие времена, господин Роминор! – То есть, ее горцы подослали? – Ну не забережцы же! – отчего-то вспыхнул патрульный. – Когда вы в последний раз видели забережца с магической меткой, а уж тем более, использующего щит! – Не далее чем на прошлой неделе имел неудовольствие встречаться с одной такой госпожой, – тихо произнес начальник полиции. Его тяжелый взгляд бродил по моему лицу, и мне становилось все страшнее. – И что же, патрульный Кирк, у горцев не нашлось шпиона получше? Посмотри, она трясется, как мышь. Это было преувеличением, я тряслась довольно умеренно, но Кирк засомневался. – Она не вызывает подозрений, – неуверенно произнес он. – Ой ли? Девчонка в странной одежде, которая крадет яблоки, не вызвала у тебя лично подозрений, поэтому ты пошел расспрашивать патрульных на других рынках и волею случая стал свидетелем последней кражи? – Да, то есть, нет, господин Роминор... Начальник полиции с довольным видом откинулся на стуле. – Итак, версия разгромлена в пух и прах. Патрульный Кор сегодня на дежурстве? – Нет, насколько я знаю, разбирает бумаги по регистрации. Но он и вчера не дежурил, он не знает... – Позови-ка его сюда, – перебил начальник, – а регистрацией займись сам. Патрульный вышел, и мы с усачом остались один на один. За стенкой кто-то раздраженно кричал, а с улицы ему вторили чайки. Солнце сместилось и неприятно грело мне голову, но я боялась сделать хоть одно движение. Начальник полиции расслабленно закинул руки за голову и разглядывал меня с улыбкой. Стрелки-усы приподнялись и указывали на шкафы по бокам от рабочего стола. В дверь постучали, и господин Роминор пробасил: – Входите. – Вызывали, господин Роминор? – раздался знакомый голос. Я резко выпрямилась. И как я могла забыть, что Кор – это фамилия Робина! – Робин, ты ее знаешь? Робин подошел и присел на стол. – Знаю, – серьезно сказал он, глядя на меня, – что там? Он взял со стола начальника бумаги. Я спрятала лицо в ладонях. Мне никогда в жизни не было так стыдно. Но ведь я не сама придумала красть яблоки! Я не виновата! «А что насчет этого?» – ядовито спросил внутренний голос и подсунул воспоминание с кедами, окруженными монетками и банкнотами. – Это, Роми, – тяжело вздохнул Робин, – часть того самого побочного проекта. – Я так и знал! – радостно пробасил начальник полиции. – Не скажу, что сразу догадался, но мне простительно – столько дел! А что же она молчит, скажи на милость? – Рина, – позвал Робин, – ты почему молчишь? Я оторвала руки от лица и пожала плечами. – Дай-ка ключ, – обратился Робин к начальнику полиции. Тот передал ему маленький ключик от наручников, а сам встал, подошел к окну и склонился над шахматной доской. – Такое дело, Робин, Кирк решил, что это шпионка горцев. Робин только усмехнулся. Я протянула ему закованные руки, и он снял наручники. – Что, Джей приказал? – спросил он меня. Я неопределенно повела плечами. – Понятно. – Робин, твой ход, – сказал начальник полиции. Робин подошел к доске, пару секунд поглядел на фигуры и переставил белого коня ближе к центру. – Ну! Ну! – запротестовал Роминор. – Я ее забираю, – сообщил Робин и кивнул мне на дверь. – Давай-давай, господин патрульный, – начальник рассеянно помахал рукой, занятый партией. Дежурный постучал по цифрам на моей руке кончиком карандаша, и на выходе я показала охраннику чистую ладонь. Вчера в темноте я не обратила внимание на стену, окружавшую территорию тюрьмы и участка. Она выглядела внушительно, как будто полиция не доверяла магии. На улице было жарко, пыльно, пахло незнакомыми сладкими цветами. – Ты так и не можешь говорить? – спросил Робин. Я повела головой. Я не была уверена, считается ли кивок за разговор и не хотела рисковать. Я держалась за это условие, как будто выполнение его доказывало, что я потерпела не полное поражение в игре с Джеем. – Шпионы, драконы, – Робин потер виски и резко сказал: – Неужели нельзя просто выполнять поручения и не лезть на рожон? Я уставилась вниз, в пыльную сухую землю и стерла выступившую слезу. – Извини, Рина! – виновато сказал Робин. – Извини! Сейчас непростое время. В городе, да и во всем королевстве, творится черт знает что. Он приобнял меня за плечи, и я с облегчением вздохнула. – Ого, да тюремные покрывала пора отдать в стирку, – сказал Робин, и я рассмеялась, но тут же закрыла рот рукой. Рано радоваться, Екатерина, ведь придется объяснять про деньги. Вниз вела дорога для повозок с широкими колеями и следами подков. Робин повел меня в обход. Мы медленно спускались по тропинке среди отцветающих акаций, а Робин рассказывал, что в городах молодые люди бросают обучение и собираются в группы, что пропадают магические артефакты, торговцам поступает много запросов на старые книги. Мы вышли к жилой улице, которая упиралась в большой белый особняк. Рядом примостилась небольшая пекарня, вокруг которой играли в догонялки девчонки в серых платьях с белыми воротничками. Мы сели на лавочку у особняка, Робин купил мне два огромных куска пирога, один с капустой, а другой с картошкой и грибами, и большую чашку кофе. – Это школа для девочек, – объяснил Робин, – новая идея Совета – максимально упразднить ученичество, популяризировать школы для детей, где их будут обучать безопасной магии. Безопасной для Совета, конечно. Я вгрызалась в капустный пирог, слушая вполуха – зверский голод не давал ни на чем сосредоточиться. Если бы я могла говорить, я бы ответила: куда уж безопаснее! Этот мир и так мало чем отличается от моего, надо постараться, чтобы заметить магию, если ты не служишь колдуну, конечно. – Школа для мальчиков – ниже по улице. У мужчин и женщин магия немного отличается, но не так значительно, чтобы разделять на две школы. Но Совет хочет все держать под контролем, – вздохнул Робин. Я принялась за второй пирог. Девчонки собрались в кружок рядом с нами и ссорились: не могли разобраться, кого осалила Нина, которая водила последней и носилась как ураган, размахивая руками и толкая подружек. – Господин полицейский, – подошла к нам девочка с толстой пшеничной косой, – вы должны были заметить. Кого Нина осалила последней? – Извини, – улыбнулся Робин, – у меня обеденный перерыв. – А я думала, вы преступницу поймали, – заявила наглая девчонка и вернулась в круг. Они придумали разрешить спор считалочкой. Виновница скандала встала в центр и начала декламировать, указывая на каждую подружку пальцем в ритм стишка: Если на свете есть птица с руками, В них она носит корзинку с грибами. Я закашлялась и выронила пирог. Робин похлопал меня по спине, а потом побежал в пекарню за стаканом воды. Девочки продолжали стройным хором: Ходит и бродит, не знает, зачем. Крошка, иди сюда, я тебя съем. На последнем слове они завизжали и разбежались в стороны. Я наконец откашлялась и вытерла выступившие слезы. Глаз чесался. Нельзя столько плакать, мне же не десять лет, в конце концов! Вернулся Робин со стаканом ледяной воды. Я сначала выпила ее, а потом запила теплым кофе и пнула кусочек гриба, вылетевший из упавшего куска пирога. – Так это из-за стишка? – рассмеялся Робин. Не зря он получал свою полицейскую зарплату. Я обняла себя за плечи и поежилась, как будто замерзла. Это за разговор не считается, и Робин опять все понял. – Не бойся, птицы с руками точно не существует. Я посмотрела на него с показным недоверием. – Точно! Много других тварей существует, но, тут надо сказать спасибо Совету, сюда они не проникают. Меня беспокоили медведь с фонарем и китайский дракон, да и про алых бабочек было любопытно, но спросить я пока не могла, а потом стало поздно. Робин зашел в дом первым и, заметив, что я остановилась, ободряюще сказал: – Не бойся. Как не бояться, Робин, если наверху ждет комок пульсирующей злости? В библиотеке стоял резкий запах, от которого защипало глаза. На полу, окруженная сухими травами, догоревшими свечами и лужицами серебристой жидкости, стояла плоская чаша, наполненная чем-то вроде ртути, с сияющей отражающей поверхностью. Рядом валялся нож и моток ниток. Джей сидел рядом на полу, закрыв лицо руками. Когда мы зашли, я – держась у Робина за спиной, Джей потер ладонями лицо, как будто умываясь, отбросил волосы назад и поднялся. Его щеки были покрыты щетиной, кожа вновь приобрела пыльный серый цвет, а руки мелко тряслись. Белок левого глаза был залит красным, как будто лопнул сосуд. Робин пошел открыть балконную дверь, а я осталась стоять под неотрывным взглядом колдуна. – Это что? – Робин показал на чашу с ртутной жидкостью. – Это то, что могло сработать, – ответил Джей. – А почему меня не позвал? – строго спросил Робин. – Лучше спроси то, что хотел. – Ей уже можно разговаривать? – кивнул Робин на меня. – Как будто она молчала. – Джей... – Да брось, Робин, ведь она наверняка нашла какую-нибудь лазейку. Робин хотел было возразить, но Джей махнул рукой. Он поставил перед столиком стул, бросил мне: «Сядь», а сам опустился в кресло и пригласил Робина сесть в кресло напротив. Стул был выше, и я чувствовала себя неуютно, словно статуя на постаменте. Я заставила себя выпрямиться и сложила руки на коленях, как на приеме у королевы. На столике так и лежали кеды, а вокруг них валялись деньги и яблоки. И как он умудрился их не съесть?.. – Как тебе понравилось в тюрьме, Рина? – с наигранной вежливостью спросил колдун. Значит, мы все еще играем в ту игру? Ну хорошо же. Меня наполняла чужая злость, а я не могла и не хотела ей сопротивляться. Я ответила в тон: – Спасибо, господин, совсем не понравилось. Робин сверлил взглядом своего друга. Оба они чего-то ждали. Проклиная свои щеки, которые так легко краснели, я сквозь зубы проговорила: – Я решила, что мне положены чаевые за работу. Робин перевел взгляд на меня и кивнул. Сердце ухнуло и упало. Сейчас ведь скажет, что колдун был прав! – Джей, ты помнишь, какие обязанности налагает клятва? – Конечно помню, Робин, – излишне вежливо ответил колдун. – Я попрошу тебя не руководствоваться примером нашего дражайшего учителя и впредь не перекладывать свои обязанности на других, особенно на полицию. У нас и без тебя дел хватает. – Позволь и мне поинтересоваться, Робин, – звенящим от напряжения голосом ответил Джей, – помнишь ли ты, что будет, если постоянно нарушать клятву по мелочам? Если постоянно привирать, изворачиваться, думать только о себе? – Помню. Она будет только сталкивать вас сильнее. Но я просил не загружать Рину. – У нее и так курорт! – взорвался Джей. – Она только и делает, что гуляет по городу, да пьет кофе с видом на реку! Много ты знаешь настолько безответственных людей? Ей нельзя поручить доставить конверт! Ты просил оставить ее в покое – я оставил. Но я же не могу просто позволить ей торчать в доме и ничего не делать! Это тоже нарушение клятвы! Но она даже пол нормально помыть не может! А теперь еще это! Он пнул столик, монеты звякнули, красное яблоко упало и укатилось под кресло. Робин внимательно посмотрел на меня. – А если Рина извинится... – Даже не думай, Робин, – перебил его Джей, – она считает, что права. Я стиснула зубы. Конечно, я считаю, что я права, потому что я права! Я сама себе удивлялась – вместо того, чтобы бояться и трепетать, я едва справлялась с клокотавшей во мне злостью. Робин задумчиво переводил взгляд с меня на Джея и обратно, как будто хотел измерить степень наэлектризованности воздуха между нами. Наконец, он спросил: – Ты считаешь, что это все клятва? – И клятва, и камень, – Джей устало потер лоб. – Рина, будь так любезна, приготовь нам чай, если тебя это не затруднит. – Нисколько, господин,– я поднялась со стула и изобразила реверанс. Когда я выходила, Робин переключил внимание на остатки ритуала на полу. – Почему ты не подождал? Меня не позвал? – Потому что нет времени! – внезапно сорвался на крик Джей. – Потому что дракон с каждой минутой сильнее! Еще немного, и он вырвется! Я закрыла за собой дверь. На кухне я поставила чайник на плиту и забегала кругами по комнате. Меня трясло от возмущения. Мне можно доверить доставку писем! Я нормально мою пол! Я даже готовлю что-то относительно съедобное! Конечно, я заслужила и чаевые, и кофе на берегу реки. И конечно, я не сказала ни слова, пока не вернулась домой, как он и приказал. Естественно, я права, во всем права! Что он о себе возомнил? А Робин! Тоже мне, миротворец. Ему самому не мешало бы извиниться за то, что он позволил колдуну связать меня этой идиотской клятвой. Я кипела не хуже чайника. Пока чай заваривался, я проверила полки. К моему удивлению, все продукты лежали нетронутыми там, куда я их вчера положила. Колдун опять перескочил в ту крайность, где он ничего не ест, но для надежности я решила все равно завтра сходить на рынок и создать запасы на случай другой его крайности. Плоская чаша исчезла, как и травы и прочие магические принадлежности, только на деревянном полу остались прожженные каплями пятна. Я поставила кружки на столик перед Робином, который углубился в книжку в болотно-зеленой обложке. Джей, сидевший за письменным столом, не оборачиваясь, сказал: – Убери все это. Я сгребла яблоки и деньги в подол футболки, и тут только почувствовала, как от меня воняет псиным одеялом. Кеды, к которым я воспылала несправедливым отвращением, отправились в комнату под кровать, деньги я убрала в коробочку на кухне, а яблоки разложила на столе. Я только успела принять душ, как меня снова позвал колдун. Натянутая улыбка в сочетании с красным белком глаза делала лицо Джея похожим на жуткую маску. Он сунул мне в руки пачку конвертов, в этот раз без инструкции, и приказал вернуться, как только я доставлю все письма, нигде не задерживаясь. Понятно, я под своеобразным домашним арестом. Как скажете, господин колдун. Робин сделал последний глоток чая, положил книжку на стол и сказал: – Я пойду с тобой. У двери он обернулся и попросил Джея: – Не предпринимай ничего без меня, ты понял? Ответом ему была тишина.