Птичья Песня

Я проснулась от кашля, как будто вдохнула пылинку. Тень мира уже просочилась в комнату мягким зеленым светом. Кашель не хотел отступать, пришлось вставать и идти на кухню за водой. Оказалось, что кухонное окно выходит в обычный сад обычного мира. На травинках в предрассветных сумерках блестела роса, пели ранние птицы, а со стороны реки раздавалось кваканье. Рядом с верандой сидел маленький кролик, а чуть поодаль еще двое. Он навострил уши, приподнялся на задних лапах, стремительно сорвался с места и скрылся в кустах. Легкий ветерок обещал, что день будет теплым. Кашель затих, но ощущение противной пылинки в легких не проходило. В нем было что-то неестественное, но я была слишком сонной, чтобы обдумывать эту мысль. Я налила еще воды и направилась в комнату. В тот момент, когда я вышла в коридор, входная дверь распахнулась. Темным силуэтом на фоне стремительно тающей мягкой зелени тени мира в дом ввалился Джей. Он схватился за косяк, но тут же согнулся пополам в приступе кашля и повалился на пол. Вцепившись обеими руками в стакан, я прижалась к стене. Джей приподнялся на локтях, шумно вдохнул воздух и сплюнул. На полу осталось темное пятно. Что делать? На долю секунды в моей голове возникла мысль просто проскользнуть в свою комнату. Ведь если с колдуном приключилась, к примеру, смертельная рана, то это повысит шансы вернуться домой, не так ли, Екатерина? Я в ужасе погнала эту мысль прочь. Я сделала осторожный шаг к колдуну, но ничего предпринять не успела. Из воздуха, как в тот раз в библиотеке, стремительно шагнул Робин и бросился к Джею. – Ты рехнулся? – процедил Робин сквозь зубы, помогая колдуну перевернуться на спину. – Я тебя не звал, – прохрипел тот и зашелся кашлем. – Научился лечить собственные раны? Колдун, хрипло вздохнув, ответил что-то похожее на «не даст сдохнуть». Робин разорвал на Джее рубашку, и я, чуть не выронив стакан, зажмурилась. В слабом свете из открытой двери кровь на груди колдуна казалась почти черной. – Рина, – окликнул меня Робин. Я заставила себя открыть глаза. – Воду. Быстро. На ватных ногах я подошла. Крови было больше, чем мне показалось сначала. Плащ колдуна был весь покрыт белыми нитями липкой паутины. Робин забрал стакан у меня из рук и вылил воду на грудь Джею. Тот стиснул зубы и застонал, и тут же в мою грудь впилась сотня иголок. – Неси еще, – коротко сказал Робин. В коридоре стоял железный запах теплой крови. Я налила целый графин воды и принесла свежие полотенца. Борясь с головокружением, я встала у лестницы и схватилась за перила, чтобы удержаться на ногах. Грудь Джея была покрыта круглыми ранками, маленькими, но глубокими. – Они же не нападают... – тихо произнес Робин, вытирая кровь полотенцем. – Не на меня напали, – прохрипел Джей и закашлялся. На его губах выступила кровавая пена. Робин отбросил полотенце на пол и прочертил квадрат над ранами. Одной рукой он рисовал в воздухе знаки, а другую держал на груди Джея, который с трудом сдерживал кашель. Губы его побелели, а кожа, оттеняемая черной рубашкой, была бледной, как лист бумаги. Все это – красное, черное, белое в тусклом теплом свете, запах крови и пыли, хриплое дыхание – несло в себе первобытный ужас, открывало ту часть жизни, которую я видела только на экране и никогда не думала, что столкнусь с ней по-настоящему. Мной овладело чувство собственной хрупкости, ничтожности и неважности. Запах крови пробуждал древние инстинкты, и моим единственным желанием было бежать, куда угодно, как можно дальше от опасности. Вместо этого я вцепилась в перила и смотрела через открытую дверь в сад. Восходящее солнце разгоняло призрачные тени. Боль в груди постепенно уходила, только давило ребра. Джей неуверенно вдохнул, проверяя, может ли он снова нормально дышать, и сел, прислонившись к стене. – Постой, – произнес Робин и коснулся его нижних ребер. – Это ты не вылечишь, – грустно усмехнулся Джей. – Это ведь не от пауков? – Раз и два, Робин. – Не может быть. Ведь у тебя только один... Джей показал на меня глазами, и Робин замолчал. Я не знала, куда себя деть – толку от меня не было, но меня вроде бы и не прогоняли. Просто так уйти, не дослушав и оставив двух мужчин сидеть в засыхающих лужах крови, было бы странно. Тут мне пришло в голову, что придется мыть пол, и я покрылась мурашками от отвращения. Джей вылил остатки воды из графина на полотенце, вытер лицо и руки и медленно произнес: – Один... Что-то пошло не так, Робин. Туан нашел для меня дневник наблюдений... сам знаешь, чей. Он у Кондитера. Робин закрыл лицо руками и простонал. – Его еще не хватало! – Он не болтает. – Это тринадцать лет назад он не болтал. Совет продолжает закручивать гайки, а Кондитеру все равно, кому продавать свои конфетки. – Предложи мне вариант получше, – огрызнулся Джей и, морщась, закашлялся. Я сообразила, что у меня есть законный повод уйти из коридора. Я пошла заваривать чай, но колдуны тоже решили, что на кухне беседовать приятнее. Солнце несмело выглядывало из-за макушек деревьев, искорками сверкали капли росы на распускающихся цветах. Я вынырнула в яркий теплый свет из мрачных кошмаров. – И ни на что другое он не согласился? – продолжил Робин. Джей не ответил, занятый поисками еды в холодильнике. Он все еще тяжело дышал, но помощь ему не требовалась. Раз он так быстро пришел в себя, то мог бы и переодеться, недовольно подумала я. Волосы, растрепанные, прилипшие ко лбу, все в паутине, как и плащ. Рубашка, разорванная на груди, грудь в смазанных следах крови... Я поспешила отвернуться к плите – чайник как раз закипел – и заварила чай. Пришлось поворачиваться, чтобы поставить на стол чашки. Джей вгрызался в яблоко, откусывая вместе с сердцевиной, словно не ел несколько суток. Покончив с яблоком, он полез во внутренний карман плаща, вынул сверток и протянул Робину. Тот развернул грубую мешковину прямо на столе. Внутри оказались те самые прутики с загнутыми концами, которые я купила у бледного господина. Только теперь они были хитро соединены так, что когда Робин поднял один над столом, остальные потянулись за ним и образовали шар. Внутри была сплетена тонкими нитями кружевная ткань удивительной красоты. Я засмотрелась. В солнечном свете нити переливались и отбрасывали радужных зайчиков по стенам. Робин присвистнул. – Старая ловушка из Забережья! Таких теперь не делают. Джей равнодушно пожал плечами и принялся за уничтожение оставшегося со вчерашнего дня сыра и помидоров с огурцами. – Но почему через тень мира, Джей? Я навострила уши. Неужели все-таки можно через нее путешествовать? – Чтобы не ходить через город. Понимаешь? – Нет, Джей, не понимаю, – вот уже и Робин начал раздражаться. – Это безопасно. Выйди за пределы города и перемещайся. Джей помотал головой и принялся за очередное яблоко. – Я только знаю, Робин, что если он чего-то хочет, значит, я этого не хочу. – А как же... – Робин бросил на меня взгляд, – то, что ты мне обещал, помнишь? После того, как разорвешь ученичество? Джей покачал головой: – Придется еще подождать. Все, мне нужно пару часов поспать, а ты иди. – Нет уж, я хотя бы полдня здесь подежурю, – запротестовал Робин. – Как знаешь. У двери он помедлил, обернулся и сказал: – Спасибо, Робин. А потом обжег меня коротким взгляд и вышел. Мне не нужны были слова – ведь нас соединяла связь. Колдун знал о том моем секундном желании бросить его на полу истекать кровью. Робин пошел со мной за покупками, чему я была несказанно рада. В его присутствии мне всегда становилось спокойнее, и я постаралась выкинуть из головы кровавое утро и тот обжигающий рентгеновский взгляд. Но меня все же волновал один вопрос. Я решила не тянуть и, не дожидаясь, пока Робин придумает нейтральную тему для разговора, выпалила: – А я думала, что из тени мира нельзя перемещаться в другие миры. – Теоретически можно, – задумчиво сказал Робин, готовясь прочитать мне новую магическую лекцию, – но я бы, например, не смог. Помнишь, я говорил, что планеты копируют себя? Я кивнула. – С планеты на планету ты можешь перейти. А тень мира, она немного не там. Если бы у каждого мира была тень, то из нашей можно было бы переместиться в любую другую. Получается, что из тени мира колдун может переместиться только в несуществующее, теоретически возможное пространство, а оттуда сразу же в мир. То есть, на пару секунд он создает тень того мира, в который хочет попасть. Я не представляю, сколько сил для этого нужно! У меня столько точно нет, – усмехнулся он. – А у него, значит, есть? – я мотнула головой в сторону дома. Робин вздохнул. – Есть. Ты не представляешь, как Тин в него вцепился. Джей сам не знал, какой у него потенциал. Мы просто ушли из дома, решив, что из нас выйдут великие колдуны. В нашей деревне-то всего одна травница, дом двуликого бога и музей разрушения мира, так что учиться было не у кого. Мы доставали книги, экспериментировали, применяли заклинания на себя. У меня жабры выросли и неделю продержались, веришь? Я засмеялась и помотала головой. Конечно, не верю! – Джею лет пятнадцать было, а мне четырнадцать. Он в который раз поссорился с отчимом. Знал, что может гораздо больше, чем помогать на мельнице. Постучался ко мне в окно рано утром, в походной одежде, с рюкзаком за плечами и сказал, что пришел попрощаться – уходит в столицу искать учителя. Я быстро собрал вещи, написал записку родителям... Отказался от блестящей карьеры портного, – Робин улыбнулся. – Так мы и сбежали. А потом попали к Тину. Тогда зачем же все-таки ему, такому талантливому колдуну, бестолковая птица Екатерина, которая его раздражает одним своим видом, не говоря уже о мыслях? Я не стала спрашивать Робина. Вряд ли он ответит, не к нему этот вопрос. – Кстати... Ты же видела вчера Тина? Я нахмурилась. Вот уж кого я предпочла бы забыть в ту же минуту, как увидела. И у меня ведь почти получилось! – Ну, было темно, я только на пару минут заходила. – И что там было? – А почему ты не спросишь непосредственного участника событий? – почему-то разозлилась я. – Я спрошу, – спокойно ответил Робин. – Хочу сначала у тебя узнать. Он проигнорировал мою вспышку. Хотя с чего бы ему реагировать на такую мелочь, когда его лучший друг представляет собой комок сконцентрированного раздражения. А ведь это интересная мысль, Екатерина! Я же обычно спокойная, а в представлении родителей так просто вялая. Мое ли это раздражение, или оно передается бонусом по связи? Я только вздохнула. Это можно узнать, только разорвав ее. – Тин сначала кричал и жаловался, что вы были ужасно неблагодарными учениками. Ну это понятно, он за полчаса бутылку вина опустошил. А когда я принесла новую, он на что-то обиделся и убежал, прихватив бутылку. Робин рассмеялся. – Очень на него похоже! А связь он разорвал? Я потерла пятно под большим пальцем и пожала плечами. – Ну, если это сопровождается электрическим разрядом в ладонь, то значит, разорвал. – Интересно, – медленно произнес Робин, – я не думал, что у тебя с Джеем такая сильная связь. Я снова пожала плечами и стала разглядывать цветы во двориках. Сильная, не сильная. Сам же сказал, что у Джея невообразимый потенциал... Да и какая разница? Лучше бы ее вообще не было. На рынке Робин забрал у меня корзину и занялся покупками. Я посоветовала ему не скромничать, потому что Джей съедал все, что попадалось под руку, а сама пошла за булочками. Решив, что и мне жадничать ни к чему, я купила целый капустный пирог. Я попросила сразу отрезать кусочек, пробралась через палатки и села на краю фонтана. А то ведь колдун проглотит его целиком, не моргнув, и мне ничего не достанется. Пирог был еще горячий, я дула, чтобы не обжечься, а он так и норовил рассыпаться. На крошки тут же слетелась стайка воробьев, прибежали голуби и начали гонять друг друга. Я покончила с пирогом, отломила корочку от булки, раскрошила и раскидала вокруг, чтобы птички не ссорились. Подошел Робин с загруженной до краев корзинкой. Воробьи разлетелись, а безрассудные голуби бросились на освободившуюся добычу. Я разделила остатки булочки пополам и протянула кусок побольше Робину, задумчиво глядя на его одежду. Он был в черных брюках и светло-голубой рубашке с широкими рукавами. – Почему на тебе нет крови? – тихо спросила я. Робин рассеянно оглядел рубашку. – Это заклинание той же природы, что и пузырь от дождя. Первое, что я делаю, проснувшись, еще даже не открыв глаз – привычка. Я же полицейский. Всякое бывает. Я сразу внутренне сжалась и поспешила переключиться на что-то другое, но в голову ничего не шло. Последнее время приходилось выкидывать из головы слишком много мыслей. Я дожевала свой кусочек булки, и мы направились домой. На выходе я оглянулась на палатку с соломенными шарами и игрушками. Дядя Лоры, как обычно, наматывал слои на каркас и что-то рассказывал себе под нос. Раскачивались бусины на кончиках его длинных усов. Шарик, который он мне подарил, должно быть, остался лежать под старой ивой на берегу Чернильной реки. Мне не было жаль, наоборот. Это не то напоминание, которое хочется видеть каждый день. Робин сразу прошел на кухню, а я замерла на пороге, застигнутая врасплох пятнами крови на полу. Вот что бывает, если слишком много всего выкидываешь из головы! По пути домой Робин отвлек меня разговорами, я размечталась о необуглившемся завтраке... И тут на тебе. Утренний кошмар ожил и потянулся холодными щупальцами в центр груди, окутал меня холодом и серостью. Я перепрыгнула через пятна, как будто играя в детскую игру, и села в уголок на кухне. Никто не заставит меня сегодня пройти через коридор, пока там не будет чисто! Ни за что не соглашусь это все отмывать! Комок подкатил к горлу, и пришлось сбежать от запаха еды, который был совсем не к месту. Лучше будет дать им позавтракать вдвоем. Я зашла в кладовку, высыпала в кеды мелкие монетки, оставшиеся в кармане джинсов. Часть денег я уже переложила на дно рюкзака. Мне показалось правильным разделить их – так делала Алина во время путешествий. Наполнив ведро водой, я вышла через веранду и обошла дом, чтобы не проходить коридор. Достоевский спал, а Бонифаций радостно скалился в сторону соседского дома. Может быть, в тени мира они сейчас не находят себе места, не зная, что произошло с их раненым хозяином? Я погладила Бонифация по холодной мраморной шкуре и прошептала ему в ухо: «Все в порядке». Мне показалось, что он услышал. Я не рассчитывала, что когда вернусь, колдуны все еще будут торчать на кухне. Джей помыл волосы и переоделся во все черное. Под глазами лежали глубокие тени, но для человека, который всего пару часов назад задыхался от кашля в луже собственной крови, он выглядел не так уж плохо. Он поднялся, забрал у меня ведро и приказал принести еще тряпки. Меня снова замутило. Я скрылась в кладовке и принялась медленно, очень медленно искать, куда Лора засунула уборочные принадлежности. Если бы в ушах не зазвенел комариный писк, я бы вообще оттуда не вышла. В коридоре Робин склонился, нахмурившись, над пятнами, а потом, к моему ужасу, ткнул в загустевшую лужицу пальцем и лизнул его. – Это надо сжечь, – произнес он, отплевываясь. – Прямо с домом? – язвительно спросил Джей. Я и не заметила, что он подошел и пытался забрать у меня из рук тряпки, в которые я вцепилась мертвой хваткой. – Рина! Я тут же опомнилась, выпустила тряпки и отступила на шаг. Джей вынул из кармана брюк конверт. – Бегом к Туану. И скажи ему, что это срочно. – Спасибо, – невпопад ответила я и успела заметить удивление на его лице, прежде чем он отвернулся. Я и правда бежала, впервые испытывая неподдельное чувство благодарности к колдуну. Наверное, сама я на его месте не стала бы обращать внимания на обморочные настроения какой-то там служанки. Я была рада сбежать из дома, все равно поесть я бы не смогла. Перед книжным салоном я сполоснула раскрасневшееся лицо водой из фонтанчика и рухнула на лавку, чтобы отдышаться. Магнолии почти отцвели, а в воздухе уже чувствовался аромат липового цвета. Чирикали птицы, фоном равномерно журчала вода. Я запрокинула голову и посмотрела в синее небо. Дома сейчас должно быть прохладнее, да и магнолии у нас не водятся... Посетителей в салоне оказалось больше, чем обычно – не двое, а целых полдюжины. Трое скучного вида мужчин в сером собрались в уголке и спорили над книгой в ярко-красной обложке. Все та же дама, оккупировавшая диван, неодобрительно окинула меня взглядом, а я улыбнулась самой фальшивой улыбкой, которую смогла изобразить, и поставила перед ней зеркало. Дама сразу отвернулась, и я окончательно утвердилась в своем предположении, что тетушкина магия работает. Нужно провести еще несколько контрольных испытаний, а потом придумать, где она может принести мне пользу. Господин Туан презрительно опущенными веками показал, что не одобряет растрепавшихся волос и красных пятен на щеках в своем салоне, однако мягко пожал мне руку и вновь предложил чашечку вежливого кофе, на что получил не менее вежливый отказ. Справившись, к обоюдной радости, с требованиями этикета, мы перешли к делу. Ответ, как обычно, стоило ждать через пару дней, однако, если в письме господина колдуна их общий знакомый обнаружит нечто для себя выгодное, то весточка от него может прийти и завтра утром, если не сегодня вечером. Я пообещала зайти в то же время на следующий день и собралась было уходить, но владелец книжного салона протянул мне листок со списком книг, которые, возможно, заинтересуют моего хозяина. Я поблагодарила господина Туана за внимание к интересам господина ан-Тарина и наконец-то вырвалась из этой обители наигранной вежливости. Теперь можно было не спешить, ведь даже двоим колдунам нужно время, чтобы отмыть коридор, а я хотела вернуться в дом, где ничто не напоминало бы о сегодняшнем утре. Что-то продолжало беспокоить меня, но что именно? Как будто маленький червячок сверлил дырку в сердце. Я прошла вдоль набережной к замку, ведь я так ни разу не посмотрела на эту громаду вблизи. На запад выходила широкая смотровая площадка, с которой придворные дамы, должно быть, наблюдали закаты, а в теплые летние вечера кружились в танце на балу. Все они носили платья, сшитые родителями Робина. Ну что вы, говорила одна разодетая в пух и прах дама другой, перья уже никто не носит! Сейчас надобно украшать декольте тончайшей радужной паутиной. А если на ней будет капелька крови охотника за сокровищами – так это вообще последний писк моды! Нет, милочка, за каплю красной краски вас высмеют и для примера другим запрут в самой высокой башне! Самая высокая башня находилась на востоке, с дальней от реки стороны. Ни одна башня из четырех не была похожа на другую ничем, кроме цвета. Рыжевато-бежевые, как и весь массив замка, они как будто были построены разными архитекторами в разное время. Может быть, замок не успели перенести целиком из разрушающегося мира? Робин рассказывал, что были люди, которые погибли вместе со старым миром, отказавшись покидать родной дом. Вот оно что. Я поймала червячка за хвост. Это был утренний обжигающий взгляд, что не давал мне покоя. Но что же ты хочешь от меня, господин колдун? Нас всех время от времени посещают темные мысли, разве не так? Даже на лицо Робина падает тень, когда он вспоминает своего учителя. Что же говорить обо мне, маленькой потерянной птичке, которую обманом забрали из дома?.. Но мы не идем на поводу у таких мыслей. Гоним прочь из головы, лишь иногда позволяя задержаться ровно на столько, чтобы приложить к себе, как платья в примерочной, и отбросить неподходящие. Я взлохматила волосы руками. Что это с тобой, Екатерина? Сегодня ты слишком глубоко проваливаешься в пустые размышления. О чем насущном стоит подумать – так это о том, что и правда неплохо было бы иметь летнее платье или юбку, а лучше модные шаровары. Мой гардероб рассчитан на весну, а в жару бегать по поручениям в джинсах оказалось не совсем удобно. Я уже отмела наивную надежду вернуться домой в ближайшее время. Кроме того, чтобы накопить денег, нужно еще отыскать колдуна, который согласится мне помочь. Можно будет спросить господина Туана под предлогом того, что это зачем-то потребовалось Джею. А еще можно испробовать в деле тетушкину магию – вдруг с ее помощью я как-то смогу снова увидеть искорки магии? Было бы удобно. Комариный звон не звал меня домой, а инструкций, что делать после поручения, я не получила. Значит, у меня было свободное время. В лавке господина Руты жались к стенам двое посетителей, третий не поместился в узкое пространство, предназначенное больше для книг, чем для людей, и маялся снаружи. Я только сунулась в дверь, как он взволнованно прокричал: «Тут очередь!», как будто я покушалась на последний кусок хлеба. Я пожала плечами и отошла. Из окна второго этажа, увитого пышным пурпурным клематисом, теснившим девичий виноград, высунулась любопытная Элла. Заметив меня, она замахала рукой, приглашая в гости. С чувством превосходства я кивнула взволнованному мужчине, прошла в дом и по узкой лесенке, скрывавшейся за дверью между книжных полок, поднялась на второй этаж. Элла хлопотала на кухне. Сразу три кастрюльки в горошек пыхтели и ворчали на плите, а женщина вторила им. – Ну и жара, скажи? После всех этих холодов и ветра! А я прохладу люблю. Сейчас достану лимонад, он у меня в холодильнике. Кухонька была маленькая, но и здесь повсюду лежали книги. Обрамленное полками окно занимало всю стену. Ветер лениво шевелил занавески с веселеньким рисунком из лимонных долек. Элла вручила мне кувшин и стаканы и отправила дальше по коридору в гостиную. Сама она прибежала через пару минут со стеклянной банкой, наполненной круглыми шоколадными печеньями. Женщина с облегчением рухнула в кресло, схватила со столика газету и принялась обмахиваться ею. Я присела на диван и тут же провалилась в его мягкое подушечное тело. Стало еще жарче, но я молчала. Я уже жалела, что зашла, время было явно не подходящее. Элла ворчала на погоду – поди ж ты, зима была длинная, холодная, весна – черт знает что, с ветрами, ливнями, и вдруг жара. Я только поддакивала. Лимонад был кислый, с незнакомым травяным оттенком, слегка сдобренный медом. – А тебе не жарко в этих... штанах? – Это джинсы. Вообще-то жарко, – призналась я. – Но у меня ничего другого нет. А где тут покупают одежду? Элла всплеснула руками и пружиной вскочила с кресла. Сколько же энергии сконцентрировано в одной невысокой полной даме! – Что ж ты не сказала! Лимонад допила? Печенюшку съела? Пойдем, пойдем! Она буквально выбежала в коридор, а я поспешила за ней. Неудивительно, что ей жарко! За одной из дверей пряталась небольшая спальня, гораздо меньше той, что я занимала в доме колдуна. Ее тоже использовали как склад для книг, которые косыми стопками высились на кровати, занимали стол и оставляли на полу лишь узкий проход к шкафу. Пока Элла извлекала оттуда ворох одежды, которую никто не удосужился аккуратно сложить, я наугад вытащила книгу. Между страниц обнаружилась закладка – узкая плотная полоска бумаги с акварельным рисунком, изображавшим девушку с книгой. – Это дочки нашей, Роны. Одежда тоже ее. Не сказать, чтобы вещи были модные, да и размер не твой, но пару юбок мы тебе сейчас подберем. – А она не будет против? – смущенно спросила я. – Да ну что ты! Она уже давно от нас съехала, приезжает пару раз в год навестить, – донесся голос Эллы, закопавшейся где-то в недрах шкафа. – Вот, примерь-ка! Юбка глубокого темно-фиолетового цвета едва закрывала колени, а женщины на улицах носили юбки в пол, но мне было все равно. Модницей я никогда не была. Юбка была широковата, но на тонком пояске, так что я с благодарностью приняла ее. Экстравагантную черную в белый горох я с ужасом отвергла. Нашлось еще простое холщевое платье, тоже широкое, но я взяла и его. – А Рона... кстати, ее мы назвали тоже в честь реки, только большой, не в пример Элле. Исток ее в тех же горах, но севернее, она пересекает равнину и впадает в Острое море. Так вот Рона, в смысле, наша дочь, а не река, уехала учиться в Ики-Рон, это посреди Великой равнины. Не по нраву ей столица! Места мало, говорит, все зажато холмами. Хотя рисовать ей тут нравилось. Вот, смотри! Элла извлекла из шкафа пухлую, перевязанную лентой папку. Знакомые мне улочки в разные времена года, замок на восходе и на закате, корабли, плывущие по Чернильной реке... А вот и разноцветные навесы Старого рынка. Я перевернула лист, испещренный ярко-красными кляксами и черными линиями, непонятно как затесавшийся среди воздушных акварелей, но тут же вернулась к нему. Нет, не бесформенные пятна покрывали бумагу. Это алые бабочки взвились в воздух, оторвавшись от белых стволов. – У Роны нет способностей к магии, – сказала Элла, – но иногда ей снятся сны о других мирах. Алых бабочек уже семьдесят лет никто не видел! – Я видела, – сказала я, не в силах оторвать взгляд от рисунка. – Пока сюда добиралась? Ну, уши-то ты закрыла, раз мы сейчас с тобой разговариваем. – А что будет, если не закрыть? – Наобещают всякого, новую жизнь, лучше прежней, без страхов и сомнений. Только в обмен поделись телом, дай бабочке почувствовать себя живой. – Разве это плохо, жизнь без сомнений? – Так-то оно так, только жить этой жизнью уже не ты будешь. Человек соглашается, и первое время все ему нипочем – горы перейти, море переплыть, первой красавице в любви признаться... А потом чувствует, что теряет контроль. Кто-то долго сопротивляется, а кто-то на глазах тает, да только финал один. Человек исчезает, а его телом завладевает бессердечное примитивное существо. Я убрала рисунок в папку. Рассматривать акварели больше не хотелось. – Семьдесят лет назад какие-то неучи втайне от Совета проводили эксперимент, вот бабочки и разлетелись по окрестным мирам. Поговаривают, что не всех их тогда переловили, не всех зараженных нашли. Так и жили они среди людей, а теперь живут их дети и внуки. По пути домой я обнимала свои обновки и вдыхала запах сушеной лаванды и шоколадного печенья, пакетик с которым Элла заботливо сунула мне на выходе. Из трубы валил дым, в почтовом ящике торчал конверт, который я вытащила и бросила на столик в прихожей. На первый взгляд, там было чисто, всматриваться я не стала. Воспоминания превратились в дымку ночного кошмара, которая стремительно растаяла при дневном свете. В своей комнате я решила проверить, на что может сгодиться моя собственная зеркальная магия. В чем суть зеркала, Екатерина? – спросила я себя учительским тоном Робина. В отражении. Может быть, можно увидеть если не сами серебряные искорки, то хотя бы их отражение? Я представила себе, что на полу лежит зеркало, в котором видна круглая лампа, и махнула запиской. Зажегся свет, но на полу ничего необычного не произошло. Я пробовала снова и снова, пока мне не показалось, что что-то блеснуло. Я в возбуждении чуть не захлопала в ладоши, но тут же оборвала себя. Вдруг просто показалось? В ванной комнате я мысленно поставила зеркало за краном, так, чтобы можно было смотреть и на текущую воду и представить себе ее отражение. На секунду мне привиделась пара искорок, но это мог быть просто отсвет лампы в каплях воды. Спустя полчаса бесплотных попыток я уже не могла понять, не придумала ли я все это? Нет, не может быть. Я ощущала разницу между фантазией и магией, но никак не могла ее уловить. Вот бы найти того, кто научит со всем этим обращаться! Я была уже порядком раздражена и пошла на кухню, решив не дожидаться, когда колдун засунет мне в голову образ чашки с кофе. Что-то происходило со связью. Я просто знала, что он уже хочет кофе, но еще не зовет меня. Я кашляю от его ран, он улавливает мои секундные порывы... Безумие! Придется контролировать каждую мысль! Должен быть способ от этого отгородиться еще до того, как я попаду домой. Я приготовила кофе на двоих, потому что не была уверена, остался Робин или нет, и сразу понесла чашки в библиотеку. Сейчас колдун удивится, начнет расспрашивать, почему это я несу кофе, хотя он не звал... Но мне было все равно. Если сейчас в мою гудящую голову проникнет хоть одна чужая мысль, я взорвусь от раздражения. Своего или чужого – не важно. Робин с Джеем сидели у камина и спорили над открытой книгой. В библиотеке стоял отвратительный запах, в камине догорали окровавленные тряпки и одежда. Я поспешно приблизилась и поставила кофе на столик. Робин, не отрываясь от книги, с задержкой произнес «Спасибо», а Джей вообще не обратил внимания, и я, слегка обиженная, протянула колдуну конверт из почтового ящика и список Туана. Последний спустя пять секунд отправился в камин. В ответ Джей выдал мне стопку писем, и я, нарядившись в новую старую юбку, футболку с Микки Маусом и кроссовки, отправилась в город ловить изумленные взгляды горожан. Первым делом нужно было порадовать себя чашечкой чая с видом на Чернильную реку и наконец поесть. Наутро мне снова пришлось набить корзинку с продуктами под завязку. Я раздраженно думала, что колдуна бросает из крайности в крайность. Сначала он вообще ничего не ел, а теперь в его желудке образовалась небольшая черная дыра, в которой исчезало все, что он находил на кухне. Он больше не жаловался на качество моих кулинарных экспериментов. Я уже припрятала в рюкзаке остатки вчерашних шоколадный печений и подумывала создать запас на случай, если на меня перестанет хватать продуктов. По крайней мере, колдун больше не выглядел как запылившийся уставший молодой человек лет двадцати пяти. То, что замедлилось в зеркале, как будто решило за несколько месяцев наверстать упущенное. Я поймала себя на мысли, что раньше относилась к нему несерьезно, как к зарвавшемуся мальчишке, только лишь из-за внешности. А ведь он почти в два раза старше меня! Отмыв львиную шкуру от ежедневного слоя грязи и мха, я сбегала в книжный салон господина Туана и вернулась с письмом. Прочитав его, Джей вручил мне плоский квадратный конверт размером в две ладони. Он объяснил, где живет Кондитер, а затем, скептически посмотрев на меня, начертил карту на бумаге. И зачем это мне? Разве я хоть раз заблудилась за то время, что разношу его письма? Конечно, вслух я ничего не сказала. – К дому не подходи. Здесь, – он поставил крестик на карте, – на пригорке растет дерево. Стой под ним. Кондитер сам подойдет, так что просто жди. Это очень важно, понятно? Я кивнула. Чего же непонятного, для него все важно. Спустя пару часов мне пришлось поменять мнение о своих способностях к ориентации в пространстве. Дом Кондитера был не в черте города, а за холмом, на природе. Как и объяснил Джей, я прошла по старому мосту и свернула по набережной налево. Нарядная набережная уступила место узкой дорожке, которая петляла, следуя течению Чернильной реки. Вода сегодня была темной, глубокой и плескалась пенными волнами, играя с ветром. Я застегнула ветровку. Интересно, ворчит ли снова Элла на резкую смену погоды или рада, что вчерашнюю жару разогнал холодный ветер с гор? Тюрьма осталась позади, замок скрылся за холмом. Я прошла от реки между приземистых домиков, увитых диким виноградом и плющом, и начала подъем на холм. Согласно инструкции следовало обогнуть его и устроиться под деревом с видом на одиноко стоящий посреди фруктового сада особняк. На деле же дорога извивалась, резко поворачивала в обратную сторону, а иногда и вовсе разветвлялась на две без каких-либо указателей. Я уже не была уверена, что не хожу по тем же самым дорожкам, ни на метр не приближаясь к цели. Пахло свежей зеленью, ветер шевелил ветви ежевики, срывая редкие бело-розовые лепестки. На очередном разветвлении я встала. Это совершенно невозможно! Вправо и влево шли дорожки с одинаковым плавным подъемом вверх. Я выбрала левую, более широкую, но вскоре она резко устремилась вниз, чтобы слиться с той дорогой, по которой я поднималась от реки. Спина отчаянно ныла, в висках пульсировала боль, а мышцы сводило от каждого шага. Мое тело, державшееся из последних сил в ожидании момента, когда можно будет расслабиться, поняло, что этот момент так и не наступит, и решило взять решение этого вопроса под свой контроль. Ну все! Этот их Кондитер ждал так долго, подождет еще денек, а я вернусь в город, выпью горячего чая с пирогом, а потом дома попрошу колдуна нарисовать мне нормальную карту, а не эти его кружочки с крестиками. На обратном пути червячок сомнения вгрызался в мысли, но зарядившая морось укрепила меня в решении вернуться. Местные пекарни еще не придумали продавать напитки на вынос, поэтому пришлось, обжигаясь, влить в себя сладкий имбирный чай. Я спешила домой, на ходу отламывая кусочек за кусочком от картофельного пирога с тмином. Первым делом – в горячий душ! А потом завернуться в свитер, сварить себе кофе и упасть в кровать, игнорируя комариный звон, который непременно постарается вытащить меня из комнаты. Я гнала от себя мысли о том, что я вернусь с невыполненным заданием, чем колдун будет крайне недоволен. Но это же в первый раз! По коже побежали мурашки, то ли от пронизывающего мокрого ветра, бьющего в лицо дождевой пылью, то ли от воспоминаний об обжигающе-холодном взгляде. Нет, сегодня я слишком устала, чтобы бояться! Джей стоял на входе, сложив руки на груди. Губы его были сжаты, а выражение лица не предвещало ничего хорошего. Я замедлила шаг и остановилась, не доходя до порога. В тот же миг я пожалела, что вернулась. – Где книга? – голос колдуна звенел от едва сдерживаемой злости. – Я заблудилась. Схожу завтра! Вышло агрессивно, и я тут же испугалась. Черт возьми, Екатерина, определись – ты хочешь или не хочешь выводить его из себя? – Там холодно, – промямлила я в ответ на его молчание. – Без книги я тебя в дом не пущу, – отрезал Джей и захлопнул дверь. Я потянулась к ручке, но дом стал оттеснять меня. Невидимый раздувающийся пузырь сначала вытолкнул меня со ступеней, а потом продолжил отталкивать, пока я не оказалась за калиткой. Сидящий лев скалился и равнодушно смотрел мимо меня своими мраморными глазами. – Конечно, – обиженно сказала я ему, – что бы он ни сделал, ты будешь на его стороне. Я потащилась обратно. Дождь прекратился, но холмы заволок молочный туман, сливающийся с хмурым небом. Я жалела, что утром не надела балетки. Я уже несколько раз неаккуратно наступила в лужи, и кроссовки намокли. У подножия холма я остановилась, пытаясь прикинуть, как должна идти дорога, чтобы вывести меня на другую сторону. На дереве надрывалась черная птичка с желтым клювом, ей вторили другие птичьи голоса. Меня осенило. Ведь у меня есть в этом мире свой собственный, работающий кусочек магии, спасибо интеллигентному старичку из автобуса! Пришлось снять ветровку, и я поежилась, закатывая рукав футболки. – Звездочка, – тихо сказала я своей сай, неподвижно сидящей на колоске, – мне нужно найти дом Кондитера. Покажи мне дорогу. По татуировке прошла едва заметная рябь, а в голове включился компас. Для проверки я сделала несколько шагов назад, к домикам, но чувство направления потянуло меня в обратную сторону. Я облегченно рассмеялась, а потом сразу же расстроилась. Екатерина, ты сегодня побиваешь рекорды собственной тупости! Как можно было не додуматься до этого раньше! Дерево зеленой ровной свечой торчало на пологом спуске с холма. Под ним стояла аккуратная белая лавочка. Покрытые островками деревьев и пересеченные тропинкой, неровные волны рельефа упирались в ряды яблонь. Посреди сада высилась белая башенка с флажком-флюгером – это и был дом Кондитера. Я смахнула со скамейки капли дождя и села, прижав колени к груди. Компас тянул меня дальше, но я сказала «Спасибо», и он исчез. Вдали за башенкой разлился белый туман, в котором едва различимо плыла верхушка следующего холма. Я опустила голову на колени и незаметно провалилась в полудрему. – ...птичья песня выведет. Голос вырвал меня из сна, я вскочила и непонимающе потрясла головой. Тучи разбежались, через низкие облака проглядывали куски синего неба и подмигивали лучи солнца. Надо мной возвышался мужчина, обладатель внушительного пуза, перехваченного сиреневой атласной лентой. Как будто чтобы подчеркнуть свою комплекцию, из всех возможных фасонов он выбрал широкую рубашку белого цвета, задиравшуюся на животе и едва прикрывавшую бедра, и узкие бордовые штаны, делавшие его ноги похожими на колбаски. Светлые кудри, искусно завитые, обрамляли одутловатое лицо с непропорционально длинным острым носом. – Кто во сне заблудился, того птичья песня выведет, – терпеливо повторил толстяк. – Не знаете такую поговорку? Я помотала головой. Он вперил в меня взгляд своих ярко-голубых, слегка навыкате, глаз. – Может вы, милочка, не местная? Вы меня понимаете? – внезапно заорал он. – Все я понимаю, просто задремала, – немного раздраженно ответила я, и тут же тетушкин голос в голове запричитал: как можно так разговаривать со старшими, и вообще, разве так ведут светскую беседу! Но мужчина, всецело поглощенный собой, не заметил нарушения этикета. – Это поговорка о том, что надо пореже витать в облаках. Прозвучало обидно. Толстяк выжидающе смотрел на меня, наклонив голову так, что щека легла на покатое плечо. Я неохотно выдала версию, приближенную к правде: – Я хотела прийти раньше, но заблудилась по пути. Пришлось возвращаться, чтобы спросить дорогу. Поэтому я устала и, как только села, сразу задремала. – О-хо-хо, милочка, заблудились? Да еще потом задремали? – толстяк с деланной жалостью покачал головой, а потом вдруг взвизгнул: – Да вас за это надо наказать! Он откинул голову и залился булькающим гортанным смехом. Я не разделяла его веселья. По правде говоря, мне больше всего хотелось ударить его чем-нибудь тяжелым, чтобы он заткнулся. Но инстинкт самосохранения, отрабатывая сегодняшний провал с колдуном, заставлял меня играть в вежливость. – Задремала! У-ху-ху, о-хо-хо! – продолжал булькать Кондитер. – Наказать! Со всей строгостью. Я выдавила из себя подобие улыбки. – Вы не обижайтесь, голубушка, это я так шучу! Моя жена утверждает, что, несмотря на свой возраст, я все еще мальчишка в душе, большой мальчишка! – он шаловливо подмигнул, как бы говоря: «Ну вот, теперь мы сообщники!» – Моя мама говорит, что все мужчины в душе мальчишки, – неуверенно пробормотала я, не зная, как вести эту светскую беседу. Честно говоря, утверждение было сомнительным. Посмотреть хотя бы на Джея или на господина Туана, не говоря уже про старого учителя Тина. На мальчишку из моих новых знакомых тянет если только Рута. Толстяк зашелся новым приступом булькающего смеха и сообщил, что я испытываю его терпение и что за это меня тоже нужно наказать. Я никак не могла взять в толк, что именно его смешит, однако не сомневалась, что если я проторчу тут еще лишних десять минут, то по возвращении колдун и правда придумает мне какое-нибудь наказание. – Я здесь по поручению... – Знаю, знаю, – отмахнулся толстяк. – Показывай. Он вдруг стал по-деловому серьезным. Я вынула из внутреннего кармана ветровки конверт, который чудом не помялся и не промок. Хотя почему же чудом, скорее всего, магией. Толстяк провел по бумаге рукой, что-то прошептал, и конверт развернулся в коробочку. Ну вот, даже такой премерзкий тип может колдовать, а я, птица-неудачница, стою тут и не вижу ни единой серебряной искорки! Толстяк тем временем вытащил из коробочки паутинное кружево. Он потер его между руками, подставил кстати выглянувшему солнцу, снова потер. Кружево раскинуло брызги радужных солнечных зайчиков на лицо мужчины, и оно преобразилось, словно засветилось изнутри, так, что нельзя было отвести глаз. Впрочем, эффект пропал в ту же минуту, как только Кондитер убрал паутинку обратно в коробочку. – Хороший товар, – удовлетворенно пробормотал он. Кондитер пытался сложить коробочку обратно в плоский конверт, но у него не выходило – то один угол сожмется, то другой, а вместе – никак. Мужчина прокашлялся и сделал вид, что все идет, как он и задумывал. Затем он выудил из заднего кармана своих сосисочных брюк небольшую книжку, несколько раз обмотанную тонкой веревкой. Я взяла книжку и с трудом подавила дрожь отвращения. Темная болотно-зеленая обложка была теплой от соседства с задницей толстяка. Наверное, что-то отразилось на моем лице, поэтому большой мальчишка в душе решил в последний раз перед прощанием пошутить: – Я, милочка, обязательно передам вашему господину, что курьер из вас не очень, чтобы он поучил вас уму-разуму. До следующих встреч, голубушка! Он снова захохотал и, довольный собой, направился к дому. – Всего хорошего, – проскрежетала я сквозь зубы. Какая я тебе голубушка, жирдяй. Я запоздало сообразила, что нужно было поставить воображаемое зеркало. Может, Кондитер не стал бы тогда донимать меня дурацкими шутками. Но ведь еще не поздно, Екатерина! Давай-ка ты притворишься, что твоя магия с зеркалами и правда работает. Не отблесками искр от записок для воды и света, а по-настоящему. И пускай это будет не бытовая магия, захватившая этот мир, а та, древняя, о которой пишут книги и снимают фильмы. Которая перед рассветом заволакивает комнату мягким зеленым светом и открывает путь в другие миры. Которая оставляет метки на коже и оживляет статуи. Первым зеркалом я защищаю себя. Оно делает мою магию невидимой для других. Толстяк шел к яблоневому саду медленно, тяжело дыша, и едва одолел половину пути. Второе зеркало я кладу под углом на землю сбоку от тропинки. В нем отражается поваленное ветром деревце, лежащее у края сада. Затем это отражение переходит в третье зеркало, которое я мысленно ставлю на пути у Кондитера под небольшим наклоном. Оно отражает образ деревца прямо ему под ноги. Очень похоже на школьные уроки физики про преломление света. Толстяк дошел до воображаемого препятствия и споткнулся на ровном месте, чуть не выронив коробочку. Он смешно взмахнул руками, чтобы не упасть, и ускорил шаг, не оборачиваясь на свидетельницу его неловкости. Я едва сдерживала смех, а тетушкин голос с осуждением произнес: «Екатерина, как можно!» Видимо, все-таки как-то можно, тетушка! Чувствуя себя настоящей колдуньей, я провела рукой и стерла зеркала. По пути домой я упивалась успехом. А ведь в школе я любила физику и геометрию! В последний школьный год, когда тетушка уже покинула этот мир и воссоединилась с духом какого-то из своих бывших мужей, тем самым освободив меня от уроков этикета и сервировки стола для ее посиделок с подругами, папа решил, что меня надо готовить к поступлению. Он считал, что мне нужно изучать точные науки, потому что в технических институтах больше мальчиков. Папа всегда знал мою главную слабость. Нет, не мальчики. Лень. Хотя я предпочитала называть это тягой к комфортному существованию. Ведь это одно из обязательных условий для того, чтобы девочка выросла в настоящую леди. Папа рассчитывал, что я быстренько найду себе жениха и слезу с родительской шеи. Я считала его жалобы преувеличением, потому что мне много не надо было – компьютер и пицца с колой. Сам папа преподавал физику и стал моим репетитором. Так как его воспитывала тетушка – его сводная сестра, то и методы преподавания он перенял у нее. Я ни за что бы не променяла решение задач из учебника на уроки фортепьяно, но в то же время очень сочувствовала папиным студентам и с содроганием представляла себя на его лекциях. Проявив несвойственную мне настойчивость, я отвоевала право на легкую учебу и поступила в маленький лингвистический институт недалеко от дома. Папа был расстроен – ни женихов, ни карьеры, ни дисциплины. – Тебя даже в магазин не возьмут! – кричал он. – В официантки не пустят! Тетушка и из него пыталась вырастить аристократа, но прижилась только легкая истеричность, как во мне прижилась тяга к диванному существованию. – На что ты собираешься жить? – вторила ему мама. Обычно я переживала эти бури, стараясь реже попадаться родителям на глаза, но однажды наши периоды активности совпали, и перед первым курсом я два месяца проработала в магазине бижутерии. А на первой неделе в институте я познакомилась с Алиной, которую как раз очень занимал вопрос жилья. Сообразив, что это мой шанс, я предложила вместе снимать квартиру. Квартиру моей бабушки. Алине я сказала, что она принадлежит моим дальним родственникам, поэтому они сдадут ее мне недорого. Она считала, что я продолжаю работать в магазине. Версией же для родителей было, что я стала репетитором, поэтому смогу оплачивать квартиру пополам с однокурсницей. Родителей мой фиктивный план устроил. Они решили, что самостоятельная жизнь и соседство с Алиной поможет мне выбраться из вялого существования, которое заключалось в перетекании из дома на сонные лекции и обратно домой за компьютер. Зачем я придумывала такие многослойные конструкции? Когда начинаешь врать, трудно остановиться. Если честно, мне просто это нравилось. Говорить одно, другое, перемешивать с правдой, искать лазейки, чтобы никто не нашел несоответствий. Слишком много детективов было прочитано в детстве. Связь с колдуном лишила меня этой маленькой радости. Погрузившись в воспоминания, я не заметила, как добралась до старого центра. Ноги гудели от рекордного числа преодоленных за сегодня подъемов и спусков и на пару с ноющей спиной призывали посидеть хотя бы четверть часа. Тем более, облака разбежались, ветер давно утих, а солнце грело, хоть и начало уже потихоньку опускаться к горизонту. Стоило мне отойти подальше от дома, как я тут же забывала чувство страха, которое вызывал во мне колдун. Да и что он сделает, размышляла я, подыскивая лавочку в районе Эллы. Ну разозлится, ну посмотрит на меня... Ведь до сих пор он ничего не делал, только сверлил взглядом. Кондитер сказал, что нажалуется, но я была уверена, что колдун не станет меня наказывать. Я сделала все, что он сказал, пускай и не с первого раза. К тому же, мне казалось, что мы негласно находимся в рамках отношений моего мира, а не этого, с неоплачиваемой работой без выходных и рабскими клятвами. А раз так, значит, я заслужила еще кусок пирога! Дома, наверное, еды не осталось. Колдун сжигает все калории своим раздражением. Устроившись на лавочке, окруженной кустами акации, я чувствовала себя настоящим бунтарем. По другому берегу Эллы пробежала черная кошка разбойничьего вида, спустилась к воде и из-за зарослей осоки сосредоточенно провожала птиц взглядом. Вскоре ей надоело, и она побежала дальше по своим кошачьим делам. Покончив с обедом, я смотрела на пары уточек, курсирующих туда-сюда. Горожане прогуливались, радуясь, что холодный промозглый день сменился теплым вечером. Вставать не хотелось, и страшно было возвращаться в дом к колдуну. Меня снова начал сверлить противный червячок. Я достала из внутреннего кармана книжку. Болотно-зеленая кожаная обложка потемнела от старости, а по углам протерлась. Края страниц были потрепанными, желтыми. Я медленно развязала веревки и раскрыла книгу на первой странице. Это был, очевидно, дневник. Рукописный текст на непонятном мне языке шел блоками. Перед каждым новым блоком стояли короткой строкой местные цифры – их я уже научилась различать на банкнотах. К концу почерк становился все более дерганым, строки плясали, иногда целую страницу занимало всего несколько размашистых букв. Последние страницы были пусты. Я пролистнула дневник еще раз и стала разглядывать неаккуратный рисунок в несколько линий, похожий на куриную лапу, зажавшую черный камень. – Я бы на вашем месте это спрятал, – раздался рядом мягкий голос, и я подскочила от неожиданности, выронив дневник из рук. Мужчина лет сорока, в узких темных брюках и серой рубашке, поднял книгу, протянул мне и сел рядом. Я отряхнула обложку и сунула томик обратно во внутренний карман ветровки. – Этот дневник, – продолжил тем временем мужчина, глядя на уток и вроде бы даже не обращаясь ко мне, – запрещен Советом. Удивительно, что сохранилась копия – ведь это вещь из старого мира. Не представляю, сколько она может стоить. Ну вот, сейчас станет расспрашивать, сколько я заплатила за эту бесценную находку и может ли он ее перекупить. Но мужчина молчал и даже как будто забыл про меня. Он с легкой улыбкой наблюдал за утками. Он был стройным, среднего роста. Пепельные волосы, немного светлее моих, были зачесаны назад, а на лбу уже появились залысины, что, впрочем, не портило приятного впечатления от его внешности. Он мог быть учителем старшей школы, вдохновенно рассказывающим ученикам о британской поэзии. Я собралась было встать и уйти, как из кустов акации вынырнула черная кошка, подошла к мужчине и потерлась о его ноги. Тот провел рукой по ее блестящей шерсти: – Что, скучно за птицами следить? Иди-ка домой. Кошка едва слышно мяукнула и убежала. – Так это ваша кошка! – удивилась я. – Я думала, она ничейная. – Вроде и моя, но она все время проводит на улицах в наблюдении за птицами. Нет-нет, она их не ловит, только смотрит. Может быть, была уткой в прошлой жизни, – он так очаровательно улыбнулся, что мне захотелось остаться на этой лавочке до заката. – Я Сет, – он протянул мне руку. – Рина. Его кожа была горячей и сухой, а рукопожатие коротким и сильным, совсем не подходящим учителю литературы. – Рад знакомству, Рина. Но... мне показалось, что тебе нужно идти. – Это почему вы так решили? – сразу помрачнела я. – Давай сразу перейдем на «ты», – снова улыбнулся Сет. – Я не хочу вводить тебя в заблуждение, Рина. Я знаю, на кого ты работаешь. Все колдовское сообщество знает. Я только пожала плечами – ничего удивительного. Ведь последнее время я только и занимаюсь тем, что разношу письма. – И нам, колдовскому сообществу, очень любопытно, – продолжал Сет. – Я увидел тебя с книгой и решил подойти. Однако эту книгу ты купила явно не для себя, значит, господин ан-Тарин ждет, и тебе лучше не задерживаться. Он, конечно, был прав. – А ты тоже колдун? – поинтересовалась я на прощание. – Да, – утвердительно кивнул Сет, – и мы обязательно еще встретимся и побеседуем. А он может быть мне полезен, размышляла я по дороге домой. Если он не умеет перемещаться через миры, то уж точно знает кого-то, кто умеет! Я отложила эту мысль для обдумывания и ускорила шаг. На дорожке в саду, недалеко от входа были раскиданы мелкие перышки. Под лучами низкого солнца тени от них были длинными и острыми. Я обернулась на львов. Нет, не может быть. Ведь они охотятся только в тени мира, ведь так?.. Наверное, сюда забрался уличный или соседский кот. Джей сидел на кухне, обхватив голову руками. Я нерешительно приблизилась, вытащила дневник из кармана и положила перед ним на стол. Колдун поднял голову и оглядел меня с ног до головы, как будто раздумывая, не вышвырнуть ли меня прямо сейчас из дома. – Сходи за едой. Я открыла было рот, чтобы сказать, что все уже закрыто и где же я сейчас найду открытый магазин, но он сорвался на крик: – Где угодно! Быстро! Я схватила из шкатулки сумку-кошелек с вышитой розой и выбежала из дома. Перышки на дорожке взметнулись от поднятого ветра. Я не заметила, как добежала до мостовой. Сердце билось так часто, что тяжело было дышать. Конечно, все пекарни были закрыты. Солнце освещало улицу красно-золотым светом. Я бросилась к старому мосту и перед самой рекой свернула на одну из улочек, откуда раздавались голоса, смех и звон бокалов и столовых приборов. Я пронеслась через открытую веранду со столиками, на каждом из которых стояло по свечке, и в самом ресторане уткнулась в длинного веснушчатого мальчишку с рыжевато-золотыми волосами, облаченного в строгий черный наряд. Ресторан был не самый дорогой, но аккуратный. Зал был полон посетителей, тут и там сновали официантки в черных шароварах и белых узких кофточках. – Добрый вечер, госпожа, – с фальшивой улыбкой обратился ко мне мальчишка, тут же наметанным взглядом оценив платежеспособность. – Мне нужна еда! – выпалила я. – Позвольте поинтересоваться, заказывали ли вы столик? – Нет, – раздраженно ответила я, высматривая дверь на кухню. Я почему-то решила, что там мне точно сразу выдадут все, что нужно. – Мне просто нужно купить еду! На меня оглянулись несколько человек. – Я вынужден попросить вас покинуть наше заведение, – заявил мальчишка и профессионально оттеснил меня к выходу. Я в отчаянии повертела головой – улицы были пусты, редкие прохожие любовались закатом. До центра минут пятнадцать, столько же обратно, да еще там побегать в поисках открытой таверны или ресторана... У меня нет столько времени, колдун меня саму сожрет, если я вернусь через час! Я выдохнула и вернулась к рыжему мальчишке. Тот был совсем не рад, как, впрочем, и я. – Послушай...те, – сурово сказала я, – у меня там голодный и злой колдун, которому нужен ужин. – Пускай же голодный и злой колдун, – язвительно ответил мальчишка, теряя терпение, – в следующий раз закажет столик и не будет понапрасну злиться. – Я заплачу, – громко настаивала я. Посетители оборачивались, кто с любопытством, а кто недовольно бурча. Из двери, ведущей на кухню, высунулся высокий мужчина с рыже-золотыми волосами, как у мальчишки, но раза в три крупнее его, также одетый в черное. Он подошел, молча взял меня за плечо и потащил к выходу, улыбаясь гостям и одновременно шипя сквозь зубы: – Я прошу вас удалиться и больше сюда не заходить, госпожа. – Если вам хочется, чтобы сюда лично заявился разъяренный господин ан-Тарин, то продолжайте меня тащить, как мешок с картошкой, – громко прошипела я в ответ. Мужчина резко остановился, совершенно по-другому, как почетную гостью, перехватил меня под локоть и с улыбкой, от которой рисковали лопнуть его щеки, жизнерадостно произнес: – Ах, как неловко вышло! – и потащил меня мимо мальчишки к кухне. – Лиф! Вечно ты не разберешься, а мне отдуваться. – Да, папа! То есть, господин Лиф-старший! – Мы извиняемся, госпожа! – Извиняемся, – прокричал вслед мальчишка, покрываясь малиновыми пятнами. На кухне стояла жара, несколько поваров метались от кастрюлек к сковородкам, от холодильников к разделочным доскам, забегали и выбегали официантки с подносами. – Если вы подождете, госпожа, то мы приготовим господину колдуну незабываемый ужин. – Некогда ждать! – прокричала я, перекрывая шум кухни. – Что у вас есть готовое? – Ну что ж... – смутился Лиф-старший, – раз это настолько срочно, то придется некоторым посетителям подождать. Он перехватил у одной из официанток поднос, который та несла в зал, и составил с него тарелки на стол, а потом помахал повару. – Без мяса, – вспомнила я. От жары кружилась голова. – Естественно! – кивнул рыжий мужчина, сваливая в глубокие миски салаты, початки кукурузы, жареный картофель с грибами и луком. – Еще, еще, – недовольно махала я рукой. На лице Лифа-старшего отразилось удивление. Наверное, он решил, что колдун позвал десяток гостей на поздний ужин. Я переминалась с ноги на ногу и вертелась в поисках настенных часов. Быстрее же! Когда все миски были погружены в ящик, я не глядя сунула владельцу заведения несколько банкнот: – Я завтра доплачу, если мало! Прижав ящик к груди, я выбежала на улицу, вслед мне Лиф-младший прокричал: – Будем рады видеть вас вновь! Я не поверила, но и черт с ними. Умудрившись ни разу не споткнуться, в темноте я добежала до дома и ворвалась на кухню, где уже горел свет. Колдун, склонившись над дневником, покусывал костяшки пальцев. Я вытащила миски из ящика и переложила все еще горячую еду в тарелки. Стол оказался уставлен так, как будто мы и правда ждали гостей. – Свободна, – не отрываясь от дневника, произнес Джей. Я поспешила скрыться в комнате, радуясь, что так легко отделалась.