Оставьте ложь, примите правду

Арсений просыпается под жуткие пикающие звуки вокруг и не понимает, где находится. Сознание мутное, все запахи резкие и отталкивающие. Большая лампа на потолке слепит, и он моргает пару раз, пытаясь восстановить картинку и осмотреться. Стены не то чтобы белые, а какие-то даже сероватые, а рядом лишь небольшая тумбочка и диванчик у окна. Вокруг него куча проводов, каких-то аппаратов. Лампа на потолке трещит, заставляя его хоть немного верить в реальность происходящего. Окно сбоку плотно зашторено, так что он даже не уверен, день сейчас или ночь.  Мышцы ноют, и первые пару секунд Арсению кажется, что он вовсе не чувствует ног. Поэтому, кое-как дотянувшись до собственного бедра, щипает изо всех сил, убеждаясь, что с ногами всё в порядке. Попов с ужасом начинает копаться в своей памяти, но ощущения настолько неприятные, что до конца осознать, что забыл, что помнит, а что придумал, не получается.  Он восстанавливает цепочку событий, которые могли бы привести его туда, где он находится сейчас. Но при любой попытке что-то вспомнить, Арсению кажется, что в его голове начинают строительство новой станции метро. В голове всё мутное и расплывчатое, события и воспоминания крутятся, но как только Попов пытается ухватиться хотя бы за одно, те стремительно ускользают, не давая ему шанса.  Он чётко помнит, как приехал в Москву в разгар подготовки съёмок нового сезона. Помнит, как Серый встретил его на вокзале, что было чертовски холодно. Помнит техничку. Помнит Антона. Жаркие поцелуи в гримерке, его яркую улыбку, мягкие объятия. Помнит, что, завозя вещи в квартиру Шастуна перед поездкой в офис, впервые почувствовал, что он вернулся домой, а не приехал в гости.  В его голове ярким пятном взрывается сцена криков и злое лицо Антона, и он хватается за этот момент, но голову пронзает дикая боль, заставляя его крепко сжать перила кровати, чтобы не застонать в голос.  Дверь в палату открывается, предоставляя ему вид на невысокую девушку с кучей препаратов в руках, напевающую какую-то попсовую песню. Она переводит на него взгляд и подпрыгивает на месте, едва не роняя свою ношу.  — Ой, Арсений Сергеевич? Неужели Вы очнулись? Вы лежите, не вставайте, не вставайте, Вам нельзя! Я сейчас… сейчас я врача позову! Девушка, сорвавшись с места, быстрым шагом направляется куда-то за пределы палаты. Арсений морщится от слишком громкого голоса и откидывается обратно на подушку, прикрывая глаза в надежде, что всё происходящее — глупый сон, и он сейчас проснётся. Попов вновь открывает глаза спустя почти десять минут, когда в палату входит мужчина в белом халате. Если это всё-таки кошмар, то очнуться почему-то не получается. 

***

Съёмка идёт уже четыре часа, и Антону кажется, что из павильона кто-то выкачал весь кислород. Он слышит очередное громкое «Стоп! Снято». От облегчения хочется танцевать, но сил никаких нет. Он стоически выслушивает замечания, кивает на комплименты его работе, а затем вылавливает из толпы Диму, который сегодня в жюри, и тащит того курить. Потому что больше пяти часов без сигарет, это вам не шутки.  Они не спеша направляются к курилке, и Антон даже умудряется искренне смеяться с Диминых шуток. Тот слегка притормаживает, замечая, что Антон хромает. Шаст лишь на секунду прикусывает губу, видя реакцию друга, и старается идти быстрее настолько, насколько может. Позов громко и недовольно фыркает, но вслух ничего не говорит. Дима является одним из немногих людей, которые понимают насколько Антону тяжело. Он всегда рядом и поддерживает, иногда будто лениво шутя, зная, что Шастун на откровенный разговор не настроен. Антон благодарен, потому что с честными разговорами у него сейчас не очень. Он давно перестал отдавать себе отчёт о своих чувствах и эмоциях, легкомысленно решив, что это спасёт его от тяжёлых дум, но, кажется, ситуация усугубилась, и он просто замкнулся в себе.  — Шаст, — Позов щелкает пальцами у него перед лицом, вырывая Антона из раздумий. — Ты вообще здесь?  — А, да, прости, задумался. Что ты спросил?  — Спрашиваю, до скольких ты сегодня. Может, потом в бар махнём?  — Та я до восьми, а потом мне надо… — мнётся и смотрит на друга многозначительным взглядом, надеясь, что тот его понял. А Дима не дурак — понимает. — Давай в другой раз, ладно?  Позов окидывает его долгим взглядом, а затем фыркает и кивает, мол «понятно всё с тобой». Но не обижается. Дима вообще разучился на Шаста обижаться. Последние пару лет Антон вечно в своих загонах и работе и, наверное, стоило бы дать ему пиздюлей, но Дима истинную причину этого трудоголизма знает, потому лишь сочувственно кивает на очередной отказ от вечера в компании выпивки и лучшего друга.  Курят молча. Антону неловко, что он Диму в очередной раз кидает, но ничего с собой поделать не может. Он уставший как собака, и всё, чего ему хочется, так это добраться до квартиры и завалиться спать часов на тридцать.  Их спокойное молчание прерывают парни из креативной группы, которые шумно заваливаются в курилку, яро обсуждая крайний мотор. Они подваливают к курящим, и Шастун включается молниеносно, начиная отпускать острые шуточки, вызывая бурный смех всех вокруг. Они проводят в задымленном помещении ещё минут пятнадцать, и Антон морщится, потому что голова начинает раскалываться. Он незаметно для остальных кивает Позу на выход. Тот тушит сигарету, поправляет сползшие очки и направляется за другом. Они оказываются в пустом коридоре, где Антон наконец-то сбрасывает свою маску весельчака и души компании. Он сутулит плечи, опирается о стену, а его зелёные глаза в миг теряют игривый блеск.  Дима смотрит на него жалостливо и строго. Так, что Шастун не до конца понимает, въебут ему сейчас за то, что себя гробит, или крепко обнимут. Он уже было открывает рот, чтобы заверить Позова, что всё в порядке, как телефон в руках загорается давно известным номером, и Антон без колебаний отвечает.  — Шастун Антон Андреевич? — безжизненный голос уже знакомой девушки-администратора в очередной раз уточняет его данные.  — Да, да, это я. Что-то случилось? — он бросает короткий взгляд на Диму, заламывая пальцы и теребя браслеты на левой руке.  — Вы просили сообщить, если будут какие-то изменения… — Просил. Ему стало хуже? — Антон мгновенно выпрямляется и ловит на себе обеспокоенный взгляд Димы, который пытается понять, что происходит и насколько плохие новости по эмоциям на лице Антона.  — Нет, Антон Андреевич, всё совершенно наоборот. Он очнулся. Вы можете подъехать?

***

                                                                              В палате слишком тихо. Врач вышел около десяти минут назад, оставив Арсения наедине с самим собой. Он считает, что после такой продолжительной отключки, Попов ещё легко отделался, потому что у него все реакции хоть и заторможенные, но в пределах нормы. Пока не понятно, сколько именно памяти он потерял и потерял ли. Возможность говорить и здраво соображать должны вернуться в течение пары дней, а восстановить мышцы можно будет лечебной физкультурой. Арсений же позитивного настроя своего лечащего врача не разделяет.  Он и сам пытается заговорить пару раз, но язык отказывается его слушать, и изо рта вырываются бессвязные и слегка приглушенные звуки. Врач успокаивает, говорит, что это нормально и такое бывает, что речь можно восстановить, просто нужно будет немного времени.   Врач у него какой-то слишком светлый. Шутит и сам смеется, улыбается, будто искренне радуясь, что Попов пришёл в себя. Заверяет, что всё будет хорошо. Слова подбирает аккуратно, чтобы не довести всё ещё не окрепшего пациента до нервного срыва.  Информации слишком много. Из того, что он сумел уловить из занудной речи его лечащего, это то, что он в Москве, в какой-то частной больнице, потому что попал в аварию. И всё это звучит вполне логично, хотя, как именно он попал в это происшествие вспомнить пока не получается.  В голове не укладывается всего одна из ворохов безумных новостей. Сегодня двадцать седьмое февраля две тысячи двадцать второго года. А это значит, что он провёл в коме три года. Эта информация взрывает и так не до конца восстановившийся мозг.  Три года Арсений провёл без сознания. Что произошло за это время? Попова мучает больше сотни вопросов о том, что происходило за пределами этой палаты, о жизни его друзей, о судьбе их шоу. В какой-то момент мыслей в его голове так много, что голова начинает раскалываться, и он зовет медсестру, чтоб та дала ему ещё немного обезболивающего. После того, как милая девушка меняет ему капельницу и покидает палату, Арсений старается размять дубовые пальцы, которые никак не хотят его слушаться. Попов пытается взглядом выцепить хоть что-то, что могло бы раскрыть ему подробности пребывания в этой клинике и рассказать чуть больше, чем сухие факты от медицинских работников, но он всё ещё слаб, поэтому на что-то большее, чем просто оторвать голову от подушки, Арс просто не способен.  Он не знает, сколько ещё так лежит, продолжая разминать пальцы и перебывать где-то внутри себя, когда дверь палаты резко открывается, и в ней показывается такая знакомая светлая макушка, а затем два обеспокоенных зелёных глаза. Арсений вздрагивает от неожиданности, а затем, сфокусировав взгляд, расслаблено выдыхает и осторожно улыбается, шепча одними губами:  — Шаст…