Малыш! Пойми, ведь мы с тобой вдвоём Себя же за бесценок продаём. Я задаю вопрос: «Зачем?» И вот ответ: «Я просто вынужден. И выбора здесь нет».
Кэрол Энн Даффи «Натурщица»
Мало кто знал, но за чертой деревьев на окраине было поле. Оно не было чем-то из ряда вон выходящим, даже если обычные люди крайне редко забредали сюда — никогда на памяти Дина. В это время месяца трава была мертвой, желто-коричневой и припорошенной легким слоем снега, который снова начал падать крупными хлопьями, пока они ехали сюда. Они оставили машину у обочины дороги, покрытой трещинами, и они прошли пешком через небольшой подлесок. Среди толстых, разросшихся стволов деревьев и вздутых как вены корней ветра практически не было, но они все еще вжимали плечи, чтобы защититься от кусачего холода, прятали подбородки и покрасневшие носы в воротах. Туман запутывался в голых ветвях высоких деревьев, и ему требовалось концентрации, чтобы видеть носы собственных ботинок. В конце концов, Дин вывел их на поляну, едва ли больше футбольного поля. Ничего примечательного, ни особенно выделяющегося камня или растущего дерева посреди, ни самодельного креста из веток. Кас думал спросить, что они, собственно, здесь делают, начал невольно подумывать о своем револьвере и материть себя последними словами за то, что вообще согласился, но Дин продолжал идти дальше. Что, очевидно, не оставляло выбора Касу, кроме как следовать. Только дело было в том, что выбор у него был. Каждую секунду с тех пор, как он выбрался на открытое пространство из психиатрического крыла, он мог развернуться и уйти. Это было рационально. Даже в смысле профессионализма и инстинкта самосохранения — он был связан с делом, над которым Кас работает, он знал ту информацию, которая никогда не озвучивалась публике. Это должно было быть предупреждающим огнем, не светом, привлекающим его, как мотылька. Тут у него хватило здравого смысла признать, что мотыльков, добравшихся до источника света, неизбежно ждет смерть. Кас пересекал поляну вслед за Дином и пытался не думать — во избежание мигрени. По крайней мере, если Дин решит резко развернуться и убить его прямо здесь, то это симпатичное место, чтобы быть похороненным, даже когда место было явно такое пустынное и умирающее, покрытое туманом и снегом, как каким-то побочным эффектом от сна. Но у Дина, казалось, было другое на уме. Он пересек поляну и спустился к склону на другой стороне. Кас петлил за ним, спустился по скользкому инею, покрывающему тонкий слой травы и грязи — тогда у всего путешествия появился смысл. Под некрутым склоном текла река. Крупные булыжники вели к мелкой гальке ниже и та скрывалась под медленным, монотонным течением узкой реки — Кас мог бы перейти ее в два шага. Дин двигался по месту с той практичностью и привычкой, с которой двигаются по дому старого друга, ни момента сомнения, он следовал словно своей ментальной карте, давно проложенному маршруту. Там, где Кас осторожничал с выбором, куда поставить ногу и не соскользнуть и как перешагнуть тот булыжник, Дин обходил препятствие, как будто то было совершенно несущественно. Кас, который в тот момент боялся сломать себе шею и умереть позорной смертью от неудачно расположенной кучки гальки, не считал такой расклад справедливым. В конечном итоге, Кас просто следовал за ним. Дин вывел их к одному из крупных булыжников в самой близи течения — метр ближе, и брызги реки омывали бы носы его ботинок. Дин сел на одну из сторон булыжника, словно выбрал сторону кровати перед тем, чтобы лечь спасть с женой — и блеснул ему улыбкой прямо под стать. В этот момент Кас наверняка должен был чувствовать себя слегка некомфортно, возможно немного жарко под воротником, но он слишком устал, сложно было концентрироваться даже на том, чтобы стоять прямо. Его мысли были бессвязным клубком, и несколько разных голосов словно пытались на разных языках рассказать ему об открытии черной дыры. Очевидно, это отразилось на его лице, потому что он молча расстегнул куртку и достал из внутреннего кармана фляжку. Кас опустился рядом, также безмолвно принял. И только с фляжкой в руках, он заколебался. Что по какой-то причине казалось Дину забавным, потому что он рассмеялся, беззаботно и чисто, так громко, что несколько ворон сорвались с веток рядом. Так, как Кас никогда не слышал. Так, как вряд ли кто-то в забитом, людном и пыльном Чикаго кто-то его слышал — и простая горделивая, собственническая мысль заставила его обратить все его внимание на Дина, как если бы его смех был откровением, его слегка ссутуленная под холодом фигура в куртке — витражом в часовне. — Если я скажу тебе, что я не пытаюсь тебя отравить, ты поверишь мне на слово? Кас отвел глаза к линии деревьев на другом берегу и сделал аккуратный глоток из фляжки. Несмотря на то, что жидкость в ней была очевидно той же температуры, что и все вокруг нее, по горлу Каса словно пустили раскаленный металлический прут, и выпивка оставила после себя привкус бензина и медицинского спирта. Он закашлялся, согнулся пополам, ударившись лбом о колено, и практически не почувствовал, как Дин похлопал его по спине, что-то сочувственное в жесте. — Волшебное зелье клана Харвел всех приносит обратно в мир живых, — он усмехнулся себе под нос, пока Кас заново пытался научиться дышать. — Постоянный его плюс, это что, если у тебя уже был отвратный день, то после того он не может стать еще хуже. И на это Кас, как ни странно, фыркнул, улыбнулся даже искренне — все, на что он был сейчас способен. Отдышался, выпрямился, и Дин уронил руку с его спины. На какую-то секунду они пересеклись взглядами, и он увидел на лице Дина что-то вроде любопытства. И — гораздо глубже, гораздо неожиданней — беспокойство за него. Дин отвернулся, и проблеск волнения, человечности, которую незнакомцы вокруг Дина Винчестера вряд ли видели часто, и уронил глаза на реку перед ними. Решив не рушить момент, чем бы он ни был, Кас молча передал ему фляжку. Дин, даже не глядя в его сторону, отхлебнул — только слегка поморщившись, чтоб его — и просто… слушал. Журчание реки, шорох ветра через мертвые листья, еще цепляющиеся за свои ветви, случайный взмах крыльев — в полной тишине и недвижности, звуки словно были четче, отовсюду, принимая их обоих в свои объятия, как очередной естественный элемент, небольшой склон вписывал их в себя, как художник вписывает деталь пейзажа в самый последний момент, потому что только тогда вся картина начинает иметь смысл. Может, Кас никогда не выделял себе времени на то, чтобы просто сесть и вдохнуть полной грудью, но с шепчущей у его ног реки, он почувствовал, что, может быть, у него есть значение. Этот булыжник, эта ворона, он сам — все по какой-то причине начало иметь одинаковый, неизмеримый достаточно вес. Может мелкий и незначительный, но он есть, и от этого никуда не денешься. Ему стоит делать так чаще, Кас думал, откидываясь назад и опираясь на ладонях о камень. Выдохнул, смотрел, как с его губ сорвалось бледное облако пара, доказательство того, что его легкие, его тело все еще работало, что он все еще был здесь — такие простые вещи, и даже в них он часто сомневался в последнее время. Сам того не зная, Дин Винчестер спас его — в значениях вселенски незначимых и ужасно важных. Один из многих, многих раз. Но о следующих разах чуть позже. — Тяжелый день? — спросил Дин, затолкнув фляжку обратно во внутренний карман куртки. И — когда Кас обратил на это внимание — куртки летчика, кожаная, коричневая, с меховым воротом и маленькими точками тут и здесь, следами отпоротых нашивок. Всех, кроме одной — прямоугольник с вышитым «Дж. Винчестер». Кас решил не заострять на этом внимания. Как и на кольце на безымянном пальце Дина, которое, он был уверен, было на теле его отца. Прямо сейчас они ходили по тонкому льду, и если он поставит на кон слишком много веса, то хрупкое равновесие треснет. — Проблемы на работе, — Кас пожал плечом, смотря, как вода переливается и поблескивает в бурном течении, оживая. — Точнее, проблемы с журналистами, но от одного до второго недалеко. Неудачное столкновение произошло, когда он выскользнул из участка, чтобы виновато докурить остаток пачки сигарет — а там может и вообще бросить — когда словно из ниоткуда появились двое журналистов. И, как подобало журналистам, у этих двоих не было ни чувства самосохранения, ни понятия о границах. Что, честно говоря, плохое оправдание чужому сломанному носу. Особенно после армии Кас был уверен, что любой конфликт можно решить без насилия, но иногда такие вещи просто… случаются. Может, то было его проклятие, вечное напоминание, что то, через что он прошел, не выведешь из-под кожи, как винное пятно с рубашки. Может, это было просто в человеческой натуре. Что все еще плохое оправдание перед твоим начальником. Но Дин не усмехнулся в его поддержку, как бы понимающе — насколько бармен может понимать детектива. Нет, он молчал, заставляя Каса поднять на него глаза. Дин выглядел сочувственно, что-то почти грустное в очертании его глаз и губ. — Кас, я не спрашивал про работу. У него ушло несколько секунд, чтобы осознать смысл слов, чтобы вернуться к каждому моменту, когда «Как дела?» для него значило «Что полезного ты сделал в последнее время?». Понимание на лице Дина было для Каса ударом под дых. И может, дело было в тишине или в том, что вокруг не было чужих глаз и подслушивающих стен, не было удушающего дыма. Или это был Дин, с его естественной гравитацией, заставляющей Каса тянуться к нему, как комету, попавшую на орбиту планеты-сироты. Но произошло чудо. Кас рассказал ему все, как было. — Там, в клинике, — он нашел в себе, что не может смотреть на Винчестера, поэтому он сконцентрировался на своих пальцах, сцепленных на коленях. — Я навещал мать. Собирался, по крайней мере. Кому-то нужно. Анна давно отказалась. Говорит, что раньше мама была такой… светлой. Энергичной. Когда болезнь ее забрала, она словно выгорела, и Анна не может на это смотреть. Врачи говорят, что болезнь распространяется в семьях, но помимо того они ничерта не знают. Дин ничего не ответил, позволяя Касу отдышаться и журчанию реки заполнить нависшую тишину. Что было стратегической ошибкой, потому что это позволило Касу повернуться, склонив голову к плечу, и спросить Дина в ответ: — Что ты делал там? Дин, очевидно, не ожидал ответного вопроса, не ожидал интереса, не на такую тему. Он запихнул руки в карманы и склонил подбородок к груди, словно пытаясь утонуть в куртке — действие инстинктивное и ненамеренное и несправедливо очаровательное, как распушившийся снегирь на ветке. Это непрофессионально и к тому же неправильно — думать такие вещи о другом мужчине — но пошло оно к чертям, все вокруг давным-давно разваливается и та бурда из фляжки Дина начала работать. Кас чувствовал головокружение, тот приятный тип, который сопровождался легкостью в груди, как будто воздушный шар разрастался за его ребрами. — Брат, — он начал, словно каждое слово приходиться вытягивать из своего нутра. — Неудачная охота. В итоге парнишку вырвали от всего, что он знал, и напичкали транквилизаторами, надеясь на чудо. Раньше постоянно рассказывал мне про разные вещи, с самого детства, даже когда только научился говорить — стало только хуже, когда он получил школьную библиотеку в пользование, мелкий ботаник. Сейчас из него еле вытянешь три предложения. Я пытаюсь найти… специалистов, но пока поиски не особенно хорошо идут. — Я мог бы помочь, — Кас пожал плечами, неожиданно чувствующий необходимость сделать что-то для младшего брата Дина. Сам Дин не упоминал, что он старше своего брата, но эта смесь гордости и горечи в его выражении? Кас ее прекрасно знал, знал, как оно чувствовалось на его собственном лице. — С работой детектива встречаешь всяких людей. Дин улыбнулся ему, немного удивленно. — Сомневаюсь, что ты знаешь тот тип помощи, который нам нужен, — ответил Дин в итоге. — Но спасибо. И тогда, словно это ему о чем-то напомнило: — Тебе разве не нужно куда-то идти? Что было в самом деле милосердной лазейкой. «Я даю тебе сейчас возможность сбежать без того, чтобы ты неловко искал вескую причину уйти». Кас покачал головой. — Нет, мы можем остаться тут еще на некоторое время. — Никто не ждет дома? — спросил Дин с дразнящим наклоном головы. — Такой хорошо выглядящий молодой человек и никакой девушки? Какой стыд, — пауза. Слегка неуверенная. — Для девушек. Больше мне достанется. Кас нахмурился, и румянец на его щеках был от кусачего холода. — Дин, я не один из твоих клиентов в баре. Тебе нет необходимости меня обхаживать ради кошелька, — Кас сказал словно бы в напоминание. Дин хмыкнул, пытаясь не рассмеяться. Положил руку на колено Каса, склонившись немного ближе, и наблюдал по лицу Каса, как постепенно желание выползти из собственной кожи начинает расти. — Если я делаю это не ради твоего кошелька, то как думаешь, чего ради? — поинтересовался Дин, тихо, едва выше шороха ветвей или текущей реки. Волна дрожи прошла по позвоночнику Каса. Это он вряд ли мог списать на ветер. Факт в том, что, если бы это было игрой, манипуляцией, то Дин бы продолжал давить, постепенно, растягивая и наблюдая за реакцией Каса ради стратегии, а не потому, что ему нравится смотреть, как Кас сглатывает и упрямо поджимает губы. Но он отстранился. Он стер мальчишескую усмешку с лица и заговорил о работе механика и климате в Канзасе. Мелкие, незначительные вещи. Кас не мог отделаться от того, что предчувствие неприятностей утекает сквозь его пальцы. Если он опустит все свои стены, если позволит мимолетному ощущению безопасности успокоить его измученный разум, что тогда? Что тогда?…
У Синди Оливер выдался плохой день. — Что ты творишь? — рыжая девушка в пиджаке, большеватом ей в плечах, вытащила ее за угол оживленного офиса и толкнула ее в стену. — Что случилось там? Хорошо, заслуженно. Она задолжала ей. Синди выпрямилась и спрятала дрожащие руки в карманах юбки. — Послушай, Чарли, это не так плохо, как выглядит. — «Это не так плохо, как выглядит»! — передразнила ее Чарли, покачала головой с таким преувеличенным драматизмом, что кончики ее остриженных волос ударили ее по носу и разметались по плечам. — Твой партнер первым делом забегает в офис с жалобами и разбитым носом, редактор в ярости, все навзводе, чтобы что? Зачем ты потащила его с собой? — Тот детектив взял дело моего брата, и я уже третий месяц ничерта не слышу об этом, — прошипела Синди, делая ненамеренно угрожающий шаг вперед. — Последний раз его видели у того бара «У Ллойда», и почему-то об этом знаю я, гребаная журналистка из желтой газетенки, но не детектив, ведущий дело. — Возможно, у него есть причины, — скрестила руки на груди Чарли. — И если что, мы потребуем, чтобы дело перешло в другие руки. Да что там, я тебе помогу самой раскрыть дело. Но ты не можешь бегать по всему городу и всучивать фотку под нос каждому прохожему, а потом устраивать истерики посреди улицы. Что бы Сет об этом подумал? На фотографии, которую Синди хранила в кошельке, Сет был только вернувшимся со службы. Короткая стрижка, лиственно-зеленая куртка, сильная линия челюсти. Его истерзанное тело было похоронено за полуразваленным театром — о чем Синди никогда уже не узнает.